Сага о Сакши́. Книга 3. Последний удар сердца (гет)

— Просыпайся, сплюшка⁽¹⁾!

Вилан, в это время сонно потягивающаяся, чуть не подпрыгнула. Бай Лин, склонившись над ней, ласково подул на её веки. Его всегда смешило, когда удавалось застать её врасплох. Не нарочно, конечно же. Впрочем, существовала вероятность, что, случайно вспугнутая, она способна промахнуть в неизвестном направлении полстраны за минуту.

Вилан, не открывая глаз, наугад протянула руки, обняла его за шею и притянула к себе.

— Скажи, что будет сегодня?

— Одевайся.

Пока Вилан в одиночестве приводила себя в порядок, заглянула госпожа Лю и принесла горячую воду для умывания. Пользуясь удобной возможностью, сильфида порасспросила экономку, чего ожидать от сегодняшнего дня. Больше всего она опасалась быть втянутой в какой-нибудь неизвестный и нежданный ритуал и сделать что-то неподобающее, не вписаться в общую картину. Госпожа Лю, которая уже прослышала про этот праздник, объяснила, что в Юшэнге его отмечают дважды: в конце весны — мужской, в начале лета — женский. Сегодня, по традиции, мужчина готовит для своей дамы какое-то вкусное блюдо, дарит что-то значимое, чем выделит её среди всех прочих дам. Не публично, конечно, а между ними двумя. Вечером влюблённые (или супруги) вместе зажигают красный фонарь-лодку и пускают по реке. А в женский день то же делает женщина. Это, кстати, и способ объяснения в любви: мужчина может сделать всё это для тайной владычицы его сердца, и если она принимает его чувства и разделяет их, то они вместе идут пускать лодочку с фонарём. А в начале лета уже она делает подобное для своего избранника.

— Разве в Ливэе есть река? — удивилась Вилан.

— Есть, госпожа. За городом струится маленькая речка. Туда все и пойдут, как свечереет.

— А если у девушки нет возлюбленного? — на всякий случай поинтересовалась Вилан.

— Тогда она может принять знаки внимания от любого и их это ни к чему не обяжет. Но если одинокий мужчина захочет одарить незнакомку или не близкую ему даму, он сперва обязан спросить её разрешения.

Вилан решила, что Бай Лину незачем спрашивать её разрешения, раз они женаты. Значит, сегодня она будет принимающей стороной. Интересно, что он задумал?

Для начала ей пришлось перейти из Главного дома в кухню. Там, устроившись в уголке, она наблюдала за процессом приготовления какого-то угощения. Вилан позволила себе удивиться, что Бай Лин умеет готовить.

— Ты поразилась бы, узнав, чему можно было научиться во дворце ЦзеЛю при почти полном отсутствии прислуги, — пожал плечами Бай Лин. — Мы учились выживать и потому умели почти всё.

Он прекрасно ориентировался в помещении кухни, глядя на его уверенные спорые быстрые движения Вилан вздохнула. Не о том, что он был вынужден цепляться за жизнь и прикладывать все усилия, чтобы выжить, а о том, что прежний император Чунхуа Линь Чао, это скопище пороков и недостатков, недостоин и рядом с ним стоять. Он создал своему приемному сыну почти невыносимые условия, но из грязи, из темноты и всеобщего равнодушия выросло удивительное существо. Линь Чао своим примитивным умом не смог бы оценить тот бриллиант, что тускло сиял посреди всей этой убогости. Линь Чао не его, а себя позорил всей этой мерзостью и даже не понимал этого. Как знать, был бы Бай Лин таким замечательным, если бы не его тяжёлое ужасное прошлое?

Следя взглядом за его передвижениями по кухне, Вилан поняла, что Бай Лин спокойно пользуется печью. Она вспомнила печь, которая в "Золотых лилиях" в Чунхуа страшно дымила. Это та же самая печь, перевезя её из Чунхуа, её переложили, и теперь она весело потрескивали дровами, а дым, как и положено, уходил в небо по трубе.

