Сквозь тернии к … (1.1) (гет)

Катя присела на краешек деревянной лавки, поправляя платок, сползающий с плеч. Печь потрескивала, бросая оранжевые блики на стены, увешанные шкурами. Елисей чистил нож, его пальцы, грубые и покрытые шрамами, двигались методично, будто затачивали не лезвие, а собственную ярость. В углу, под иконой с осыпавшимся ликом святого, валялся медный подсвечник — семейная реликвия, которую дед называл «свидетелем».

— Дед, — начала Катя, глядя на его спину. — Ты же видишь, что он не кладоискатель.

— А ты видишь, что он? — Елисей не обернулся, лишь сильнее надавил на точильный камень. Лезвие завыло, словно зверь в капкане.

— Глаза у него... как у того медведя, что тебя покалечил. Пустые.

Старик фыркнул, и шрам на его щеке дёрнулся, как живой:

— Медведь хотя бы честен. Он рвёт, потому что голоден. А этот... — Нож звякнул о стол, оставив царапину на древесине. — Он рвёт, потому что научили. У Певереллов это в крови.

Катя подошла к окну. За стеклом метель выла, засыпая следы Корвуса, ушедшего на рассвете «проверить ловушки». Её пальцы вцепились в подоконник, оставляя полумесяцы на инее.

— Почему ты его пустил? Монету показал — и всё?

Елисей молча сдернул со стены шкуру медведя, открыв тайник. В нише лежала кость с рунами, чёрная от запёкшейся крови.

— Это не монета, внучка. Это контракт. — Он повертел ребро в руках, и Катя заметила трещины, расходящиеся от центра. — Наши предки сковали навий костями мамонтов, но печать треснула. Каждые десять лет мы отдаём им ребёнка, чтобы духи не вырвались. Твой брат... был последним.

Катя побледнела:

— Ваня... Ты сказал, он утонул!

— Ложь слаще правды. — Елисей швырнул кость на стол. — Но Певерелл может всё изменить. Некромант способен переписать договор. Его кровь — чернила, наши души — пергамент.

Катя задрожала, глядя на чёрную кость в руках деда:

— Ваня... Ты отдал его *им*? Как мясо псам?!

— Не псам, — Елисей повертел артефакт, и трещины на кости засветились синим. — Навии — не звери. Они как ржавчина: точат мир изнутри, пока не останется прах. Без жертв Сосновка пала бы ещё при моём деде.

— А теперь ты хочешь отдать *его*? — Катя указала на дверь, за которой скрипели половицы.

— Нет. — Старик прищурился. — Он сам станет жертвой. Или ключом.

Тень за окном забилась в конвульсиях, принимая форму ребёнка. Катя отвернулась, но Елисей грубо схватил её за подбородок:

— Видишь? Они уже учатся принимать облик того, чего мы боимся. Корвус — единственный, кто может их сжечь.

Он бросил кость в печь. Пламя взорвалось зелёным светом, и в дыму проступили силуэты — десятки детей, тянущих руки к Кате.

Катя дотронулась до иконы. Краска осыпалась, как память, обнажив сухое дерево.

— И ты ему поверил? Он же убийца!

— Убийца? — Старик усмехнулся. — Мы все убийцы здесь.

Она сжала край стола, пока суставы не побелели. В горле запершило.

— Ты думаешь, он согласится помочь?

— Ему не нужно соглашаться. — Елисей встал, и его тень накрыла Катю целиком. — Навии уже чуют его. Они будут гнать его сюда, как волка в ловушку. А мы... — Он провёл пальцем по лезвию ножа. — Поднесём нож к горлу петли.

Катя отшатнулась. За окном мелькнул чёрный силуэт — ворон сел на забор, его клюв блестел, будто покрытый смолой.

— Что-то поменялось после его появления... — прошептала она.

— Они уже близко. — Елисей разорвал карту тайги, бросив обрывки в печь. — Чувствуешь? Воздух густой, как перед грозой. Это не метель воет — это они.

Катя обняла себя. Холодок, ползущий от порога, пахнул сыростью подземелья и тлением костей. Где-то в сенях послышался скрежет — будто лопата скользила по камню.

— И что... он их остановит?

— Он их разбудил. — Елисей налил себе самогон, но пить не стал. Жидкость забурлила, превратившись в чёрный дым. — Теперь либо он разорвёт петлю, либо они сожрут всех. Нас, его, деревню...

Молчание повисло, как петля на виселице. Катя подошла к деду, впервые замечая, как его руки дрожат.

— А если он откажется?

— Тогда я вгоню эту кость ему в сердце. — Елисей поднял чёрное ребро, и трещины на нём засветились алым. — И отдам навиям новую жертву. — Его взгляд упал на Катю. — Выбор за тобой.

Тень ворона за окном взмахнула крыльями. Гул под полом нарастал, словно тысячи ногтей скребли по дереву.

— Они уже здесь... — Катя прошептала, чувствуя, как холодеет кожа.

