Следующее утро оказалось шоковым, так как, открыв глаза, Гермиона осознала, что лежит на груди лучшего друга, где, как оказалось, и провела всю ночь. А над ними в своей неповторимой манере нависла Лаванда Браун и кидалась остротами.
Гермиона пропустила мимо ушей все её беспардонные намёки, вычленив из глупого щебетания только то, что Рон идёт на поправку, и облегчённо выдохнула. У неё просто не было сил беспокоиться ещё и о втором друге.
Гарри смотрел на неё со смесью беспокойства и любопытства, но вопросов, к счастью, не задавал. Она была ему благодарна за проявленный такт. Гарри всегда был таким, не имел привычки лезть в душу.
Последующие дни Гермиона старалась вести себя обычно, дабы не вызывать подозрений. Она внимательно расспрашивала друга о занятиях с Дамблдором, несколько раз навестила Рона и буквально поселилась в Запретной секции. Хотя Гермиона и понимала, что вряд ли найдёт что-то полезное в школьной библиотеке, но пока ничего другого в голову не приходило. Домашние работы отошли на второй план, она делала их наспех, уделяя всё высвободившееся время на поиски информации по частицам души.
По ночам на неё накатывало, и она позволяла себе плакать, когда никто не видит. Гермиона старалась контролировать себя, но когда очередной день не приносил никаких зацепок или открытий, отчаяние засасывало её будто болотная тина. Она даже посетила мадам Помфри и выпросила у той успокоительное зелье под предлогом перенапряжения от огромной загруженности. Зная особенность Гермионы Грейнджер набирать себе в расписание предметов раза в два больше, чем остальные ученики, медсестра даже не удивилась и без лишних расспросов снабдила её нужным лекарством.
Единственное от чего Гермиона теперь не могла удержаться — это от бесконечных объятий Гарри по поводу и без. Ей стало жизненно необходимо прикасаться к нему как можно чаще. Она садилась рядом с ним во время приёмов пищи, тайком наблюдала за ним, когда они занимались в гостиной, или же просто располагалась рядом, нахально уложив голову ему на плечо и молчала.
У неё и раньше было желание физического контакта, но, зная отстранённость друга в подобных вопросах, она старалась лишний раз не напрягать его. Гарри не был приучен к щенячьим нежностям и чувствовал себя неловко. Но сейчас, когда над ней довлела опасность потерять его, Гермиона превозмогала собственную стеснительность и позволяла себе эту маленькую слабость.
* * *
Когда Кормак МакЛагген сбил Гарри с метлы во время очередного матча по квиддичу, выдержка Гермионы дала сбой. Мало ей было полученной шокирующей информации о плане Дамблдора, так ещё и это. Такими темпами до итогового сражения Гарри просто не доживёт по другим причинам. А она помрёт от разрыва сердца из-за подобных происшествий. Недаром ей никогда не нравилась эта бестолковая игра, где друг вечно травмировался почём зря.
Гермиона до вечера просидела в Больничном крыле, не отходя от друга ни на шаг, игнорируя ревнивое бухтение Рона. Тот, в редкие минуты оставаясь без заботы Лаванды, требовал внимания к собственной персоне и даже предпринимал попытки обидеться. Но парочка красноречивых взглядов со стороны лучшей подруги прибавили ему разумности, и Рон замолчал, продолжая демонстративно тяжело вздыхать.
Кормаку чрезвычайно повезло, что он не попался под руку Грейнджер сразу после матча. Она бы, наверняка, убила его. Или бы испробовала на нём весь известный ей арсенал заклинаний, после чего тот бы и сидеть нормально не смог, не говоря уже об играх в квиддич.
Зато встретив МакЛаггена на следующее утро в гостиной, Гермиона не выдержала и двинула ему в нос. Старым проверенным способом — по-маггловски. Это хоть и не решало проблемы, но позволило выпустить пар. А если бы она знала, как развеселит этим поступком Гарри, то сломала бы Кормаку не только нос. Она обожала видеть друга в хорошем настроении, ведь он так редко смеялся.
* * *
С каждым днём продолжать делать вид, будто ничего не изменилось, становилось всё тяжелее. Всё, что удалось найти Гермионе почти за четыре недели — это лишь пару упоминаний о расколе душ. Никакой конкретики. Это была древняя и очень опасная магия, мало изученная и запретная. Если её кто и практиковал, то только тёмные маги.
