Dangerous thing (гет)

.

When you are with me, I feel like I’m living

And living besides you can be unforgiving

I knew from the very first step, you are a dangerous thing.

Когда ты со мной, я живу,

Но жить подле тебя — беспощадно.

Знала я с самого начала:

Ты — погибель моя.

En ungue leonem pingere

По когтям льва изображать

Дверь лимузина перед ней открылась, и она вышла на ровный тротуар перед «Колизей Плаза». Ей пришлось отойти в сторону, чтобы Дея, ее дорогая подруга, могла вылезти из машины со всеми своими юбками. Не то чтобы Эффи питала к ней особенно теплые чувства, но Бабушка настоятельно рекомендовала дружить с Деянирой Деспотис.

У Эффи не было особого выбора в вопросе нужных друзей.

«Колизей Плаза» был огромным угловатым небоскребом, каждый уровень которого был угловатее предыдущего. Небоскреб окружал круглый торговый центр в двадцать четыре этажа. Это был известный во всем Капитолии отель, ведь последние десять лет именно здесь проводились вечеринки в честь завершения тура Победителя Голодных Игр.

Эффи приподняла свои очки с неоновыми рисунками, чтобы осмотреть небоскреб, который переливался золотым и разноцветными огоньками, прославляя победителя 56 Голодных Игр — Навета Прайма — трибута из Первого Дистрикта.

— Ну, что, готова, Фими? — раздалось сбоку.

Если бы Бабушка не потратила столько времени на уроки этикета, она бы закатила глаза. Но вместо этого Эффи опустила свои неоновые очки, поправила высокий хвост — конечно, с вплетенными в него оранжевыми, синими и зелеными светящимися прядями, все по последнему слову моды — и взяла девушку под руку, окружая себя огромным количеством чужих пушистых пачек.

— Пошли, найдем твоего красавца, — сверкнула глазами она и потянула подругу к входу.

— Думаешь, я ему понравлюсь?

Они продвигались по красной дорожке быстро, не обращая внимания на ленивые от незнания вспышки камер.

— О, Дея, ты отправила ему тот нож! Ты копила почти четыре года, чтобы стать спонсором. Конечно, ты ему понравишься!

Они промелькнули мимо занятых репортеров, которые опомнились, когда яркие юбки промелькнули мимо них. Эффи не хотела бы много внимания к своей персоне, несмотря на то, что это шло вразрез с желанием Бабушки. Единственной внучке «Ксенариус Билд» и наследнице «Деспотис Инк» обычно было довольно сложно промелькнуть мимо репортеров, но, видимо, лишние два часа, которые потратила Дея, собираясь на вечеринку, сыграли им на руку. Эффи впервые за вечер смирилась с тем фактом, что они опоздали. Воспользовавшись полным помешательством подруги на встрече с победителем, Эффи повела ее к входному контролю, не давая подруге и шанса увидеть фотозону.

Дея продолжала нервно окутывать ее своими юбками, а они уже были перед шикарными дверьми. Эффи улыбнулась охраннику и показала ему их пропускные билеты.

— О, Фими, я сейчас трибутнусь, — Дея даже не заметила, как на ее руке оказался браслет с пропускным кодом. — О, Распорядители, Фими, а что если он решит, что мой образ уже вышел из моды.

— Дея, успокойся, ты прекрасно выглядишь, — ответила Эффи.

Она провела подругу сквозь главное лобби, украшенное все теми же золотыми цветами и разноцветными камнями, парящими в воздухе, прямо к лифту. Эффи нажала кнопку быстрее, чем Дея успела опомниться, чтобы осмотреть украшения зала и людей, которые смотрели на них из-за стекла торгового центра.

Вернуло подругу в чувство плохо скрываемое чужое веселье. Эффи еще не научилась контролировать смешки в своем голосе при очевидной лжи. Она могла контролировать злость, негодование, грусть, замешательство, но смех никак не удавалось укротить. И какой бы недалекой богатой Капитолийкой Дея не была, она тоже знала об этом несовершенстве в щите этикета Юфемии Тринкет.

И сейчас в окружении золотых зеркал, несущих их в пентхаус отеля, где проходила элитная вечеринка, Дея вырвала руку из хватки Эффи и внимательно посмотрела на нее. Эффи дипломатично отвернулась к окну.

Было достаточно поздно, огни Капитолия сверкали золотыми и радужными переливами, на улице веселились люди, в торговом центре, оставленном внизу, полным ходом шла открытая вечеринка. Но чем выше они поднимались, тем темнее становилось за окном и тем яснее проступали два отражения.

Эффи в неоново-розовом брючном костюме с асимметричным прозрачным корсетом, на котором бликами светились неоново-оранжевые и розовые жилки. Эти же жилки переливались на прозрачных каблуках ее туфель, на подвеске с первой буквой ее имени, сережках-прямоугольниках, они же светились узором на очках и поблескивали в волосах. Эффи выглядела собрано и стильно, хотя долго спорила с Бабушкой, которая уверяла, что для прошлогодней дебютантки положено сохранять скромность и белый цвет в наряде. Они сошлись только на белой водолазке, выглядывающей из-под корсета и короткого пиджака, доходящего ровно до начала корсета.

Дея стояла позади, внимательно изучая подругу. Как и Эффи, она соблюла традицию прошлогодней дебютантки и надела облегающий белый костюм, который шел от горла и до самых туфель. На ней были пачки всех возможных неоновых цветов, которые удерживал сверху переливающийся золотой корсет. Золотые узоры были нанесены на ее прилизанные волосы, золото же поблескивало на ее ушах и в ее глазах. Эти глаза в золотых линзах нехорошо блеснули, и Эффи едва успела скрыть улыбку перед тем, как подруга развернула ее к себе.

— Скажи правду. Я выгляжу ужасно, да?

В голове у Эффи пронеслись миллионы сравнений с ужасными детскими пачками, в которых ходили ее племянники в возрасте от трех до пяти. Это, очевидно, отразилось на ее лице.

Девушка расстроенно откинула руку Эффи и закрыла глаза ладонями. Эффи сразу же схватила ее и убрала руки от лица. Не хватало еще, чтобы золотая подводка и тушь текли по выбеленному лицу девушки.

— Что ты, нет! Ты выглядишь… современно!

— Не ври мне! — заканючила Дея.

— Я не вру!

— Я выгляжу как наш Максимус.

— Ты не… — Эффи не смогла справиться со смехом и закусила губу. Дея действительно напоминала своего пуделя, которого, в связи с модой, тоже покрасили под неоновую радугу. — Ты не выглядишь…

— Не смейся!

— Все хорошо!

— Все плохо! Нас выкинут с крыши за жуткий внешний вид.

— Дея, никто нас не собирается выкидывать с крыши, мы заплатили за билеты. К тому же там силовое поле!

— Плевать, он на меня даже не посмотрит!

— Ну… Тебя трудно будет не заметить…

— Да пошла ты, Фими! — Дея снова начала плакать, золотая струйка понеслась вниз по ее лицу.

— О, ну прекрати, ты выглядишь… круто!

— О, да? Какая именно из этих жутких юбок тебе об этом сказала?

— Нет, послушай, ты выглядишь шикарно!

— Нет, я выгляжу как клоун!

— Дея, послушай меня, — Эффи схватила подругу за плечи. — Ты выглядишь роскошно.

Это сработало.

— Правда?

— Конечно! Он увидит тебя и сразу обо всем забудет, обещаю!

Дея замолчала, а потом поспешно достала из сумочки, спрятанной под третьей юбкой, зеркальце и посмотрела на себя.

— Хм, — ответила она, разглядывая золотую каплю, застывшую на середине щеки. — Кажется, так даже лучше, верно?

— Конечно, — кивнула Эффи, хотя и боролась с желанием предложить подруге платок.

— Конечно так лучше, — фыркнула девушка. — Не хочешь сама нанести? А то ты выглядишь как-то бедненько.

Лифт остановился с легким звонком и двери распахнулись на последнем этаже, в пентхаусе Победитель, не утруждая Эффи трудом придумывания отговорки.

Дея схватила ее за руку и уверенным шагом пошла в центр зала. Освещаемый лишь неоновыми лампами и ночным городом, пентхаус сиял давал возможность сиять своим посетителям. В неоновых костюмах, золотых нарядах и светящихся аксессуарах, они кучковались у столов с едой, отплясывали на открытом балконе или же полувалялись на вельветовых диванчиках вокруг голографического фонтана, спадающего с центра потолка на композицию из тропических цветов.

Людей было столько, что Эффи невольно начала оглядываться по сторонам, пытаясь увидеть хоть одно знакомое лицо с прошлых балов.

Эффи дебютировала год назад, но сопровождала свою Бабушку, четырех дядей, их жен и своих кузенов всего на паре мероприятий. Например, они выезжали на просмотр колесниц на прошлых Играх, были на торжественном Балу в Президентском саду, который в этом году должен был состояться на грядущей неделе, и, конечно, она была на юбилее «Ксенариус Билд». Для семнадцатилетней девушки это довольно маленький послужной список. Отец поставил Бабушке ультиматум после Бала Президента, и все то время, которое ей следовало, как дебютантке, быть с семьей на приемах, она проводила с Дедушкой, за игрой в шахматы или тихим чаепитием.

Другое большое событие, на котором она была практически в одиночестве, кроме, конечно, своей матери и Бабушки — это был Бал Дебютанток в прошлом году. Бал обычно проводится в середине февраля, после того, как все в кой-то веке заскучают: до следующих Игр еще далеко, Тур окончен. Ни хлеба, ни зрелищ.

Она тогда, со скрипом засунутая в семейные украшения и белое платье дебютантки, натерпелась едких замечаний Бабушки, всплесков злости матери, которая хоть и пришла ее поддержать, больше была занята перебранкой с Бабушкой. Хватило ей и потных ладоней учеников Академии Капитолия и пустой болтовни о сборах, прическах, репетиторах, няньках и красотах победителя прошлых Игр.

Она быстро поняла, что хоть Бал Дебютанток и был скоплением таких разговором, сам Капитолий ничем не отличался. Бабушка костлявым пальцем с огромным бриллиантовым перстнем недовольно тыкала ее, всякий раз, когда Эффи пыталась высказать свое мнение, которое не касалось причесок или платьев. Так что в этом году, на выезде на показ Колесниц, она была само очарование — мечтательная улыбка, разговоры о выборе стилистов, роза, кинутая в руки трибуту из Четвертого Дистрикта.

Он умер от холода среди песков, в шаге от оазиса на пятый день Игр.

Еще на Балу Дебютанток она поняла — чем тупее дебютантка, тем более очаровательной она кажется Капитолийским богачам, тем забавнее кажется их женам, и тем привлекательнее кажется их сыновьям.

Хотя мать, отец и даже Дедушка, вскользь, упоминали ей не спешить и обязательно выходить замуж по любви, она прекрасно понимала, что есть определенные правила. Они разнятся от игроков к игрокам, но в целом крутятся вокруг одного и того же. Деньги — Игры — Игры — Деньги.

Эффи долго думала, какую роль в игре суждено сыграть: быть пешкой Бабушки, от которой быстро избавятся за какое-нибудь незначительное вознаграждение, или же стать равносильной двум ладьям на шахматной доске.

— Фими, еда, — пихнула ее Дея к ближайшему столу от водопада. — О, отлично, тарталетки с икрой и золотом! Вот, держи.

Эффи приняла тарталетку, но не перестала оглядываться по сторонам.

— Я так волнуюсь, — засунула себе в рот сразу две тарталетки Дея. — Просто разденьте меня догола и запихните на колесницу. М-м-м, как это вкусно! Ты не будешь?

Эффи поморщилась от такой вульгарности подруги. Несмотря на то, что Дея была более богатой и привилегированной, она не спешила сохранять этикет в кругу своих приспешников. Иногда, Эффи искренне думала, что хорошие манеры это все, за что она может держаться в Капитолии. Она мотнула головой, отдала тарталетку подруге и подняла голову, осматривая толпу.

Она не сразу согласилась на авантюру Деи пойти на вечеринку, хотя бы потому, что она бы расстроила этим поступком родителей и Дедушку, которые до последнего не хотели отпускать ее на мероприятия, связанные с Голодными Играми. Однако вмешалась Бабушка, у нее не было выбора. К тому же они с Деей ходили к одной преподавательнице по игре на фортепьяно, да и у них была одна группа по классическим танцам. А после выговора Бабушки, Эффи просто пришлось приклеиться к самой раздражающей Розе сезона, самой обаятельной, самой прекрасной Капитолийской Дебютантке прошлого года. «Роза» рядом запила тарталетки целым бокалом шампанского и схватила еще одну закуску.

Дея умоляла Эффи в течение всего прошлого занятия по танцам пойти с ней, ведь при виде Навета Прайма, она бы не смогла связать и пары слов, а ты уж точно не онемеешь при виде Навета, тебе до победителей вообще дела никакого нет, сказала тогда Дея.

Эффи побоялась не согласиться, хотя бы, чтобы не терять в глазах своих партнеров по танцам несуразности, которая их жутко забавляла. Ведь один Победитель Эффи очень интересовал, даже, наверное, слишком. Она едва скрыла от родителей коробку под своей кроватью с дневником, в который она маниакально собирала каждую интересную фразу, каждую шутку, оброненную ее Победителем.

Это были ее первые Игры. В одиннадцать лет за год до того, как родители и Бабушка перевели ее из обычной школы на домашнее обучение, она смотрела Вторую Квартальную Бойню вместе со своими одноклассниками.

«Не вижу разницы. Ну, набрали еще больше стопроцентных глупцов, на моих шансах это никак не скажется».

— Фими, — Дея ошарашено схватила ее за руку.

Эффи оторвалась от своего занятия и уставилась на нее. Подруга застыла с открытым ртом, полным пережеванных тарталеток и смотрела куда-то вдаль. Громкие фанфары ворвались в гул непринужденной музыки и разговоров, заставляя Эффи вздрогнуть на месте: по прозрачной лестнице спускался победитель 56-х Голодных Игр. Зал взорвался аплодисментами, криками, улюлюканьем. Эффи только и успела, что поднести подруге салфетку, в которую та выплюнула кашу из морепродуктов и теста, чтобы вместе со всеми визжать и хлопать в ладоши. Эффи, брезгливо взяв двумя пальцами салфетку, выкинула ее в урну под столом и отряхнула ладони. Она потрясла освободившейся от хватки подруги рукой и принялась хлопать победителю.

Обмазанный маслом, одетый только в блестящие золотом черные брюки и галстук-бабочку, Навет Прайм сиял новенькими винирами, играл грудными мышцами, поворачивался к ним сильной спиной, без единого шрама, хотя ему жутко досталось на арене от огненного хлыста своей противницы из Второго Дистрикта.

Хозяин отеля, мужчина лет 40, наследник умершего друга ее Дедушки, начал свою незамысловатую речь. Говорил он и про большую честь, и про смелого победителя и его доблесть на арене. Он поднял бокал и попросил всех почтить его гостя, как неожиданно появились одиночные аплодисменты. Все повернулись на дальнюю часть комнаты, за красивым искусственным водопадом и множеством диванов громко хлопал в ладоши Хеймитч Эбернети, победитель 50-х Голодных Игр.

Эффи сжала в своих руках бокал, который непонятно как там оказался. Она удивленно уставилась на него, ощущая влагу на своей руке — она дрожала, поэтому и пролила немного шампанского, которое, по наставлению хозяина, Безгласые наполнили до краев. Как последние невежды. Дея, что-то ей прошептала и неодобрительно покачала головой.

Хеймитч вышел на свет и взял с ближайшего стола бокал. Он был одет в обычный черный костюм-тройку и белую рубашку. Его пиджак был нараспашку, верхние три золотые пуговицы рубашки расстегнуты, на левой руке был повязан неоново-зеленый галстук, темные волосы в полнейшем беспорядке, лишь серые глаза сверкали. Он подошел ближе и поднял бокал над головой.

— Ну, что, красавчик? — улыбался Хеймитч высокомерной, бесстрастной полуулыбкой — как у акулы, как на своем первом интервью. Он, не обращая внимания, как из переполненного бокала по его руке капало шампанское, произнес. — За тебя! Это все — в твою честь! За Навета Прайма, дамы и господа, — говорил он, разворачиваясь всем телом, расплескивая еще больше напитка.

— За Навета Прайма, — подхватил Хозяин отеля, которого выходка Хеймитча застала врасплох. — За победителя 56-х Голодных Игр!

Волна согласных улюлюканий, не успев начаться, прервалась громким звоном разбитого стекла и вскриком какой-то женщины. Эффи в упор смотрела, как за секунду до этого, Хеймитч осушил свой бокал и, заведя руку назад, швырнул тонкий хрусталь о кафельный пол.

— На счастье, Навет! — он рассмеялся. Громко, каркающе, даже чуть истерично. — И пусть удача всегда будет с тобой!

