Зелёный свет&цвет (гет)

Бриз доносил до жителей Королевской гавани не только соль моря, но и взмахи крыльев, огромных крыльев драконов, если сравнивать с ними. Но они перестали быть привычными. Когда Солнечный огонь и Пламенная мечта покидали столицу, было тихо, умиротворяюще, обычно. Но по возвращении взмахи драконьих крыльев стали яростнее, посеяв ужас и преклонение перед животной мощью. Упомянутые драконы летели первыми, казалось, у людей отлегло. Но потом их накрыла чёрная тень выросшего Валеона и гигантская могучая тень Вхагар. Таргариены. Уже давно никто не произносил имя этого дома с благоговейным опасением. Ну, царствуют над ними, ну, с драконами. Но люди поняли, что расслабились рано.

Опомнились.

— Я тоже любил орехи в детстве и по юности, — Визерис наблюдал, как безучастно уставилась на тарелку Рейма и при этом легко раскалывала злосчастную скорлупу. Один за другим.

В день возвращения он пожелал отужинать с ней, только с ней. Позвал к себе в покои. Признаться, многие заволновались. Хотя Алисента не столько расстроена, сколько возмущена. Рейма была обязана поддержать Рейниру? Ну, не мог ведь Визерис преисполниться любви к ребёнку, которого игнорировал.

— И любил, когда дедушка Бейлон чистил их. Знаю, — дочь на него не смотрела. — Интересно, живы ли ещё те слуги, что рассказывали мне об этом? — в конце концов, кто-то её любил. Жалел. Но почему бы не принять их жалость за любовь? Не играющие большой роли в управлении государства и творении истории слуги, только они могли быть искренны, ведь от неё нельзя было получить выгоды.

— Верно, — Визерис улыбнулся.

Рейма поставила очищенные орехи перед ним.

— Пока зубы ещё крепки, почему бы не поесть? — только голову повернула.

— Когда мы были в Дрифтмарке… — начал король, и Рейма не могла не напрячься. — Ты говорила весьма неосторожно, Рейма, — Визерис откинулся на спинку стула.

— Я не называла детей сестры бастардами, — хоть таковыми они и являются. Визерис усмехнулся, он точно знал, чего дочь не произнесла вслух. Он не отрицал того, что Рейма в силу его слова верит. И если она назовёт Джекейриса и Люцериса, пусть и наедине с ним, бастардами, то лишится языка. — К тому же именно дети сестры и дяди поступили низко. Они могли убить Эймонда. Тебя бы это совсем не расстроило? — голос дрогнул, отец почувствовал на себе взгляд дочери.

— Расстроило бы, он мой сын, — и почему-то не хочется смотреть в ответ.

— Да, но не так сильно, — Рейма не хотела мирного разговора. Она знала, что, вернувшись, не захочет продолжать быть невидимкой. Не после Дорна, где ей помогли найти себя.

— Рейма? — что ты хочешь сказать? Взгляд Визериса умолял не продолжать.

— Даже я не получила и долю той любви, что есть у Рейниры.

— Неправда, — в ответ только большие, не верящие утверждению и смеющиеся над ним глаза.

— Ты бы не отослал меня в Дорн, — Рейма поджала губы. Вино, которого она давно избегает, старается не употреблять, манит к себе, предлагая спасительную отвлекающую горечь. Но остаётся нетронутым!

— Отослал? Ты ведь сама этого хотела, Рейма! — да чего сложные личности его дочери.

— Да?! Но в глубине души я надеялась, что ты не отпустишь меня. Всё время до отъезда меня называли «нелюбимой» принцессой. Так будет и дальше? Может, теперь я стану «отвергнутой»? Говорят, я убила мать и брата, но это было твоим решением, — разрезать ей живот. И даже так, не вина Реймы, что боги оставили жить именно её. — Может, тебе было противно смотреть на меня, на напоминание о своём решении? Если не ненавидел, значит, ничего не испытывал?

