Da capo con amore (джен)

Бесконечное круженье, бег кольца внутри кольца,

Повторенье сновиденья без начала и конца...

Остановят карусели, в дальний порт придет корвет,

И глубокие туннели всё же выведут на свет.

**

Упираясь подбородком в стол, Джинкс бездумно рисовала бессмысленные каракули. В теории это должно было помочь структурировать хаос в голове и воплотить идеализированные планы Экко в жизнь. Ну, или хотя бы ту их часть, где никто не умирает...

У неё оставалось чуть больше года на все про всё. Не так и много, если учесть, что последние сутки она не решала проблемы, а провела в муках: билась в конвульсиях на холодном столе Синджеда под ремнями лишь для того, чтобы вернуть себе — себя. А уж начать насаждать перемены и не облажаться… Теперь, если подумать, это казалось почти невозможным.

Как добралась обратно в мастерскую, Джинкс помнила очень смутно. Зато чётко вспоминала каждое мгновение боли: Синджед, возможно из мстительных побуждений, снова и снова возвращал её к реальности. И, буднично вспарывая ей руки, зашивая наживо раны, пуская по венам мерцающий яд, скучающим тоном сообщал девушке, что если она выживет, после — ей придется пережить эмоциональный кризис и психическую деформацию.

— Заткнись! Я знаю!— Хотела крикнуть Джинкс. Но лишь бессловесно выла от невыразимой боли.

Впрочем, шиммер для Джинкс был не в новинку, так что единственное, что её беспокоило, так это тошнота, к которой, признаться, девушка уже начала привыкать, как к верной мерзотной спутнице.

Тошнота от переноса, тошнота от ранения, тошнота от Мерцания…

Джинкс тяжело вздохнула, в сотый раз оглядывая мастерскую. События, хоть убейся, казались всё менее реальными.

А если это сон или очередная фантазия, нет никакого резона совершать излишние телодвижения, так ведь? Зачем напрягаться?..

Может, проблема в Мерцании, и это оно так угнетающе на неё влияет. Вот всех остальных — бодрит, а она — опять отличилась.

Каша в голове тем временем никак не желала притворяться в чёткую стратегию с поправкой на данность: по нейронным связям неоновыми вспышками тока путались между собою сотни вариаций событий и единая нерушимая линия прошлого, картины предзнания и ничего не значащие воспоминания...

Может, стоило отпустить Экко— размышляла Джинкс. —и не уговаривать недоученика шабутного йордла на свою кандидатуру?

Отпустить, закрыть глаза, выдохнуть — и очнуться в новом мире, уже не ведая прежнего.

Но почему-то Джинкс была уверена, что и новый вариант событий в исполнении Экко стал бы для неё таким же серым и тусклым, каким был и прежний. Джинкс подозревала (не без причин), что в новом мире, созданном Экко, не предусмотрено места для химбаронов.

И не могла с этим согласиться.

Если всё покатится в Бездну… отправить с огоньком Пилтовер к собачьей матери всегда успеется.

Старшая Медарда не явится, если будет некуда, так ведь?..

Голоса по-прежнему молчали, а тени не спешили обретать облик мертвецов, желающих вцепиться в тело хищными когтями.

Может, это плохо?..

— Голоса... — задумчиво произнесла Джинкс, — Может быть, они не молчат. Просто ждут...

Нет, вряд ли. Да, тело у неё вновь прежнее, но вот сознание — его она принесла с собой. А в её сознании годами безраздельно царила монохромная тишь.

Всевидящее Око Зауна... Джинкс медлила с посещением «Капли», оттягивая ужасающий момент принятия неведомого. Медлила, боясь увидеть пепелище и осознать, что ей пора просыпаться.

Или, что воображалось ещё более пугающим… Джинкс боялась рассказать хозяину заведения правду. Рассказать, что его несвершившаяся убийца сейчас сидит у его ног.

Он поверит. Как бы невероятно не звучали её истории, он всегда ей верил. И это страшнее всего.

**

Где-то внизу звонко тренькнули банки.

Джинкс знала, что ещё не наступило то время, когда за ней не охотился лишь ленивый, и сейчас сунуться к поехавшей суке, за которой стоит Силко, мог лишь отчаявшийся самоубийца. Знала — но все равно привычно напряглась, вслушиваясь в торопливые шаги.

Столь решительная поступь могла принадлежать лишь тому, кто ощущал себя в своем праве.

Волоски на загривке мгновенно встали дыбом.

Око Зауна было всевидящим, и для этого носящему прозвище не обязательно было покидать свой кабинет. Не имело в итоге значения, кто именно доложит: Синджед, Севика, кто-то безымянный...

— Джинкс!

Глаза закатываются, тело отвечает на знакомый голос экстатическим напряжением. Джинкс дрожит. Ей сложно довериться тому, что она слышит, ведь галлюцинации слишком часто над ней насмехались.