С этими словами он взял второй бокал и поднял его высоко над головой. Перед тем, как осушить его, он обвел глазами публику и столкнулся с Эффи взглядом. Последние крупицы самообладания она собрала, чтобы лишь приподнять одну бровь. Он выпил свой бокал, не отрывая от нее взгляда, и, она могла поклясться, немного ухмыляясь. А потом, развернувшись на каблуках своих начищенных ботинок, сжал руках тонкий хрусталь. Тот со скрежетом треснул в крепкой хватке. По его руке полилась кровь, а Хеймитч лишь бросил остатки бокала в стену и скрылся в темном коридоре пентхауса. За ним, бодрым шагом, в красивом небесно-голубом платье, оттеняющем седые волосы, покрытые сверкающей темно-синей сетью, последовала Мэгз Флэнаган, почтенная Победительница 11-х Голодных Игр.

— Ну, надо же, — фыркнула Дея. — Вот это шоу. Что делает с людьми уходящая слава!

— М-м, — все еще зачарованно спросила Эффи. — Что, прости?

— Это уже не первая выходка, — объяснила подруга, снова хватая Эффи под руку. Этот жест заставил ее резко, со вздохом, выплыть на поверхность своих темных вод. — Ой… — Дея расслабила хватку на руке Эффи. — Словом, мне тут уже успели рассказать, что Мистер Эбернети начал запойно пить, его еле заставили появиться на этой вечеринке, хотя, ты знаешь, они обязательны для менторов. Так, вот, говорят, после того, как решилась судьба моего Навета, в той песчаной буре, он разнес весь пентхаус Двенадцатого Дистрикта, потому что не смог выиграть в этом году. Говорят, он одержим победой, самый настоящий фрик. Видимо, снова хочет побыть в лучах славы.

Эффи слушала подругу, уставившись на темный коридор, в котором скрылись Хеймитч Эбернети и Мэгз Флэнаган, борясь с желанием треснуть по голове подругу и последовать в темноту за Победителями. Вместо этого она сделала глоток шампанского, успевшего нагреться до комнатной температуры, и позволила увести себя за соседний стол с закусками из мяса.

In partibus infidelium

В стране неверных

Ей стало дурно, поэтому Дея с маской беспокойства за подругу и упорством человека, который ни за что не хотел покидать вечеринку, начала скармливать Эффи закуски и приказала Безгласому подать сироп для желудка и стакан воды. Они обошли помещение вокруг, здороваясь с важными людьми, пробуя закуски. Дея даже утянула Эффи на террасу, к танцующим, где они, со скромностью прошлогодних дебютанток станцевали три вальса подряд и переместились к окну, где, смотря на ночной город, золотые композиции и едва неоновые вывески, смогли присоединиться к группе разговаривающих дам. Дея узнала одну из них, она была матерью Порции, девушки, которая дебютировала с ними в прошлом году.

Сквозь музыку, танцы, свет, натянутую почтенную улыбку, и монотонную болтовню из разряда: «А где же ваша дочь, я не решилась взять ее с собой, но если бы знала, что здесь вы, девочки, обязательно бы взяла, ой, ну, что вы, мы здесь сами волей случая, ох, вы знаете, ей ничего последнее время не интересно кроме этих злосчастных рисунков, я пожалела о том дне, когда я разрешила ей пойти в Университет, даже если на специальность, связанную с модой», Эффи лихорадочно думала.

У нее из головы не выходили слова Деи. Запойно пить? Разнес пентхаус Двенадцатого Дистрикта? Одержим победой? Хочет снова погреться в лучах славы?

Эффи хорошо помнила, что была застигнута врасплох финалом 56-х Игр в доме Бабушки и Дедушки, окруженной всеми своими дядюшками, тетушками и кузенами за ужином. Игры шли достаточно медленно: душные пески арены успели смениться снежной бурей, а потом вернуться еще более страшной жарой и засухой. Последнее убийство было целых два дня назад, а в живых за три недели все еще оставались три человека: два профи и трое из отдаленных дистриктов. Профи ранили друг друга и разбежались лечиться незадолго до того, как трое из отдаленных дистриктов оправились после отравления водой из оазисов. Только все наладилось, как началась песчаная буря. Она гнала всех трибутов к рогу изобилия, убивая тех, кто не собирался играть по ее правилам. В живых осталось трое — два профи и трибут из Двенадцатого дистрикта. Профи дрались между собой внутри рога изобилия, стегая друг друга огненными хлыстами, полосуя друг друга мечами, пока Навет Прайм не проткнул мечом сердце Элене Апленд. Победитель услышал выстрел пушки и начал ликовать, до него не сразу дошло, что буря не собиралась утихать, а, это значило, что оставался еще один трибут. Им оказался рыжий изворотливый паренек, Эш Майнер, сирота пятнадцати лет из Двенадцатого Дистрикта. Тот держался изо всех сил за рог изобилия, с помощью ножа, воткнутого в золотую поверхность, когда Навет нашел его. Парнишка успел зацепиться за край рога ногой и выхватил из-за спины двойной меч, свой характерный знак, чтобы сражаться, но Навет струсил. Он метнул маленький резной, совершенно бесполезный, золотой нож — подарок спонсора — который хоть не угодил Эшу глубоко в ногу, но заставил того попятиться и упасть. За пределами Рога его подхватила буря и о победе Навета уже объявили фанфары, смешанные с криком и последним выстрелом пушки.

Эффи редко смотрела финал Игр в прямом эфире, ведь его совершенно нельзя было предугадать. И ей совсем не хотелось смотреть, как песчаные вихри убили умного, изворотливого рыжеволосого мальчика, оставляя место победителя тому, кто испугался, что даже со всеми своими мышцами, может проиграть худощавому сироте из дальнего Дистрикта.

Позже, сидя в тишине Дедушкиного кабинета, играя с ним в очередную партию шахмат, она поняла, что это уже третий год, как Двенадцатый дистрикт пробивается в финал.

— Да, им необычайно повезло, — позже сказал ей Дедушка.

— Повезло?

— Им повезло иметь такого ментора.

— Ну, он победитель Квартальной Бойни, — старалась звучать даже чуть скучающей Эффи. — Он знаменитость среди знаменитостей, вот, и находит им хороших спонсоров.

— Не только поэтому, милая, — Эффи с досадой обнаружила, что не предвидела ход Дедушки и оказалась загнана в самую простую вилку. — А потому что ему нечего терять кроме этих детей.

Эффи безучастно передвинула пешку и проиграла партию.

— И что это значит?

— Значит, он будет стараться вытащить их любой ценой, даже своей собственной жизни. Он опасен для общества и для самого себя и, честно, я не уверен, что его надолго хватит. Но давай не будем об Играх, лучше сыграй мне. Мелания рассказала мне, что ты делаешь большие успехи в игре на фортепиано.

Три года Двенадцатый Дистрикт выходил в финал, а Эффи уже не помнила, как звали этих трибутов. Шесть лет прошло с победы Хеймитча, она едва помнила всех Победителей, идущих после него. Но она помнила каждое его интервью, каждое слово Хеймитча о его трибутах.

«Девчонка хоть и мала, но прикурить даст любому».

«Парень что надо, не сомневайтесь».

«Чтобы убить эту красавицу, ее нужно найти».

«Умный. Это все, что вам нужно знать».

«Она и просто взглядом половину Профи перебьет».

«Ну, подкормят пацана, на его шансах на победу это никак не скажется».

Ну, найдет она сейчас его. И что дальше? Она ощущала себя просто жалкой, неспособной дать своему победителю ничего, кроме довольно скользкого и нервного разговора ни о чем в окружении модной тусовки Капитолия, может, если только он заинтересован шахматами... А дальше что? Что бы она ему сказала?

Мне жаль? Да, как последняя идиотка, он не примет этих слов от нее.

Вы замечательно справляетесь? Ага, швыряя бокалы в стены.

Вы потрясающий ментор? Безусловно, но не совсем, за шесть лет он привел своих трибутов к финалу, но не к победе, для него это провал.

Я ваша большая фанатка? Конечно, и он разобьет еще один бокал об ее голову.

Она бы не хотела видеть его еще более злым. Он был опасен, конечно, как Победитель, но, когда он был зол, казалось Эффи, он был по-настоящему пугающий.

Разговор сменился с блюд на платья, с платьев на оформление, с оформления обратно к блюдам. Эффи учтиво кивала на каждое слово Деи и старалась не сильно дрожать при порыве ветра. Дамы, очевидно, замерзли сами и пригласили девушек пройти в более теплое помещение и подвели их к другой большой компании.

— Деянира Деспотис, — первая с легким реверансом представилась Дея.

— Ах, да, «Деспотис Инк»! Как здоровье вашей матушки?

И вот так простым вопросом лишила Эффи возможность представиться женщина в ярко-желтом платье. Она едва удержалась, чтобы не цокнуть от возмущения. Казалось бы, почтенным дамам столицы не подобает пренебрегать этикетом.

— О, благодарю, восстанавливается, — учтиво кивнула Дея.

— Слышал, недавно у вас появилась еще одна сестра, мои поздравления.

— Благодарю, мы не можем нарадоваться.

— А как назвали малышку?

— Матушка решила назвать ее Нарцисса.

— А Первое Кормление уже было? Какую кормилицу вы выбрали?

— О, а Дарение Одеяльца?

Эффи за последние пять лет побывала на стольких мероприятиях, связанных с появлением на свет очередного кузена, что не могла не почувствовать поступающую головную боль. Каждый писк младенца сопровождался шикарной вечеринкой, на которой малыш и его мама были усыпаны подарками, цветами и комплиментами.

— О, когда же будет Первая Ванна? — уточнила какая-то дама.

— Никогда, если вовремя менять подгузники, — вспомнила неожиданно Эффи шутку своего отца, от чего-то решив, что за разговором ее не услышат.

Однако две дюжины пар глаз недоуменно уставились на нее. Эффи мысленно назвала себя идиоткой голосом Бабушки. Ее конфуз спас короткий хрюкающий звук, доносящийся с дивана, около которого они стояли. Все они повернулись к столу и увидели юношу, немного в теле, в сером костюме с небесными вставками, русыми волосами и насмешливыми глазами в тон костюма.

— Забавно, разве нет? — сказал он, более педантично. — Первая Ванна никогда не наступит, если вовремя менять подгузники.

Круг людей взорвался хохотом. Эффи присоединилась, прикрывая рот рукой, как положено, иногда поглядывая на юношу.

— Плутарх! — протянул один из мужчин. — Рад тебя видеть. Присоединяйся к нам. Господа, Дамы, это Плутарх Хевенсби, племянник нашего Илария Второго! И, прошу заметить, лучший выпускник Академии Капитолия позапрошлого года. Редкий талант, редкий!

— Ваш юмор точно от дядюшки, — прощебетала та же женщина, которая спросила про Первую Ванную.

— Еще и красавиц, этому Иларий Второй точно не мог позавидовать, — круг взорвался дружным хохотом.

— Ну, что вы, что вы, не стоит, — совершенно не смущаясь, ответил юноша, присоединяясь к кругу и пожимая руки мужчинам. — Мне всего лишь повезло при рождении.

— И скромник какой!

— А вы не смотрите, что скромник, этот молодой человек метит в Распорядители Игр! Бедный Иларий Второй скоро будет просить и у вас в долг, дорогой Плутарх.

Кучка людей взорвалась смешками, ахами и охами, поздравлениями, пожеланиями удачи. Хевенсби благородно принимал все пожелания в свой адрес, блистая очаровательной улыбкой. От его личности отвлеклись только тогда, когда вынесли новую закуску.

— Желаю вам удачи, Мистер Хевенсби, — наконец сказала Эффи.

— Спасибо… Ох, простите, я совершенно не знаю как зовут эту забавную девушку передо мной.

На этих словах Дея, стоявшая неподалеку в ожидании своей верной приспешницы, тихонько присвистнула и присоединилась к остальным гостям у стола.

— Ох, простите, где же мои манеры. Юфемия Ксенариус, — представилась она фамилией Дедушки, с легким реверансом.

— Ах, да! «Ксенариус Билд»! Единственная строительная компания, не принявшая участия в строительстве Арен, — задумчиво сказал он. — Не хотите пройтись со мной, Мисс Ксенариус?

И он учтиво протянул ей свой локоть.

— С радостью, позвольте только предупредить подругу, — кивнула Эффи.

Дея, смотрящая на нее в упор с хитрой улыбкой и бокалом вина, едва Эффи подошла, надула щеки воздухом.

— «Ох, как зовут эту забавную девушку передо мной», Фими, это умора, — сказала она, подавляя смешок.

— Дея, — укоризненно сказала Эффи. — Придумай что-нибудь, я не хочу с ним общаться.

— Что? И этот спрашивает про строительство?

Эффи давно взяла на заметку уклончиво отвечать на все вопросы, касающиеся «Ксенариус Билд», которые поступали ей. Обычно она предоставляла возможность говорить своим дядюшкам или же не говорила на эту тему вообще. Спустя пять таких случаев ее полного молчания, Бабушка настоятельно велела просто менять тему, посильнее надавив перстнем на предплечье. Но даже этих пяти раз хватило, чтобы Эффи прослыла очаровательной дурочкой своей семьи. В целом, это было то, чего она и добивалась…

— Дея, ты знаешь, что я ничего не смыслю в строительстве.

— «Конечно, Мистер Диспотис, мраморная облицовка — лучший вид облицовки, особенно после того, как в нее ударяет молния! И ведь говорят, что молния не ударяет дважды в одно место, могу вас заверить в облицовке наших домов это хорошо видно», — писклявым голосом протараторила Дея. — Фими, я люблю тебя, но ты такая дурочка. Мраморная облицовка, как же, все знают, что дерево — финал этого сезона.

Конечно, Эффи добивалась того, чтобы о ней думали особым образом, это было удобно и безопасно, но иногда она искренне забывала о своем спектакле. Она обернулась на Плутарха, все еще ждущего ее у дивана, стоящего по всем канонам выпускника Академии — руки за спиной, осанка идеальная, приятная улыбка на лице. Он заметил ее взгляд и кивнул, будто говоря, что подождет столько, сколько нужно. Эффи повернулась обратно к подруге, которая все продолжала хихикать.

— Хотя знаешь, — сказала Эффи, поправляя свою подвеску. — Он все-таки метит в Распорядители Игр.

— Он? — фыркнула Дея. — А, ну, да, ну, да. — Она резко остановила свое веселье и бросила взгляд на парня. — Хотя, он же Хевенсби. Но не главная ветвь. Это, конечно, не лучший вариант, но и не худший, знаешь ли. Может для тебя это действительно самый лучший вариант.

— Ты думаешь? — Эффи не было смешно, поэтому и голос вышел именно таким, как она задумывала.

— Да, действительно, — объявила Дея. — Другие богачи — это все, что у нас есть. Тем лучше, если он выпускник Академии. Так, Фими, все, хватай ночь за намазанные золотым маслом соски, иди, пофлиртуй с ним.

— Панема ради, Дея!

— Кстати, о сосках, — заявила подруга, посматривая на дальний угол комнаты, где стояла большая группа людей во главе с Победителем. — Пойду, ухвачусь за свои. Встретимся здесь спустя час, поняла? И Фими… — Дея ткнула в нее пальцем. — Не смей уходить без меня.

— Хорошо, — буркнула в ответ Эффи и проследила взглядом, как подруга с гордо поднятой головой проследовала к огромному кругу людей, поправляя каждую из своих юбок.

— Я так понимаю, что ваша подруга нашла себе другую компанию? — Хевенсби обозначил свое присутствие.

— Да, более… блестящую, — ответила Эффи, смотря, как Дея пробирается через задние ряды, поближе к ее победителю.

— Блестящую, — Хевенсби коротко рассмеялся. — Что ж, надеюсь, что моя компания вам покажется, может, и менее пушистой, но более занятной, — он предложил свой локоть Эффи.

Она с легкой улыбкой и кивком приняла его руку, и они начали неспешную прогулку по залу. Не зная, как вести себя, Эффи лишь скромно улыбалась его рассказам о том, как он помогал организовать эту вечеринку, соглашалась или качала головой, когда Хевенсби спрашивал ее о том или ином уголке пентхауса.

— Вы наверняка знаете, этот отель хоть и сделан конкурентами «Ксенариус Билд», но, использовали архитекторы те же тенденции, что и в постройках вашей компании. Знаете, эти острые углы, переходные уровни, проходы для Безгласых, компания вашего дедушки ими знаменита. А они появляются везде в последнее время. Даже здесь все двенадцать этажей под нами находятся на реконструкции. Приятно, наверное, оказаться в новейших трендах со своим привычным стилем.

— Конечно, острые углы, шипы, настоящий эпатаж, — кивнула Эффи, заламывая пальцы и бросая взгляд на искусственный водопад, ожидая, пока Хевенсби возьмет им по напитку. — Благодарю. Еще в прошлом сезоне все предсказывали, что в моду войдут пачки, но тренд не продержался и двух месяцев. Так жаль, ведь многие мои знакомые заказали их в огромном количестве.