— Я дал тебе свободу действий, — Визерис наклонился к ней. — Мейстеры, сир Стронг, твоё желание взяться за оружие. А сколько ты проводила времени с драконом? Тебе не нужно было присутствовать на пирах, терпеть их взгляды, обращённые на «нелюбимую» принцессу, — он протянул свои дрожащие и уже дряблые пальцы, чтобы ухватиться за её ладонь, такую тёплую и полную жизни. — И относишься к Алисенте как к матери, искренне, и поэтому я ничего не имею против этого… — Рейма повернула ладонь внутренней стороной и сжала отцовские пальцы в ответ.

— Тогда какая разница, осторожно я говорила или нет? Я защищала своего брата, такого же ребёнка, как и напавшие на него, — на своём Рейма собиралась стоять до конца. Слёзы, которые довелось сдерживать очень долго, всё же покатились по щекам, скромно, сдержанно, стыдливо. Она не хотела, чтобы Визерис видел её такой. Она не хотела чувствовать себя провинившейся и быть таковою в его глазах. — Не отрицаю, поступок отнюдь не благородный, но, видно, сама судьба пожелала, — и в её ясных, более ясных от слёз, глазах плещется гордость за принца Эймонда.

«Почему не гордишься ты, отец?»

— Рейнира тебя любит, теперь же…

— Разлюбит? Значит, не так уж и любила, — отрезала, словно не ножом, а мечом. — Почему мы снова говорим о сестре? Мы с ней переписывались, и думаю, раз мы от одного отца и одной матери, она меня поймёт. Так почему мы продолжаем говорить о ней? — другой ладонью принцесса смахнула слёзы.

Рейма хотела получить хоть какую-то реакцию на слова, сказанные ещё раньше.

— Ты моё дитя, справедливо признать твоё видение моих действий, — он ведь хотел поговорить об этом.

— Ты не написал мне ни строчки. У меня было желание сделать это первой. Тогда думала, ты меня заметил, может, всё наладится. Я не получила ни строчки. Как можно было подумать, что меня не отослали? Ещё скажи, что я должна была написать первой. Я, со статусом «нелюбимой», — Рейма разжала пальцы, высвободиться от руки Визериса легко.

— Рейма… — прости? Неужели это ненависть в её глазах? Она так похожа на Эймму. Может, их разговор бы прошёл более мирно и роднее, если бы его «горжусь» прозвучало увереннее и твёрже, если бы в Дрифтмарке он не проигнорировал её действия.

— Мне написал сир Лионель, просил поддержать Рейниру. Ты дал мне свободу действий? Наверняка, ради этого. Скажи, просто скажи: «Рейма, поддержи Отраду Королевства!» — она встала и вдохнула глубже. Оглянулась на макет Валирии. Если так подумать, только сегодня увидела впервые. — Но не проси, приказывай, отца я не послушаю, короля придётся, — Визерис определённо виноват перед дочерью, и понимание сей данности позволило ей остаться при своём. Ему дали время отдать приказ, но мужчина только опустил голову.

— Долгих лет, Ваше Величество, и доброй ночи, — демонстративный реверанс. И принцесса исчезла за закрывающими дверями.

По щеке короля также прокатилась слеза.

— Принцесса? — та замерла, не пройдя и десяти шагов. Конечно, рыцари заволновались.

Рейма хотела вернуться, покаяться, что хотела отыграться за всю ту любовь, которую не получила, но на которую имела не меньше прав, чем Рейнира. Она любила сестру. Но ненавидела ровно столько же, потому что завидовала.

Визерис увидел своё творение, ещё один человек из его семьи, которого он отдалил, которому причинил боль. Но принцесса никуда не денется. Возможно, они ещё узнают друг друга лучше?

Рейма не отреагировала на стражников, ушла к себе.

΅◊΅

— Ваше Высочество, ваша красота поистине впечатляет, — давно она не стояла послушной куклой перед зеркалом. Теперь оно было во весь рост. Ей предлагали различные фасоны и цвета Таргариенов. Главный портной продолжал разбрасываться комплиментами, несколько раз упомянув Висенью, жену Эйгона Завоевателя. — Вы были таким маленьким неприметным росточком, теперь же никто не сможет не возжелать такой прекрасный цветок, — но даже этот, несколько сомнительный, комплимент был проигнорирован.

