И она ушла (гет)

25 июля 2005-го.

Вернулись в привычные будни, ничего не решив. И все решив, в то же время.

Блейз, счастливый и пьяный (и это важно, чтобы сохранять объективность, ее еле уловимую грань), чересчур громко говорил о том, как именно Драко смотрит на меня. И это было удивительное слово «так» в определении когда-то слизеринца «так, как раньше».

Витиевато и сложно. Совсем не слова, которые представляешь рядом со словом «люблю».

— Так, как раньше, Грейнджер, ну... ты понимаешь, да?

Как было да.

— Так — это как?

— И все тебе хочется знать в подробностях, милая.

— Ты сам начал. А я просто девушка. По-дурацки хлопаю ресницами и…

— По-дурацки — это не про тебя.

— И жду комплиментов. Спасибо.

— Если как-то можно описать границу между любовью и собственничеством. То это то, что здесь каждый может прочитать в его глазах. Так он смотрит на тебя.

— Романтично.

— Нет, Гермиона. Романтично то, что ты видишь на этой свадьбе между женихом и невестой. А то, что происходит между вами, и вообще все его поведение — это не романтично. Это трагично.

— Семантика.

— И я был бы рад, если бы это была она. Но, моя дорогая. Любовь в его глазах — это болезненно, вредно и не нормально.

Но я продолжала терять голову, которая давно уже потеряна.

А еще, вы помните, я говорила про курение? Тогда это казалось даже милым. Но запреты…

Я к этому плохо приспособлена.

5 августа 2005-го.

Малфой сделал мне предложение.

Радоваться?

Жалеть?

Злиться?

— И закончится еще одна жизнь вольного человека. Выпьем же за это!

У меня появится муж. А я не подхожу на роль жены.

Это не секрет.

7 августа 2005-го.

Завтра расскажем родителям. Если никто не умрет (=я), уже успех.

8 августа 2005-го.

Это было даже смешно. Он единственный сын, а она даже не запомнила моего имени.

— Гермиона, ты должна была… быть готова. Между нами есть маленькая проблема.

— Ты преуменьшаешь мою грязнокровность, Малфой.

— Просто смирись, ты увидишь ее в своей жизни максимум десять раз. Она того не стоит.

— О да, ведь смириться — это так про меня!

Она еще запомнит. Потому что так надо. Весь гребаный мир запомнил, и она запомнит.

Обещаю.

9 августа 2005-го.

Все как-то быстро. Или как-то медленно. Как должно быть? Как принято у нормальных людей?

Драко говорил о доме, где мы будем жить.

Я уже сказала вам, что быть женой — это не про меня?

Годрик…

Я еще даже не успела подумать о свадьбе.

— Врешь.

— Утешайся, Малфой.

30 августа 2005-го.

Если так будет продолжаться, то меня замучает совесть и я скажу: «Иди к ней».

Мне слишком часто напоминают про нее.

Все вызывают гребаную жалость во мне. И мне жалко ее, но я просто люблю его. И это главное. Испытывать еще вину за это?

Спасибо, проходили.

Говорят, что за любовь нужно бороться. Но с кем? Если он со мной.

Сейчас, сегодня, я могу в любой моменты увидеть его, позвать, протянуть руку и дотронуться.

В голове по сто раз разговариваю с ней. Но это только в мыслях. На деле — я видела ее не так уж часто, чтобы хотя бы запомнить.

1 сентября 2005-го.

К черту деньги. Хочу уволиться. Это давит, душит. Это болезненно, вредно и не нормально.

Растет чувство, что я снова могу потерять его. И теперь навсегда.

И еще раз это вынести — я не вынесу. Так и запишите.

Утонула в любви и захлебнулась чувствами. Растеклась и собой подтерла пол.

2 сентября 2005-го.

За те месяцы, что мы не разговаривали, я пережила несколько схваток с самой собой. И больше не хочу, это честно.

Успела выкурить блоки, поцеловать несколько мужчин, влюбиться в города и исписать банки чернил. Что б их.

Завтра едем к моим родителям.

Важная сноска: которые помнят его имя.

7 сентября 2005-го.

Пишу в дерьмовом настроении.

8 сентября 2005-го.

— Ты стесняешься меня?

— Глупый вопрос. Конечно, нет.

Малфой обычным движением пытался поцеловать меня перед прощанием. Именно пытался, потому что, когда я заметила на горизонте Адриана (что ты делаешь в Лондоне, черт возьми?), я отстранилась.

Почему? Это очень (очень!) хороший вопрос. Адриан был увлечением, мимолетным, милым, французским. Мы ничего не обещали друг другу и логично попрощались.

И я даже не могу определить, что это было — растерянность, стеснение или удивление.

* * *

Собирала вещи. Нашла что-то забытое. Физически и эмоционально.

Когда до Драко было так же близко, как сейчас. Протяни руку и достань. И так же далеко, как до луны.

Скоро ли весна, мой верный товарищ?

Сама не своя, всюду шатаюсь.

Подаю тебе с тонущего корабля самые разные,

жду хотя бы теплого ветерка.

Обещаю, раскаюсь.

Сама себе капитан, сама командир, сама шапошник,

сама себе злейший враг

и немного пакостник.