— Пачки, — кивнул Хевенсби, снова предлагая свой локоть. Они продолжили прогулку по залу, осматривая картины на стене, приближаясь к темному коридору, в котором когда-то скрылись два победителя Игр. — Не могу сказать, что в восторге от такой текстуры, но вот сглаженные углы, круглые формы, да, тут я могу долго рассуждать. Взять хотя бы то потрясающее здание на Пятом Авеню, тоже постройка «Ксенариус Билд», такой потрясающий комплекс! Колесо Фортуны, кажется. Ваш дедушка, Орестес, кажется, был не особо в восторге, хотя комплекс имел такой фурор. Такой потрясающий дебют вашего дяди Трифона, как архитектора.

— Конечно, — кивнула Эффи. — Дядюшка Трифон — настоящий талант. — Кивнула Эффи, пригубив прохладный напиток, не сводя глаз с темного коридора. — К сожалению, я была слишком мала, чтобы посетить вечеринку, посвященную открытию Колеса Фортуны. Однако зная тетушку Медею, я могу вас уверить, что она была незабываемой.

Они прошли мимо коридора, поворачивая к стене с огромной композицией из цветов и света. Среди нее, окруженная светом, танцевала артистка, одетая в светопоглощающее платье. Ее видимая кожа — лицо, ладони, лодыжки — были покрыты яркими рисунками цветов. Девушка улыбалась, выводила руками прекрасные узоры, кружилась на цыпочках, подгоняя юбку за собой, пока тело ее двигалось от одной угловатой позы к другой. Они остановились за группой людей, наблюдавших за танцем девушки, допивая напитки, пробуя закуски со стола. Напряжение начало расти, когда краска на ладонях танцовщицы, которую та размазала по себе, придала одежде очертания, а движениям плавность. Они простояли до конца номера, пока девушка срывала с себя одежду, вытирая ей лицо, ладони и лодыжки, оставаясь перед зрителями в ярком облегающем комбинезоне. А потом она исчезла в облаке дыма. Публика взорвалась овациями, а Хевенсби снова предложил Эффи свой локоть и они направились к окнам в пол, смотря, как за ними все еще гулял город, оставляя темные одежды и коридоры позади.

— Если позволите мне наглый вопрос… — выдержал паузу он, которой Эффи едва хватило, чтобы морально подготовиться. — Почему же ваша семья никогда не принимала участия в строительстве арен для Игр? Конечно, классическая форма арены — круг, но, поверьте, если бы «Ксенариус Билд» согласились построить арену, то распорядители были бы не прочь поэкспериментировать с ее формой.

Эффи — дочь своих родителей, которые держались подальше от «Ксенариус Билд» и их проблем. К сожалению, осознание, что все внуки семьи такие же, как и сыновья — наученные его женой, жадные до наследства и огромных денег, окруженных Голодными Играми — заставило Орестеса Ксенариуса задуматься о том, чтобы восстановить контакт со своей единственной племянницей-сиротой. Просто чтобы у него была возможность иметь рядом первую и единственную, хоть и двоюродную, внучку, которая не желала ему скорейшей смерти.

В возрасте одиннадцати лет Эффи узнала, что кроме мамы и папы у нее, оказывается, были живые двоюродные Дедушка, Бабушка, четыре дядюшки, у каждого по жене и по три сына. В возрасте одиннадцати лет Эффи узнала об этикете от своей Бабушки, выучила все возможные жесты, правильные слова, правильное положение рук, головы, спины, глаз, уголков рта, грудной клетки при дыхании. В одиннадцать лет Юфемия Тринкет, внучка, носящая фамилию простого учителя истории в Капитолийской школе, узнала, что кроме Дедушки, ее не особо кто и ждал в маминой семье. Она ни раз становилась очевидицей споров и ругани Дедушки со всеми в семье. Вопрос был тот же: почему же семья никогда не принимала участия в строительстве арен для Игр?

— Там же такие деньги, Отец, там престиж, там слава!

— Там смерть, — всегда отвечал Дедушка.

Там смерть — не ответ для официальной единственной внучки хоть и не самой богатой, но одной из самых преданных семей Капитолия.

Там смерть — это очевидное замечание маленького и глупого ребенка, ведь о конечности жизни многие узнали как раз из Игр.

Это престиж — умереть рано, это скука и огорчение — умереть глубоким старцем. Старость, в целом, не в моде. Смерть — не аргумент, но Дедушка закрывал этим любой спор. Эффи могла лишь предполагать, что конкретно имел в виду ее Дедушка, он не обсуждал свое решение даже с собственной женой.

— Простите, мистер Хевенсби, но я совершенно ничего в этом не понимаю, — честно призналась Эффи. — Я так плоха в архитектуре, что меня не включают в семейные разговоры.

— Правда? — улыбнулся Хевенсби. — Простите мою наглость, но это, пожалуй, слишком очевидно.

— Простите? — Эффи даже поперхнулась воздухом.

Они остановились у окна, смотрящего на террасу. Классическая музыка не затихала ни на мгновение. Свет белых лучей, исходящих от инструментов и музыкантов разбегался во все стороны. Ночь только начиналась, такие вечеринки могли идти до самого утра, а вечеринка с лазерным шоу обещала начаться только в три ночи.

— Вы, конечно, не так известны, как ваши дядюшки или кузены, но что-то о вас известно в светском мире.

— И что же?

— Что вы очаровательны, но глупы, — аккуратно улыбнулся Хевенсби.

— О, как мило, очаровательна? — вернула скромную улыбку Эффи. — Так и говорят?

— Непременно! — ответил ей Хевенсби, посмеиваясь. — У вас отлично получается, кстати, правда.

— Что получается ?

— Вот это, — сказал он, тряся рукой в воздухе в районе головы Эффи. — Строить из себя полную идиотку. Простите, если разоблачил вас, но я выпускник Академии, и по себе знаю, что нужно сделать, чтобы все считали тебя недалеким.

— Мистер Хевенсби, мне очень жаль, — начала Эффи, собирая самообладание по крупицам. Партия, цель которой была — поговорить с кем-то, кто не смотрел бы на нее свысока — закончилась совершенно не так, как она могла предвидеть. — Но мне действительно далеко до моих кузе…

— Ну что же вы, в самом деле, зовите меня просто Плутарх.

— Хорошо, Плутарх, но я не…

— Но, подождите, как мне называть вас? Эффи, Фими?

— О, прошу вас, просто Эффи, — ответила она быстрее, чем должна была.

— Хорошо, — ответил он, улыбаясь. — Это ведь ваша подруга придумала называть вас Фими?

— Да, знаете, Дея просто такой человек… — кивнула Эффи. — Она не видит самых простых решений, ей всегда нужно больше, экстравагантнее, пышнее.

— Пышнее говорите… Что ж, в этом плане мы с ней достаточно похожи, — улыбнулся Плутарх. — Я тоже не ищу простых решений, мне всегда интересно посмотреть на задачу снаружи и изнутри, чтобы выявить то, что важно и отсечь то, что не имеет значения. Понимаете?

— Наверное, — пожала плечами Эффи, совершенно сбитая с толку. Наверное, партия с дурочкой не сработала, но если пойти напрямик, может, она обеспечит обоюдное молчание об этом разговоре. — Вы прагматик.

— Ну, прагматизм — это не мировоззрение, а лишь метод рефлексии, цель которого — представить мысль в самом ясном виде, — изрек он с важным видом.

— Чарльз Пирс, — ответила Эффи, кивнув его размышлениям. — Это лишь подтверждает мои слова.

— Разве плохо быть прагматиком?

— Не хуже, чем идеалистом. Это стороны одной медали.

— Прагматизм позволяет не стать сибаритом, верно?

— Разве вам не всего лишь повезло при рождении?

— Говорите, что я обречен?

— Нет, всего лишь рассуждаю вслух.

— Да, неслыханная наглость в наше время, верно? Особенно для нас с вами.

Они шли вдоль окон, мимо танцующих на террасе, по коридору, освещенному фиолетово-белыми лампами, свет которых падал на тропическую зелень, тележки с закусками и напитками. Они прошли через арку из фиолетовых штор и оказались в пространстве, где царил полумрак. Стены и окна полностью закрывали такие же фиолетовые шторы, вокруг тускло горели лампочки, на шторах видел фотографии. Они прошли еще немного, через вторую арку из штор и очутились в другом зале, достаточно небольшом по сравнению с первым. Здесь располагался бар, людей было многим меньше, но все еще достаточно. Все вокруг сидели в тесных компаниях. Посреди комнаты установленной серебряными бархатными креслами и столами из красного дерева стояла композиция из тех же тропических цветов, на которые затейливыми узорами распылялись тонкие струйки воды. Среди них, когда свет менялся с ярко-оранжевого на тепло-белый, были видны краски радуги.

— Ну, разве это не прекрасно? — улыбнулся Плутарх, пока они обходили небольшую залу по кругу. — На что только способны люди.

— Любите искусство?

— Восхищаюсь. В нем собрано людское счастье, не находите?

— Так вы предпочитаете прагматизм или же эстетизм?

— Как вы и говорили, Эффи, прагматизм и идеализм — две стороны одной медали. Уж позвольте вечно прагматичному мне предаться идеалам искусства.

— Такое решение я не в силах принять. Однако позвольте нескромный вопрос, разве, искусство не должно кажется вам бесполезным?

— О, поверьте, даже если этому нельзя найти практическое применение сейчас, возможно, для кого-то этот маленький фонтан был смыслом чьего-то существования. Мечта творить прекрасное, создать верх идеала, создать историю. Хоть, в данном случае, это не получилось. Так, лишь приятная глазу и простая в объяснении безделушка, но ведь и она способна вдохновить людей, повести их за собой. Не в этом ли применение искусства? Не в этом ли счастье — умение запечатлеть?

В комнату залетел холодный ветер и струйки сбились со своего привычного танца, поливая ближайший столик и всех, сидящих за ним. Раздались ахи, вскрики, смешки, а когда ветер прекратился, все в помещении повернулись в сторону окон. Из-за штор вышла темная фигура с ярко-зеленым галстуком на правой руке и вызывающе уставилась на всех в зале. Эффи смотрела, как от одной компании людей у бара отошла другая фигура, в красивом небесно-голубом платье, оттеняющем седые волосы, покрытые блестящей темно-синей сетью.

Мэгз Флэнаган схватила Хеймитча за локоть и потащила по направлению к компании у бара. Она усадила его на кресло рядом и что-то ему сказала, выставив указательный палец перед его лицом. Тот поднял ладони в жесте полного повиновения и выдвинул голову вперед, чтобы его было лучше слышно. Мэгз Флэнаган скрестила руки на груди, они начали спорить. Но чем комфортнее устраивался Хеймитч в кресле, тем было понятнее, кем будет одержана победа. В итоге женщина подошла к бару и схватила первый попавшийся напиток. Она отдала его Хеймитчу и вернулась к разговору, который прервал ментор Двенадцатого Дистрикта.

Она поняла, что молчание затянулось, когда услышала легкий смешок рядом.

— Умение запечатлеть, говорите, — сказала она, переводя взгляд на ухмыляющегося Плутарха. — Думаю, в чем-то вы правы. Умение запечатлеть момент дорогого стоит. Недаром же мы любим делать фотографии.

— Может, я в чем-то прав, — уклончиво сказал Плутарх. — Может, и нет. Знаете, стоя с вами, я вдруг подумал, а что если счастье не том, во что мы верим, а в кого мы верим.

— Это довольно опасная тема для разговора, Плутарх, — огляделась по сторонам Эффи, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. — Вы знаете, что религии запрещены.

— Поверьте, эта тема не опаснее наших прошлых разговоров, — улыбнулся ей в ответ Плутарх. — Поэтому, думаю, я могу на вас рассчитывать, — он приставил указательный палец к губам. — Верно?

— Конечно, — кивнула Эффи, складывая руки одна в другую на уровне талии, чтобы удержаться от их заламывания. — Могу я рассчитывать на вас?

— Непременно, — ответил Плутарх, протягивая руку первым. Он аккуратно поцеловал тыльную сторону ладони Эффи и выпрямился, глядя ей в глаза. — Позвольте, я дам вам всего два совета, — сказал он, поправляя Эффи выбившийся из-под пиджака белый рукав водолазки. — Первый — чтобы понравиться им, говорите еще больше самой настоящей чуши с неподдельной уверенностью. И может, парочка людей и будет сомневаться, но остальные не заметят чуши за вашей очаровательной улыбкой.

— Приму к сведению, — вернула руку себе Эффи. — А какой же второй?

— Если затеваете опасную игру с опасным игроком, — дернул бровями он. — Заинтересуйте его, выманите, убедите пойти следом, заставьте поверить в вашу приманку, но дайте друг другу возможность отступить. А что делать дальше — уже решать вам.

С этими словами Плутарх поклонился согласно этикету Академии — одна рука на груди, вторая за спиной — и с яркой улыбкой прошел к отдаленной группе мужчин, которые разразились смехом и приветствиями при одном его виде.

Quod licet Jovi, non licet bovi

Что позволено Юпитеру, не позволено быку

Эффи стояла у фонтана, посматривая на капли воды, собирающиеся на листьях и падающие вниз, глубоко погруженная в свои мысли. Все ее лабиринты с глубоко спрятанными идеями рухнули, как карточный домик от простого разговора с человеком явно умнее ее. Плутарх Хэвенсби — решила она — человек, чьи мотивы и амбиции сложно понять. Он везде и нигде, он распылялся о высоком, а потом намекнул на такое низкое и приторное, как обожание Капитолийцами своих Победителей.

Эффи подошла к бару и попросила себе первый коктейль, за который зацепилась взглядом. Просканировав ее браслет на руке, бармен принялся крутить в воздухе бутылками, поджигать что-то в стакане, вызывая овации всех стоящих около бара. Кто-то спросил у Эффи название, кто-то уточнил калорийность напитка. За центром барной стойки стало слишком шумно и она, взяв стакан, продвинулась в бок, ближе к окнам. Крепкий напиток заставил ее поморщиться и подойти к бару, чтобы поставить его обратно на стойку.

— Мэгз, смотри на него, он снова, — вздохнула смуглая красивая женщина в платье с фруктовым принтом.

— Хеймитч, — рявкнула та, поворачивая голову к бархатному креслу. — Ты хочешь последовать за Рубакой в изолятор?

— А я то? Я всего лишь хотел выйти на балкон, покурить.

— О, я оторву ему и вторую руку, если он продолжит пичкать тебя подобными идеями.

— Не волнуйся, Мэгз, я справлюсь с ним, — заверила женщина во фруктовом платье.

— О, я прошу тебя, Сидер, — хмыкнула почетная победительница. — Я не желаю видеть, как ты скатываешься в пучину пристрастий, Хеймитч.

— О, да ладно, Мэгз, я же не стану как эти нарики!

— Хеймитч! — ахнула какая-то женщина из группы.

— А что я не прав?

— Да, неправ, — рассудительным тоном ответил какой-то мужчина. — Если, не из очевидного, так хотя бы, потому что сам поступаешь, как они.

— И как же это, а, Бити? Как я поступаю?

— Хеймитч, уймись. Бити, прошу, прекращай спорить с этим щенком.

— Мэгз, он не маленький мальчик, он может выслушать немного правды.

— Да, Мэгз, — фыркнул Хеймитч. — Дай Вольтанутому сказать.

— Он невыносим, — всплеснула руками Сидер, Победительница 33-х Голодных Игр.

— Итак? — вызывающим тоном сказал Хеймитч. — Как же я поступаю?

— Пытаешься утолить свое горе, Хеймитч. Ты, может, напьешься сегодня до потери памяти, но с утра она вернется, потому что от нее не избавиться так просто. — рассуждал Бити, Победитель 35-х Голодных Игр. — И каждые Игры ты воспринимаешь, как свои собственные, а каждого трибута, как себя. Мы все в этой ловушке, мы все справляемся, как можем. Поэтому не смей осуждать тех, кому уподобляешься, если не знаешь лучшего способа горевать.

Эффи взяла свой напиток обратно и снова сделала приторно-горький глоток. В голову ударил вкус тропических фруктов и алкоголя. Тем временем за гулом голосов, смехом, звоном бокалов наступила тишина.

— Бити… — начала Сидр.

— Не стоит, — фыркнул Хеймитч. — Признаю, был не прав. Прошу прощения за свои слова, Картер, Демика. Я — идиот. Пожалуйста, продолжайте ваш вечер, я больше не смею мешать.

— Хеймитч, — срывающимся от злости голосом начала Мэгз. — Если ты сейчас же не прекратишь…

— А я что? Я буду тихо сидеть тут, Мэгз, и продолжу дальше напиваться. Пожалуй, попрошу сразу бутылку, чтобы тебя лишний раз не беспокоить.