Девушка внимательно расспрашивала Гарри о занятиях с Дамблдором. Их цель теперь была ясна Гермионе, но она искала другое — то, что поможет лучше понять Тёмного Лорда, чтобы совладать с ним без гибели друга! Потому что эту цену за победу над Волан-де-Мортом она не готова была платить.
Когда Гарри рассказал про чашу Пуффендуй и медальон Слизерина из воспоминаний эльфа Похлёбы, а также про попытку Волан-де-Морта устроиться преподавателем в Хогвартс, у Гермионы возникли некоторые догадки, и она снова направилась в библиотеку. Крестражи, осколки души, реликвии Основателей — всё это не давало Гермионе покоя. Неприятное, пугающее предчувствие собиралось где-то в животе. Про осколок в теле Гарри Тёмный Лорд не знает — так сказал Дамблдор, но похоже…
«Неужели этот псих, ища бессмертия, намеренно раскалывал свою душу, как-то используя для этого уникальные предметы?»
Чаша, меч, медальон — принадлежавшие величайшим волшебникам и Основателям Хогвартса. Меч Гриффиндора был у Дамблдора, а вот до остальных Реддл, судя по воспоминаниям, таки добрался. Интересно, а можно ли спрятать осколок души в неодушевлённый предмет?
От мелькнувшей мысли у Гермионы задрожали пальцы и участился пульс. Головоломка начинала складываться. Так вот что пытается донести Дамблдор до Гарри. Крестражи — это и есть части души. И их, как минимум, два — чаша Пуффендуй, медальон Салазара Слизерина. И третий сам Гарри…
Гермиона всхлипнула и положила голову на стол. Это всё выше её сил. Они столкнулись с такой магией, которая пугала даже Дамблдора. Они всего лишь школьники. Она не могла найти ничего полезного по извлечению частей души. А если и найдёт — вряд ли волшебство подобного уровня будет ей под силу. Гермиона даже не заметила, как разрыдалась, и слёзы проливным дождём закапали прямо на страницу книги.
— Твои мозгошмыги очень агрессивны сегодня, Гермиона, — раздался певучий голос у самого уха, заставивший её вздрогнуть, — если их не усмирить, они окончательно размягчат мозг.
Гриффиндорка подняла на собеседницу мокрые глаза и увидела протянутый ей странный предмет, походивший на брелок, состоявший из перьев, веточек и клыка какого-то животного.
— Этот амулет поможет тебе. Он отпугивает мозгошмыгов, — как ни в чём не бывало пропела Луна и присела напротив.
Гермионе стало неловко, что её застали в таком расклеенном состоянии. Она молча взяла амулет и принялась рассматривать его. Это было знаком вежливости, ведь на самом деле Гермиона не верила ни в каких мозгошмыгов.
Луна же тем временем, не обращая на неё никакого внимания, принялась вынимать из сумки различные странные вещи: зелёную луковицу, разноцветные камушки и череп. У Гермионы расширились глаза, так как это был настоящий человеческий череп с одной характерной особенностью: на нём было два лица, что было абсолютно не реально с анатомической точки зрения.
— Луна, что это?
— О! Это настоящая реликвия, — улыбнулась когтевранка, нацепив на себя какие-то странные очки. — Я откопала его на грядках за хижиной Хагрида. Там чего только нет…
— Что?
— Это череп мага, инфицированного редким видом мозгошмыга-душегуба. Это сверх-агрессивный и одержимый мозгошмыг. Их выводят искусственно и это очень тёмная магия. Профессор Квирелл как раз словил такого… — Луна задумчиво склонила голову на бок и медленно вертела в руке свою находку. — Ты даже не представляешь, как вам повезло, Гермиона. Вы с Гарри учились в Хогвартсе и успели увидеть это воочию. Вы видели живой образец!
Восхищение в её голосе было неподдельным, а до Гермионы с трудом доходил смысл сказанного.
— Так… это же… в нём же… Луна, в профессора Квирелла вселился Волан-де-Морт! Это… это…
— Гермиона, не стоит так волноваться, — собеседница сняла свои громоздкие очки и улыбнулась. — Это всего лишь череп. Он безобиден. Мозгошмыг-душегуб был уничтожен, но на костях осталось явное свидетельство его присутствия. Это так интересно с научной точки зрения!