Хелейна стояла в стороне, она игралась с каким-то жуком, которого принесла из Драконьего Логова. Они бы полетали дольше, но за ними Эйгона(!) отправили, чтобы их в итоге привели сюда. Его Величество пожелал устроить через три недели пир в честь возвращения принцессы Реймы. У Хелейны есть прекрасное платье по случаю, зелёное, само собой. У Реймы нет. Кажется, они хотели обновить ей гардероб, но Алисента почему-то не спешила окружить её зелёным.

— Сестра, а вереск может позеленеть? — пришлось отвлечь младшую. Та резко подняла голову и посмотрела сестре в лицо задумчиво и несколько отрешённо.

— Он и так зелёный, — и улыбнулась.

— Отчего тогда ему чернеть? — слуги напряглись. Две принцессы, две дочери, рядом с наследницей не стояли. Обе в каком-то своём мирке.

— Гниль, а может, пепел, — Хелейна продолжила изучать насекомое, будто они с сестрой не говорили какими-то загадками.

Рейма посмотрела на своё отражение в зеркале. С головы до стоп.

— Мне нужно ранить вашу творческую натуру, Парвани, я знаю, какое хочу платье, — возможно, оно ей не пойдёт, но получится весьма занятно.

— Как пожелаете, принцесса!

΅◊΅

«Дорогая тётя, пишет вам ваш любимый племянник, Люцерис Веларион. Я надеюсь, что всё ещё остаюсь таковым. То, что произошло с принцем Эймондом… когда вы сказали, что мы могли убить его, я не стал задумываться, в голове было много мыслей. Страхов. И сейчас я тоже боюсь. Честно! Я не хотел, сам не заметил, как далеко зашёл. И дальше мне было просто страшно. Письмо мне помогает написать мама, мы говорили об этом. Но вам с ней лучше самим поговорить. Я должен извиняться не перед вами, но мои извинения не нужны дяде. Так говорят взрослые. Голова болит от вопроса, в чём смысл, если они не нужны, и откуда они знают об этом. Вы сказали, что я любимый племянник, хотя бы потому, что задаю правильные вопросы. Вы увильнули от ответа, как я убегаю от недоеденных утром овощей. На свой вопрос до сих пор жду ответа. Будет славно, если мне повезёт его услышать. Жду вас как желанную гостью в любое время, мама тоже будет рада.

Ваше солнце, Люк».

Рейма усмехнулась, когда взгляд снова упал на строчку: «Письмо мне помогает написать мама». Сердце умиляется, а разум напрягается. О чём и как говорила Рейнира с Люцерисом, Рейма вряд ли узнает. Был ли это мудрый ход со стороны сестры-наследницы? Она не помогла ей тогда, не встала на её сторону. Но предупреждала, что так может произойти. Кажется, Рейме довелось подслушать разговор Отто со своим подчинённым, который принёс весть, что принц Деймон с одной из дочерей обосновался на Драконьем Камне. Как скоро они поженятся?

И что ответить Люку? Только правду? Вторая беременность Рейниры ознаменовалась ослаблением контроля: Рейма могла видеться с сестрой без надзора. Да и в целом они стали проводить больше времени. Ей тогда было десять-одиннадцать лет. Всё ещё ребёнок, которому можно оставаться в неведении. Просто любимая младшая сестра, а не возможный сторонник в противостоянии. Рождение Люцериса есть то светлое, что, несмотря на зависть, Рейма будет беречь в самом сердце. Он связь с беззаботным и невинным прошлым, крепкий и невинный мир. И он второй, пусть и любимый, в отличие от неё. Его положение столь же тяжёлое. Брат будущего короля? И лорд Дрифтмарка.

Принцесса усмехнулась.

Возможно, гостить у сестры не такая плохая идея.

— Ага, что это тут у нас, — раздосадованный отсутствием реакции на своё появление, Эйгон выхватил письмо и поспешил отбежать в другой угол.

— Эйгон! — вот же нетерпеливый! Сейчас всё точно истолкует наперекосяк, пусть и не специально, а ради шутки — проблем всё равно прибавит.