— Хеймитч!

— Потому что Вольтанутый прав, сейчас я напьюсь от горя до потери памяти. А потом встану с утра и снова напьюсь до отключки, а потом снова, и снова, и снова, пока не умру. А потом вы меня похороните, ты наденешь самую красивую поминальную сетку, Рубака сколотит мне гроб. И вы проводите меня в мир иной, направив на меня три пальца любой из имеющихся рук. Вот, он мой покой Победителя. Пьяное на веки-вечное! Темное и беспросветное, до конца моих дней. Прошу, продолжайте.

— Отлично! Просто великолепно, — процедила Мэгз.

Она сказала ему что-то еще, но Эффи не расслышала, обнаружив, как по руке побежала капля воды, собравшаяся на стенках стакана. Она поспешно поставила его на барную стойку.

— Мисс, для вас сделать что-нибудь еще? — спросил у Эффи бармен с разукрашенным неоновыми красками лицом.

— Нет, но можно, пожалуйста, воды?

— Конечно, Мисс!

Через долгую секунду виртуозного нарезания льда в воздухе, перед Эффи оказался стакан с водой, долькой лайма, листочком мяты и двумя трубочками. Она улыбкой поблагодарила бармена и отвернулась, потягивая воду из оранжевой трубочки. Конечно, шоу привлекло людей, и каждый второй просил бармена добавить льда и ему в коктейль. Эффи оказалась оттесненной от бара и решила больше не пытаться туда пробраться. Все равно, кто-нибудь из Безгласых заберет ее стакан. Она бросила короткий взгляд на Победителей, которые так неожиданно незаметно собрались у бара в малом зале. Все они, знаменитости первой степени, стояли в маленьком кругу и чинно переговаривались, будто и не было недавнего спора.

Не зная, куда ей деться, она перевела глаза на бархатное кресло и застыла. Пара серых глаз внимательно наблюдала за ней. Хеймитч, казалось, был полностью расслаблен, в одной руке был пустой стакан, другая лежала на подлокотнике кресла. Он махнул рукой и быстрее, чем Эффи сделала ошибку, к Хеймитчу подошел Безгасый. Хеймитч пихнул ему на поднос свой стакан и что-то сказал, указывая на Эффи. Безгласый, в большом темном балахоне с нарисованными на нем ярко-синими полосками, размытым номером и большими буквами «Д.И.» бросил быстрый взгляд на Эффи, поклонился ей и перевел взгляд на бар, где происходило настоящее ледовое шоу. Хеймитч пару раз махнул рукой в воздухе, объясняя, что ему нужно, а потом откинулся назад на кресле. Но Безгласый не двинулся с места, пока Хеймитч, не сказал ему что-то еще, отправляя кивком от себя.

Проследив за тем, как Безгласый уходит прочь, в противоположную сторону от бара, скрываясь за поворотом, Эффи снова перевела взгляд на Хеймитча. Тот внимательно рассматривал ее, будто вспоминал, где видел, но, очевидно, решив, что без этого знания он обойдется, он прикрыл глаза, закидывая одну ногу на подлокотник.

Отчего-то такой расклад показался Эффи несправедливым. Нет, когда она соглашалась пойти на эту вечеринку, она и не думала, что увидит его. Она даже на первый зрительный контакт рассчитывать не смела, не говоря уже на то, что он просто заметит ее, но отчего-то она не хотела сдаваться. Еще вчера Эффи была уверена, что встреть она его, то о многом бы спросила, о многом рассказала, однако, сейчас ей это было не нужно.

Чего же ей хотелось… Внимания? Разговора? Признания? Того, что сама себе дать не в силах. Того, перед кем не нужно будет строить идиотку, или того, кто будет достаточно умен, чтобы заметить ложь, принять и зарубить себе на носу одну истину — она это сделала намеренно и всем назло. Он-то поймет ее, точно поймет.

«Если затеваете опасную игру с опасным игроком, звенело у нее в голове, заинтересуйте его, выманите, убедите пойти следом, заставьте поверить в вашу приманку. Только дайте друг другу возможность отступить».

Все равно, кто-нибудь из Безгласых заберет стакан, раздавался шепот где-то на задворках сознания. Идея пришла спокойно, с выдохом, как само собой разумеющееся.

Развернувшись на невысоких каблуках, она, обходя компании людей, мягкие обивки кресел и световые экспозиции, прошмыгнула за угол, где скрылся Безгласый. Это оказался тот темный коридор, в котором когда-то скрылись Хеймитч и Мэгз Флэнэгэн. Она больше не видела Безгласого, ей пришлось потоптаться на месте, пытаясь увидеть хоть что-то в кромешной тьме. Не придумав ничего лучше, она решила идти вперед и вышла в большой зал. Эффи прошла дальше, осматриваясь по сторонам, выискивая хоть одного человека в балахоне, как на нее кто-то наткнулся. Она тихо ойкнула и выпустила из рук мокрый стакан, который все еще держала в руке.

— Фими! О, Трибуты, какая ты неловкая. Эй, убери это!

— Дея, — выдохнула Эффи, ощущая, как ее окутывают пачки подруги.

— Ты ни за что не поверишь, что сейчас произошло! Я смогла с ним поговорить, Фими! Ты можешь в это поверить?

— С кем?

— С Наветом Праймом, конечно! Ну, Фими, не тупи, это дело всего финала!

— О, правда? — ошарашено спросила она.

— Да! Я такая счастливая, но это даже не все! Представляешь, он поблагодарил меня за нож, сказал, что он стал его последним рывком к победе. Можешь в это поверить? Мой нож! Рывком к победе! О, моей первой татуировкой будут эти слова, Фими, я сейчас трибутнусь.

— Поздравляю, это шикарно.

— О, заткнись, это лучше, чем шикарно. Это роскошно! Потому что знаешь что? Ну, давай, Фими, не стой трибутом на жатве, спроси! Спроси меня!

— Что?

— Он пригласил всех своих спонсоров на личную встречу, сейчас, на втором этаже.

— Здесь есть второй этаж? — только и вымолвила Эффи.

— Фими, не тупи! Конечно, тут есть второй этаж, — топнула ногой Дея. — И я туда сейчас пойду. О, как хорошо, что мы с тобой договорились здесь встретиться.

— Да, хорошо, — Эффи перевела взгляд на большие часы, висящие на стене около входа в Пентхаус. Они должны были встретиться целых сорок минут назад.

— Победы ради! Ты что, наклюкалась? О, Фими, не нужно было соглашаться на уговоры тетушки купить нам билеты для совершеннолетних, но кто же знал, что ты такая пьяница. Да, неважно, главное, оставайся достаточно трезвой, чтобы меня прикрыть.

— Прикрыть тебя? — уставилась на подругу Эффи. — Что ты имеешь в виду?

— Эта встреча, — Дея наклонилась к подруге поближе. — Она платная.

— Платная?

— Да, Навет сказал, что личные встречи с Победителями только платные, приказ Президента.

— Дея, но это же наверняка очень дорого!

— Безумно! Поэтому мне и нужно, чтобы ты меня прикрыла. Если меня начнет искать охрана, значит, мои родители увидели, сколько я потратила на своей карточке за раз.

— Но Дея…

К ним подошел человек в красном бархатном костюме, совсем не похожий на работника отеля.

— Мисс Деянира Деспотис, прошу, — учтиво сказал он, протягивая девушке руку. — Ваш Победитель уже ожидает вас.

— Конечно, — Дея положила свою ладонь в чужую, но продолжила говорить с Эффи. — Час! Всего час, один час, Фими. Не подведи, слышишь, не смей меня подвести, иначе я тебя выживу из группы по танцам, а ты моя единственная подруга. Я не приглашу тебя на день рождения, Фими!

Эффи смотрела, как ее подругу вместе с кучкой других женщин, в том числе матерью их знакомой, уводят по прозрачной лестнице на второй этаж. Эффи поправила свою прическу и обернулась, замечая движение краем глаза. За то время, пока Дея выкладывала ей все, что случилось с ней за последние час сорок минут, разбитое стекло скрупулезно собрали, а мокрый ковер высушили. И сейчас один Безгласый как раз собирался скрыться в темном коридоре. Эффи расправила плечи и уверенной походкой, не терпящей любого вида вежливого разговора, отправилась за ним.

В темном коридоре виднелись ярко-оранжевые полоски, а потом сверкнул яркий свет прямо в стене и Безгласый скрылся в проеме. В наступившей темноте Эффи смогла рассмотреть красную кнопку, слабо мерцающую и, нажав ее, зашла внутрь светлого пространства.

За поднимающейся дверью оказалось квадратное помещение с голыми плиточными серыми стенами без единого окна. Безгласые уставились на Эффи, как на Цезаря Фликермана, — если бы тот решил покрасить волосы в русый, надеть вместо своего излюбленного костюма простую рубашку и прямые штаны — как на что-то инородное и пугающее.

— Мне нужна помощь, — сказала она, осматриваясь по сторонам. — Никто не смел подходить к ней, лишь изумленно смотрели. — Мне нужна помощь, — повторила она, делая руками один из нескольких жестов, которым ее обучил отец. К счастью, слово “помощь” она знала.

Сбоку началось какое-то движение. Одна девушка отложила свою ношу на ближайший комод и неуверенно подошла к Эффи. Девушка была одета в тот же большой темный балахон, в который были одеты все Безгласые, единственным отличием были полоски на ее балахоне — они были ярко-красные. Девушка поклонилась, как положено, и вывела руками пару жестов. Эффи поняла только "тебе" и "помощь".

— Да, мне нужна помощь. Я хочу покинуть это место на час и остаться незамеченной, вы знаете, как мне помочь?

Девушка уставилась на нее в недоумении, осматривая то себя, то других Безгласых. Эффи лихорадочно соображала, что же ей делать теперь, прикусив указательный палец, который был собран в кулак, она осматривалась вокруг. На комоде неподалеку лежала стопка черной одежды. На одежде светились полоски розового и желтого цветов.

— Я одолжу вашу одежду? — спросила она, указывая на черную стопку на комоде. Безгласые неуверенно на нее смотрели. — Пожалуйста, я делаю это, чтобы приободрить одного человека, у него произошло горе.

Все в помещении переглянулись таким взглядом, какой был непонятен Эффи. Она поняла, что, наверное, горя быть навсегда лишенным права говорить, не победить ничему в мире. Тихо волочить свое существование, ощущать пустоту и невозможность даже сказать своих последних слов.

— Простите, это плохая идея, я лучше пойду, — всплеснула руками Эффи и уже собралась уходить, как девушка протянула ей одежду.

Они смотрели друг на друга лишь пару секунд, пока Эффи не потянулась, чтобы взять комплект. Девушка убрала руки и в страхе поклонилась. Все остальные наблюдали за этой сценой, даже выключили краны с водой. Девушка осторожно подняла взгляд и вывела руками жест. Этому жесту ее тоже научил отец, оно означало «приказ». Безгласые не могли ничего сделать без приказа. В заключении с ними обращались особенно жестоко, вырабатывая почти что рефлексы.

— Кхм, дай мне эту одежду. — сказал Эффи, сразу же принимая два балахона в руки. Все вокруг вернулись к мытью посуды, больше не обращая внимания на Эффи. — Еще, пожалуйста… Подайте мне вазу с фигурным льдом.

Девушка отступила, пропуская на свое место мужчину в балахоне с белыми полосками и с холодным подносом в руках. На нем действительно стояла хрустальная ваза со льдом, в виде цветов, листьев и драгоценных камней.

— Нет, подожди, — Эффи нашла глазами девушку. — Где здесь можно переодеться?

Видимо, приняв загнанный тон Эффи за приказ, девушка повела ее за собой в еще более маленькое помещение, где были расположены шкафчики для вещей. Она учтиво открыла шкафчик с тем же номером, что виднелся у нее на груди черного балахона. Эффи быстро сняла очки и аксессуары, вытащила из волос накладные пряди, сняла с себя короткий пиджак. Все свои вещи она положила в шкафчик, в котором висела лишь другая, серая и грязная, очевидно, повседневная форма. В комнате стояла небольшая раковина, и лежал начищенный до блеска алюминиевый поднос. Эффи тщательно вымыла лицо водой, изредка поглядывая в поднос, убеждаясь, что все неоновые краски ушли с ее лица. Другую косметику было не смыть, но яркие акценты на глазах, бровях, щеках и губах легко ушли с водой в канализацию. Натянув на себя балахон, она убедилась, что тот едва закрывает ее туфли но, если не присматриваться, то их и не будет сильно видно. Она натянула на голову капюшон и схватила второй балахон в руки. Девушка отвела ее обратно к едва заметной двери. Мужчина с подносом продолжал стоять на том же месте, где и стоял до этого. Эффи отдала ему одежду и взяла в руки поднос — холодный и мокрый.

— Ручку и листик, — сказала она. В руке у нее появился блокнот и ручка. Она дрожащей рукой вывела на листе пару слов и вырвала его из блокнота. Одной дрожащей рукой она сложила его пополам и засунула между узорными льдинками, которые уже начали слегка таять. — Держи, — протянула она девушке обратно письменные принадлежности. Оглянув их быстрым взглядом, она хотела было поблагодарить их, но вместо этого нажала на кнопку и снова попала в темный коридор.

В коридоре было так тихо, скорее всего, что-то заглушало звук, идущий отовсюду сразу. Только у входа в малый зал Эффи пересеклась с еще одним Безгласым, он даже не глянул на нее, просеменил мимо, смотря под ноги, и скрылся позади, в открывшемся проеме. Она слегка согнулась, направляя плечи вперед и вжимая голову поглубже в капюшон. Она вышла из-за угла, аккуратно поднимая глаза вверх, чтобы аккуратно обходить гостей, не задев их взор или их начищенные туфли.

Хеймитч развалился в своем кресле, перекатывая в узорном стакане коричневую жидкость. Прямо перед ней пробежала сразу дюжина людей, стремившихся к бару — там затевалось очередное шоу. Она поднялась по двум ступенькам, ведущим к столику, у которого собрались Победители. На нее не обращали никакого внимания, уставившись на огненное шоу у бара, кажется, бармен выдыхал огненные потоки. Хеймитч лениво смотрел представление, но все равно заметил ее присутствие, она увидела, как он покосился на нее. Она аккуратно взяла вазу с дробленным льдом, которую ему принесли ранее и поставила свою вазу, с запиской.

— Я не просил, — сказал он, все еще не поворачиваясь на Эффи. Та лишь поправила вазу на подносе и выпрямилась, не двигаясь с места. — О, да ладно… Хреновы приказы, — он вздохнул. — Так, верни на место. — Эффи, не меняя положения головы, уставилась на Хеймитча. Вблизи она могла рассмотреть его щетину в пару дней, прикрытые в скуке глаза, локон волной, который висел у его уха. — Поставь вазу обратно, — cнова сказал Хеймитч, раздраженно поднимая глаза. — Да что за..?

Эффи, честно, не понимала, что творит, но как только она взглянула в серые глаза, она все же смогла легонько приподнять одну бровь. Она откланялась, проследив перед этим, как у ее Победителя отвисла челюсть, и последовала прочь. В этот раз проскользнуть сквозь зал не было проблемой, все были заинтересованы шоу барменов. Она обернулась у самого поворота, встречаясь взглядом с Хеймитчем, который держал в руках ее записку.

Она пробежала по коридору, нажала на кнопку и снова зашла в светлое помещение. Несколько Безгласых стояли у входа — девушка с красными полосками, мужчина с белыми полосками, который все также держал балахон в руках и третий, синимими полосками, который быстро что-то говорил на языке жестов. Они повернулись на Эффи, и она вдруг узнала в третьем Безгласом того, кто обслуживал Хеймитча. Они застыли, уставившись на нее.

Эффи положила поднос и потянулась к балахону в руках Белых полосок, но тот отодвинул руки.

— Да, конечно, простите… — протараторила она. — Дай мне одежду.

Белые полоски медленно протянул ей балахон. Она аккуратно расправила его и посмотрела на Безгласых. Они все еще продолжали пялиться на нее, особенно тот, с синими полосками.

— Что ж, я пойду, — прочистила горло она. — Если я пойду прямо, — она указала рукой на проход, ведущий прочь от мойки. — По правой лестнице, то попаду в коридор для Безгласых верно?

Белые полоски, смуглый высокий мужчина с почти черными глазами сощурился и посмотрел на Красные полоски, такую же смуглую девушку с острыми чертами лица и красивым носом с горбинкой. Красные полоски странно помотала головой из стороны в сторону, а потом, будто опомнившись, просто кивнула.

— Да, как я и думала… — сказала Эффи, сама себе. — Я… Я вернусь через час.