Угощением, которое приготовил для неё Бай Лин, были булочки на пару с начинкой из сладкого желтого яичного крема и чай с цветами яблони. "Никогда не бойся перехвалить мастера за его труд", — учила мама. Вилан не пожалела слов, чтобы воздать должное и восхитительному десерту, и неожиданному для неё умению Бай Лина, и ему самому вообще. Она сильно сомневалась, что кто-то поверил бы, если бы узнал, что император умеет управляться с готовкой и дровяной печью. Глаза Бай Лина заблестели: никто никогда не замечал его достоинств. Царедворцы не скупились на лесть, но это их обязанность и способ расположить к себе государя и избежать его гнева. А из тех, кто не должен, но мог, только Вилан порой говорила то, что ласкало слух и согревало сердце. Да уж, люди — странные существа: плохое готовы обсуждать часами, а сказать приятное и минутки не найдут.

Когда они вышли во двор, оставив после себя безупречно чистую кухню, прибыл гонец из дворца. Принцесса Мальви пожелала провести неделю, которую предоставил его величество первому генералу, в Небесной Гавани, и они с мужем отбывают этим утром. С ними улетают все гости, которым с ними как раз по пути. Благодарят их величеств за гостеприимство и просят не беспокоиться и не провожать. На словах просили передать: "Пусть счастье императора и императрицы будет так же долговечно, как встреча золотого ветра и нефритовой росы⁽²⁾".

— Вот и остались мы вдвоём, — улыбнулась Вилан.

— Тебе грустно? — насторожился Бай Лин.

— Вовсе нет. Можно пожить в покое. Мальви такая непоседа, да и гости нуждаются во внимании.

Она шла туда, куда он её вёл, — к беседке на берегу озера. Садовник поместья уже высадил цветы на клумбы. Белые, розовые, красные, жёлтые, малиновые, голубые... Цветник вокруг беседки напоминал клубы пены, несмотря на то, что лето ещё не началось. Тёплый ветерок качал длинные гибкие ветви плакучих ив.

— Посмотри! — Бай Лин повернул Вилан в сторону, и она увидела несколько невысоких деревьев, ветви которых были усыпаны ярко-желтыми цветами.

— Невероятно... — Вилан была в самом деле потрясена. — Невероятно... Это же жёлтая яблоня — величайшая редкость! И жёлтый жасмин... И жёлтая магнолия... И жёлтый весенник⁽³⁾... И все цветут в это время года и до самой осени... В них будто собрано вечное сияние солнца...

— Ты любишь жёлтый цвет, я знаю.

Вилан повернулась к нему. Бай Лин внимательно следил за её реакцией. Он вообще всегда внимательно наблюдает за всеми. Но неужели он боится сделать что-то, что ей не понравится? Неужели император, дракон и одарённый заклинатель чего-то может бояться?

— Никто, кроме тебя, не сделал бы для меня такого, — благодарно улыбнулась она. — Я так тебя люблю!

— Правда любишь?

— Да.

— Тебе нравится?

— О... У меня нет слов. Ты бесконечно добр.

Вилан благодарно поцеловала его тонкие алые губы, вдохнула аромат пудры и запах снега, не исчезнувший даже в преддверии лета.

Они сели на скамеечку в беседке. Ветер донёс сладкое благоухание цветов. Солнце заливало мир золотым светом. Кругом пели птицы. И казалось, что тут больше никого нет, в этом золотом раю. В рукотворном раю, созданном одним человеком для другого.

Вилан наклонилась и заглянула в его глаза. Почувствав, что она смотрит, Бай Лин обернулся. В больших блестящих, тёмно-карих, почти чёрных глазах появилась задумчивость. Ему хотелось сказать: "Ты правда не сбежишь? Не оставишь? Ты хочешь быть со мной, что бы ни случилось?". Он уже спрашивал однажды. И она ответила: "Я решила остаться с тобой навсегда. И ты об этом, пожалуй, ещё пожалеешь". Что она имела в виду? Как он мог бы об этом пожалеть?

