Общак Гитлерюгенда (джен)

В это время Белоногов, поджав под себя ноги по-турецки, сосредоточенно рылся в тумбочке Игната.

— Ничего подозрительного, — подытожил он со вздохом. — Хм… а это здесь давно?

На боку тумбочки ножом было грубо вырезано несколько свастик.

— Нет, — Аня заглянула ему через плечо. — Фу, мерзость какая!

— Забавы у нынешней молодёжи, — буркнул Белоногов и не без усилия поднялся с пола. — Где там у вас ещё вещи хранятся?

Вожатая распахнула дверцы шкафчика. На самой нижней полке Белоногов обнаружил драный чёрный рюкзак. На его дне лежала общая тетрадь с чёрной летящей машиной на обложке.

Прокурор открыл её на последней странице и прочитал:

— «Игра — 1000 руб. Тетрис — ? Кулон — 350 руб.», — и ниже: — «Туристы — ? Борсетка — ???»

Слово «борсетка» было подчёркнуто тремя жирными линиями.

— Всё ясно, — заключил Белоногов. — Они и есть воры. А это, получается, их ведомость. Интересно, зачем им столько денег?

Он перевернул несколько страниц назад. На разворот была наклеена распечатка с какого-то сайта, по-видимому, авиакомпании.

— Москва — Дрезден, — прочитал Белоногов, — Москва — Берлин… Они что, за границу бежать собрались?

На вокзале стоял прилавок, на котором лежали настольная игра Angry birds, цепочка с кулоном в форме сердечка и ещё какие-то безделушки. Хозяином прилавка был крепкий парень с ирокезом и красовавшейся на плече наколкой в виде дракона.

— Молодой человек, простите, а откуда у Вас игра и кулончик? — поинтересовался подошедший Ильин

— Вам-то какое дело? — нахамил юноша

— Ты как со старшими разговариваешь, милок! — сделал ему замечание Дед Егор

— Э… Ну… — замялся продавец — Дома просто всякий хлам валялся, вот решил продать.

— Гражданин, Вы бы не сочиняли тут небылицы. Так и полицию накликать можно — сказал Ильин — Я, между прочим, из прокуратуры, Ильин моя фамилия. Так что признавайтесь, товарищ, откуда у Вас эти вещи?

— Ну хорошо — сдался татуированный — Игру и кулон мне принесла группа тинейджеров — два скинхедоподобных парня и две вульгарных девки. Мне ещё достались от них кошелёк и тетрис. Остальное — это ненужные мне и моим друзьями вещи, зуб даю!

— Уже лучше — улыбнулся ПалТиныч — А куда дели кошелёк и тетрис?

— Я их продал. — ответил парень

— Так бы и сразу — сказал Дед Егор — А то хамил, врал тут.

— А игру и кулон, уважаемый, мы у Вас конфискуем — продолжил Ильин — Они же, как и кошелёк с тетрисом, краденые.

— Я, честное слово, не знал! — заныл незадачливый продавец

— Ладно, не будем тебя пока трогать — успокоил его бородатый прокурор

— Так, за что бы ещё зацепиться… — бормотал Белоногов, осматривая шкаф

Новая улика не заставила себя долго ждать. Дмитрий Сергеевич заметил в попавшихся ему кроссовках древесину.

— Это кроссовки Пузатова — пояснил Юра

— Так это интересно… — молвил полный прокурор — А покажи мне все находящиеся на территории лагеря деревья, у которых облезла кора.

Получив принадлежавшие ребятам вещи, Ильин и Дед Егор возвращались в лагерь на мотоцикле сторожа.

— Да, где же нам этих паразитов искать? — задумался Ильин

— Знаете, Павел Валентинович, ходит по лагерю одна легенда — принялся рассказывать ветеран — Якобы в лесу за деревней есть партизанские землянки…

— Это, конечно, интересно — перебил его Ильин -Только что нам это даёт?

— Дело в том, что это правда — пояснил Егор Трофимыч — Знаю, потому что сам начинал войну в этих местах.

— Следовательно, наша четвёрка могла пойти на это место. Егор Трофимыч, да Вы гений!

— Ну, вот и все деревья — сказал Юра

Пахомович выполнил просьбу Белоногова и показал ему все нужные деревья.