Синие полоски, светлый парень с русыми волосами и болотного цвета глазами вдруг вывел фразу на языке жестов. Этому жесту Эффи не учил отец, зато успел научить дядя Фэдон, хороший друг его отца — «сумасшедшая». Да, дядя любил называть ее так в детстве, особенно, когда она не хотела отпускать его в общежитие Безгласых в конце рабочего дня. Красные полоски стукнула Синие полоски по руке и оглянулась на Эффи, ожидая увидеть ярость на ее лице.

— Да, это точно, — улыбнулась Эффи, прикладывая ладонь сначала к губам, а потом отодвигая ее по направлению к Безгласым. — Спасибо. Я этого не забуду.

На глазах у Красных полосок выступили слезы. Белые полоски дважды постучал по своему запястью, намекая на время. Кивнув и повторив свой жест благодарности, наверное, единственное доброе слово, которое эти люди видели последние несколько лет, она вышла в темный коридор, сразу за ней вышел Синие полоски и пошел в сторону большого зала, то и дело оборачиваясь на нее, ему даже пришлось махнуть рукой, прежде, чем Эффи последовала за ним. Он проходил мимо людей с такой быстротой и легкостью, что Эффи едва поспевала, пока они пробирались сквозь толпу у сцены для танцоров, зевак у картин и едоков у столов с закусками. Они завернули в светлый коридор с открытыми окнами, и Синие полоски затормозил, доставая тряпку из кармана своего балахона, начиная убирать содержимое чьего-то желудка у столика с рвотным. Он быстро, почти незаметно выдвинул указательный палец на шторы в пол. Оттуда, как раз, выходил еще один Безгласый. Он бросил на Эффи и Синие полоски быстрый взгляд, но, опустив его в пол, как положено, удалился прочь.

На их счастье, гости были слишком заняты тем, что обсуждали происшествие, которое последовало появлению отвратительной лужицы на полу, и не заметили минутное замешательство Эффи. Она направилась за занавески и оказалась в узком проходе полметра в ширину. Чуть дальше она увидела балкон, на который, очевидно, и выходил Хеймитч. Она продвигалась вперед, надеясь вовремя проскочить в нужный ей разрез между шторами, чтобы оказаться как раз перед аркой в малый зал. Но едва она решилась выйти из лабиринта штор, как из нужного ей поворота вышел другой Безгласый, чуть не сбивая ее с ног. Пришлось идти дальше, пока она не остановилась у дверей на балкон. Она взялась за ручку и аккуратно приоткрыла дверь.

Поток ветра показался ей не достаточно слабым, чтобы скрыться совсем незамеченной, но, возможно, это бы сыграло ей на руку. Поэтому она, пытаясь не повторить его ошибки, протиснулась внутрь и закрыла за собой дверь.

На улице было прохладно, но она ощутила холод только на своем лице, видимо, балахон ее отлично грел. С каждой секундой, провальная идея показаться Хеймитчу на глаза во второй раз, казалась ей все хуже и хуже. Она стояла в относительной тишине Капитолия и заламывала пальцы от волнения. Никто кроме Хеймитча, очевидно, не решал наведаться на балкон. Он нашел его первым и занял единолично, понимая, что никто не подойдет к нестабильному Победителю: на центр балкона был выдвинут только один стул, на столике рядом стояла пепельница с тремя окурками.

Эффи развернула стул лицом к входу и положила сверху на нее балахон. Оборачиваясь на каждый звук, она выкинула окурки вместе с пепельницей в ближайший горшок и переставила легкий металлический стол на другую часть балкона, ко второму плетеному стулу. Все что оставалось делать дальше — спрятаться за декоративную колонну, которая держала над балконом композицию из цветов.

Эффи встала спиной к окну, смотря на ночной город, надеясь, что она не совершила огромную ошибку. На пятой минуте, ее счет сбился, а нога начала нервно подрагивать в такт пальцам рук. Казалось, что она вот-вот сойдет с ума, а внутренний голос назвавшей ее идиоткой, самым противным тоном, на который была способна Бабушка, никак не помогал.

Эффи соскользнула вниз по колонне, зарываясь руками в уложенные волосы. Она готова была уже сбежать с места преступления, как услышала, как нажали на дверную ручку. Она вскочила на ноги и перебралась за другую сторону колонны.

Дверь быстро закрыли, блокируя гул, исходящий из зала, уступая место звуку аккуратных шагов. Один, два, едва слышный смешок. Звук шуршащей ткани. Секунда, другая, звук резко повторился и замолк. Раздался скрежет мятой бумаги и щелчок, слышный даже при гуле ночного города. Вдох, выдох, вдох.

— А пепельницу куда дела? — спросил Хеймитч.

Вдох, выдох, вдох.

— Эй, так и будешь притворяться Безгласой?

Ни одного вдоха, лишь долгий протяжный выдох.

— Твое дело.

Веранда с танцующими людьми, казалась ей такой далекой, несмотря на то, что ее пару раз ослепил яркий белый свет. Темные волосы ее победителя поблескивали, когда свет падал и на них, его глаза слабо отражали оранжевые огоньки зажженной сигареты. Хеймитч глубоко затянулся, смотря на ночной город, стоя у стула, на который бросил балахон с желтыми полосками. Он повернулся на нее, засовывая руки в карманы брюк, оставляя сигарету во рту.

— И что теперь? — выпустил струйку дыма он. — Позвала меня «прогуляться» по маленькому балкону?

Он положил бумажку, которую до этого вертел в руках, в карман брюк. Эффи повернула голову в сторону балахона.

— И для чего?

Эффи приподняла одну бровь вверх. Хеймитч нахмурился.

— Я тебя знаю?

Эффи покачала головой.

— Ты собираешься убить меня?

Эффи уставилась на него.

— А жаль, был бы тебе благодарен.

Он затянулся в последний раз и кинул окурок себе под ноги, наступая на него подошвой начищенных ботинок. Брови Эффи нервно дернулись.

— Сама виновата, — фыркнул он, отбрасывая от себя раздавленный окурок. — Не нужно было убирать пепельницу.

Они смотрели друг на друга, слыша музыку, доносящуюся с веранды, различая каждое слово в кричалке преданных фанатов Игр снизу.

— Чего ты хочешь от меня тогда?

Эффи снова кивнула на балахон.

— Это, может, сработало один раз, — скрестил он руки на груди. — Но этот трюк не сработает снова.

Чтобы пройти к двери, нужно было сдвинуться с места, и это оказалось самым сложным. Эффи подошла к стулу и взяла в руки балахон. Не поднимая глаз, она взяла Хеймитча за рукав его пиджака и потянула его руку на себя. Она вложила в его ладонь, перевязанную ярко-зеленым галстуком, балахон и отошла к двери.

— Это не сработает, — протянул он.

Она лишь пожала плечами и вышла за дверь.

Nomnia sunt odiosa

Имена ненавистны

На этот раз на повороте, ведущем к арке из штор, никого не было, и Эффи прошмыгнула туда, оказываясь у самого входа в зал. Пришлось прижаться к стене и стараться не бежать к темному углу. Кто-то неожиданно пихнул ей прямо в руки пустой стакан. Схватив его, она остановилась на углу комнаты, ожидая, пока шторы перед балконом хотя бы колыхнутся. Неожиданно она ощутила чужой взгляд на себе и быстро посмотрела в сторону — Плутарх Хевенсби внимательно рассматривал ее, но она продолжала стоять неподвижно, сгорбившись, выставив стакан в открытой руке. Кто-то пихнул ей в руки другой стакан, и она поклонилась. Из-за края капюшона она снова бросила взгляд на Плутарха, но он уже отвернулся и разразился громким хохотом рад какой-то шуткой, произнесенной в кругу его знакомых.

Этого отвлечения было достаточно, чтобы Эффи поняла, что Хеймитч не только действительно следовал за ней, но, к ее удивлению, он буквально шел по ее следам. Фигура в балахоне с желтыми полосками показалась прямо напротив нее, на другой стороне комнаты, как и она, прижимаясь к стене и стремительно двигаясь в ее сторону.

Она скрылась в темноте и побежала, путаясь ногами в балахоне. Она забежала в проход, пихая в руки Красных полосок, которая все еще стояла у входа пустые стаканы и, поблагодарив еще раз, бросилась вправо, по длинному коридору.

Мойка, вторая мойка, прачка, склад, лестница, ей даже не пришлось останавливаться, чтобы проверить, следует ли Хеймитч за ней. Она бросилась вниз по лестнице, приподнимая балахон, перепрыгивая через ступени, внимательно считая этажи.

Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Повернула налево. Толкнула тяжелую дверь. Потеряла на нее несколько секунд. Вбежала в идентичный прошлому длинный коридор. И снова налево.

Она знала, что здесь будут апартаменты. Хоть ее и не допускали до разговоров дел компании, она была в постройках своих дядюшек и уж тем более она слышала все ссоры, которые никогда не прекращались в семье. Любимой темой для спора Дедушки и дяди Трифона был план Колизей Плаза, проданный конкурентам.

Она открыла последнюю дверь, в отдаленную квартиру-студию, окна которой смотрели на другие небоскребы поблизости. В лицо ударила прохлада, но осмотреться она не успела, потому что ее уже нагнали. Эффи заметила, что он успел не только нагнать ее, но еще и решить вопрос с мешающим балахоном. Он расстегнул его до середины и обернул вокруг себя, запихивая концы по обе стороны брюк. Хеймитч, едва запыхавшийся от бега, с багровыми щеками, злобно сверкал серыми глазами на нее.

— Больше некуда бежать, — сказал он, приближаясь к ней. Напряженный, опасный. — Что тебе от меня нужно? — он схватил ее за плечи. — Снова будешь молчать?

Капюшон упал с ее головы после легкого толчка.

— Не хочешь прогуляться? — спросила она, на удивление, непринужденным голосом. — Тут открыто окно, а там строительные леса.

Хеймитч опустил ее, внимательно всматриваясь в ее лицо.

— Опять прогулки, — хмыкнул он. — Или ты заставила меня носиться за тобой по всему зданию, чтобы столкнуть с высотки?

— Не смогла даже если бы хотела, — пожала плечами Эффи.

— Ну, конечно, — фыркнул себе под нос Хеймитч, раздувая челку над бровями. — Тогда для чего?

— Заставлять даму повторять по многу раз — невежливо, — ответила она, смотрясь в серебряные зеркала с черненой окантовкой.

— Если хочешь услышать от меня ваш пресловутый говор, мы здесь будем долго стоять, куколка.

— Я не особо спешу, — хмыкнула Эффи.

— Знаешь, конфетка, это самый ужасный способ пригласить на свидание.

— Ну, если ты считаешь это свиданием, то... — изо всех сил стараясь не отвести зрительный контакт, сказала Эффи.

Может, дрогнувшие плечи ее выдали, может, неуверенный голос, может, потерявший задор тон голоса, но Хеймитч отступил. Он внимательно осмотрел ее с ног до головы, задерживаясь на лице, будто пытался разглядеть то, что еще секунду назад было у нее во взгляде. Гримаса отвращения, проступившая на его лице, все-таки уколола Эффи больнее, чем должна была. Она отвела взгляд на окна.

— Так, я сваливаю, — фыркнул он, разворачиваясь на пятках. — Не хватало мне еще и этого.

— Хорошо, без проблем, — пожала плечами Эффи, наконец-то замечая открытое окно сбоку. — Иди, если дорогу вспомнишь.

Хеймитч не останавливаясь, вышел из квартиры, хлопнув дверью. От этого действия в воздух поднялись клубы строительной пыли. Эффи закашляла. Она медленно подошла к окну и открыла его нараспашку, высовывая голову, чтобы вдохнуть свежий воздух.

Едва ее дыхание улучшилось, она заметила, в каком состоянии был подол балахона от всей строительной пыли и громко цокнула. Эхо отскочило от стен и растворилось в пустоте комнаты. Эффи потянулась к нижней молнии, растягивая балахон до талии. Сложив подол в несколько раз, она обвязала длинную полоску ткани вокруг себя и завязала сзади бант. Конечно, чтобы не запачкать свои штаны, ей нельзя было здесь оставаться.

В данный момент ей было нечего терять, поэтому она перешагнула через раму открытого окна и ступила на строительные леса.

Они были достаточно широкими, примерно два метра в ширину, а край был огорожен теми же балками, что составляли каркас. Под ногами был металлический пласт с множеством небольших квадратных отверстий. Она прошла вперед, аккуратно смотря себе под ноги. Едва ее опасения по поводу непрочности конструкции развеялись, она взялась за перила и подняла голову.

Вид вокруг захватывал. Между двумя, завершенными, но еще не заселенными темными небоскребами, проглядывал Городской Сад. Это было единственное место во всем Капитолии, кроме Сада Президента, где можно было посетить множественные оранжереи, побегать по газону, полежать под кроной дерева, поплавать на лодке по пруду. Эффи любила это место, они с мамой частенько устраивали там пикники. Они даже отметили там ее одиннадцатый день рождения. Было уже прохладно и дождливо, но они все равно нашли в парке сухой кусочек и сидели там, пока не стало совсем холодно. С тех пор она там больше не была.

Она вдохнула ночной воздух полной грудью и медленно выдохнула, перед тем как слегка вздрогнуть от резкого шума у окна.

— Что? Не смог найти нужную лестницу?

— Ха-ха, — тянул гласные Хеймитч. — А может я решил, что ты еще, поди, сиганешь вниз из-за разбитого сердца.

— Неправда, — пожала плечами она, снова отворачиваясь к виду ночного города.

Она не смогла, даже если бы хотела. Кому как не ему об этом знать.

— Но ты знала, что я приду, — фыркнул Хеймитч. — Как?

— Интуиция, — пожала плечами Эффи.

— Интуиция-хуикция, солнышко, — фыркнул он, становясь рядом. — Врешь.

— Не мог бы ты… — просить не выражаться было бы верхом наглости. — Прекратить называть меня так, — поморщилась Эффи.

— О, а не могла бы ты, прекрасная леди, объяснить какого хрена-а я здесь за-а-был? — Передразнил Капитолийский акцент Хеймитч.

— Мы не говорим так, — фыркнула Эффи.

— Еще как говорите.

— Скажи это своим ярко-выраженным "р".

— О, пр-рости, дор-рогуша, но моим яр-рко-выраженным "р" наср-р-рать, — с усиленным акцентом своего Дистрикта проговорил Хеймитч.

— Как вульгарно, — она фыркнула, улыбаясь самой себе.

— Как вульга-а-р-р-но, — снова передразнил Хеймитч, копошась в карманах брюк.

— Долго же ты, наверное, ждал, чтобы поиздеваться над нашим акцентом.

— Правда? — сказал он, вынимая сигарету из пачки и поджигая ее. — Так очевидно?

Эффи внимательно смотрела, как в глазах Хеймитча снова загорелись два маленьких огонька, проследила, как он выдохнул струйку дыма.

— Примерно, как и то, что ты не умеешь курить, — хмыкнула она, приподнимая бровь.

Хеймитч закашлялся, поворачиваясь на нее с широко раскрытыми глазами.

— Откуда тебе-то знать, — произнес он сквозь кашель.

— В Капитолии все курят. А ты не вдыхаешь в легкие, оставляешь дым в ротовой полости и в горле, — хмыкнула она. — Это, кстати, более опасно, чем обычное курение.

— Тогда, — фыркнул он, снова затягиваясь, на этот раз, делая полный вдох, пропуская дым в легкие. — Мое счастье. Быстрее подохну.

— А ты думаешь, что дадут? — Хеймитч уставился на нее. Эффи немного сжалась под его взглядом — холодным и отрешенным. — Ты ведь знаменитость… Прости.

— Нет, куколка, тут ты права, — он потушил недокуренную сигарету о металлическую балку каркаса лесов. — Ноги протянуть мне точно не дадут спокойно.

Они замолчали, пока они смотрели, как окурок летит вниз. Хеймитч вытянул левую ладонь вперед. На неоновый галстук приземлился его окурок. Он откинул его в сторону и уставился в никуда, осматривая огни ночного города, совершенно не обращая внимания на развязавшийся галстук, прикрывающий бинты.

— Как твоя рука?

— Терпимо.

— Могу я? — Эффи повернулась, протягивая свою открытую ладонь Хеймитчу. — Я только поправлю повязку.

— Пф, — покровительственно ухмыльнулся Хеймитч. — Ну, валяй.

Он выставил левую ладонь, продолжая смотреть на ночной город. Бинты были белыми, и почти чистыми, лишь на верхнем краю виднелась серая полоска пыли. Эффи стянула окончательно с руки Хеймитча галстук и, продевая его снизу, обернула его руку три раза, продевая конец в конец, фиксируя галстук ровно над пыльной полоской.

— Не пережала? — Уточнила она. Однако не получив ответа, она подняла взгляд, ожидая увидеть Хеймитча, полностью поглощенного видами города, но встретилась с его внимательным взглядом.

— Если спрошу снова, — он не сводил с нее взгляда, думая, спасаться ему или нападать. — Опять замолчишь, будто в рот ваше рвотное полезло?