— Здравствуй, сестра, — Эймонд честно не хотел заходить без дозволения, но Эйгон потянул за собой. Они зашли за ней перед тренировкой. Рана Эймонда почти зажила, но участвовать в тренировках мейстеры всё ещё запрещали.

Сердце кольнуло, будто ехидничало. Не дайте, боги, Эйгону сейчас что-то ляпнуть. Рейма подошла и обняла младшего брата. Злиться на старшего из них желания нет, как и сил. Брови первого принца взметнулись, он улыбнулся только одним уголком губ.

— Интересное чтиво, тяжёлое, я бы сказал, — и откинул куда-то в угол, пока не видят. — Что ответишь? — и всё же поинтересовался, подойдя к ним и опустив руку на плечо Эймонда.

— Его Величество так или иначе узнает, вот и думай, что отвечу, — Эймонд нахмурился.

Нехотя, но он вернётся сюда, тайком. Главное, чтобы никто другой то письмо не поднял. Пусть Эйгон и старался говорить уклончиво, легко догадаться, что оно от «чёрных». — Идёмте на тренировку, — принцесса улыбнулась. Иного ответа от неё не могло последовать, так что Эйгон рассмеялся. Бедная, бедная Рейма. Ну ничего, они двое несчастных разделят это бремя.

Тренировка для троих — и каждый сам за себя. Как обычно, много зевак. Но сегодня даже король пришёл посмотреть. Снова меч. Принцесса не торопилась показывать дорнийские кинжалы и копье, о которых двор уже наслышан. Вернулась к мечу, так как «растеряла навыки». И правда, так что сир Кристан Коль был суров в своих замечаниях и, как прежде, не смел поддаваться.

Эймонд, убедившийся, что его уход заметят нескоро, поспешил вернуться в покои сестры тайными ходами. Эхо шагов нисколько не давило на разум. Письмо лежало в том же углу, куда его откинули. Эймонд присел и подобрал его, немедленно вчитываясь. Не похоже, что там было что-то, что Рейма хотела бы скрыть. И всё же ему несколько стыдно. Тогда зачем продолжать читать? И что он почувствовал в ответ на содержание письма?

— Юный принц поступает некрасиво, оставьте письмо на месте, — Эймонд обернулся: Кайа стояла у дверей, наблюдая.

— Тебе стоит меньше говорить, ты служанка и дорнийка, не наживай врагов лишний раз, — кто знает, насколько хороша служба этой девушки? Не только себе проблем доставит, но и сестре.

— Принц очень добр, Кайа запомнит ваш совет, — девушка склонилась. — Но письмо оставьте, — и Эймонд снова просмотрел написанное. Рана, будто снова полоснули. Он действительно напугал сильных мальчиков, так что отчасти вина за потерю глаза на нём самом. Но ведь терпеливо сносить их нападки было нельзя.

«Любимый племянник? Солнце?» — принц подумал, что если второй принцессе не избежать гостеприимства наследницы, то можно срок его сократить. Максимально. Нужно поговорить об этом с матерью.

— Ты видела, как я сюда попал? — отдал письмо, чтобы узнать, что из этого выйдет.

— Я только что пришла, и ничего увидеть не могла, — смуглянка услужливо улыбнулась и снова поклонилась, позволяя принцу уйти. В Красном замке ей будет очень весело.

΅◊΅

Рейма не должна была успеть к началу праздника, ей должно было показать себя гостям, когда король окончит свой тост и ей откроют двери. Стражники, с которыми ей приходилось ждать сего часа, косились с удивлением и любопытством. Как-то Эйгон сказал, что она канат, который простолюдины перетягивают на своих праздниках. Почему бы и не побыть им ещё?

Как только двери открылись и перед взором предстало множество гостей различных домов, Рейма глубоко вдохнула и положила одну ладонь поверх другой. Красное платье, подобно тому, что когда-то Рейнира надевала на смотрины. Но узорами на нём были многочисленные стебли вереска с нераспустившимися соцветиями. И волосы уложены, как когда-то их уложила королева Алисента, впервые показавшись в тронном зале в зелёном. Служанкам пришлось хорошенько постараться, чтобы её пушистые, как у королевы Эйммы, волосы не выглядели с этой причёской нелепо.

