Великолепная семерка (джен)

— Сегодня День Защиты детей, а нас наказали. И защитить некому!

Так с досадой и со слезами воскликнула девятилетняя Милана. Её сестра Диана, которой уже было одиннадцать, добавила:

— И начало лета! Значит, надо искупаться в море.

Но папа с мамой были непреклонны — дочки заслужили наказание. И никакие мольбы и слезы не помогут.

В курортном городе, где живут сестры-погодки Ратушевы, Диана и Милана, море совсем близко. Из окон их дома его не видно, но стоит спуститься на набережную, где летом народу столько, что можно потеряться, а затем пройти по песку пляжа — и вот они, теплые ласковые волны.

Песок мягко щекочет ноги, если сбросить шлепки. А волны лижут их, как игривый щенок. И можно помочь друг другу надеть нарукавники — просто так, ведь обе девочки отлично плавают. А как можно не уметь плавать, если вырос у моря? Но раз идешь плавать без мамы и папы, нарукавники лишними не будут. А то утонешь — потом дома влетит!

— Мы даже нарукавники не забыли! — сказала Диана.

— Да. И кремом мазались! — Милана достала из рюкзачка тюбик с кремом.

На пороге появилась очень сердитая мама:

— Нечего оправдываться! Вы прекрасно знаете, что на море одним ходить запрещено.

— Но мы там не уходили с чужими! И ни с кем не знакомились. Только с другими детьми поиграли в волейбол и все.

— И не плавали далеко! Хоть и в нарукавниках. И сейчас еще не жарко, как бывает в августе. Днем наоборот было хорошо.

— А вода уже прогрелась.

— Хватит тараторить, — мама прижала пальцы к вискам, будто у нее болела голова.

— Мам, давай я в магазин сбегаю. Или полы подмести надо?

Диана поняла, что надо действовать.

— Ничего не надо! Сидеть и думать над своим поведением — вот что надо!

Сестры отошли, уселись рядышком на нижний ярус двухэтажной кровати, на которой Милана спала на верхнем этаже, хоть и была младше.

Легко сказать — сиди и думай. А что тут думать?

С утра мама, собираясь на работу, даже не думала, что, придя в обед, не застанет дочек дома. И вечером — тоже. А уж когда они пришли к семи вечера, с мокрыми волосами, притащили пляжные полотенца и мокрые купальники и развесили все добро в своей комнате, а не на сушилке на балконе, сразу стало понятно, что дети нарушили Самый Главный Запрет.

Купаться без взрослых запрещали категорически. Нет, запрещали многое, на самом деле. Например, есть сладости перед обедом, хватать «двойки», даже иногда, прогуливать гимнастику и рисование, бегать до ночи на улице…. Но к этим запретам взрослые относились снисходительно. Детей, даже девочек, дома запереть невозможно. А если запирать — тогда что за жизнь у них будет?

Так что за «двойки», выброшенное тайком в раковину пюре, разорванные куртки ругали, но не сильно.

А вот на море одни они сбежали сегодня впервые. И получили серьезное наказание тоже впервые.

То, что можно утонуть, Милана и Диана знали, конечно. В классах перед летними каникулами им рассказывали, как опасно заплывать далеко, баловаться в воде, и что ни в коем случае нельзя купаться без взрослых.

Но это, как думали сестры, если не умеешь плавать. Как те приезжие ребятишки, что каждый год отдыхают в их курортном городке.

А они обе плавать умели. И не баловались в воде. У берега брызгались, но там утонуть нельзя никак. Им там по пояс всего, где тонуть-то?

А еще смотрели, как пятиклассники играли в волейбол, а какая-то девочка, уже успевшая загореть, позвала их.

— Бегом к нам, у нас в команде человека не хватает.

Вместо одного человека появилось два, но разве это плохо? А потом они решили еще раз искупаться, потому что вспотели, пока играли, и плавали долго-долго, а потом выяснилось, что телефоны отключили еще утром на празднике. И не включили до сих пор.

Собственно, с праздника все и началось. Каждый год на Главной Площади первого Июня проводили концерт, посвященный Дню Защиты Детей.

В прошлом году Милана даже принимала участие — с младшей группой гимнасток. Они красиво шли с обручами и лентами по Площади, а все вокруг аплодировали.

В этом году с младшей группой ее уже не взяли, а старшая — там с пятого класса. Зато обещали, что гимнастки из спортивной школы будут принимать участие в Карнавальном Шествии.