Пульс бьет в горло, воздуха не хватает.

Шаги — сбиваются с ритма, ускоряются, реагируя на безответный оклик. Торопливо звякают гвоздики подошв по металлу кованой лестницы.

Искать — и найти. Увидеть Джинкс, сотворенную заново скальпелем Синджеда, на положенном месте, не переворачивать вверх дном подворотни и шахты…

Миг без времени и пространства, падение в пропасть, состояние свободного падения — Джинкс лишь крепче жмурится в нелепой надежде, что провальный метод Вай в этот раз всё таки сработает, и темнота расставит происходящее по местам.

Мимолетное движение воздуха позади, резкий разворот стула — и вот уже её, как слепого котенка, как безвольную марионетку с обрезанными нитками, дергают вверх, ощупывают и крутят, беспокойно осматривая на предмет повреждений.

В нос бьет запах табака, кофе и алкоголя. Живой запах, а не его призрачные ускользающие отпечатки.

Под веками кипит горячая вода.

— Как ты? — За глухим волнением прячутся отголоски угрозы. Джинкс знает: достаточно признаться, что ей плохо, и Заун умоется слезами, пока не найдется причина.

Как ты?

Один беспокойный вопрос, и тонкопленочный вакуум, уже успевший нарасти за сутки — настоящее, всё настоящее! — не выдержав напора реальности, взрывается, вновь впуская в сереющее ничего звуки, краски и запахи.

Как она? Как она?.. Что отвечать?

Правду. Они не лгут друг другу. Они умалчивают.

— Я живая.

Джинкс поднимает веки, отчаянно желая — его -увидеть. Джинкс демонстрирует — только не уходи, не уходи, так было нужно — шиммер, мерцающий в её зрачках. Джинкс неловко цепляется онемевшими руками за длинные пальцы, которые сейчас невесомо касаются её щёк и подбородка, — теплые! — и сжимает до хруста суставов.

Глаза — не мертвые, без плёнки — в глаза.

Он расстроен. Её слезы причиняют ему физический дискомфорт, и так было всегда.

В груди расцветают цветы, горячие и нежные, щекотно трепещут лепестками, и, не умещаясь в теле, рвутся прорасти наружу. Этого счастья сейчас вполне может хватить на весь мир.

Когда она изо всех сил вжимается в Силко, вышибая из его легких воздух, навсегда утраченное окончательно обретает кровь и плоть.

Под щекой гулко, смятенно наращивая такт, бьется чужое сердце, под пальцами трещит ткань, под касаниями саднящих губ теплеют острые скулы, обтянутые не мертвой кожей.

Рельеф жилетных пуговиц холодит кожу живота, и Джинкс мечтает отпечатать их на своём теле навечно, спаяв этот миг в единое бесконечное целое.

— Мне сообщили поразительно нелепую историю… — Тон его наполнен недоумением. Он не понимает истоков её поведения, а Силко не переносит чего-то не понимать. — Мне сказали, что ты ранила себя сама, не совладав со своим же оружием. И я не могу согласиться с тем, что моему лучшему технику делают подобную рекламу.

Не смотря ни на что, он привычно обнимает Джинкс в ответ, терпеливо снося её возросшую физическую силу, излишнее давление на ребра, царапающие поцелуи и судорожный скрежет цветных ногтей по жесткой ткани плаща.

Руки его осторожно касаются ярких волос:

— Тебя надо переплести. — Замечает он, на миг отвлёкшись. — Итак?

— Так оно и было. — Томно выдыхает Джинкс в ворот рубашки, жмурясь.

Она снова может дышать. Остальное…

— Если ты не станешь более многословной, мне придется временно реквизировать у тебя все твои устройства.

Джинкс не кажется существенной эта угроза.

— Тебе больно? — Продолжает упорно допытываться собеседник. — Ты понимаешь, где находишься? Что ты сейчас слышишь?..

— Голосов больше нет. — Мирно поясняет Джинкс, вдруг осознав, что если он себя сейчас накрутит, потом остановить процесс не получится. — Я в порядке, но ещё тошнит. Я там, где должна быть. И я все объясню… Попозже.

— В твоих же интересах, чтобы объяснения звучали убедительно. — Они оба знают, что это очередная пустая угроза. И его усталый вздох это подтверждает. — И почему ты решила, что голосов больше нет, мне тоже очень интересно послушать.

Джинкс угукает. Её первейшая задача на сейчас — спаять себя с ним так, чтобы намертво.

— Заплетешь?..

* * *

Джинкс, прикрыв глаза, сидит на полу возле кресла, упираясь спиной в острые колени, и терпеливо пережидает, пока все гайки окажутся на полу, их заменят тугие темные ленты, и закончится тысяча первая экзекуция над её волосами.