— Я отвечу на любой другой твой вопрос, — Эффи медленно отпустила его руку, слегка дернув бровью на ремарку о желудочном напитке.

— Ясно, — процедил он, отворачиваясь от нее.

— Я не издеваюсь над тобой, — сказала она, уставившись на свои руки. — Не смеюсь и, уж точно, не нападаю на тебя.

— Нет, что ты, ты просто вывела меня воздухом подышать, — фыркнул он. — Все проще, конфетка. Ты просто еще одна, решившая поиграть со мной в кошки-мышки.

— У тебя была возможность отступить, — пожала плечами Эффи, переводя взгляд на Хеймитча. — Ты мог остаться на том кресле и искать дно бутылки.

— И ты туда же, — закатил глаза тот, отворачиваясь на ночные виды. — Уж ты-то не имеешь права мне на мозги капать, принцесса.

— Замечание обоснованное, — кивнула Эффи. — Но поработай над тоном. Эти снисходительные имена звучат довольно грубо.

— Пф, ну, да, конечно. Ну, так, будь здорова, солнышко.

Эффи замолчала на секунду, сбитая с толку. Но тут же продолжила:

— И вообще, воспитанные люди обращаются друг к другу по имени.

— Хорошее замечание, куколка, отличное просто. — щелкнул пальцами Хеймитч. — Только вот имени я твоего не знаю.

— Да, наверное, нужно было представиться. Но меня учили ждать, пока меня попросят представиться.

— Уж, прости, я был слишком занят всеми этими ступенями, чтобы справиться об этом, — сказал он, отводя взгляд от ночного города. — Будто бы так просто и сказала, как тебя зовут.

— Я же вроде сказала, что отвечу на любой твой вопрос, — хмыкнула Эффи, слишком стесняясь смотреть ему в глаза. — Кроме очевидного, конечно.

— И как же тебя зовут?

— Мия, — Эффи повернулась, наблюдая, как в серых глазах промелькнуло сомнение.

— Ну, что ж, — хмыкнул Хеймитч. — Пусть будет Мия.

— А ты не представишься?

— Чего-чего? — Поднял брови Хеймитч.

— Я представилась, — пожала плечами она. — Было бы довольно невежливо с твоей стороны не закончить знакомство.

— Ты знаешь, как меня зовут.

— Не уверена.

— О, солнышко, — улыбнулся он. — Будь ты здорова, но ты — отвратительная лгунья. В тебе правдоподобности столько, сколько свежести в дохлой двухнедельной рыбе.

Эффи конечно видела разные не слишком свежие продукты у дяди Фэдона, но даже он не ел настолько испорченную еду. Если он ее сравнивает с такой рыбой, значит, скорее всего, он ее видел. Быстрее, чем она успела спросить о рыбе или же почему ей постоянно желают здоровья, Хеймитч отвернулся от нее, убирая с лица улыбку, и мямля что-то себе под нос.

— Тем не менее, дохлая двухнедельная рыба знает хоть что-то о приличиях, — наигранно вздернув бровь вверх, сказала Эффи.

— Хах, ладно, — он неожиданно протянул ей руку для рукопожатия. — Ты можешь звать меня Митч, солнышко.

— Мия, — исправила она. — Хорошо, рада познакомиться, Митч.

Они пожали руки. Его ладонь была крепкой и сухой, даже грубой, и совершенно отличалась от нервных, укутанных в шелк ладоней кавалеров, встречавшихся ей ранее. Не было и положенного поцелуя на тыльной стороне ладони, но было что-то ободряющее в этом жесте.

— Чтобы ты знала, я не то чтобы писаюсь от счастья, Мия, — они разъединили руки. — Но сойдет.

— Ну, конечно, — фыркнула она, закатив глаза. — А кто-то не собирался ввязываться в новые авантюры.

— А что? Ты бы заплатила? Присоединилась бы к фанаткам более близкого контакта?

Времена ее слепого обожания прошли уже два года назад. Наверное. Но она прекрасно знала, кто он. Хеймитч выжил в Голодных Играх, он потрясающе выиграл, а потом почти сразу потерял свою семью в несчастном случае. Он не был идеальным и воспитанным по всем стандартам и канонам человеком, он был строгим ментором, гениальным Победителем. Но будь он всем тем, чем он не был, у Эффи бы не было ее победителя.

— Не уверена, что ты бы когда-нибудь появился на рынке.

— Твоя правда, — фыркнул он, сморщив нос. — Но ты не отрицаешь своей возможной причастности.

— Мне не позволено… иметь более близкие контакты, — воспользовалась она знакомым эвфемизмом. — С кем-либо вообще. Без персонального одобрения родственникам: этого человека и всей его родни. В двух коленах.

— О, бедняжка, это наверняка безумно тяжело, — съязвил он.

— Нет, совсем нет. В данном случае, мне кажется, даже хорошо. — Улыбнулась она, игнорируя выпад. — На самом деле, мне и не придется принимать в этом участие. Я лишь разменная монета в чужой борьбе за власть и деньги. Я ничего не решаю. Все что я могу — набить себе цену побольше.

Хеймитч замолчал, впервые рассматривая ее столь внимательно, а она отвернулась на город. Ей было немного легче. Встретить своего Победителя, стоять с ним на балконе, разговаривать на темы опасные и тяжелые — все это казалось ей долгим сном. Крепким таким, терпким и мирным.

Вдали послышалась музыка. Шума города почти слышно не было, а вот разливы музыки с последнего этажа казались совсем близкими. Эффи узнала знакомый вальс, она много раз танцевала под него с одобренными кавалерами. Она сама не заметила, как начала тихонько напевать мелодию. Легкий толчок заставил ее повернуться на Хеймитча — он протягивал ей руку.

— Ты умеешь танцевать вальс? — удивилась она.

— Мэгз научила когда-то. Будешь танцевать или нет?

Эффи протянула руку и сжала сухую грубую ладонь.

— Благодарю.

Хеймитч действительно умел танцевать. Он двигался легко, вел ее по длинному металлическому паркету, прижимая ее к себе на каждом повороте. Не было ничего выверенного в этом танце: ни повернутой на зал головы, ни кротких улыбок при нечаянном столкновении взглядами. Только тишина, зеркала с черненой окантовкой и отдаленные звуки музыки.

Поворот, второй, Эффи чуть не наступила ему на ногу. Он это заметил и смешливо приподнял брови. Даже слой несмываемого крема для ровного тона лица не мог удержать ее смущения.

Они кружились вдоль здания, пока леса не закончились, и им пришлось разворачиваться. Хеймитч буквально перебросил Эффи, чем вызвал ее боязливый хохот. Он улыбнулся и повел Эффи обратно.

— Скажи, разменная монета, — начал он. — Как ты не сходишь с ума?

— Не знаю, — пожала плечами Эффи. — Я имею все, о чем многие и мечтать не могли, я должна быть благодарна. Стараюсь меньше думать. И даже если мои чувства не совпадают с тем, что я должна испытывать я притворюсь, это мне не сложно.

— Не сложно, говоришь? — фыркнул Хеймитч. — Отсутствие этого умения может стоить жизни. Причем даже не твоей.

Эффи хмыкнула. Хеймитч был редким гостем на различных программах, его не видел почти никто, а когда его видели, он был крайне недоволен «тупыми вопросами» и «противными рожами». Но раз в год… Наверное, только ради трибутов… Он давал ежегодное интервью. В этом году он появлялся еще чаще обычного, дал целых три штуки.

— Ты хорошо справляешься. Особенно в этом году. Ты умеешь убеждать людей, — сказала она, отводя взгляд. Ей все-таки было стыдно знать так много о чужом ей человеке. — Но убедительнее всего, когда ты говоришь искренне.

— Уж прости, солнышко, этой привилегии я лишен.

Они уже не крутились, легонько перебирая ногами на месте, не смотря друг на друга.

— Как и я. Озвучивать свои мысли считается крайне грубым в Капитолии. К тому же, если твои мысли покинули пределы твоей головы, они уже являются заявлениями.

— И в этом мы отличаемся, — сказал Хеймитч, заставляя Эффи взглянуть на него.

Они застыли на месте, не убирая рук, продолжая смотреть друг на друга. С одной стороны — небоскреб из стекла и бетона с другой — огни сотни таких же небоскребов, скоростных шоссе, разъездов, темнота Городского Сада, отражение озера вдали. Внизу праздновал город, сверху все еще слышались отзвуки вальса.

— Чем же мы отличаемся?

— Для тебя озвученные мысли — просто заявление. Для меня — смертный приговор.

Воздух растаял. Ноги приросли к металлическому решету под ногами.

— Тебя не могут казнить, — зашептала Эффи.

— Могут, — спокойно кивнул он. — Они уже убили большую часть меня.

— А меньшая где?

— На дне бутылки, — хмыкнул тот. — Только это большой секрет, куколка.

— Почему же ты доверил его мне? Я ведь могу тебя сдать властям.

— Можешь.

— Почему же тогда мы вообще разговариваем? Зачем ты пошел за мной?

— Знал бы я, принцесса. Если бы только знал…

Порыв прохладного воздуха вырвал их из тишины, и Эффи опустила руку с плеча Хеймитча и отступила на шаг. Она ощущала себя до ужаса мерзко. Вторая рука последовала за первой лишь через пару секунд, когда Хеймитч разжал свою.

— Благодарю, — кивнула Эффи с легким реверансом.

— Избавь меня от ваших Капитолийских штучек, солнце.

Он отвернулся и снова щелкнул зажигалкой.

— Не будь таким снобом, — нахмурилась Эффи, устроившись рядом, обхватив себя руками, стараясь сбросить с себя ужасное наваждение.

— Снобом?! — каркающе расхохотался Хеймитч. — Это невероятно!

— Между прочим, тебе бы не помешало понять нас.

— Понять? — фыркнул Хеймитч, бросая на нее косой взгляд. — Еще чего?

— Да, ведь только так ты… Двенадцатый дистрикт может стать первым на Играх.

— И каким же таким образом понимание Капитолийских заскоков поможет мне в этом?

— Спонсоры, — кивнула Эффи. — Ты просто не умеешь, в чем я тебя не виню, — она начинала тараторить от волнения. — Вежливо и обходительно общаться с ними, ты работаешь сразу с трибутом. И ты действительно делаешь из них отличных бойцов, но иногда спонсоры включают победные фанфары.

Она увидела, как лицо его застыло, словно какая-то маска скрыла все его эмоции.

— Прости… — она уставилась на свои руки. — Прости, я не… мне очень жаль. Эш не заслужил этого, а Навет повел себя как трус. Прости мен…

Она ощутила легкий толчок. Хеймитч снова смотрел на город, но непроницаемой маски на его лице не было. В нем виднелась глубокое истощение.

— Прости меня, Митч…

Он снова пихнул ее локтем и повернулся с совсем мимолетной маленькой улыбкой.

— То бишь, научись я елозить перед спонсорами, у моих трибутов появится шанс?

— Непременно, — кивнула она, с благодарностью принимая его невысказанное прощение, благодарность и доверие.

— Я не умею быть всем из себя правильным, милым и приятным — это же гребаный кошмар. Особенно с вашим братом. Это противно и утомительно.

Эффи фыркнула. Это действительно было так.

— Ты умеешь быть харизматичным.

— Харизму воспринимают, как грубость, — заспорил он с ней.

— Грубость легко можно скрыть за улыбкой.

— Да, конечно сразу после того, как меня назовут нахалом. Что недалеко от правды, куколка.

— Нахальство затмевает смекалка, — постаралась не слишком влюбленно звучать Эффи.

— Она никогда не была моим приятелям, скорее уж вышибалой в баре, который еще и морду набьет.

— Она спасла тебе жизнь.

— И убила всех остальных, принцесса, — спокойно сказал он.

— В этом нет… — Эффи слегка задохнулась. Убила. Он о своих Играх? О своих трибутах? О своей семье? — Ты делал все, что было в твоих силах… И тебе больше не придется никого терять, я знаю. Ты ведь так стараешься.

Она положила руку ему на плечо, едва сжимая его. Хеймитч, конечно, был выше, но совсем ненамного, да и она была на каблуках, их разница в росте была почти невидима, почти неразличима, будто не только их глаза были на одном уровне.

— О, принцесса, не делай из меня оптимиста, — выкинул сгоревший до фильтра окурок Хеймитч, улыбаясь ей. — Ты разрушишь всю мою жизнь.

Внутри у Эффи все внутренности связало в тугой узел, кажется, даже начало трясти. Ей вдруг показалось, что она если она сейчас ничего не сделает, то просто-напросто умрет. Едва приподнимаясь на носочках, она прижала свои губы к его щетинистой щеке. Кажется, она перестала жить в этот момент, даже сердце перестало биться. Подул слабый ветер, и она отступила, почувствовав, как к лицу приливает жар.

Хеймитч ничего ей не говорил, кажется, даже не сдвинулся с места. Ей на секунду показалось, что она снова стоит одна на этих лесах.

— Прости, — прошептала она, смотря на свои руки, но голова сама поднялась вверх, потому что, когда извиняешься, нужно смотреть в глаза, ее так учили. — Я прошу про…

Сначала она ощутила прохладу на том месте, где чужая ладонь коснулась ее подбородка, вторая ладонь через доли секунды обожгла холодом шею. Горячие губы соприкоснулись с ее, и весь мир вдруг стал ярче. Это было так опасно, так обжигающе горячо, мокро и возбуждающе. Но вместе с этим нежно, так нежно, что голова закружилась. Будто словно вся Эффи была искусным фарфоровым кувшином с водой в его сильных руках.

— Боже… — выдохнула она, глотая воздух ртом, припав лбом на его грудь.

Она боялась двинуться, боялась открыть глаза.

— Даже так? — Ощутила Эффи легкий смех и подняла глаза на два серебряных зеркала с чернением по краям.

Она отодвинулась, увидев в зеркалах собственное отражение — такое влюбленное, что это было неприлично. Но она все еще не могла отдышаться.

— Теперь тебе придется жениться на мне, — сказала она, порывисто вдыхая через нос, глядя себе под ноги.

— Боюсь, твои родственники меня не одобрят, — фыркнул Хеймитч. — Но ты-то всегда можешь последовать за мной в Дистрикт, верно?

Что-то в его тоне жутко укололо Эффи, она повернулась на него, не видя больше ни своего Победителя, ни Хеймитча Эбернети, даже ни Митча, она вдруг увидела незнакомца, злого и неприятного.

— Я… — начала она и запнулась.

— Забудь, — незнакомец перед ней пропал. Да и Митч тоже. Ее Победитель слабо улыбался ей. — Пойдем отсюда, пока тебя не потеряли.

— Да, конечно, — выдохнула она, протягивая ему руку скорее из привычки, чем из необходимости.

Чувство узнавания слабо колыхалось под крепкой ладонью. Они шли в молчании, переплетая пальцы и это было для Эффи опаснее поцелуя. Если он еще раз проведет большим пальцем по тыльной стороне ладони, она не выдержит.

— Думаю, им пора вернуть одежду, принцесса, — прервал ее мысли Хеймитч.

— Прости? — Подняла на него глаза Эффи, спотыкаясь в своих мыслях.

— Что, солнышко, голову потеряла? — Засмеялся Хеймитч.

Эффи залилась краской и отвернулась на него, упираясь взглядом в Безгласых: Красные полоски, Белые и Синие. Она даже не поняла, как они оказались на нужном этаже. Что-то в их взгляде, осторожном, но колючем, неодобрительном, вернуло ее к жизни, она высвободила свою руку из чужой теплой ладони и показала:

— Спасибо. Я в долгу.

— Язык жестов? — Фыркнул Хеймитч. — А есть ли то, чего ты не умеешь, конфетка?

Хеймитч уже снял свой балахон и протянул его Безгласому с Синими полосками, тому самому, который приносил ему лед. Эффи ничего не ответила на его вопрос и бросилась развязывать свой бант, но ее остановили.

Хеймитч легонько развернул ее за талию и развязал бант, а потом, не убирая ладони с ее талии, повернул к себе лицом и расстегнул молнию. Он протянул пыльный балахон Эффи девушке с Красными полосками.

Та приняла, смотря на Хеймитча такими большими глазами, что Эффи стало неловко. Хеймитч потянул Эффи прочь, она только и успела, что показать быстрое извините.

Она резко затормозила, пытаясь высвободить свою руку, но Хеймитч уже нажал на кнопку и вместе со светом, они проникли в темный проход. Она бросила осторожный взгляд назад, увидев перед тем, как остаться в полной темноте троицу Безгласых, они смотрели на нее, так, как обычно они смотрят на неизлечимо больных — будто она вот-вот умрет.

— Послушай… — зашептала она. До нее вдруг донесся гул разговоров людей. — Давай остановимся.

— Попроси как следует, — Хеймитч развернул ее к себе за талию.

— Что? Я… — Эффи взяла себя в руки. — Пожалуйста, прекрати, нас ведь увидят.