Диана ходила на рисование и в танцевальную группу, но в этом году с ее выступлением тоже не сложилось. Их группа расформировалась из-за того, что руководитель уехала в другой город. А художники могли принимать участие только в мастер-классах после концерта.

— Не хочу на мастер-классы, — надулась Диана, — летом надо отдыхать.

И Милана полностью была с ней согласна.

Вот тогда им и пришла в голову мысль тайком взять купальники, полотенце, одно на двоих, и нарукавники, оставшиеся с прошлого года. А потом, поглазев на других, которые выступают, сбежать на пляж.

Когда вернулся папа, девочки не встретили его, по обыкновению, в прихожей. А мама очень сердито гремела кастрюлями, убирая на кухне и накрывая папе ужин.

— Почему война? — весело спросил папа, снимая туфли.

— Нас мама наказала, — сразу заявила Милана. Она была, по мнению Дианы, папиной любимицей.

— А вы скажите, почему наказала, — откликнулась с кухни мама.

Узнав, в чем причина, папа отчего-то пошутил:

— Царь испугался, издал манифест: мертвым свободу, живых — под арест.

— Пап, мы же не утонули, — наперебой закричали дочки, мы живы-здоровы, и плавали в нарукавниках. Давайте пить чай с пирожными, а? Праздник ведь!

— Никаких пирожных, — отрезала мама, — и никакого праздника.

Папа потер подбородок:

— Да-а, дела. Думаю, вы сами поняли, что наделали. Рисковать собой — это неумно и очень плохо. Мама расстроилась и рассердилась.

— Вы же с мамой нас редко на море возите! — канючила Диана.

— Потому что работу никто не отменял. Хорошо, что с понедельника летний лагерь в школе. А в воскресенье, если не будет никаких непредвиденных обстоятельств, поедем на галечный пляж.

— Ура! А обстоятельств не будет? — на всякий случай уточнила Милана.

— Кто ж знает! — пожал плечами папа, — но я надеюсь, на море сами вы больше носа не сунете. Иначе придется тетю Валю приглашать к вам на все лето.

— Ой, не надо! Не надо-о-о! — закричали обе наперебой.

Тетя Валя, одинокая пожилая женщина, следила за сестрами, пока они были помладше. Папа и мама порой задерживались на работе надолго, и она забирала Милану и Диану из садика, кормила ужином и громко описывала им свои болячки. Мама узнала об этом, когда четыре года назад Милана лечила плюшевого медведя от гипертонии и почечных колик.

Впрочем, она была доброй, только вот слишком тряслась за девочек. И если мама пригласит ее сидеть с ними, как с малышами, то лето, можно сказать, пропадет даром. Будут прогулки в ближайшем сквере, обязательные панамки и громкое сетование на то, что дети слишком разбалованные, а вот в прежние времена….

Такая перспектива очень не радовала.

— Пап, мы обещаем сами на море больше не ходить, — торопливо сказала Диана, — только не надо тетю Валю.

— Тогда держите слово, — серьезно сказал папа, — как говорится, не дал слово, крепись, а дал слово — держись.

Милана подумала, что вообще не надо было ничего обещать, но взрослые, они такие…Хорошие, но с ними не договоришься.

Так девочки и уснули — без чаю и пирожных. Выпив на сон грядущий буднично по чашке молока с простым печеньем.

— А давай придумаем, будто мы пленницы в огромном замке… или тюрьме, — начала рассказывать Диана, у которой, по словам мамы, было художественное воображение, — и завтра нас сбросят со скалы…

— Угу, — во сне ответила Милана.

Утром выяснилось, что мама заперла их на ключ. Проснулись — а двери на замке, и ключей нет.

— Ну, ма-ам! — заныли они вдвоем, позвонив маме по телефону. Вообще-то это тоже было под запретом, за исключением особых случаев. Но сейчас такой и был. Вдруг мама просто переложила ключи?

Оказалось, они, и правда, под замком.

— У вас есть чтение на лето. Вот и займитесь, — посоветовала мама, — нечего носиться по улицам. Скоро лагерь, тогда нагуляетесь под присмотром. Я из-за вас полночи заснуть не могла. Все, я занята, приду на обед, поговорим.

Что делать? Не будешь же вылезать в окно? Хотя второй этаж не такой уж высокий, но если еще и из дома через окно сбежать, тогда точно тетю Валю приставят до сентября.