— Так, тут дупло — Белоногов обратил внимание на одно из деревьев — Остальные деревья были без дупел.

— Может, они здесь что-то спрятали? — предположил мальчик

— Сейчас проверим.

Дмитрий Сергеевич засунул руку в дупло и вытащил оттуда кошёлёк и часы.

— Вот засранцы! Даже прокуроров не постеснялись! Так, а что это за сундук ещё такой?

Через несколько секунд Белоногов держал в руках коробку из под гвоздей с нарисованной на ней свастикой. Открыв её, он увидел лежавшие там деньги.

— Ни фига себе! — воскликнул Юра — Это у них с продажи награбленного, что ли?

— Похоже, они этим давно промышляют, — буркнул Белоногов. — Тут, пожалуй, уже на билеты в Германию набралось, а то и обратно… Непонятно, как они собирались сами за границу без согласия родителей лететь. Ладно, не об этом сейчас. Надо искать этих весёлых туристов.

Тут у него в кармане зазвонил телефон.

— Алё, Ильин на проводе, — раздался знакомый голос. — У нас с Егором Трофимычем есть версия. Тут в лесу сохранились землянки, где партизаны от фашистов прятались, может, наши пропавшие их нашли?

— Интересно, — подтвердил Белоногов. — Кстати, не знаю, правда ли Шарипов с компанией скинхеды, но воры точно. Я нашёл их тайник — они очень неплохо в этом лагере поживились.

— Гадёныши, — буркнул из трубки Ильин. — Значит, так, Дим: иди в лес по той дороге, куда мы уехали, до развилки…

— До кривого дуба, — подсказал дед Егор. — Будем вас там ждать.

— Только Подколёдного не бери, — предупредил Ильин. — Ещё заблудится!

— Думаешь, мне бы это в голову шарахнуло? — прыснул Белоногов. — Вроде вчера только пива по стаканчику раздавили. Да он, между прочим, и сам запропал куда-то.

Проходя мимо ворот, Белоногов вдруг услышал голос Большакова. Бизнесмен, облокотившись на свой «лексус», разговаривал по айфону:

— Да говорю ж я, Сан-Семёныч, заминка вышла… Не в деньгах дело, говорю же! Машина сломалась! Вот починю и приеду! Все сто косарей как одну копейку!.. За кого ты меня кнацаешь, Сан-Семёныч?! Когда это я тебя кидал?.. А кто старое помянет, тому глаз вон. Отбой, короче.

Он сунул айфон в чехол на поясе и тяжко вздохнул:

— Когда ещё Славка эти грёбаные косари отыщет!..

А Подколёдный в это время, стараясь не попадаться на глаза Большакову, расхаживал с протокольным видом под окнами столовой. Оттуда до него доносились ошеломляющие, дурманящие запахи обеда. То ли таблетки подействовали, то ли ещё что, но живот перестал болеть и снова на-поминал, что хорошо бы его чем-то набить.

Терпение младшего советника юстиции было уже на исходе, когда на крыльцо корпуса выглянула Даниленко.

— Ну что? — с тревогой спросила она. — Нашли ребят?

— Ищут, — неопределённо пробормотал Подколёдный.

Директриса обеспокоенно покачала головой.

Подколёдный заёрзал. Говорить о еде в такой обстановке было несолидно для человека в погонах… но не пропадать же с голоду!

И тут у него мелькнула спасительная мысль.

— Э-э-э… мне крайне неловко вас беспокоить, дражайшая Виктория Богдановна, но… понимаете, мой врач прописал мне питаться строго по часам, а сейчас как раз… кстати, сколько времени?

— Десять минут двенадцатого, — Даниленко взглянула на часы.

— Вот-вот! Я так и знал! Мне как раз в это время предписан лёгкий второй завтрак. Страшно неудобное время, понимаю… мне и самому трудно соблюдать, но врач…

— Понимаю, — кивнула женщина. — Раз врач прописал, пойдёмте в столовую.

Через минуту Подколёдный уселся за длинный низкий стол, вытянул ноги и ослабил пояс.

Весёлая девушка-повариха с двумя косами поставила перед ним поднос. Подколёдный окинул его содержимое голодным взглядом и скорчил гримасу. На подносе стояли тарелка пшённой каши на молоке, квадратик высокого плотного омлета, горбушка с маслом и гранёный стакан с какао, подёрнутым молочной пенкой.