— Так тебя это волнует, принцесса? Не только твоих родственников?

— Пожалуйста… Митч, пожалуйста, так ведь будет только хуж…

Никогда Эффи Тринкет не думала, что отдаст своему Победителю свой первый и второй поцелуй, и все в один день. Если от первого поцелуя, она перестала жить, пока все вокруг светилось так ярко и ослепительно, то сейчас она только и слышала, что собственное сердце. Она так не хотела умирать. А темнота вокруг нее сгущалась. С тихим стоном Хеймитч отступил, прижимаясь своим лбом к ее макушке.

— Рад был поболтать. — сказал он, отпуская ее. — Увидимся еще, Мия? То же место, то же время, м? Через год. Или ты еще где-нибудь захочешь со мной увидеться? Словом, найди меня, принцесса. Обещаешь на мизинцах?

Hoc volo, sic jubeo, sit pro ratione voluntas

Этого я хочу, так приказываю, да будет вместо довода моя воля.

В одно мгновение все исчезло, она стояла посреди темного коридора, одна, чувствуя, как в голове отдается гул ее сердца.

Ослепляющий свет из двери привел ее в чувство. Она осторожно повернула голову и увидела ту же троицу. Девушка протянула ей ее вещи, просто и без приказа. Эффи взяла их трясущимися руками и повернулась, чтобы поблагодарить. Этикет, правила поведения, ей нужно было схватиться за них изо всех сил, чтобы просто не упасть. Девушка что-то ей показала, Эффи споткнулась глазами посреди знака и попросила повторить. Она не поняла полностью, разобрала только вечно повторяющееся — я вас. Нет. Он тебя. Стоп-стоп. Он меня.

— Он не может, — слабо улыбнулась она. — Как бы я не хотела, чтобы он мог, он меня не полюбит, скорее убьет. Спасибо вам еще раз.

— Сумасшедшая, — ответили ей.

Приглушенный свет бара показался ей удушающим, людей стало резко меньше, не было уже громких компаний, все сидели, уперевшись друг в друга коленками и выпуклыми частями вычурных костюмов, обсуждая что-то практически шепотом.

Она вертела в руках клатч. Он ощущался в руке чем-то инородным.

— Эффи, — услышала она звонкий голос. Плутарх будто вырос из-под земли. — Эффи, с вами все хорошо?

Он так улыбался, будто видел ее насквозь. Все здесь продолжали видеть ее насквозь, смотря мимо. Как надоело.

— Конечно, — кивнула она. — Знаете, я просто безумно устала. Подобные приемы меня так выматывают.

— Да что вы? — наклонил голову Плутарх. — Может, вам стоит выпить бодрящий напиток? Тогда бы вы могли остаться и рассказать мне, как там ваша игра.

— Нет, к сожалению, на это совершенно нет времени, — улыбнулась она, боясь оставаться с этим человеком и на секунду дольше. — Мне уже пора идти, необходимо найти мою подругу. Она просила забрать ее после встречи с Победителем.

— Тогда ваше счастье, — улыбнулся Плутарх, указывая на бар. — Встречи с Победителями только закончились.

Эффи подняла взгляд на бар, Навет светится золотом около бара, ослепительно улыбаясь десятку женщин, которые липли к нему, совсем как листы золота на его груди. Там же стояла Дея, что-то в ней изменилось. Теперь смехотворные пачки смотрелись на ней так, будто это было платье Первой Леди. Она действительно выглядела роскошно.

Пушистые пачки скрывали от всех небольшой уголок, в котором все еще стояли Победители, но она заметила шесть человек. Одиннадцать, двадцать восемь, тридцать пять, тридцать семь, пятьдесят пять. Они стояли неподалеку и осматривали Навета неясным взглядом. Один единственный, Победитель Пятидесятых Голодных Игр, смотрел в упор на нее, потягивая свой напиток. Эффи почувствовала, как покрылась мурашками.

— А вот и она! — объявила она, указывая на Дею. Она увидела, как изменилось выражение лица Хеймитча. Да и Плутарх казался удивленным. — Не хотите познакомиться? Я была безумно рада нашему знакомству, Плутарх, думаю, и она оценит вас по достоинству.

Собеседник смотрел на нее неясным взглядом. Она протянула ему руку, а второй указывала в сторону подруги, как раз рядом с баром. Она легонько потянула его на себя, но за ее жестом последовал привычный поцелуй в тыльную сторону ладони.

— Надеюсь, — сказал Плутарх, не отпуская ее руку, но и не сжимая. Его ладони не были затянуты в атласные перчатки, однако, мало чем отличались от них. Это ощущение было ей знакомо. Привычно. — Я вас еще увижу. И тогда мы познакомимся поближе с вашей подругой.

— Если Удача будет на моей стороне, — мягко вернула себе руку Эффи. — Помнишь, печалясь, склонясь пред рукой, мы расставались до следующей вечеринки с тобой. — следовала совету Плутарха Эффи. — Так там говорилось? Что ж, до свидания!

— До свидания, — сухо ответили ей.

Она высвободилась из сканирующего холодного окружения, прошмыгнула мимо чужих мягких разговоров и практически утонула в ахах, вздохах и модных фасонах.

— Дея, — постучала она по плечу подруги. — Дея!

— Фими, умолкни, — отмахнулась от нее подруга.

— Ах, Навет, вам действительно так необходимо уходить? — хлопотали женщины в модных платьях. — Может, вы бы могли остаться с нами еще на немного?

— Простите, милейший дамы, я, к сожалению, никак не могу, — улыбался он. — Вы же знаете, завтра эфир у Цезаря, а Господин Президент ждет меня для делового разговора.

— Обещайте, Навет, обещаете, что мы с вами встретимся еще, — протянула мама их знакомой.

— Непременно, — ответил тот и поцеловал руку женщины. — Я обещаю.

Все дамы в радиусе пары метров взорвались общим вздохом.

— Дея, нам пора, — попыталась снова Эффи.

Взмах руки подруги чуть не пришелся ей по лицу, и она отвернулась, спотыкаясь о взгляд Хеймитча. Он был все таким же напряженным, все смотрел в сторону их с Плутархом разговора. Но поймав ее взгляд, выражение его лица изменилось: как хищник смотрит на добычу. Будто она букашка. Одними губами тот зашептал ей: Обещаешь?

Она стремительно отвернула взгляд, пытаясь хоть так перестать быть сосредоточенной только на нем одном.

— Хеймитч, ты что-то сказал?

— М? Нет, Мэгз, о чем ты? Тебе уже, наверное, мерещится, старуха.

— Ах, ты мелкий…

Остальную часть Эффи не услышала. Соберись, Эффи Тринкет. Навет ушел под аккомпанемент аплодисментов, расцеловав всем дамам руки, напоследок. Она крепко схватила млеющую Дею и повела и ее, и себя прочь. Они должны были вернуться к часу ночи, сейчас же было почти три.

Подруга очнулась по пути домой, после того, как мечтательно разгладила каждую складку на каждой своей юбке. Она даже не сказала Эффи ничего по поводу того, что они явно выбились из графика. Минуты текли едва теплым воском, но виды Капитолия чуть остудили голову Эффи.

— Знаешь, Фими, — сказала Дея, когда они затормозили у небоскреба Пандора. Адрес дедушки, на который ее всегда приводили после любого выхода в свет. — Даже если сегодня мы с Наветом просто разговаривали. Он… Да наклонилась же ты. — Она дернула Эффи за рукав. — Так вот, он нам по секрету сказал, что после завтрашнего эфира выставит более точное расписание того, как мы можем с ним увидеться.

— Правда? Расписание для встреч это…

— Очень удобно, скажи! — с восторгом шептала Дея. — Так я и с ним увижусь, и других его клиенток не буду знать. О, Фими, я заставлю родителей записать меня к нему на субботу.

— А как же наши занятия танцами? — Эффи кое-как выдавила из себя подобие улыбки.

— Фими, такая ты недалекая, — вздохнула Дея. — Если меня не будет на занятии, значит, занятия вообще не будет! Тем более, Навет обещал, что в следующую нашу встречу он, может, даже поцелует меня! В щеку!

— Да-а, правда? Это… — тихо протянула Эффи. В окно машины трижды постучали. Эффи вздрогнула, но обернувшись, увидела Майора — Безгласого, который работал в доме Дедушки. — Это за мной.

— Ну, да, конечно, — фыркнула Дея. — Не за мной же.

— Что ж, я пойду, — Эффи поцеловала подругу трижды и вышла из машины, придерживаясь за руку Майора.

— Фими, — вдруг крикнула ей подруга, высовываясь из окна. — Я и за тебя словечко замолвила. Навет сказал, что ты можешь записаться к любому Победителю на встречу. Ну, кроме моего Навета, конечно. Не смей он мой. Я выживу тебя из высшего света. — Она злобно посмотрела на Эффи. И тут же рассмеялась. — Шучу. Но я серьезно. Не берут клиентов только несколько Победителей — это старуха из Четвертого Дистрикта, тот ненормальный с оторванной рукой и этот, — многозначительно и раздраженно дернула бровями она.

— Этот? — воздух отчаянно старался застрять у нее в горле.

— Да, Победитель Второй Квартальной, — фыркнула Дея. — Ты все-таки такая недалекая, Фими. И чем тебе этот Эбернети нравится? Чушь. Забудь о нем, и я помогу тебе организовать любую встречу. До скорого, дорогуша!

Машина с легким шумом двигателя, отъехала от них. Майор стоял истуканом рядом с изваянием по имени Эффи.

— Ха-а, — нервно выдохнула она. Это уже не просто ее бесило. Это уже было чем-то более серьезным.

Она медленно повернулась на Безгласого. Он был в форме, которая была только у работников жилого комплекса Пандора — светло-голубой с зеленцой костюм. Такая форма не полагалась Безгласым, которых последнее время было модно одевать во все черное. Дея говорила, все для того, чтобы превратить их в тени, которых ночью не различить, а днем не удивиться их присутствию. Эффи до этого момента всегда встречал портье и провожал ее до лифта, боясь глаза на нее поднять. Все было так, как и подобало единственной внучке строительной корпорации. За ней бы никогда не посылали Безгласого, даже если и личного Безгласого Дедушки, особенно, если это могли увидеть другие.

— Почему ты здесь? — обратилась к мужчине Эффи, провожая взглядом машину в отражении небоскреба. — Меня ждет Дедушка?

Тот лишь грустно улыбнулся и отошел в сторону, чтобы Эффи прошла к зданию. Квартира Дедушки располагалась на самом верху, поездка до нее была длинная. Эффи попыталась уцепиться хоть за что-нибудь: за начищенные полы, за отполированную мебель вестибюля, за отвернувшихся от нее работников, за Безгласых, застывших с опущенной головой, будто они часть декора холла. Она цеплялась за золото на окантовке дверей лифта, да хотя бы за вид города, но ночь потихоньку угасала, оставляя на улицах совсем уж отчаянных весельчаков. Лифт затормозил со звуком колокольчика и двери открылись.

В квартире было непривычно тихо — ни звука разговоров, ни смеха, ни звона бокалов, ни света шикарных люстр — ничего. Майор провел ее сквозь ближайший коридор, самый темный: на стенах были темно-зеленые обои и все в ярко-бронзовых фотографиях их семьи. Каждая фотография, казалось, смотрела на Эффи и говорила, что видит ее насквозь.

Майор услужливо открыл дверь в кабинет — коричневый, полный старой мебели и подарков, которые за много лет подарили разные партнеры. На особом месте — на полке за письменным столом — располагалась бело-желтая роза в белоснежной вазе, правда, роза стеклянной коробке. Эффи однажды спросила, почему Дедушка хранит такую красивую вещь в стекле, тот лишь слегка приоткрыл стеклянную дверцу и приторный сладкий, ненастоящий аромат роз заполнил легкие Эффи. Она навсегда запомнила его, а сейчас эта роза смотрела на нее также жутко и укоризненно, как смотрели фотографии в коридоре.

— Юфемия, заходи, — сказал Дедушка, стоя у окна, так и не повернувшись к ней. — А ты переоденься, займись уборкой.

Майор, опустив глаза в пол, пропустил Эффи в кабинет и поспешно скрылся за ним.

— Дедушка, — присела в реверансе Эффи. — Прошу простить меня, мы задержались с моей дражайшей подругой Деянирой, такого больше не повториться. Нам просто было так весело и…

— Я прекрасно осведомлен о том, где и с кем ты коротала свои часы, юная леди, — повернулся к ней Дедушка.

— Оу… тогда, — она еле справлялась со своей речью. — Могу я поинтересоваться, почему вы меня пригласили?

— А то ты не знаешь? — нехорошо сверкнул глазами тот.

— Не имею ни малейшего понятия, — настолько беззаботно, насколько могла, ответила Эффи.

— Не держи меня за идиота!

Эффи вздрогнула. Дедушка никогда не повышал на нее голос, он мог в пух и прах разругаться с Бабушкой и Дядюшками, но она сама никогда не испытывала на себе весь ужас его гнева.

— Я бы не посмела… — кое-как пролепетала она.

— Тогда объясни мне! — он подлетел к собственному столу и схватил какие-то бумаги. — Объясни мне, что это?!

Он бросил к ее ногам снимки. Снимки ее и Хеймитча. Одна, как он курит, а она стоит рядом, одна, где он ведет ее в танце и одна где они… Она бросилась поднимать их, все внутри кричало и рвало. Она не знала, сойдет ли она с ума сейчас или на следующее мгновенье.

— Дедушка, я… я…

— Это все акции от Президента, верно? — подлетел он к ней, будто собираясь схватить. Но он затормозил и выставил указательный палец прямо перед ее лицом. — Когда ты успела залезть так высоко, а? Кто тебе дал деньги? Отвечай же мне! Отвечай!

— Я не понимаю… У меня не было никаких денег, я…

— Сколько ты заплатила за это, девчонка?!

— Я ничего не платила, — она прижала к себе несчастные фотографии. — Я...

— Брось их немедленно! — Дедушка, вечно уставший и апатичный, такой, будто ему надоел весь этот мир, выбил фотографии у нее из рук и схватил за предплечья. — Сколько ты за него заплатила? Кто дал тебе эти деньги? Мелания?!

— Я не платила! — закричала она отчаянно. — Он… он сам согласился пойти со мной…

— Дура!

Пощечина была резкая и отрезвляющая. Эффи схватилась за свою щеку и отступила. Дедушка схватился ладонью за лоб и принялся расхаживать взад-вперед по кабинету. Почему-то горящая щека показалась Эффи такой правильной, будто так оно и должно было быть. Оно так и будет, если она останется.

— Ты — дура, — бросил ей Дедушка, опускаясь на ближайшее от него кожаное коричневое кресло. — Ты хоть понимаешь, кто он?

— Победитель, — выдавила она.

— Именно! Именно, что Победитель! — Дедушка подскочил со своего кресла и подошел к ней с протянутыми руками.

— Мой Победитель, — прошептала Эффи.

Дедушка молча отступил от нее, опуская руки. Едва слышно он бормотал:

— Дура, какая же ты дура…

— Если Вы боитесь скандала, — начала Эффи, отрывая руку от щеки.

— К черту скандал! — вскинул руками Дедушка. — Если бы ты хотя бы заплатила! Но не-ет! Он опасен, как же ты не поймешь?! Смотри на это! Смотри!

Он бросил в нее пустой конверт. Красивой алой печатью поблескивал отличительный знак Президента Сноу.

— Что это… Я не знаю как Президент… — она дрожащими руками протянула конверт обратно Дедушке. — Я не причастна к этому. Я не делала ничего публично, но я…

— Боже, — взмолился он впервые на памяти Эффи, выхватывая конверт. — Да лучше бы ты купила тысячу таких, как Прайм! Да хотя бы и его! Почему ты не купила его?!

— Я не собираюсь никого покупать! — возразила Эффи. — Победители — это наши герои, они люди!

— Они просто рабы! Еще одни Безгласые! И ты просто последняя идиотка, если ты этого не понимаешь. А я еще думал, что ты умная, — истерично смеясь, выдавил из себя Дедушка, сжав пальцами переносицу. Видимо ее молчание длилось слишком долго, потому что он повернулся к ней и взял за ладонь. Руки его дрожали. — Прошу тебя, пойми, он не просто игрушка в руках Капитолия, а непокорный раб. Он не продается и не покупается, в то время как остальные выставлены на рынке. И это не нравится многим людям, очень многим людям, влиятельным. Рядом с ним нельзя находиться, он опасен. Милая, — он протянул руку к ее лицу и повернул на себя за подбородок. — Не волнуйся о фотографиях, я сделал так, что никто их не увидит. Ты больше не будешь посещать эти мероприятия, я поговорю с Меланией, ты будешь присутствовать только на мероприятиях, связанных с компанией. И! И мы подыщем тебе выгодную партию, я слышал, что Крейн заинтересованы, и Хэвенсби тоже.