Железный трон на время пиршества позабыт, скрытый другими стульями с высокими резными спинками. Среди одних и тех же лиц выделялись статные дорнийцы и их прекрасные и чарующие дорнийки. Удивительно, что король пригласил лучших их представителей, чтобы подобным образом выразить благодарность за гостеприимство всего Дорна. Однако были и знакомые лица, улыбки на них придали принцессе уверенности. Если бы кто-то и хотел ляпнуть про злосчастные четыре месяца, о которых «ничего неизвестно», сегодня смолчит. Она не станет терпеть, особенно когда такие ярые до справедливости люди присутствуют здесь.

Если справа от короля сидели королева и десница, то слева расположились дети короля. Место слева от Визериса пустовало, ждало её. Алисента улыбнулась: Рейма выглядела достойно и выделялась, как полагалось ей по крови. Хелейна, знавшая чего ожидать, довольно промурлыкала себе под нос. Эйгон покосился на младшую, поджав губы, а после, когда старшая поприветствовала короля и заняла своё место, бросил, не требуя ответа:

— Эти ваши символические игры кружат голову, — само собой, не в самом приятном смысле. — Но такая красавица отобрала у них голоса, стало так тихо, будто сюда дракон сунулся и никто не хочет его привлечь ненароком.

— Плохой комплимент, братец, — Эйгон только плечами пожал на её слова.

Праздничный шум заиграл новыми красками, стоило королю положить свою ладонь поверх ладони дочери, сжимая в одобрении. Закружились пары в танцах. Один из дорнийцев подошёл, молодой человек, года на четыре старше Реймы. Они вместе росли при дворе принца Кворена. И поначалу он был тем ещё задирой, но быстро пришлось признать гостью равной, а не другой любой дорнийкой. Был ли Теор Сантагар влюблён? Ещё как. Однако встретить его в Красном замке весьма неожиданно.

— Ваше Величество, позвольте представиться, Теор Сантагар, — поклонился, но недостаточно низко, как может позволить себе званый гость. — Королева, принцессы и принцы, — кивок и взгляд на Рейму, лёгкий и задорный. Ох уж эти песчаные дорнийцы, ещё более наглые, чем солёные. — Довольны ли вы тем, какой вернулась Её Высочество? — всего лишь необходимая формальность, чтобы позвать её на следующий танец. Зря что ли учил?

— Доволен… сир Теор, — уже и рыцарь. Неплохая партия? Только Визерис не стал об этом думать. Дочь мизинцем стукнула его ладонь. Это просьба больше не обращать на гостя внимания или просто совпало?

— Это честь для нас, — Сантагар склонил голову из вежливой благодарности. Но исподлобья глянул на Рейму: — Принцесса, не окажите честь потанцевать со мной?

— Сир Теор, я бы с радостью, но все эти приготовления к празднику так утомляют, — Эйгон рядом тихо засмеялся, только вот дорниец нисколько не смутился.

— Что вы хотите на этот раз? — полюбопытствовал он, вторя королю.

— Рейма, разве можно отказывать гостю… — Визерис нахмурился, недоумевая, а затем спросил: — И что-то требовать? — и посмотрел на дочь, которая мило улыбалась.

— Ваше Величество, нет причин беспокоиться, у нас с принцессой издавна так повелось, — очаровательный молодой человек. Возможно, Сантагар был её другом в чужом Дорне?

— Я пока не решила, — Рейма поднялась.

— Да ладно? — Эйгон свёл брови в неодобрении.

— Но до конца танца что-нибудь придумаю, — прошла мимо Хелейны и Эймонда, обошла стол: — Раз у нас так повелось, — и вложила свою ладонь в его. Теор выпрямился и повёл принцессу к центральной части танцующей колоннады, но далеко от семейного стола уводить не стал.