А вдруг упадешь и сломаешь ногу или руку? Тогда лето в больнице — тоже такая себе перспектива.

— Не буду я читать, — сказала Милана, сев за стол и доставая кукол, — я шить буду.

— О, давай! Сошьем им платья для бала.

Они достали лоскутки, иголки, нитки и принялись мастерить наряды. Но вскоре это занятие им надоело — бальные платья походили на мешки с дырками для головы и рук. И выходили криво-косо.

Запихав все материалы вместе с куклами в коробку с игрушками, которую они, кстати, не так уж часто доставали, потому что считали себя уже взрослыми, девочки принялись бродить по квартире.

Дом, где жили Диана и Милана, был построен давно. Очень давно, как им казалось. Папа говорил, что год постройки дома тысяча девятьсот пятьдесят пятый. А это больше полувека назад! Конечно, в других городах бывают и более старые дома, но такие, как их Дом, бывают только на юге. Он был высотой всего в два этажа и в три подъезда длиной, если так можно считать. И квартир в нем было совсем мало. Шестнадцать.

— Наверное, это про наш дом сочинили песню, в которой есть такие слова: «Где без спроса входят в гости, где нет зависти и злости, милый дом», — сказала как-то Диана.

— Так песня же старая.

— А дом разве новый?

Свой дом девочки любили. Потому что там, кроме трех комнат, была еще и огромная лоджия, на которой можно было летом валяться на матрасе и смотреть на звезды прямо из окна. Матрас был надувной, для моря. Но летом он лежал на лоджии, чтоб лишний раз не надувать, и там можно было даже подремать днем. Правда, ночью их отправляли в кровати, потому, что мама считала, что спать на надувном матрасе вредно для позвоночника.

Но сейчас-то не ночь. И спать они не собираются.

— Сколько там до обеда? — спросила Милана.

Диана достала телефон:

— Долго. Еще десять всего. Точнее, девять пятьдесят семь.

За окном манило ласковое июньское солнышко. Высокие сосны, растущие под окнами, шумели ветками под ветром. Зимой они раскачивались в сильный норд-ост, так называется ветер, который дует зимой и ранней весной. И даже страшновато было, вдруг рухнут на крышу дома? Ветки отламывались и падали, правда, во дворе.

Но то — зимой, а сейчас началось лето.

Но разве это дело, сидеть под замком в самом его начале?

Милана села на подоконник, широкий, словно полка, и свесила ноги на улицу. Так сидеть тоже запрещалось, но сейчас ее никто не видел. Диана забралась рядом, и так они сидели, выглядывая в окно на залитый лучами двор.

Сначала во дворе не было ничего интересного, а затем…

Затем из их подъезда вышла девочка с темно-рыжими волосами.

— Это с первого этажа, — сказала Милана сестре, — помнишь, в апреле переехали новые соседи? Наверное, дочка той женщины, которая здоровалась с мамой и спрашивала, где ближайший магазин.

Диана пожала плечами. А девочка, заметив, что за ней наблюдают, обернулась и несмело махнула рукой.

Обрадованные Милана и Диана замахали так, что чуть не свалились в подоконника.

— Эй, идите гулять! — позвала их незнакомка.

— Не можем. Нас заперли, — ответила Диана, — а тебя как зовут?

— Маруся. А вас?

— Диана и Милана! — крикнули обе хором.

— А вы двойняшки?

Да, сестер часто принимали за двойняшек, так они были похожи. Не совсем одинаковые, но ведь и двойняшки, в отличие от близнецов, различаются.

Милана доросла до сестры еще год назад, чем очень гордилась. Правда, у Дианы волосы были намного длиннее — потому, что Милане не хватало терпения расчесывать их каждое утро.

— Нет, просто сестры! Я в пятый пойду, а Милана в четвертый. А ты?

— Во второй, — ответила Маруся.

Девочки удивились. Тощая Маруся была ненамного ниже их. И странно, что она только закончила первый класс. У них в школе первоклашки были «малявки», еле до плеча сестрам.

— Просто я пошла в школу в восемь лет, потому, что в тот год первый класс не набрали, не будут же учить трех человек. И я пошла на следующий год, нас в классе семеро было.

— Как семеро козлят — засмеялась Милана.

— Ага. А учительница — волк! Но она была добрая, подарила мне старинный букварь, по таким еще наши бабушки учились. Я потом покажу, просто еще вещи мама не разобрала. А с утра на работу ушла.