— Но мне это не нужно, — едва слышно пролепетала Эффи.

— Нам нужно, — отпустил ее Дедушка. — Нам нужно держаться как можно дальше от… — он отбросил от себя конверт и схватился за голову. — Ото всех. Это один проект. Только ради тебя. Один проект.

— Проект? — Эффи судорожно посмотрела на конверт в руках Дедушки. Она почувствовала слезы в уголках глаз. — Нет, дедушка… Вы же не…

— Мы должны быть достаточно близко, но чтобы никто нас не трогал, — распрямился в кресле пожилой мужчина, взгляд его затуманился, он подорвался и начал нервно ходить по кабинету. — Один проект. Один. А потом нам нужно отдать тебя в Университет, будешь учиться на дизайнера, да… Нет, надо срочно сделать свадьбу! Мы успеем отстроить новый отель? Если Деспотис подпишет тот контракт, то да, конечно. У них был старший сын. Ему сорок пять. Да. Да-а. Нам нужно… — он продолжал расхаживать из стороны в сторону.

— Дедушка, — Эффи начала ходить за ним. — Какой проект? Арена?! Нет, пожалуйста, только не это…

— А это не важно! — опомнился тот. — У тебя нет выбора! Ты выйдешь замуж. Да!

— Зачем вы согласились на Арену? — взмолилась Эффи, хватая его за руки. — Я не стою этого! Пожалуйста, откажитесь! Откажитесь! — она сжала руки дедушки. — Я выйду за любого! Я рожу сколько скажете. Или хотите? Хотите, я откажусь от всего? Я уйду, пожалуйста, откажитесь же!

Но быстрее, чем Эффи успела убрать руку, Дедушка крепко схватил ее за плечи и сильно тряхнул.

— Замолчи! Заткнись! Дай же мне спасти тебя, Дора!

Они молчали, пока руки Дедушки не ослабели, а Эффи не удалось отойти пошатываясь.

— Убирайся, — вымолвил он. — Все мои беды от твоей крови. Все мои беды… Прочь.

Она замялась у входа, наклонилась, чуть не потеряв равновесие, сжала руки в кулаки и вышла из кабинета, свернула за угол и сразу же наткнулась на Бабушку. Не успев и сообразить, чтобы сделать реверанс, как женщина прошла мимо нее, больно задев плечом. Но остановившись прямо у дверей кабинета, она повернулась на нее. Худое и властное лицо с орлиным и тонким носом искривилось в язвительной ухмылке.

— Что ж, хоть так, но ты была полезна. Получишь свое вознаграждение. И ты возьмешь его, девочка, и никогда больше не переступишь порог этого дома. Поняла?

Дверь за ней захлопнулась быстрее, чем Эффи смогла выдавить жалкое:

— Да, Бабушка.

В полной тишине она поняла, что далеко не только портреты ее родственников наблюдали за ней. Все они смотрели на нее: из дверного проема, из-за угла комнаты, сверкали на нее глазами из темноты шикарных апартаментов. В этой темноте не было ни воздуха, ни воды, сплошная темнота. И ей очень хотелось выйти на свет.

Она не помнила, как покинула Пандору, как Майор протянул ей ее клатч, явно тяжелее, чем он когда-либо был, как вышла из здания, как прошла с десяток кварталов. Она не знала сколько сидела на лавочке в Городском Саду и смотрела на спокойное озеро.

Холодный ветер ноябрьского утра, вместе с замерзшей росой на траве, мокрыми ногами, которые устали от каблуков и без задней мысли барахтались в ледяной луже, ощущался правильно. Дедушка будет строить Арену. Она больше никогда не придет в их дом. Она больше не увидит своих дядюшек, тетушек, кузенов, злобную бабку. Они дали ей деньги. Этих денег достаточно, чтобы покрыть ее обучение в главном университете Капитолия. Она больше не станет называться Юфимией Ксенариус. Никаких больше Фими. Она снова просто Эффи Тринкет. Да, она Эффи Тринкет.

Это имя было на ее койке в больнице около дома, когда она лежала там с воспалением легких. Этим же именем ее отчитывали учителя в школе, когда она прогуливала ненужные ей предметы. Это имя красовалось на табеле с рейтингом поступивших в самый паршивый университет города. Этим же именем ее бранил отец, когда она, заявив, что пойдет на телевиденье, собирала вещи и переезжала в университетское общежитие. Под этим именем приходила на похороны родителей, которые по глупой случайности умерли от утечки газа.

— Мисс Тринкет, — позвали ее, вырывая из своих мыслей. — Простите, Центр закрывается.

— Да, конечно, — вздохнула она, опуская на глаза скорбную вуаль. Так больше не было видно двух имен в их семейной ячейке. И уж тем более отдельной ячейки по соседству с именем «Пандора Ксена». Бабушке запретили пользоваться полной фамилией после того, как она сбежала из дома. А взять фамилию Безгласого она просто не могла. — Присмотрите за ними тут, ладно?

— Конечно, Мисс Тринкет.

Это же имя красовалось на ее значке с подработки в кофейне, на ее дипломе, на ее резюме. Это же имя злобно орал ее очередной босс, когда она снова забыла, что он пил кофе с хлоркой, а не с кислотой для поддержания благородной желтизны кожи. Это имя было на всех визитках нового менеджера отдела маркетинга, когда ее босс умер после очередного ХлорЛатте. Этим же именем она подписала договор на квартиру с видом на Городской Сад, которую оплатила сходу, наличными со семилетнего счета. Под этим именем она проходила все отборы и все собеседования. Прогноз погоды на последнем канале телевиденья не убирал плашку с этим именем до самого конца ее эфира. Это имя звучало на всех ярких телевизионных вечеринках. Это имя упомянул сам Лаки Фликерман на интервью у сына!

Это имя звучало на радио: «С вами я, Эффи Тринкет и раздел моды. Часто меня спрашивают о моих секретах красоты. Все янтарно чисто, режим! И знаете, если я привыкла спать с микробигудями еще в одиннадцать, то в последнее время никак не могу выспаться! По ночам я просыпаюсь от сопения в шкафу. Это дышат вещи из хлопка! Пришлось переносить их в более вентилируемое пространство!»

— Мисс Тринкет. Мисс Юфемия Тринкет, — раздался властный голос из глубины больнично белого зала ожидания.

— ЭФФИ! — ахнул Агустас, ее агент из Loyal United Centre of Youth, лысеющий сверху, но кудрявый по бокам, вечно всем недовольный жеманный мальчик пятидесяти лет. — О, розы-розы-розы! Так, взгляни на меня! Волосы. Так. Одежда. Так. Зубы. Эффи! Так держи уголь. Давай-давай. Жуй!

— Мисс Юфемия Тринкет!

— Минуту!

Остальные модные агенты, все как один фиолетовые в крапинку, но серьезные, единственное, что явно больше нравилось Эффи в сравнении с Агустасом, косились на них все то время, что они репетировали возможные вопросы. Они были и рады отделаться от, почти, старой девы-погодницы с последнего телеканала и ее агента-тупицы. Но что делать, если Агустас был из единственного агентства, которое решило представлять ее, как одного из кандидатов на сопровождение трибутов?!

— Она идет! Вперед, козочка моя золотая! — он побрызгал ее всем набором трендовых духов и шлепнул по попе, отправляя на собеседование.

Лучезарно улыбаясь белыми зубами и справляясь с жаждой, она вплыла в бархатный красный кабинет в офисе Распорядителей Игр.

— Юфемия Тринкет, верно? — Уточнила строгая дама с высокой тугой прической из натуральных волос, из которой предательски выбивались перья попугая Ара.

— Можно просто Эффи, — улыбнулась она, протягивая руку.

На жест не ответили. Лишь бросили недовольный взгляд, пока Эффи не убрала руку самостоятельно. И также лучезарно улыбаясь села в кресло напротив.

— Вы выдвигаете свою кандидатуру в сопроводители трибутов, верно?

— Непременно, — покачала головой она, скалясь, как акула. — Это моя давняя мечта.

— Сопровождать трибутов? — нахмурилась женщина.

— Быть так близко к Играм, — заговорчески прошептала Эффи, наклонившись чуть вперед. — Это ли не счастье? Да, диковины зверушки, может, хоть поедят нормально, но разве мы здесь за этим?

Женщина выразительно молчала.

— Нет! — ткнула в воздух пальцем Эффи. — Зверушка диковина лишь тогда, когда она в правильной гранке верно?

— Зверушка, — тупо повторила женщина. — В огранке?

— Мхм, — закивала она. — В огранке.

— Огранку можете и на вечеринках обсудить, — отрезала женщина, замахиваясь над резюме Эффи красной печатью. — Или в ювелирных магазинах. Это не подходит Играм.

— Как и ваши перышки, — фыркнула Эффи, откидываясь на спинку кресла. — Сколько им? Пять лет? Семь? Это был продолжительный тренд.

Женщина застыла, побагровела и прошлась ладонью по своей прическе.

— Это не имеет отношение к собеседованию.

— Да? А я думала, мы говорим о том, что подходит Играм, а кто нет, — Эффи оглядела свой свежий маникюр. — Центр Распределения Игр. Эталон. Верно? — Эффи глянула на табличку на столе у женщины. — Мисс Сцилл.

— Да, верно, — процедила она.

— А какой же эталон ходит с необратимой операцией на сиюминутный тренд и, уж простите, недельным маникюром? Вы, Мисс Сцилл, и эталон, — Эффи пожала плечами. — Точно ходите к разным парикмахерам.

— Да что вы говорите, — злобно процедила женщина, снова хватаясь за красную печать.

— Именно. Раз уж вы тут работаете, то куда уж мне, верно? — не дав женщине ответить, Эффи продолжила. — И мы с вами, казалось бы, такие эталонные, но такие разные. А вы видели этих несчастных? Смех. И только. Никакого эталона. Ни какого шика.

— Они из Дистриктов, Мисс Тринкет.

— Да! Грязные и жалкие!

— «Жалость… — начала женщина.

— Недопустима для Сопроводителей», — закончила Эффи. — Я знаю устав, милая Сцилл. Даже уж если упадет одна слезинка, то я не стану ее вытирать. Нет-нет, — она вскинула руки вверх. — Знаете почему?

— И... почему же?

— Трение вызывает появление морщин! — триумфально заявила Эффи, стукнув по столу кулаком. И чуть извиняющимся тоном продолжила. — Вам точно не нужно больше так делать. А если боитесь соли, то эта исходит из ваших слез, из вашего естественного тела. Именно так, вы напитаете кожу повторно. И уж если их нужно вытереть, я использую ватные палочки. — Эффи придвинулась к раздраженной женщина и зашептала. — И их научу. Поверьте, я могу сделать из этих жалких грязнуль ручных заек. Они будут даже ходить как зайки, знаете, так — она махнула рукой, будто здесь и говорить не о чем. — Элегантно. Одна нога перед другой.

— Может, как кошки? — из последних сил выдала Мисс Сцилл.

— Кошки? — вздернула бровь Эффи. — Вы меня простите, но эра кошек ушла вместе с Тигрис! Зайки. Только зайки. Ближайшие два сезона.

— Ну, конечно, — натянуто выдавила дама. — Мисс Тринкет, думаю этого достаточно.

— А как же вопросы про стратегию? — настаивала Эффи. — Я столько репетировала! Хотите я вам ее нарисую? У вас не найдется ручки с бледным оттиском. На вашей бумаге, ну, ха-а, только она смотреться и будет. А то, знаете, — она неловко пожала плечами. — Такая темная, никакого внимания к деталям.

— Нет, спасибо, — отчеканила дамочка. — Мы вам перез…

Экран на столе у женщины потух, а потом перед Эффи появилась голографический экран. Эффи и дама уставились на него, как на добровольца из дальнего Дистрикта. Договор о найме в Сопроводители. И на нем ярко красовалось ее имя — Юфемия Тринкет, а ниже теперь была и ее размашистая подпись.

Ей выдали небольшой набор: пару брошюр о различных заболеваниях, о том, как защитить одежду от запахов при поездке в Дистрикты, набор со шприцом и лекарством от столбняка и код с информационным видео.

Она выбежала из кабинета, визжа от счастья. Они с Агустасом надрались вдрызг в ближайшем от Центра баре. Она в пьяном веселье сразу же набрала Вению, соседку по комнате в общежитии, сказала, чтобы та готовилась стать стилистом на Играх. Они повизжали в передатчики минуту-две, и это стало последней каплей хозяина бара. Он выгнал Эффи и Агустаса прочь, и они благополучно разошлись по разным сторонам дороги, каждый запрыгивая в свое такси.

Таксист ей попался один из тех, который вечно куда-то спешил, не имея при этом ни дел, ни планов. Он бросал на нее гневные взгляды и нервно постукивал ногой, пока Эффи болтала с Брутусом в своей любимой цифровальне.

— Работа, эй? — улыбнулся ей Брутус. — Хороша хоть зарплата?

— Плевать, — пьяно улыбнулась Эффи. — Это ведь была моя мечта.

— Держи свой материал, — фыркнул мужчина, протягивая ей плоский переливающийся диск. — И постой, детка. Постой, постой.

Мужчина скрылся за грязной занавеской и вернулся спустя пять минут с бутылкой закупоренного самодельного вина.

— О, Брутус! Спасибо, — улыбнулась она. И перегнувшись через прилавок, звонко чмокнула мужчину в щеку. — Пожелай мне удачи!

— Удачи, дочка, — помахал он убегающей Эффи.

В темноте ее кладовки, звеня бутылкой вина и бокалом, она уселась на кресло-мешок, подарок Вении, и включила свой раритетный проигрыватель дисков. Код загрузила в телевизор, и, выключив звук, ушла из комнаты. Нужно же было официально «разморозить запись». С легким хлопком она откупорила вино и немного понюхала его.

— О нет, — протянула она. — Мышьяк. И ты туда же, Брутус? Гадость.

Пришлось покинуть свое убежище и выливать этот новомодный напиток в канализацию. У нее была еще бутылка виски. Правда та была уже на последнем издыхании за 4 года ее присутствия у Эффи дома. Очевидно, пришла ее пора.

— Война, ужасная война… — вкрадчиво раздался голос Президента Сноу с проигрывателя.

— Вдовы, сироты, безотцовщина, — повторила Эффи, делая несколько глотков.

— Приветствую тебя, Сопроводитель Двенадцатого Дистрикта, — нарушил счет глотков выдохшегося виски Президент.

Эффи подавилась и закашлялась. Она кое-как поставила на паузу и била себя по груди, в попытках прекратить кашлять. Президент лишь ненавязчиво улыбался ей с маленького экрана. В плохом качестве он казался ещё более жутким. Она, все еще пытаясь нормально дышать, включила видео.

— Я не завидую тебе, друг мой. Ведь ты отправляешься в самый грязный, самый бедный и самый опасный Дистрикт Панема. Но, как ты помнишь, контракт годовой, уволится по прибытию в Двенадцатый, возможности нет. — президент мягко рассмеялся. Глаза его не дрогнули. — Не проявляй к ним лишней доброты, они этого не понимают. Не чувствуй жалось. Жалость непросительна для Сопроводителей. Помни, они лишь грязные зверушки. Быть с ними доброй или сочувственной все равно, что самому попасть на арену, в Игру. Она опасна. Она не стоит свеч. Да, они просто звери, жалкие, жестокие и грязные, которые, как я надеюсь, с твоей помощью, и верной огранкой станут теми самыми диковинными зверушками. Удачи, Эффи Тринкет.

Эффи Тринкет…

Тринкет…

— Мисс Тринкет?

— А? — очнулась она, поспешно выкидывая сигарету в урну. Дурная привычка. — Да-да, слушаю вас.

— Мэм, проходите под посадку, — прочеканил мужчина в отличительной форме машиниста скоростного поезда. — Не задерживайте команду.

— Прошу прощения, — мягко улыбнулась она, надевая перчатку на руку. — Надеюсь, наш багаж на месте?

— Это я знать не обязан.

— Что же, право, — захлопала лиловыми ресницами Эффи. — А кто же тогда?

— Безгласые. Проходите на посадку.

— Хм, — фыркнула она, вышагивая в новых каблуках по ковровой поверхности пола вагона. — Грубиян.

В ответ за ней плотно закрылась металлическая дверь. Капитолий сначала плавно, а потом все более стремительно уносился вдаль в маленьком круглом оконце в небольшом проходе между вагонами.

«Путь следования Капитолий — Дистрикт Двенадцать», — раздалось из динамиков. — «Поезд следует без остановок. Время следования 29 часов 38 минут».

— Как же долго! — прохныкала выплывшая из вагона Вения, которую поставили (с помощью маленьких уговоров) в стилисты к девушкам трибутам. — Почти вся жизнь! Просто ужас.

«Повторяю, путь следования Капитолий — Дистрикт Двенадцать Поезд следует без остановок. Время следования 29 часов 38 минут».