Отрываю последнее от самого сердца,

Надеюсь, что чистого.

Могу даже пересказать пару лет,

Могу изложить письменно.

Я все та же верная и нелюдимая.

Сама себе королева, вся в инее.

Скоро уже весна? Милый, уважаемый, несуществующий друг?

Я иногда бываю одна, без слуг, сук, чужих рук.

Но ни одного зеленого лепестка,

и иней уже покрылся льдом.

Всюду туман,

И ты вроде когда-то учил: если холодно, надо возвращаться в дом.

* * *

Странно, но сейчас, когда он рядом, я до смешного боюсь потерять его. И все чаще кажется, что это может случиться.

Это моя любимая теория воображаемого дерева. Когда родители уничтожают клен на участке, потому что ребенок может на него забраться и упасть.

Все теория, конечно. Возможно, даже не реализуема, если разобрать на детали.

Но они думают об этом дереве, представляют и боятся, боятся.

Драко — мое воображаемое дерево.

И падать больно, и срезать нельзя. Поэтому остается только переживать и уносить тревожность в бессознательное.

Это иррационально — страшиться того, что может никогда не произойти. И я стала в этом хаосе мыслей иррациональной. Это меня бесит.

Но если это справедливое замечание обо мне, значит… значит, остается его принять и поставить подпись снизу.

10 сентября 2005-го.

Доброе утро, в эфире опять негатив.

Просто я устала, что мы вечно говорим и вечно до всего не договариваемся. Мне нужны ответы, четкие выводы, подведенные черты. И гребанные точки над буквой и.

Мне мало всех «посмотрим», «по ситуации», «ты же знаешь».

И них-ре-на не знаю! Поэтому и спрашиваю. Очевидно же, нет?

12 сентября 2005-го.

До сих пор собираю вещи. Откладываю на самый последний момент, если честно.

Хотела написать Драко, но опять провалилась в эмоциональные качели. Не написала, не дошла до него, не дала знать, что хочу.

13 сентября 2005-го.

Сердце бьется так, как у Гарри Поттера, чертового выжившего, ни разу не билось за попытку выжить.

17 сентября 2005-го.

Если ему нужна свобода, зачем ему нужна я? И зачем проигрывать серию ситкома со свадьбой? С женой?

Итого я жду его седьмой час. И ставлю свою палочку на то, что он в баре на соседней улице с Ноттом и Забини.

Дорогой, у нас на ужин скандал.

Если ты решишь прийти, конечно.

19 сентября 2005-го.

Спасибо. Очень приятно. Да, конечно. Тебе того же. Спасибо.

Спасибо.

Спасибо.

Да, совсем взрослая. Смех в конце, добрая улыбка, разворот.

Спасибо.

Спасибо.

Спасибо.

И еще трижды.

20 сентября 2005-го.

Иногда мне кажется, что я выплакала все слезы. Но наверно я уже упоминала это.

И всем — главное — обязательно нужно спросить, что случилось. И все они знают, что именно.

Удивительно! Так тщательно избегать сплетен по жизни и вдруг очутиться эпицентром, буквально магнитом для обсуждений. Браво, Грейнджер.

— И воду с газом. Да, эту. Спасибо.

— А глаза у вас мокрые. Жаль это. И вас жаль.

— Не надо.

— Из-за мужчины если, то зря это. В наше время больше не плачут из-за мужчин.

Он приходит и уходит. Ведет себя всегда непредсказуемо. И я все жду возвращение той брони, в которой я родилась.

«Как кто мы придем на свадьбу», — кажется как-то так звучал летом вопрос в голове.

Как любовники. Так нас можно и правильно было бы назвать. И заслуженно напомнить, что любовники друг другу, по сути, никто.

Они приходят, когда надо, и уходят, не зная и не спрашивая, как ты себя чувствуешь. В целом. По жизни.

Мерлин, сколько драмы.

21 сентября 2005-го.

Так вот в продолжении темы про любовников… Что чувствуешь, Гермиона?

Отвратительную пустоту. И кажется, что все исчезло на свете. И ты одна, и нет людей рядом. Или нет, не так.

Что вокруг очень-очень много людей, а ты чувствуешь себя одиноко.

Ну а чего ты хотела? Ты ведь любовница. Ты дала молчаливое согласие быть ей. С неизвестным продолжением событий, только с намеком на них, но никогда правдой, никогда обещанием.

Предположением, мыслью, но никогда точностью.

Поэтому молчи, когда бьют. И старайся не подавать вида, где заныло.

Одна. Среди людей. С обидами. Со страхами. Но с опорой на прежнюю силу, которую наверно еще выдастся откопать. Когда-нибудь.

И, пожалуйста, соберись. Годрик, сколько можно тебе говорить, что большие девочки не плачут!

22 сентября 2005-го.

Не плакала. Не ревела. Не рыдала. Не истерила.

Примечания:

снова мои стихи. ба больше не писала своих в дневнике, и я решила окончательно далее и далее вставлять свои

осталась глава. а в мыслях появилось желание пофантазировать — что там в мужской голове творилось. приоткрыть некоторые тайны, недомолвки. если получится. но раз вышло сойти с ума, то, быть может, сойдет и с рук?)