— И ты одна весь день гуляешь?

— А что? Я ж не маленькая. Я в Рощиповке еще до школы гуляла сама.

И Маруся рассказала сестрам, а заодно и всем, кто невольно слушал её, что Рощиповка — это село, где она жила раньше у бабушки и деда, пока мама с папой работали на севере. Она б рассказывала еще дольше, но тут раздался скрипучий голос ворчливой соседки, Натальи Ивановны, которая громко вопрошала, сколько можно орать на улице, и почему оглашенные дети не дают ей кино смотреть.

— Беги к нам, будем через двери разговаривать, — позвала Марусю Милана, — эта старая тетка теперь весь день ворчать будет.

Слова «старая тетка» она произнесла нарочито громко.

Мама Дианы и Миланы пришла чуть раньше — сердце было не на месте. И каково же было ее удивление, когда она застала незнакомую девочку, активно ведущую беседу и ее дочерьми прямо через двери.

— Здравствуйте. Меня Маруся зовут. Мы с мамой вчера приехали.

— А твою маму как зовут?

— Ольга Владимировна, но можно тетя Оля, ее все так звали, и в столовой тоже. Она теперь поваром работает в санатории… не помню, как называется. Вроде голубой, но не так…

— «Лазурный» — догадалась мама.

— Ага. А можно мы все вместе погуляем?

— Только если пообедаете сначала. И пообещаете не ходить на море.

— Обещаем! — закричали наперебой Диана и Милана.

— Они не будут, я присмотрю за ними, — сказала Маруся.

Мама позвала Марусю поесть с Миланой и Дианой за компанию, но та сказала, что мама ей оставила обед и велела съесть.

— А два обеда в меня не поместятся. Это много. В Рощиповке можно было Дружку вынести еду. Или Бармалею.

— Кому-кому?

— Бармалею. Это так собаку зовут у дядь Паши. Он уезжает, а мы кормим иногда. Бармалей добрый, хотя и большой. Он хлеб любит.

Но тут мама сказала, что ей пора на работу, а про милого пса она непременно дослушает в другой раз.

— Хорошо. Только вы Милану и Диану не запирайте больше, ладно?

— Хорошо, — так и быть, согласилась мама. Потому что она же уже до того согласилась их отпустить погулять. А нельзя же отпустить и одновременно запереть. Это было бы уж совсем нелогично. — Но далеко не ходить! И никакого моря! И чтобы к ужину всем быть дома.

Так что после обеда все собрались во дворе и стали думать, куда пойти.

— А пойдемте на Тупой мыс, — предложила Милана.

— На Тупой мыс — это далеко, а нам сказали далеко не ходить.

— И ничего это не далеко, всего-то четыре остановки, — не сдавалась Милана. — И гостям города всегда полагается показывать достопримечательности, а там знаешь сколько достопримечательностей.

— А почему мыс тупой? — прыснула Маруся. — Он что, совсем бестолковый? Или его поточить забыли?

— Скорее второе, — авторитетно откликнулась Дина.

Дело в том, что в городе было два мыса: Тупой и Острый. Назвали их так, конечно, за форму. Острый мыс был совсем далеко, туда полтора часа на маршрутке пилить. Туда девочки даже с папой и мамой редко ездили, а уж тем более чтобы без них! А тупой — он почти рядом, всего четыре какие-то остановки. Это все Диана и объяснила гостье… которая, строго говоря, была уже вовсе никакая не гостья, я жительница.

— Четыре остановки — это недалеко! — храбро сказала Маруся. Ей ужасно хотелось посмотреть на Тупой мыс и всякие достопримечательности. Правда, насчет недалеко она была не так чтобы очень уверена… Если в Рощиповке сесть на автобус и проехать подряд четыре остановки, то там будет Антоновка, а это уже даже другая область. Но если Милана с Дианой говорят, что недалеко — то, наверное же, и правда не очень? А мысов Маруся вообще еще никогда не видела, ни тупых, ни острых, ни вообще никаких!

Так что туда они и отправились. А по пути увидели столько всего! Столько достопримечательностей, еще даже не доходя до мыса!