— Но… но как ты нашла его? — Гермиона сама толком не понимала, зачем вслушивается в странные речи Луны, но какое-то шестое чувство заставляло её задавать дополнительные вопросы.
— О, это же очень просто! Я использовала заклинание-ищейки, которое наложила на миссис Норрис, и она привела меня на место.
— Ты заколдовала кошку Филча?
— Я всего лишь попросила её о помощи с помощью особого заклинания, — певучим голосом пояснила когтевранка, — просто у меня нет своего питомца. А нарглы не поддаются этому заклинанию. Тебе вот хорошо, ты всегда можешь использовать Живоглота.
— Мерлин! — Гермиона наклонилась вперёд и прошептала: — Луна, а подобные мозгошмыги могут селиться в неживых предметах?
Сердце заколотилось в ожидании ответа. Гермиона ещё никогда не вслушивалась в речи Луны Лавгуд с таким интересом.
— Ну… — собеседница прикусила собственный палец и закатила глаза куда-то к потолку, — чисто теоретически их можно заточить в неодушевлённый предмет, как в темницу. А потом высвободить с помощью ритуала… Такой мозгошмыг впадает в спячку на длительное время… Это могут быть годы, даже десятки или сотни лет…
— А если такой мозгошмыг попал в живого человека, то можно ли его вылечить, не причиняя вреда тому, кто его словил? — голос Гермионы звучал почти жалобно.
Она сама не понимала, почему зацепилась за рассказы Луны, которую вся школа считала немного сумасшедшей. Возможно та и сейчас несла полную чушь, но уже отчаявшаяся Гермиона готова была вцепиться во что угодно, если был хотя бы малейший шанс использовать данную информацию для спасения Гарри.
— Это очень сложный вопрос, — произнесла Лавгуд, подумав. — Но у моего отца есть старые книги по мозгошмыгам-душегубам. А ещё моя прабабушка проводила эксперименты над более лояльными видами мозгошмыгов, но всё же… Она вела дневники. Я могу попросить отца прислать это сюда, если тебе интересно.
— Это было бы очень здорово!
— Хорошо, я напишу отцу, — кивнула Луна и, поднявшись, начала спихивать в сумку всё, что доставала из неё ранее. — Было очень приятно поболтать с тобой, Гермиона Грейнджер.
— Спасибо, Луна. Мне тоже было приятно. Я, правда, буду очень благодарна, если ты достанешь мне эти записи.
— Ещё я изучаю дневник мамы, там тоже есть немного об этом. Мама любила эксперименты… Но она бы никогда не стала создавать одержимого мозгошмыга-душегуба. Это очень тёмная магия. Для подобного надо совершить убийство. Будет время — приходи в нашу гостиную, я покажу тебе. Для входа нужно отгадать загадку, но, думаю, ты справишься. Ты же самая умная во всей школе.
Глаза Гермионы расширились. Убийство не было чем-то непозволительным для Волан-де-Морта, тот вполне мог пойти на подобные шаги. Более того, он делал это с лёгкостью и регулярно. Вторую часть монолога когтевранки Гермиона слушала уже вполуха. Если всё это было бредом, то почему слова Луны настолько перекликались с информацией о частицах души и крестражах? Гермиона была полна решимости использовать услышанное, даже если придётся поверить во всяких мозгошмыгов.
— Хорошо, Луна. Я зайду к тебе после выходных. Обязательно. И спасибо за амулет.
Луна улыбнулась и, перекинув сумку через плечо, направилась к выходу из запретной секции, оставив Гермиону наедине с целым роем мыслей.
* * *
Запретная секция в библиотеке была изучена вдоль и поперёк, так что найти в ней что-то полезное по интересующей её теме, Гермиона уже и не надеялась. Поэтому она с присущим ей рвением вцепилась в теорию Лавгуд. Способность Луны формулировать свои мысли в очень странной манере немного раздражала, но постепенно Гермиона к этому привыкла и уже не переспрашивала по нескольку раз, что же та имела в виду. Они пересекались ещё несколько раз, и Гермиона с интересом выслушивала любые концепции про мозгошмыгов. Парвати и Лаванда даже потешались над Гермионой, что она завела себе чокнутую подружку, но мнение недалёких сокурсниц было последним, что интересовало её в данный момент. В окна величественного замка уже пробиралось яркое апрельское солнце, а Гермиона не сильно-то продвинулась в своих исследованиях. Поэтому она с замиранием сердца ждала, когда Ксенофилиус пришлёт дочери книги и дневники предков.