Елисей потушил свечу. В темноте его голос прозвучал жёстко:

— Беги, если хочешь. Но если останешься — смотри в глаза правде.

Дверь в сени скрипнула. Что-то тяжёлое упало в снег, и вой метели внезапно стих.

Корвус шёл сквозь метель, снег хрустел под сапогами, словно кости. Ловушки? Их не проверить — даже собственные следы заметало за минуты. Ветер выл, как раненый зверь, а видимость была нулевой. Всё в этой метели казалось чужеродным: воздух пропитался сладковатой гнильцой, от которой пульсировали виски. Некроманты черпали силу из смерти, но эта вонь не давала энергии — лишь тошноту.

Он перехватил двустволку Елисея, сжимая приклад так, будто это якорь в бушующем море. *«Если сейчас выскочит хоть один голодный волк — зароюсь в сугроб и засну»*, — подумал Корвус, но знал: сдаваться не станет. Даже если придётся стрелять в себя в последний момент.

Прислонившись к сосне, он закрыл глаза. Перед ними встало лицо Марты — её смех, когда она зашивала ему рану, и холодный взгляд в ту ночь, когда отказалась бежать. *«Предательство за предательство»*, — мысль гвоздём засела в мозгу.

Внезапно воздух разрезали тяжёлые взмахи крыльев. Корвус вскинул ружьё, но вместо твари на ветку сел ворон размером с ястреба.

— Тяжело же тебя найти, забрался чёрт знает куда, — прокаркал Велес, фамильяр, чьё оперение сливалось с ночью.

— Велес, курица ты драная! — Корвус опустил стволы, но улыбнулся. — Я же тебя чуть не подстрелил.

— Не дрейфь, птенчик. Если бы хотел — давно бы клюнул тебя в темечко, — ворон похабно щёлкнул клювом. — Ты вообще понял, где мы?

— В аду, судя по погоде. — Корвус плюхнулся на снег, прислонившись к стволу. — Как ты меня нашёл?

— Я ж не просто птица. Я — твоя совесть с крыльями. — Велес перелетел на его колени. — А ещё тут пахнет смертью. Настоящей. Не твоей пока, но...

— Обойдётся. — Корвус достал флягу, но она была пуста. — Что с Орденом?

— Скучают. Рвут волосы и клянутся тебя найти. Анна даже слезу пустила — правда, от смеха.

Корвус хрипло рассмеялся. Велес всегда умел разрядить обстановку.

— Ладно, как выбраться?

— Ты же некромант. Спроси у деревьев.

— Очень смешно. — Корвус пнул снег. — Магия на нуле. Чувствую только эту... вонь.

Ворон наклонил голову, его глаз-бусина блеснул:

— А ты уверен, что это не *она* тебя ведёт?

Корвус не ответил. Метель вдруг стихла, и в тишине он услышал шепот — тысячи голосов, зовущих его имя.

— Пошли, — вскочил он, сдирая с ветки наледь. — Мне тут уже мерещатся голоса.

Велес взмыл вверх, растворяясь в снежной пелене. Корвус зашагал за ним, не зная, ведёт ли его птица... или что-то другое.

Корвус зашагал за Велесом, снег хлестал по лицу, но сквозь вой ветра вдруг пробился знакомый звук — карканье, точь-в-точь как в тот день, когда отец вручил ему комок чёрного пуха.

**Флешбек:**

Пять лет. Заснеженная поляна у Чёрных скал — древнего капища, где столетиями хоронили шаманов. Отец, высокий и строгий, стоит под каменной аркой, увешанной лоскутами с рунами. В его руках — слепой воронёнок, завернутый в волчью шкуру.*

— **Он будет твоей тенью, — говорит отец, вкладывая дрожащего птенца в детские ладони. — И голосом, когда ты забудешь слова.* * *

Воронёнок щиплет Корвуса за палец до крови. Отец рисует руну на их соединённых руках, и магия жжёт кожу запахом полыни и палёной кости. Вокруг них завывает ветер, раскачивая костяные подвески на арке.*

— **Теперь вы связаны. Даже смерть не разорвёт эту нить.

**Возвращение в реальность:**

— ...Эй, оглох? — Голос Велеса выдернул Корвуса из прошлого. Ворон кружил над ним, сбрасывая снег с крыльев. — Или вспомнил, как я тебя вытащил из реки в семь лет?

Корвус потёр шрам на ладони — след от укуса воронёнка.

— Ты тогда чуть не утонул сам, — буркнул он, но усмехнулся.

— Врёшь, — Велес спикировал ниже, его глаз блеснул. — Я же бессмертный. Как и ты.

Метель снова усилилась, поглотив последние следы тепла. Голоса в снежном хаосе завывали уже яснее: *«Певерелл... Певерелл...»*

— Пошли, — Корвус нажал на курок, проверяя заряд. — Пока эти призраки не решили, что мы тут на пикник.

Ворон каркнул в ответ, и его крик слился с вихрем. Где-то в глубине души Корвус знал: отец ошибался. *Смерть разрывает все нити... кроме одной.*