Несмотря на то что танцы родного двора изучались исправно, под присмотром матушки, Рейма отвыкла от них. Свободные и позволяющие импровизацию дорнийские танцы стали по душе ближе. Так что первые движения давались ей неловко. Но выучивший недавно пару танцев Теор в том же положении. Оттого выглядело, будто принцесса помогает ему не упасть в грязь лицом.

— Не ожидала увидеть тебя здесь, — честно призналась она, когда шаги наполнились уверенностью, а память услужливо подсказывала движения.

— Должен я покаяться, Рейма, пока не уплыл за Узкое море, — они смотрелись вместе обворожительно, заставляя людей улыбаться из разных чувств. И при дворе принца, и здесь, при дворе короля. Их руки сплелись, они закружились.

— О чём ты?

— Кайа хорошо о тебе заботится? — если бы не такой хороший друг и партнёр, принцесса бы сбилась из-за услышанного. А Теор спокойно продолжал: — Мой дом повинен перед тобой, сама знаешь в чём. И перед Семерыми сыскал я справедливости ради Дорна и тебя, доброй гостьи, — танцующих становилось меньше. Кому-то стало дурно от усердия в сим нелёгком деле.

— Что ты натворил? — музыка стала стихать.

— Мой отец был не вправе требовать справедливости за муки предков от невинной девчушки, как и знавший об этом старший брат не смел молчать, — пары остановились. Рейма схватилась за его локти, сами руки Теора послужили ей опорой. Теор улыбнулся, несколько виновато, но ни о чём не жалея: — Я убил их, отравил, они умерли не сразу, я успел предстать перед принцем Квореном и изложить суть дела. Честь Дорна восстановлена, но я всё равно предатель для Сантагаров. Поэтому мне нужно за Узкое море, начну жизнь заново, добрая драконья принцесса, — в конце концов, молодой человек восхищался чужачкой, которая, несмотря на незаслуженное зло, продолжала творить добро.

Эйгон наблюдал за сестрой и дорнийцем то равнодушно, то с некой снисходительностью. Может, смотрелись они и хорошо — так думали окружающие лорды и их леди, Эйгону и напрягаться не пришлось, чтобы понять их мысли и суть разговоров. Стоило им только посмотреть на его сестру! Лицемеры! Пусть держатся подальше от неё.

— Завидуешь? — с усмешкой спросил он у младшего брата, который хмурился всё сильнее, пока они танцевали. И совсем не заметил, что Хелейна тоже наблюдала за ними, едва заметно улыбаясь. А теперь замотала головой. — Да я не тебе.

— Что-то не так, — только это мелкий бука и выдал.

Эйгон фыркнул.

— Идём, — и протянул руку младшей, закатив глаза. — Второй раз предлагать не стану, — может, она и идиотка, но им ведь придётся пожениться. Сестра, уважать-то надо. Вроде уважает? Вроде…

— Ну и… — не успел принц съязвить, Рейма спешила вернуться на своё место, с трудом возвращая приветливую улыбку и такой же приветливый взгляд.

Эймонд тоже не успел ничего сказать, только вертелся, пока Рейма обходила стол, возвращаясь к своему стулу. Пир как пир. И почему их считают особенными? Наутро в её покои доставили одно из фамильных копий Сантагаров — Лазурный Скорпион. За танец ничего не попросила, но издавна повелось, так что «не стоит нарушать традицию, принцесса». Особенно в последний раз.

΅◊΅

Если Вхагар первое время пугала, то теперь было весело смеяться от души, обгоняя старушку. Глаз Эймонда зажил, для него изготовили повязку из кожи. «Шрамы красят мужчин», — сколько раз второй принц услышал эти слова, как только рана зажила? Утомляет.

И теперь он мог сколько угодно проводить времени со своей драконицей. И так многое упустил!

Валеон то обгонял старшую, то отставал от неё. В голосе юного всадника слышно всё больше уверенности. Он завидовал той обыденности и простоте, что была между Реймой и её драконом. Валеон понимал, не успела принцесса повелевать. Но он был молодым драконом, а Рейма — его первая хозяйка. Надеяться на такое взаимопонимание с Вхагар… Эймонд только надеяться и мог.