Джинкс кожей ощущает замешательство Силко: она впервые не ноет и не жалуется на его основательный подход к задаче.

А Джинкс... она прошла сквозь годы, чтобы изменить мир, и через призму прожитого — привычное стало обретать новые, сокровенные смыслы.

Скучно ли ей?.. Нет. Больше — нет.

Она вернулась сюда всё исправить. И приступить она может прямо сейчас.

— Я тебя люблю. — Тишина, клятая тишина расползается по мастерской, и Джинкс уже было подумывает над тем, чтобы на досуге поработать над проблемой поспешности решений путем отсечения себе языка, но…

Замершие до того над её головой, мужские руки с силой обхватывают оголённые плечи, и макушку обжигает горячее дыхание, завершающееся осторожным прикосновением губ к волосам. Джинкс позволяет воздуху снова поступать в легкие и прижимается щекой к костяшкам чужих пальцев.

Вот. Она это сказала.

Эта реальность уже отличается от предыдущей. Прежняя Джинкс не утруждалась проговаривать очевидное, и легкомысленно верила, что — ещё успеется.

Верила, пока не стало слишком поздно.

— Всё настолько плохо? И что же ты натворила? — Хриплый смешок отправляет предыдущее мгновение в небытие. Впрочем, в этом нет ничего нового: Силко частенько практикует издевательства над торжественными моментами.

— Почему сразу «натворила»?! — Джинкс возмущена. Смысл её слов был совсем иным, а цель и подавно. — Ты что, не воспринимаешь всерьёз то, что я говорю?!

— Ничего подобного. — Капитулируя без боя, мужчина, упираясь подбородком в макушку Джинкс, примирительно поглаживает её по щеке. — Я лишь пытаюсь выяснить, какая новость требует предварительного напоминания…

— Если бы я тебя убила, ты бы меня простил? — Перебивает Джинкс. Запрокинув голову, она пристально смотрит на человека, в которого — не — стреляла. Расстояния между их лицами едва ли наберется на несколько сантиметров, так что Джинкс отчетливо видит, как вспыхивает оранжевая радужка, считающаяся безнадежно пораженной токсинами.

— Если я буду мертв, это станет проблематично выполнить. — Тон его осторожен. — Почему ты спрашиваешь?

— Потому что… ты никого не прощаешь.

— Верно.

— Значит, и меня тоже?

— У каждого правила есть своё исключение. Если это так важно, я готов простить тебя заранее, и мы закроем тему. — Хмурится он, припечатав вердикт и решительно отсекая вероятность дальнейших рассуждений. — Джинкс, я должен знать, что с тобой происходит. Слышишь меня?

Это больше просьба, чем требование. Губы его удрученно изогнуты, а руки требовательно впиваются в плечи.

Джинкс становится его жаль, но она не имеет ни малейшего понятия, как об этом сообщить.

— Конечно, слышу. И я не собираюсь тебя убивать, даже случайно. — Есть истории, которые он ей ещё не рассказал. И вряд ли расскажет, если только хорошенько не нажать. Так что ей стоит проговорить мысль до конца. — Будут причины или нет — никогда.

— Отрадно знать. — Тревога в разноцветных глазах не угасает, и она осознает, что его беспокоит совсем другое. — Джинкс…

— Мой босс принимает доклады по утрам. Вот и… доложусь. — Сдавшись, обещает Джинкс, и он на миг прикрывает глаза. Это попадание.

— Что же… хочу предупредить, что если твой босс услышит хоть один аргумент насчёт того, — в низкие интонации вновь скользит насмешка — что, накаченная Мерцанием, ты стала полезнее, он будет очень недоволен.

— О, конечно, он у меня такой. — Подхватывает тон диалога девушка. — Строгий. Как думаешь, что он ещё скажет?

— Думаю, что он просто хочет услышать, как ты умудрилась, не ночуя дома всего-то неполные сутки, чуть не умереть дважды.

— Хм… Это считая методы лечения Синджеда?

— И их последствия. Зачем ты вообще к нему пошла?!

— Это очень, очень хороший вопрос.

Решительно поворачиваясь, Джинкс подается вперед, наконец устраиваясь на своём законном месте, обхватывая руками жесткие плечи и утыкаясь носом в шею.

— И как прикажешь тебя доплетать?..

— Твои проблемы. — Ультимативно припечатывает Джинкс.

— Ну конечно, как же иначе. — Фыркает он.

Ничего из этого не имеет значения: ни её косы, ни её ранения. Важно лишь то, что теперь он будет жить, а значит — она тоже не станет лишь пустой оболочкой, по нелепому стечению обстоятельств забывшей умереть.

Они снова вместе. И в этот раз она — не облажается.

Примечания:

Автор загулял в этот фандом впервые, так что будет очень рад и доволен отзывам. Любое мнения читателя о работе будет полезно.