Выслушивая рассказы Гарри об уроках Дамблдора, Гермиона всё больше убеждалась в том, что рассказы Луны о мозгошмыгах-душегубах и теория крестражей — это, по-сути, одно и то же. Было весьма странным откуда у столь безобидных Лавгудов имелась такая информация, облачённая, правда, в весьма необычную форму.
И вот настал тот день, когда Луна получила долгожданную посылку от отца и девушки сразу же после обеда помчались изучать её содержимое. Сокурсники-когтевранцы никогда не вслушивались в речи Луны, поэтому та очень радовалась, что нашла новую подругу.
Башня Когтеврана была третьей по высоте и уступала лишь Астрономической и Гриффиндорской. Оказавшись внутри, Гермиона оживлённо озиралась по сторонам. Комната была почти пуста, лишь несколько первокурсников, расположившись прямо на полу играли в какую-то игру, не обращая на вошедших девушек никакого внимания. Когтевранцы вообще отличались рассудительностью и спокойным темпераментом, что сильно бросалось в глаза в сравнении с гриффиндорцами.
Стены в гостиной прорезывали изящные арочные окна с шелковыми занавесями. Куполообразный потолок был расписан звездами. В нише напротив входа к спальням находилась мраморная статуя Кандиды Когтевран. Интерьер, выполненный в спокойных бело-голубых тонах вызывал чувство умиротворения.
Луна плюхнулась на небольшой бархатный диванчик и вытряхнула из сумки всё содержимое. Среди каких-то перьев, бусин, школьных принадлежностей затесались дневники её прабабушки и несколько книг, присланных отцом. Книги она сразу протянула Гермионе, а вот дневник открыла сама.
Его потрёпанные временем страницы были исписаны мелким, но достаточно аккуратным почерком. А на некоторых встречались рисунки каких-то странных существ с уродливыми мордочками.
— Это, наверное, и есть мозгошмыги-душегубы, — предположила Луна. — Вот смотри, здесь как раз заметка о том, что они могут быть заключены в предмет.
— А это змея? — удивилась Гермиона, видя следующий рисунок.
— Не простая змея. Это василиск, — задумчиво произнесла собеседница, — смотри, прабабушка пишет, что агрессивные мозгошмыги боятся яда огромного змея, то есть василиска.
— Это же великолепно! Но ведь этот яд убьёт и живое существо, в которое вселился такой мозгошмыг? — вырвалось из Гермионы, и когтевранка подняла на неё свои затуманенные глаза, в которых читался явный интерес, вместо привычной отвлечённости.
— Гермиона, ты знаешь кого-то, кто ещё инфицирован мозгошмыгом-агрессором?
— Я… я… — залепетала Грейнджер.
Ей было неловко обманывать Луну, та всячески старалась ей помочь, но, в то же время, делиться тайной, которой она обладала, было чрезвычайно опасно. А ведь с другой стороны, ей позарез нужна была хоть чья-то помощь, а Луна была в «Отряде Дамблдора», доблестно сражалась в Министерстве и всегда хорошо относилась к Гарри.
— Я думаю, что да, — прошептала она, с осторожностью озираясь по сторонам, — и мне надо… очень надо вытащить из него эту штуку, Луна!
— Полагаю, речь идёт о Гарри, — буднично отметила собеседница, даже не поднимая глаз от страниц дневника.
— С чего ты… почему…
— Потому что все твои мозгошмыги всегда связаны с Гарри. Это же элементарно, Гермиона.
Гермиона лишь вздохнула и опустила голову. Возможно, так даже лучше. Ей давно хотелось с кем-нибудь поделиться. Идеальным вариантом был бы сам Гарри, но она не могла сказать ему, пока не найдёт хотя бы призрачное решение. Сообщить Гарри сейчас — это значит лишить его всяческой надежды. Она не могла так с ним поступить.