— Мгм… мнэ-э… — забормотал Подколёдный, — а вы уверены, что это… полезная пища?

— Чего ж ей быть неполезной? — засмеялась повариха. — Дети едят, не жалуются. Вы вон кашу сахаром посыпьте, если невкусно.

Подколёдный тяжко вздохнул, ковырнул ложкой омлет и принялся жевать с видом священномученика.

Пройдя с полчаса по свежим следам мотоцикла, Белоногов увидел вдали верхушку огромного кривого дуба, а через некоторое время заметил под ним мотоцикл, Ильина и деда Егора.

— Быстро ты, — усмехнулся Ильин. — А где моя Белка?

— Детишки с ней играют, — ответил Белоногов, — отпускать не захотели.

— Ну так пошли, товарищи, — Егор Трофимыч откинул брезент и извлёк из коляски мотоцикла старую одноствольную берданку.

— Вы с ружьём? — удивились друзья.

— Мой папаша говаривал — с медведем дружись, а за ружьё держись, — объяснил старик. — Всякое бывает. Да вы не бойтесь, тут соль — от ворья заряжена.

Он вскинул берданку на плечо и углубился в лес.

Тропинки почти не было видно, настолько всё вокруг заросло травой — но Егор Трофимыч уверенно шагал вперёд, почти не глядя по сторонам. У старого высохшего ясеня он вдруг остано-вился и почти нежно погладил рукой заскорузлый ствол.

— Этот ясень мне в сорок втором жизнь спас, — поведал он, обернувшись. — Вот здесь, под корнями, я раненый лежал, а товарищ мой, Серёга, немцев увёл к самому Медвежьему оврагу. Там они все и сгинули вместе с Серёгой… — старик опустил голову. — В том месте сейчас обелиск стоит.

Белоногов и Ильин тоже, не сговариваясь, опустили головы.

— Смотрите-ка, — Ильин вдруг присел на корточки и поднял из травы окурок, — совсем свежий и явно недешёвый. Егор Трофимыч, вы Шарипова с дружками на курении ловили?

— Бывало раза два, — подтвердил старик, — только курево у них другое — копеечное, с вокзала. А эта, ишь, с фильтром… Где-то я такие видал.

— Значит, — заключил Белоногов, — тут побывал ещё кто-то нездешний.

— А вон на той полянке, — показал ветеран через несколько минут, — я Лизавете моей впервые открылся. Она в отряде санинструктором была. После войны как снова свиделись, с тех пор и не расстаёмся. Вы вот что, — он улыбнулся, — как поймаем этих оболтусов, заходите к нам в деревню, Лизавета Федотовна вам ватрушек напечёт…

— Это мы всегда пожалуйста, — Белоногов довольно потёр руки.

— А как вы в партизанский отряд попали? — спросил Ильин. — Вы здешний?

— Да нет, — начал рассказ Егор Трофимыч, — сибиряк я, из-под Иркутска. Наш эшелон по пути на фронт немцы разбомбили, а мы с тремя товарищами к партизанам вышли. Только в сорок втором я снова в свой полк попал. А как встретил снова мою Лизавету, так и решил — останусь здесь. Знать, судьба моя такая.

Под ногами зачавкало. Маленький ручеёк, пересекавший тропинку, разлился и превратился в болотце.

— А тут кто-то был, — дед Егор остановился и показал на тропинку: в грязи перед ним отпечатались чёткие следы. Да не один человек: вон, глядите, ещё следы, затоптанные.

— И это явно не подросток, — Белоногов наступил рядом. — Он, пожалуй, повыше меня будет. Видите, мои следы и то меньше.

— Крупнее вас разве что тот амбал, которому я машину большаковскую помогал чинить, — оценивающе заметил сторож.

— Охранник? — уточнил Белоногов. — Славка? А ведь верно — Большаков его ищет.

— И сигареты на евонные похожи, — согласился дед Егор.

— Дим, а ты откуда знаешь? — удивился Ильин.

— Да случайно разговор подслушал, — ответил Белоногов. — Он с каким-то Сан-Семёнычем говорил про деньги, которые Славка должен найти.