Император не одну ночь провёл в долгих размышлениях, что такого подарить Вилан в день любви. Что радует женщин? Драгоценности? Наряды? Как мелко. Как по́шло. Подачка, чтобы отвязаться. Такой подарок только унизил бы её, поставил бы в один ряд с другими. А она не как все. Он мог бы подарить ей целый дворец, целый город. Но это не произведёт впечатления. Ключ от его сокровищницы? Она только вежливо улыбнётся. И никакого следа в её душе не останется. А что? Что, боги, что? Животное какое-нибудь эдакое? Она альва, а альвы не владеют живыми существами. Библиотеку? А что ей с этих книг? Ви и читает-то с грехом пополам. И ничего, ничего не приходило в голову.

А потом он догадался: Вилан призна́ет лишь что-то настоящее. Украшения, платья, книги, города — это всё мертвые вещи. А ей нужно то особенное, которое дать в состоянии он один. Что он может преподнести? Что она оценит? Часть себя.

— Ви, сегодня день для особенных даров.

Бай Лин достал из рукава подарок: тонкий чёрный атласный шнурок, продетый сквозь край выгнутой золотой пластинки. Он надел его на шею Вилан, и она, рассмотрев, охнула:

— А-Лин! Чешуя... Это твоя чешуя!

Он кивнул. Золотая чешуйка искоркой сверкала на солнце. Оказывается, это так мучительно — отрывать от своего тела даже одну чешуйку. В периоды линьки она сходит сама. Проблема только в том, что у него её ни разу не было, иначе он давно бы уже спал на грудах золота. Пораненное место болело и кровоточило несколько дней, но, в конце концов, наверное, всякая боль проходит. Подарить себя кому-то, кого любишь, кому доверяешь, — это стоит страданий.

По речке Джи, — притоку реки Тао, — протекающей в бамбуковом лесу за Восточными воротами, плыли тысячи корабликов с фонарями. Ни одна флотилия в мире не могла бы похвастаться таким количеством кораблей. На выструганных деревянных лодочках стояли красные фонарики из гофрированной бумаги. На ней золотыми чернилами знать выводила свои пожелания, простые жители использовали обычную тушь. Внутри каждого фонаря стояла короткая зажжённая свечка.

Сегодня здесь было так много народу, видимо, пришли все, кто имел счастье взаимной любви или хотя бы симпатии. Вилан была удивлена висевшей над водой тишиной. Пары пускали лодки в молчании, кланялись вслед и так же молча уходили. Даже птицы молчали.

Лес выглядел жутковато: в зарослях бамбука, между его зелёными, бурыми и чёрными голыми стволами змеилась узкая тропа. Кроны, видневшиеся на расстоянии тридцати-сорока метров над землёй, мягко колыхались от верхового ветра. Взошедшая луна наполнила голубым сиянием клубы быстро расползавшегося тумана.

Лодка императорской семьи ничем не отличалась от прочих, и, пустив её по течению, они проводили свой фонарь взглядом. По сути, это символ надежды на счастье. Куда все они плывут? Возможно, рано или поздно их прибьёт к берегам. Но госпожа Лю таинственным шёпотом сообщила своей хозяйке, что этот ритуал мистический, что после запуска лодок с фонарями их никто и нигде больше не увидит. Может быть, они и впрямь доставляют послания богам?

Когда они отправились в обратный путь, Вилан с трудом отыскала руку Бай Лина и молча сжала его пальцы. И почему в нижнем мире в моде у ханьфу такие длинные и широкие рукавищи? У Бай Лина вон один рукав не меньше метра в поперечнике и намного длиннее кончиков пальцев. Некоторые ещё там что-то таскать умудряются и достают, как фокусники бедного белого зайку, из этих рукавов именно то, что в данный момент необходимо. Вилан прямо сейчас хотелось горячего чаю. Не найдется ли у кого-нибудь из окружающих в рукаве заварочного чайника средних размеров, только что залитого кипятком? Наверное, стоило бы спросить. Может, даже чашка отыщется, желательно, мытая. А уж если пара крендельков или пирожок с вареньем заваляется, так и совсем хорошо...

Дворец ФанСинь казался совсем пустым без Мальви, генерала Сунь и всех приглашённых на свадьбу. Разумеется, все прочие остались: прислуга, министры и другие чиновники.