Сначала идти надо было вниз, мимо сосен, а уж сосны тут были — всем соснам сосны! Реликтовые! Иголки — вдвое больше, чем на обычных, а шишки, которые кое-где валялись на буроватой хвойной подстилке, оставшейся с прошлого года — так втрое, если не вчетверо. И они пахли. Сам воздух пах — сосновой смолою и хвоей, далеким морем, уже нагретыми от солнца заборами, какими-то незнакомыми Марусе цветами, дымком от жарящегося шашлыка, и этими соснами, больше всего — соснами. Сестры сказали, что на этих соснах живут белки, но белок в этот раз они не увидели, зато увидели каких-то птиц, похожих на голубей, только немножко побольше и мягкого серого цвета. Диана сказала, что это горлинки, и Маруся восхитилась:

— Так вот они какие! Это про которых в песнях поется: прилечу я горлинкой к милому окошку… или еще так: ой, то не горлица, не горлица воркует, над рекою, над водой красна девица горюет.

Так интересно было разглядывать дома, заборы, магазинчики и палатки со всяким курортным добром. Везде было что-нибудь замечательное: тут кованый указатель в виде руки с вытянутым указательным пальцем красной надписью: «Шашлык там». Там — на почтовом ящике нарисован дилижанс с лошадьми и с кучером, трубящим в рожок, тут — над оградой раскинуло ветви дерево с ярко-розовыми цветами, там — флюгер в виде смешного железного человечка, наверное, это Железный Дровосек, тут — на вывеске толстый кот держит в лапах картонный стаканчик, и надпись: «Котики и кофе всё делают лучше».

А потом они вышли на набережную, и тут Маруся прямо-таки ахнула!

Море! Там было море! Конечно, ничего удивительного, что в приморском городе имеется море, потому ведь он и называется приморским, если бы не было моря — назывался бы как-нибудь по-другому. Но как это было! Все было залито солнцем, весь мир — ослепительно солнечный, белый и пронзительно-синий, и немножко зеленый. Ослепительно-белые перила набережной, за ними — синее, по-настоящему синее море, за ним — зеленоватые горы дальнего берега, осыпанные белыми брызгами каких-то высотных зданий и чего-то еще, и на горе — огромные буквы названия города, прямо как «Hollywood», а еще выше — снова синее, ослепительно-синее небо, и в нем — легкие клочочки белоснежных морских облаков.

К морю девочки не пошли, даже по лестнице на пляж спускаться не стали — они же обещали маме, что не пойдут. Маруся своей маме пообещала тоже, что на море сегодня без нее не пойдет — потому и гуляла пока по дворам. Поэтому они двинулись дальше по набережной, и на пляжи только смотрели сверху, с набережной… не без некоторой, честно признаем, зависти.Там тоже было интересно, и по другую сторону интересно тоже: и кафешки, и сувенирные магазины и просто ларьки и палатки с плавательными кругами в виде пончиков, розовых фламинго, зеленых крокодилов, шеренгам разноцветных шлепанцев и майками «мамина радость», «не тронь — укушу», «земля — крестьянам, фабрики — рабочим, чурчхела — мне», «самый лучший пацан» и всякой другой смешной чепухой. И тут тоже были сосны, а на соснах — кормушки для белок, прямо как настоящие терема. И много детских площадок, и ларечки с мороженым (девочки поскребли по сусекам карманные деньги и купили себе по большому рожку с посыпкой и топингом), и цветущие кусты и деревья, и арка в виде киношного кадра, где все фотографировались, типа они снимаются, и всякие другие прикольные штуки, и парк с аттракционами, куда девочки не пошли, потому что карманных денег у них уже осталось мало, только что на обратный проезд (и немножко на газировку) и потому что они обещали не долго, а разве получится недолго в парке с аттракционами?

— А когда будет Бестолковый мыс? — спросила Маруся.

— Тупой! А не Бестолковый! — засмеялась Милана.

А Диана сказала:

— Да вот он уже, по сути, и есть.

И правда, с другой-то стороны ничего такого заметно и не было, набережная как набережная, а вот если посмотреть на море… То есть если смотреть назад, откуда они пришли — там так и видны были зеленые горы по другой стороне, только они как-кто сдвинулись и загнулись, что теперь несколько по-другому смотрелись. А впереди — там синело открытое море! Вдалеке (да и не так чтобы очень уже далеком) — конец берега, и еще один конец берега, увенчанный маяком, между ними — вода, это вход в бухту, а за ними — синее-синее открытое море!

Да и спуск к морю выглядел теперь совсем уже по-другому, не по широким лестницам, между которыми лепились навесы, палатки и всякое такое — а по крутому откосу, поросшему кустиками и травой, с одной-единственной узкой, почти заржавленной железною лестницей.