— А много денег?

— Сто косарей. Ну, тысяч — по-человечески.

— А что, если наши юные друзья и этим самым косарям ноги приделали? — осенило Ильина. — Егор Трофимыч, вы говорили, машина сломалась — когда?

— Так вчера вечером. Все четыре колеса спустились.

— Ну тогда понятно, — вспомнил Ильин. — Слышал про такой приём. Большакова просто задержали в лагере, а ночью обокрали.

— Ох и молодёжь пошла, — нахмурился старик. — В моё время и подумать никто не мог, чтобы на фашистов равняться…

Некоторое время все трое шли молча, внимательно смотря под ноги: тропинка стала топкой. Следы попались ещё в нескольких местах на другом краю болотца, а вскоре перед прокурорами появилось нечто, похожее на кучу бурелома. Обойдя его вокруг, дед Егор сделал предостерегающий жест и показал рукой: между обломками брёвен чернел вход в землянку.

Ильин и Белоногов подкрались поближе и услышали хриплый, гнусавый мужской голос, искажённый эхом:

— Слушайте, вы, малолетки паршивые, вы у меня запоёте!

У стены, прижавшись друг к другу, сидели четверо подростков: два парня и две девушки. А перед ними, поигрывая гаечным ключом, расселся на корточках здоровенный бритый мужик с людоедской ухмылкой и перебитым носом.

— Дядя, отпустите нас уже! — жалобно захныкал парень с русыми волосами, а второй, бритоголовый и худой, спрятал лицо в коленях и трясся, как желе.

— Ещё чего, — прохрипел охранник. — Вы ваще как, соображаете, на кого сс*те? Вы знаете, кто такой Большаков? Он вас сожрёт и не подавится. Вам жить надоело? Дык это мы исправим, — он оскалил широкие зубы и заржал.

— Да мы в натуре не при делах! — пронзительно завизжал бритый юнец. — Это девчонки борсетку стыбзили!

— Козёл! — зашипела тощая девушка с растрёпанной косичкой. — Крыса ты, Шарипов, а не ариец! — и пнула его ногой.

— Значит, девчонки? — охранник с нехорошей усмешкой наклонился к её лицу.

— А может, вы нас отпустите? — заговорила девушка с татуировками. — Мы ведь можем договориться, а?.. — и спустила с плеча бретельку майки.

— Э, нет, — охранник резко встал, — вот это ты мне брось, лахудра малолетняя. Я на зоне видал, что бывает с теми, кто по такой статье чалится. Кому сказал, бабки гоните!

— Так, — тихо сказал наверху Ильин, — пора вмешаться.

— Так, это кто тут детей обижает?! — воскликнул Егор Трофимыч.

— Тебе-то какое дело, дедуля? — нахамил Славка — Иди уже, куда шёл!

— А кто на ветеранов наезжает, будет иметь дело с прокуратурой — сказал Белоногов

— Что?! — Славка не поверил своим ушам

— Будет иметь дело с прокуратурой — повторил Ильин

Славка собрался уже было броситься наутёк к запасному выходу из землянки, но тут дед Егор выстрелил в него солью.

— Блин, за что! — заорал Славка, хватаясь за ягодицы — Больно же!

— Ага, а ничего, что ты тут детишкам больно собрался сделать? — строго сказал Ильин

— Да я не хотел! — завизжал Славка — Это всё Большаков! Эти сопялки у него борсетку с деньгами скомуниздили, вот он и приказал мне проучить их!

— А ты и рад стараться — сердито буркнул Белоногов

— Деньги-то, кстати, были фальшивые — добавил Слава

— Дедушка Егор, дяденьки прокуроры, спасибо большое... — заискивающе начал Пузатов

— А вы, молодые люди, ответите за кражи — прервал его Ильин

— Чёрт! — выругалась Новикова — Это всё ты, Шарипов!

— А я-то при чём? — парировал бритоголовый — Вы ведь все не меньше моего виноваты!

— Дядя, а можно как-то замять дело? — неуверенно спросила Разина — А то не хочется прожигать лучшие годы жизни в колонии.

— Раньше надо было думать — заметил Белоногов — Замять не получится, а вот если вы покажете, куда дели борсетку, может, подумаем о снисхождении.