Остался Жу Лань, с которым Вилан при встрече с удовольствием перекидывались парой слов. Судя по всему, и ему это общение доставляло такое же удовольствие. Во всяком случае, он всегда радостно улыбался ей и старался сказать что-то приятное. И это не было напускным очарованием, как у Су Лу.

Благодаря тому, что императрице были наконец представлены многие знатные горожанки и дочери кабинета министров, глав департаментов и отделов его величества, теперь, когда она проходила по коридорам и залам дворца, ей то и дело попадалась навстречу какая-нибудь из них. Не сказать, чтобы они ей так уж понравились. Но дамы были изящны, обладали прекрасными манерами и высоким мастерством в том или ином виде искусства и всячески старались развлечь свою государыню. И она это ценила.

Бай Лину нравилось, когда Вилан приходила в его кабинет, чтобы составить компанию. Обычно в это время она тихо занималась своими делами: читала, практиковалась в написании иероглифов, вышивала, иногда играла для него что-нибудь из популярных в её краях музыкальных произведений.

Однажды, слушая то, что она назвала "Огненные сны саламандры", Бай Лин обнаружил, что ушёл мыслями в некое пространство. Звуки арфы под пальцами Ви напоминали трепещущие языки рыжего пламени, и в самом центре её спала, свернувшись колечком, крохотная ящерка. Она была чёрной, а по спинке и бокам её от позвоночника растекались огненно-рыжие узоры. Ей было тепло и уютно, огонь обнимал её и ласкал, как материнские объятия. И ему в том огне было так приятно... Он никогда прежде не видел это существо, но сразу же понял, что это и есть саламандра, — дальний, очень дальний родственник дракона.

— Сыграй это ещё раз, Ви.

Саламандры невидимы. Они живут в любом месте, где горит Огонь. Может быть даже, что они живут и в Пламени. Мысли сразу полетели в новом направлении: что, если попробовать связаться с ними? Если удастся заручиться их помощью, проблема поддержания энергии в огненных щитах, возможно, будет решена. Потому что в битве с ледяными понадобится всё внимание, вся мощь, и их нельзя перенаправлять куда-то ещё. Саламандры в бою бесполезны, но если они захотят помочь, то их усилия были бы неоценимы.

Все стихии имеют своих обитателей. Воздух, земля и вода населены. И огонь — тоже. Почему эта мысль ни разу не приходила ему в голову?

Тем же вечером, оставшись один, Бай Лин устроился у одной из печей, расположенных в колоннах его приёмного зала. Поначалу человеческими глазами он ничего не обнаружил и тогда перешёл на зрение дракона.

Они были там: ящерки с чёрной кожей, с глазками цвета Пламени, четырьмя лапками и длинным хвостом. Они сидели среди раскалённых углей, ничуть не боясь жара, и смотрели на него. Бай Лин почувствовал их удивление от первого осмысленного контакта. Саламандры привыкли к тому, что их никто никогда не замечает и даже не осознаёт их присутствия, и несколько растерялись от того, что прямо на них смотрит огромный родич, смотрит и видит. Бай Лин где-то внутри себя ощутил их робкую доброжелательность. Кроткие существа, мигая глазками, хотели знать, чего хочет от них золотой дракон...

Ледяной дворец Ло Фэна, возвышавшийся посреди перешейка между Радужным морем и морем Надежды, сиял морозным блеском даже в самый жаркий день. Лёд, из которого он был сотворён, не таял ни при каких условиях. Эта твердыня была самой надёжной защитой на всём Альтарионе.

— Значит, он сумел извлечь мою стрелу... — мягко улыбнулся Ло Фэн.

— Да, повелитель.

— Даже представить боюсь, какую боль он испытал при этом. Хотя... к ней-то ему не привыкать. А что же маленькая сильфида?

— Живёт и здравствует, повелитель, — ухмыльнулся Су Лу.

— Всегда удивлялся тому, как высоки альвы и как низкорослы сильфиды... Что император Линь — смирился с предстоящим принесением жены в жертву?