— Пожалуйста, не говори ему ничего, ладно? — умоляюще произнесла Гермиона.
— Об инфицировании или о твоих чувствах к нему? — буднично поинтересовалась Луна, будто они просто обсуждали погоду за окном.
— О каких ещё чувствах?! — вспыхнула Грейнжер, уже жалея, что начала этот разговор. — Мы же друзья и я…
Луна мягко улыбнулась в ответ.
— Не волнуйся, я умею хранить секреты. А сейчас нам надо изучить всё это. Давай ты возьмёшься за книги, а я — за дневники прабабушки. Вдруг найдём что-нибудь интересное…
— Спасибо, — выдохнула Гермиона, запихивая книги в свою сумку. Ей предстояла очередная бессонная ночь. Вряд ли она успокоится, пока не изучит их от корки до корки.
Тогда она ещё не предполагала, что столкнётся в гостиной с Гарри и снова разрыдается. Ей удавалось сохранять самообладание, когда мозг был занят работой. Но стоило заглянуть в глаза лучшего друга, как в ушах громом начинали звучать зловещие слова Дамблдора, и её нутро выворачивало от этого наизнанку.
Гарри молча гладил её по волосам, не задавая больше вопросов. А Гермиона плакала, представляя, что когда-нибудь ей придётся рассказать ему правду, которая разобьёт его сердце. Ведь Гарри боготворил Дамблдора. Он верил ему, как и она ещё совсем недавно…
Она не желала высвобождаться из его объятий. Слёзы уже перестали катиться по щекам, но Гермиона так и продолжала утыкаться лицом куда-то в район его ключицы. Одна ладонь Гарри лежала на её спине и она чувствовала, как тепло пробирается через тонкую ткань мантии и рубашки. Ей было так хорошо, что уходить совсем не хотелось. Гермиона размышляла, насколько же близкими людьми они стали за эти годы. Сколько опасных приключений их связывало. Сколько тайн и загадок они разгадали. Теперь ей предстояло решить главную задачу в своей жизни. Она была важнее любых СОВ и ЖАБА. Важнее всего на свете.
Наверное, Гермиона не нашла бы в себе сил оторваться от лучшего друга, но тут портрет Полной Дамы отъехал в сторону и в гостиную вошёл МакЛагген. Тому, видно, не хотелось передвигаться в полумраке, поэтому он вскинул палочку и пробасил:
— Люмос Максима!
Вспышка света полоснула по глазам Гарри, и он дёрнулся, отчего Гермиона отлепила голову от его плеча.
— О, это вы тут милуетесь! — прогремел Кормак, играя бровями. — Смотри, Поттер, эта дамочка чрезвычайно опасна…
— Заткнись, пока я снова не сломала тебе нос! — прошипела Гермиона. — И вообще, чего это ты шатаешься по замку после отбоя? Хочешь, чтобы с факультета сняли баллы?
— Ну сними, ты же староста, — нагло парировал он и тут же добавил. — Я бы рассказал тебе, Грейнджер, чего я шарюсь, даже показал бы, чем занимался, но тогда нам надо избавиться от Поттера. Уверяю тебя, со мной ты о нём и не вспомнишь…
— Что? — Гермиона аж вскочила с дивана, поражённая такой наглостью и вызывающе вскинула подбородок.
— МакЛагген, лучше заткнись, Гермиона дело говорит, — Гарри, хоть и не шелохнулся, прозвучал довольно воинственно.
— Ой, да ладно вы, зануды! — хохотнул Кормак. — Кстати, Поттер. У меня там появилась идея насчёт стратегии игры в следующем матче…
— Ещё слово, МакЛагген — и ты вылетишь даже из запасного состава. Твоя стратегия в прошлом матче как ты помнишь совсем не впечатлила команду.
Пока Кормак недовольно пыхтел, не зная, что ответить на последнее заявление, Гермиона потянулась за своей сумкой, которая лежала на диване рядом с Гарри.
— Ладно, мне пора. Всем спокойной ночи.
— Гермиона, мне кажется, мы не договорили, — обеспокоенно произнёс друг.
— Уже поздно, Гарри. Давай в другой раз, — бросила она и быстрым шагом направилась к лестнице.