На обратном пути Белоногов и Ильин решили поучить юных фашистов жизни.

— Кто ж вас вырастил-то таких? — возмущался Дмитрий Сергеевич — Ваши деды и прадеды кровь на войне проливали, чтобы вы появились на свет, а вы их вот так благодарите.

— Дим, ну что ты ещё хочешь от этого поколения? — сказал Павел Валентинович — У меня дочка по телевизору передачу видела, так там две девахи взяли и ляпнули, что холокост — это клей для обоев.

— Да, были люди в наше время. Не то, что нынешнее племя — процитировал Егор Трофимыч, ещё крепче сжав руку Славки — Эх, детки, если бы вы знали, что быть фашистами стыдно, позорно и ни в какие ворота не лезет. Жил в годы войны один юноша на пару-тройку лет старше вас. И был он гестаповцем. Молодой, а столько мирных жителей замучил. Так его же потом партизаны расстреляли.

— Мама! — завопила Ленка

— Ммммы больше нннне ббббудем — заикаясь, сказал Игнат

У входа в лагерь всю компанию уже ждала Даниленко.

— Ну что, как там дети? — спросила она

— Это не дети, это малолетние преступники и фашисты — вздохнув, ответил Ильин

— Как выяснилось, именно эти товарищи являются виновниками всех краж — добавил Белоногов

— Да, как же вы опустились до жизни-то такой? — заохала Виктория Богдановна

— А этот амбал — охранник господина Большакова — продолжил бородач — На детей напал.

— Ему, видите ли, его хозяин приказал наказать их за кражу денег — добавил пузатый прокурор

— Враньё! — прокричал проходивший мимо Большаков — Я уважаемый человек и до такого не опустился бы!

— Слышь, начальник — выступил Слава — Я больше в твоих делах не участвую. У тебя твои фальшивые мани стырили — вот ты и разбирайся.

— Да что ж это такое! — сердито сказала заведующая — Как же Вам не стыдно, Руслан Дмитриевич! Взрослый солидный мужчина, а вмешиваете детей в свои разборки! Можно прекрасно обойтись без похищения и тому подобных бандитских приёмчиков! Не девяностые, всё-таки! Такое чувство, будто Вы живёте в не в цивилизованном обществе, а в дремучем лесу, ей Богу!

Большаков оторопел и несколько секунд так и стоял с раскрытым ртом.

— Не вам меня учить! — наконец прорвало его.

— Имейте в виду — я буду ходатайствовать о вашем исключении из попечительского совета! — гневно закончила Даниленко.

— Смотрите, как бы морда не треснула, — проворчал Большаков и направился к своей машине.

— А уж это вы погодите! — из-за его спины, лучась злорадством, вывернулся Подколёдный. — Я забыл вам сказать, что мой дядя — коллега одного вашего знакомого там, наверху, и уж он-то вам устроит…

Прокуроры с усмешкой переглянулись.

— Молодец против овец, — негромко прокомментировал сторож.

— А теперь о вас, — строго продолжала Даниленко, повернувшись к четверым юным фашистам. — Я не буду спрашивать, что, когда и как. Мне одно непонятно — зачем вы это делали? Неужели по-другому нельзя было доказать ваше, как вы выражаетесь, расовое превосходство?

— Нам деньги не тупо на водку нужны, — угрюмо заговорил Денис. — Мы в Саксонскую Швейцарию хотели уехать.

— А ничего так, что без согласия взрослых вас даже в братский Севастополь не отпустят? — перебил Белоногов.

— Мы бы чё-нибудь придумали, — возразил Игнат. — Нам очень надо туда было. Там есть лагерь, где настоящих фашистов делают.

— Нам Зинка рассказала, — подхватил Пузатов. — А она у брата статью нашла.

— Гляжу я, молодые, ничего вы не поняли, — с упрёком покачал седой головой Егор Трофимыч.

— Да поняли мы, поняли! — закричала Ленка. — Не хотим, чтобы нас расстреляли!

— Так дело-то, оно не только в этом, — вздохнул старик. — Знавал я после войны одного немца: делегатом к нам на конеферму приезжал. Хороший был парень, но до конца дней себя корил, что за Гитлером пошёл в своё время. Судить его никто не судил, рядового-то солдата… Сам он себя так и не простил. Вот оно как бывает. Совесть — она сильнее всякого суда.