— Не могу сказать. Знаю только, что он занят всем возможным развитием и укреплением своей страны. Драконы стают на крыло. Юшэнг восстал из пепла, возродился из руин. Его армия встала с колен, а народ готов отдать за своего молодого владыку всё, что бы ни потребовалось. Всюду славят его имя, всюду оно вызывает трепет и ликование. Прежде ни один император не добивался успеха в такие короткие сроки.

— Думаешь, он собирается выступить против меня?

— У меня нет никаких сомнений.

— А выйдет?

— Император Линь собрал в своей армии самых искусных полководцев и лучших солдат.

— Хм... Видимо, и впрямь доверие существует для того, чтобы его предавали. Малыш дракон... Начал собственную игру. Похоже, я был слишком терпелив...

Эти три дня разделили жизнь императора Линь на "до" и "после". Ни в одном, даже самом страшном, кошмаре ему не могло бы привидеться такое.

Сунь Чжао вернулся один. Мальви, не связанная никакими служебными обязанностями и обязательствами, осталась погостить в Небесной Гавани. Прибыв домой, он сразу направился к своему господину, и втроём — вместе с Жу Ланем — они устроили военный совет, главным событием стал выбор точной даты наступления на Веньян: четырнадцатый день первого летнего месяца.

Они так долго обсуждали многочисленные подробности военной кампании, что разошлись лишь вечером, когда солнце почти коснулось края гор, а дворец погрузился в тень. И только тогда Бай Лин вспомнил, что не видел Вилан с самого утра. Это не было чем-то из ряда вон, Вилан могло носить где угодно, и он не волновался.

Однако она не явилась и поздно вечером. Бай Лин послал в покои Вилан узнать, не изволит ли её величество остаться спать там. Так она никогда не поступала, но этого он не исключал. Слуга, отсутствовавший не менее получаса, вернулся с известием, что императрица покинула дворец вместе с одной из своих двух служанок и до сих пор не возвращалась. К тому моменту Бай Лин, сам "обследовав" дворец, понял, что её тепло давно остыло. Послали в "Золотые лилии", но там о госпоже сегодня ничего не слышали.

Генералы отрядили на поиски её величества больше сотни драконов и сами не стояли на месте, обшаривая каждое здание и каждую подворотню в городе. Наконец от стражи Западных ворот поступило сообщение о том, что императрица вместе со служанкой вышла за пределы столицы в полдень и назад не возвращалась.

— Почему вы выпустили её?! — император, дрожа от негодования, глядел сверху вниз на бухнувшихся на колени стражников Западных ворот.

— Ваше величество! Как можно не выпустить императрицу! — старший стражник, белый, как простыня, не смел поднять глаз на повелителя. — Кто мы такие, чтобы препятствовать её величеству!

Бай Лин и сам знал, что они ни в чём не виноваты. Обыскивавшие окраины леса возвращались ни с чем. Но одна группа явилась с иным докладом, и император поспешил к месту, где были найдены следы. У большого валуна под вековым деревом лежала, устремив взгляд к ночному небу, девушка-прислужница. И больше здесь не было никого и ничего. Вилан ходит по снегу, не оставляя следов, значит, и на земле их не будет. Она могла улететь отсюда, куда угодно. Например, в Небесную Гавань. Но почему служанка убита? Пыталась задержать или напала сама? Может быть, Ви всё ещё где-то здесь, попала в беду и не может вернуться домой?

— Ищите дальше! — велел он и отправился во дворец допрашивать другую служанку. Та, заикаясь от испуга, рассказала, что с самого утра и весь день исполняла мелкие поручения её величества. Поднятые с постелей обитатели дворца, все, невзирая на лица, были собраны в главном зале и допрошены. На удивление безрезультатно.

"Ви, где ты? Так хотела уйти, что не написала даже двух слов?".

Двое суток поисковые отряды прочёсывали окружавшие столицу леса, но доклад повелителю был один и тот же: следов императрицы не обнаружено. Удерживая внутри отчаяние, уговаривая себя не спешить с выводами, Бай Лин не прекращал розысков. В поисках ответов он осмотрел всю её комнату, все её вещи и не нашёл ничего. Он тенью бродил по дворцу, не обращая внимания на приветствия встречных. Рядом семенила Цзю, которая с момента исчезновения Вилан не отходила от хозяина ни на шаг.