— Там дальше дикий пляж, — сказал Милана.

— А почему он дикий? — снова засмеялась Маруся. — Потому что он невоспитанный? Или неприрученный, как дикие звери? Или мелкий и кислый, как дикие сливы в лесу?

На дикий пляж уж тем более спускаться не стоило, раз уж на домашний не стали спускаться. Вместо этого девочки прошли еще немножко...

— А вот тут у нас… — загадочным тоном начала Милана.

— …одно из знаменитейших, уникальных мест… — подхватила Диана.

— … жемчужина нашего города…

— …Парк Скульптур!!!

— Ух ты! — выдохнула Маруся.

В этом парке чего только не было! Под прохладными кронам реликтовых сосен резвилась целая стая акул. И по ним можно было лазить и играть, как будто мы — рыбы-прилипалы и на акулах катаемся. На самом берегу смотрели в морскую даль, каждый приставив руку ко лбу козырьком, женщина в косынке и маленький босой мальчик — «Семья рыбака». И рыбак на лодке там тоже был. Девочки, обсудив, пришли к выводу, что это их папа — только он почему-то причалил к берегу в другом месте, не где всегда, ну, может, из-за большого прибоя или что-нибудь в этом роде. И потому они его пока не увидели, но он скоро к ним подойдет и скажет: «Сюрприз!».

А еще там был прикольный зайчик, барабанящий по пеньку: причем пенек настоящий, от дерева, а зайчик бронзовый. И Ученый кот, сидящий на дереве, обмотанном толстой цепью. Единственно что не понравилось Марусе, и остальные с ней согласились — это что дерево было вовсе не дуб. Не сосна, какое-то лиственное, но точно не дуб, уж дуб-то бы Маруся точно узнала, их вокруг Рощиповки знаете сколько растет — целая дубрава!

В парке было так хорошо и тенисто, а то девочки уже несколько упыхались мотаться по жаре. Так что они посидели на скамейке в тенечке… жалко, тут никакой газировки не продавалось, и даже кваса. С одной стороны за соснами синело море, прямо точь-в-точь на как эмалевой брошке или значке. А в другой — уходили вдаль сосны, и конца им не было видно, как будто там прямо лес.

— Ну практически лес, — подтвердила Милана, когда Маруся поделилась своими соображениями. — Там такая большая роща, она идет и идет, и до самого конца мы даже с мамой и папой ни разу не доходили, такая она большая.

— А давайте дойдем! — тотчас загорелась Маруся. Она же отдохнула в тенечке и была готова к новым открытиям. Ведь такой удивительный день сегодня! Сегодня, как ей казалось, вообще все что угодно может быть и может открыться! Вот завтра — не факт, завтра день будет тоже замечательным, но все же обычным, а сегодня — самый-самый первый день в новом городе, такой один раз бывает, дальше уже не то!

— Так это будет уже далеко, а мама сказала, чтобы недалеко, — с сожалением вздохнула Милана. Ей бы тоже хотелось еще погулять и посмотреть, что там далеко в роще — но маму сегодня сердить явно не следовало.

— И недолго, — сказал Диана.

Она посмотрела на солнечные часы… в парке, в самой его серединке на хорошо освещенном месте имелись даже солнечные часы: ровный каменный круг, где по кругу бронзой были выложены блестящие римские цифры, а в середине торчала такая продолговатая штука. Гномон — Диана знала, как она называется, они как раз проходили это по окружайке. Не путать с гномом. Только тут и путать было не надо — гномон как раз и сделан был в виде гнома в высоком колпаке и с киркой.

Гном(он) показывал почти пять.

— До ужина точно не успеем, — со вздохом сказала Диана. — Нам же еще обратно ехать, а это надо до маршрутки идти.

— Эх, жаль… — немножко огорчилась Маруся. Но не сильно — потому что сильно огорчиться в такой удивительный день было ну никак невозможно!

— Мы в другой раз дойдем, — сказала Милана.

— Завтра? — обрадовалась Маруся.

— Ну, может, и завтра… — неуверенно протянула Диана. — Ну или послезавтра, как уж получится.

— Завтра мама, наверное, опять скажет: только недалеко, только ненадолго… Но мы будем внимательно следить, когда она забудет это сказать. И тогда отправимся с чистой совестью! — заключила Милана.

Примечание. Эта глава в основном написана Зайкой-побегайкой.