Собравшиеся притихли.

— Мы всё обязательно вернём, дяденьки, — наконец, пробормотала Разина.

— И борсетку тоже, — подхватил Игнат, которого сообщники подталкивали с двух сторон под рёбра. — Я её в надёжном месте спрятал, когда за нами Славка погнался.

Прокуроры, дед Егор и заведующая направились следом за Игнатом к корпусу, где размещался спортзал. Маленькая боковая дверь вела в подсобку, где хранились мячи, обручи, ролики и прочий инвентарь. Игнат вынул из корзины два верхних мяча и, потянув за ремешок, извлёк брендовую кожаную борсетку.

Ильин осторожно раскрыл замочек, вынул пачку купюр и просмотрел их на свет.

— Что и требовалось доказать, — усмехнулся он. — Фальшивка. Хотя и качественная.

— И мне кажется, я знаю кренделя, который такие делает, — подхватил Белоногов. — Его неделю назад арестовали. Ну что ж, теперь и нам с ним будет о чём поговорить…

Лёша Большаков стоял у ограды и сухими глазами смотрел вслед отцовской машине. Он не вышел попрощаться, когда вызванный следователь отобрал у Большакова-старшего подписку о не-выезде и велел немедленно возвращаться в город. Ещё никогда в жизни ему не было так стыдно.

Был уже поздний вечер, когда прокуроры возвращались на машине в город.

— Нет, Дим, что ни говори, а хорошие у нас выходные получились, — заметил Ильин.

— Несмотря даже на расследование, — ответил Белоногов, — и на Подколодного. А хороши пироги у Лизаветы Федотовны!

— Надеюсь, что Шарипов со своими дружками в самом деле одумается, — продолжал Павел Валентиныч. — А то ишь ты, не сидится нашим фашистам на месте, зарубежный опыт тянет перени-мать…

— И Большаков тоже хорош, — прибавил Дмитрий Сергеич. — Прикинь, он этого своего партнёра, Сан-Семёныча, под статью подвести хотел за то, что тот у него три года назад выгодного подрядчика переманил!

— Это уже паранойя какая-то, — хмыкнул Ильин. — Нам, кстати, надо и Подколодного домой забросить, а то метро вот-вот закроется. А кстати, что он там, дрыхнет?

И тут с заднего сиденья раздался хриплый и немузыкальный вопль:

— Ой, мороз-мороз, не морозь меня…

Прокуроры обернулись и с изумлением убедились, что исполнителем столь неподобающей песни был не кто иной, как развалившийся на заднем сиденье Подколёдный.

— Что это с ним? — ужаснулся Ильин. — Песенный рецидив?

— Да нет, всё гораздо прозаичнее, — хихикнул толстяк. — Лизавета Федотовна нам вместе с пирогами домашней наливочки завернула, а он её тогось… оприходовал.

— Окрысился месяц багрянцем… — ни к селу ни к городу завёл Подколёдный новую песню.

Оставшаяся часть дороги напоминала соответствующий эпизод из похождений бравого солдата Швейка: ни одной песни Подколодный не знал до конца, зато орал их чрезвычайно громко. Когда они приближались к подъезду Ильина, Владимир Анатольевич соизволил полностью забыть о своём имидже и горланил:

— Владимирский централ, ветер северный! Этапом из Твери, зла немеряно!

Из подъезда выбежала супруга Ильина со скалкой.

— Так, начинается! Называется — съездил муж на шашлыки!.. Кто тебя в таком виде за руль пустил?!

— Это не мы, — проворно наябедничал Дмитрий Сергеич, — это Подколодный напился.

— Ах, это Подколодный! — Ильина распахнула заднюю дверцу машины и хряснула разошедшегося не в меру младшего советника юстиции по лбу своим кухонным орудием возмездия. — Всех соседей переполошил, а ещё прокурор! А ну марш отсюда!

Подколёдный кое-как выполз из машины и поплёлся прочь, пошатываясь и мыча что-то уж совсем дворовое.

— Ты нам ещё «Мурку» на пианино сбацаешь! — крикнул вслед ему Ильин, припомнив бессмертное «Место встречи».