"Вернись домой, Ви!..". Внутри было так больно! Чем больше проходило времени, тем яснее становилось, что Вилан ушла. Но почему именно сейчас? Почему не раньше? Почему служанка убита? До неё ему не было дела, но сам факт был подозрителен. Вдруг её всё-таки похитили? Но где же искать? Он пробовал отыскать тепло её тела там, на месте, но все следы остыли.

Что, если это всё-таки Ло Фэн? Что, если это его происки? Вдруг Ви у него? Как вызволить её, не подвергая опасности?

Исчезновение Вилан заставило Бай Лина с головой уйти в проработку последних деталей наступления на Ло Фэна. Это отвлекало от горьких мыслей в бессонные глухие ночные часы. Он решил выступить раньше. Наместник Мо Жуй сам прилетел на днях, чтобы оказать всемерную помощь своему господину.

На третий день совет собрался снова: оба генерала, наместник Мо, Куан и его сестра и два главных министра. Склонившись над картой империи Веньян, следя за объяснениями его величества в вопросе диспозиции, обмениваясь мнениями, мужчины распределяли роли и ресурсы, когда докладчик с чрезмерной торжественностью объявил:

— Её величество императрица!

Бай Лин не поверил своим ушам. Ви. Вернулась. Обошла все дозоры, все посты. Вернулась... Всегда возвращается. К нему.

Вилан шла навстречу быстрым решительным шагом, глядя прямо перед собой. Он встал из-за стола и двинулся к ней. Кажется, сердце летит быстрее всего остального тела. Радость и облегчение были такими сильными, что голова слегка кружилась... Всё произошло слишком быстро, никто не успел ни пошевелиться, ни что-нибудь сказать. В руках стремительно шагающей Вилан возник чёрный, как дым, клубок, в долю секунды он превратился в арбалет, и безо всяких предисловий и почти не целясь, Вилан выстрелила. Бай Лин, полностью доверявший жене, не поднял щит, не успел повернуться или отклониться. Стрела ударила его в грудь и, проникнув внутрь, исчезла бесследно. Едва веря в реальность происходящего, Бай Лин упал на пол, и темнота беспамятства накрыла его.

Вилан неподвижно стояла посреди приёмного зала, глядя в стену. Арбалет с оглушительным стуком упал на ковёр у её ног.

Присутствующие наконец отмерли. Кто-то закричал. Министры подбежали к императору. Наместник так дёргал шнурок, что чуть не оторвал его. Земляные драконы с перекошенными лицами бросились на Вилан, чтобы схватить её. Сунь Чжао и Жу Лань, ещё не пришедшие в себя, мгновенно заслонили её собой.

Прибежавший слуга кинулся за лекарем. Императора, находившегося без чувств, бережно перенесли в опочивальню и уложили на кровать. Молодой лекарь его величества И Лей сперва растерялся: кровь, крики, толпа драконов, попытка убийства... А потом без колебаний и, опять-таки невзирая на лица, выставил всех вон, кроме своих двух помощников...

Обстановка в приёмном зале накалялась. Министры возмущённо кричали, Куан, Мингжу и Мо Жуй подбирались к Вилан, как и прежде, безучастно стоявшей посреди зала, оба генерала стояли перед ней, не позволяя никому коснуться повелительницы. Неважно, что она сделала. Вынести приговор ей может только император, когда придёт в себя. Только он может отдать распоряжение. А до тех пор никто не смеет даже притронуться к ней.

На крики сбежались половина обитателей дворца, жуткая, будоражащая и пикантная новость мгновенно облетела всех: её величество пыталась убить своего супруга и государя. В один миг от неё отвернулись все. Все, кто успел проникнуться к ней доверием и симпатией, отныне смотрели на неё как на врага. Стоящих в центре зала окружили кричащие и требующие расправы чиновники, советники, начальники того и сего, слуги... По счастью, Жу Лань улучил момент и отправил кого-то за своей гвардией. Примчавшиеся стражники кольцом встали вокруг Сунь Чжао, Жу Ланя и Вилан.

Перед генералами стояла сложная задача уберечь государыню от нараставшего народного гнева. Сейчас её немедленной смерти требовали только несколько десяткой драконов. Что будет, когда станут требовать все? Стражники верны генералам, но стражники и сами, помимо службы, имеют свои чувства. Что будет, если в какой-то момент они решат, что их преданность и любовь к императору сильнее солдатского долга? Куда её спрятать, чтобы никто не смог навредить? В конце концов, со всем уважением, её величество препроводили в её покои. Жу Лань остался с повелительницей, у дверей выставили тройную охрану, а первый генерал принял весь огонь на себя.

Прикрываясь своим положением и тем, что снять его с поста может только сам император, он недрогнувшим голосом объявил, что это происшествие должно оставаться тайной, что нельзя допустить распространения за пределы дворца, ибо шпионы Ло Фэна не дремлют. Что только император может вынести решение, и никто другой. Нужно ждать его выздоровления. Кое-как ему удалось заставить крикунов замолчать и разойтись. Отбившись от встречных обвинений в сговоре с преступницей (нашлись и такие!), генерал Сунь побежал справиться о состоянии владыки и получил ответ: без изменений.

Вернувшись к императрице, Сунь Чжао встретился глазами с Жу Ланем. Оба понимали, что в один момент сломалось всё. Всё. И как жить дальше, не ясно. Хуже всего то, что Вилан нельзя оставить без присмотра ни на миг, потому что с этого мгновения её жизнь не стоит ни гроша. Никто не поручится за то, что ей удастся дожить хотя бы до завтрашнего утра.

Сунь Чжао присел на корточки перед сидящей в кресле Вилан и в полнейшем потрясении спросил:

— Ваше величество... Почему?..

Вилан покачала головой и отвернулась, давая понять, что говорить не будет.

За дверью один стражник тихо сказал другому:

— А сегодня второй день любви... Вот тебе и подарок от жены.

Второй ответил:

— Как-то боязно домой возвращаться...

Император пришёл себя только через два дня. И Лей к тому времени уже почти отчаялся. Он не мог достать из груди Бай Лина то, что туда проникло, потому что совершенно не понимал, что это и где оно.

Бай Лин, открыв глаза, с трудом понял, где находится. Спальня. Кровать. Занавес над ней. К нему склонился целитель, о чём-то охал, что-то спрашивал... Бай Лин почти до крови закусил губы, так болела грудь. Он-то знал, что такое в ней засело. Это было почище стрелы, которую в него всадил император Ло. Стрела Вилан легко вошла в тело, а потом остриё щелкнуло и расправило сложенные и оттого незаметные крюки, как зонтик, и этими крюками впилось в плоть. И если кто-то надумает вытащить этот снаряд, то он разворотит, разломает всю грудину. Умная штука.

Целый час он разглядывал узор на занавесях, собираясь с силами, чтобы встать. Болеть будет потом, сейчас ему нужны ответы, и он готов выслушать их. И Лей пришёл в ужас от его решения, но ему было всё равно. Со злобой оттолкнув заботливые руки лекаря, сжав зубы, он потянулся к шнуру и дёрнул за него.

Император велел привести преступную императрицу к нему в спальню, будучи не в состоянии сам выйти куда-то. Всё, что он мог, — более или менее уверенно стоять на ногах без посторонней помощи. В глазах непролившимися слезами дрожала горькая обида. Грудь рвало взрывами боли, он словно носил в себе знак Вилан, её след, оказался связанным с нею ещё сильнее и крепче, чем когда-либо. Куан и Сунь Чжао стояли поблизости, спрятавшись за занавесями, готовые защитить повелителя при малейшей угрозе.

Но Вилан не пыталась никому угрожать. Она стояла, опустив глаза, и молчала. Бай Лин ждал, что она хотя бы посмотрит на него. Нет. Видимо, больше он ей не интересен. Ни звука. Ни движения. Как тень.

— Ви! Что ты сделала? — Бай Лин схватил жену за плечи и затряс, пытаясь удержать рыдания и добиться хотя бы мимолётного ответного взгляда. — Что ты сделала?!! Зачем?.. Если не хотела моей любви, зачем заставила поверить в свою?! Зачем, Ви? Мы были друг другу никем... Чего же ты хотела?

Вилан смотрела мимо. Наконец она заговорила, и голос, тихий, ровный, похожий на шёпот ветра в щелях старого заброшенного дома, звучал отчётливо. Даже приоткрытые губы не шевелились.

— Не имеет значения...

— Чего бы ни попросила — всё получила бы! Тебе ни в чём отказа не было! Самое бесценное, что здесь есть, я готов был отдать тебе. Весь мир, Ви! Я ни к кому в жизни так не относился. Никому так не потакал, как тебе. За что ты так со мной?!

— Не имеет значения...

— Отвечай же мне!!! Значит, всё ложь?! Все твои слова были ложью?! — Бай Лин кричал ей в лицо, не обращая внимания, как слабеют ноги, не чувствуя во рту и на губах солёного привкуса крови, видя перед собой только безучастное лицо Вилан и её опущенные ресницы. А потом убийственная догадка поразила его так, что даже голос сел почти до шёпота: — Или... ты никогда не любила меня... Моей смерти хочешь?!!

— Твоя любовь была самым дорогим для меня, хотя теперь ты и не поверишь. Я на коленях умоляла бы тебя о прощении, но это бесполезно. Хотела я этого или нет, дело сделано. Уже ничего нельзя исправить...

Бай Лин вцепился в неё взглядам, ища хотя бы промельк раскаяния. Хоть что-то, чем можно было бы оправдать её злодеяние. Ничего. Её лицо так же неподвижно, как тогда, на корабле. Взгляд так же неуловим. В тот день выражение лица всё-таки выдало её. Но не сегодня. Сегодня её лицо — лицо бездушной статуи. А он не мог, всё ещё не мог поверить в реальность того, что она сотворила. Ни поверить, ни понять.

— Что же ты наделала, Ви! Лучше бы сразу убила меня...

Вилан опустила голову так, что волосы закрыли лицо. Бай Лину пришлось напрячь слух, чтобы расслышать её слова:

— Это всего лишь твой сон. Я скоро уйду. Отпусти... Попытайся проснуться, подумай о себе, и проживёшь ещё немного.

Бай Лин снова встряхнул её. Слёзы заливали глаза, скатываясь, падали на раненую грудь. Он смотрел на неё в потрясении от страшного коварства и предательства, совершённых ею. Смотрел и не мог поверить, что это та же самая Ви. Его Ви. Неужели она может быть так цинична! Она говорила одно, а он слышал другое. Его лицо исказилось судорогой боли и ярости, когда он, не в силах ничем оправдать её, проговорил, почти выплёвывая слова вместе с кровью:

— Отпустить?!! Нет. Ты не хотела быть со мной по-хорошему. Ты вероломна, жестока и лжива. Ты никуда не уйдёшь от меня. Получи же взамен то же самое.

— Забудь меня...

— Забуду. И больше не вспомню никогда, — кивнул он, наконец, приняв решение, и оттолкнул её от себя. — Увести. Отныне эта женщина для меня умерла. Делайте с ней, что хотите.

Сунь Чжао успел подхватить свою госпожу и поспешил увести её с глаз повелителя, пока тот не передумал и не назначил куда более жестокую кару, на что, без сомнения, имел неоспоримое право. И пока кто-нибудь не воспринял его слова слишком буквально.

— Посадить на бамбук⁽⁴⁾? — сверкая алыми глазами, осведомился Куан.

— Нет. Только после прямого приказа императора. В темницу! И чтобы никто не смел прикоснуться: что бы ни было, она — наша императрица, — твёрдо заявил первый генерал.

1) Порода сов.

Вернуться к тексту

2) Метафора вечной жизни.

Вернуться к тексту

3) Кисти с цветами-шариками как у мимозы, но листья как у рябинника.

Вернуться к тексту

4) Древнекитайский способ казни преступника, которого сажали на ростки бамбука. Это растение может за одни сутки вырасти на длину в 1,5 метра и пронзает человека насквозь, нанося смертельные раны.

Вернуться к тексту