Последний вагон (гет)

Адам открыл глаза и закашлял. Его ладони касались гладкой, зеркальной поверхности, а кончики пальцев ощущали её холод. Он попытался подняться и его вмиг окутала неестественная лёгкость. Тело больше не сопротивлялось его желаниям, позабыв о боли, которая ещё недавно сковывала каждую клеточку.

Он огляделся.

Вокруг раскинулся странный мир.

Перед ним чёрные деревья тянулись вверх, образовывая ветвями замысловатые узоры, похожие на витражи, а между ними мерцали тоненькие нити льда, сверкавшие, как драгоценные камни. В это же время позади него возвышался полуразрушенный дворец, в котором не было никаких признаков жизни. Только шаткая стена, в которой красовалась огромная дыра, разделяла его от леса и удивительной постройки.

Адам сделал шаг. Ноги, которые в реальном мире так долго были неподвижны, двигались свободно. Он понимал, что так быть не должно, а, значит, произошло что-то неладное.

Он не знал, как здесь оказался. Последнее, что Адам помнил, — пожар. Огонь охватил дом, а он пытался добраться до Эмми. Её крик всё ещё звучал в его голове. Но где она теперь? Где Лили? Где он сам?

Вдалеке послышался смех. Детский, но пугающий, искаженный. Он звучал так необычно, что Адам мог бы предположить, что находится в тоннеле, но картинка перед его глазами говорила о другом. Сомневаясь, Адам прошёл сквозь дыру, следуя за звуком и надеясь, что так он сможет отыскать ответы. Чем дальше он заходил, тем сильнее чувствовал холод, который не причинял боли, но проедал до самых костей.

Вскоре, когда он добрался до поляны, смех прозвучал ещё раз, но теперь намного ближе. В центре стояли дети — или то, что было детьми. Их фигуры, сотканные из снега, шевелились рваными движениями, лица были размыты, а вместо глаз он увидел пустые белые провалы. Адам сделал шаг вперёд, и они обернулись.

— Эй, — тихо сказал он, поднимая руки в знак капитуляции.

Но вихревики, вместо того чтобы ответить, начали пятиться. Они двигались невероятно быстро, растворяясь в воздухе и снова собираясь из снежного вихря. Один из них появился прямо за спиной Адама, толкнул его в плечо, засмеялся, и тут же исчез.

— Кто вы? — испуганно крикнул он, но ответа не получил.

Облачко пара вырвалось из его приоткрытых губ, и он попытался согреть себя, растирая окоченелые руки ладонями. Некоторое время Адам потерянно стоял на месте, оглядываясь из стороны в сторону, пока не заметил неподалёку фигуру. Она сидела, прислонившись к стволу дерева, её голова была склонена, а плечи дрожали то ли от плача, то ли от холода.

— Эй! — снова позвал Адам, подходя ближе. — Ты… Ты здесь живёшь?

Фигура медленно подняла голову. Адам замер.

Это был Джейк.

Но не тот Джейк, которого он помнил. Его брат выглядел иначе. Лицо давно побледнело, кожа покрылась инеем, губы потрескались, а глаза… глаза отличались от тех, что он видел у предыдущих детей. Они были глубоко посажены, а вместо зрачков красовались только два белых шарика. Одежда превратилась в лохмотья за много лет скитания, а волосы висели замороженными прядями.

— Д-джейк?.. — его голос дрогнул, и он упал на колени, протягивая к нему руки. — Это… это правда ты?!

В ответ тот открыл губы, но ничего не сказал.

— Это я, Адам. Ты помнишь меня?

Джейк отвернулся и с его плеч осыпался снег. Только опустив глаза Адам заметил, что кожа на его руках медленно крошилась.

— Они искали тебя, — продолжил он, не придавая значению странностям. Может быть, он не хотел их замечать, а, может быть, боялся снова потерять брата, спугнуть его. — Родители… Они звонили в полицию, развешивали фотографии. Мама до последнего верила, что ты найдёшься.

Джейк недовольно поёжился и невнятно прохрипел.

— Ты помнишь маму или папу? Лизу, меня?.. Мы так скучали, Господи!

Его слова пробились через барьер безразличия, окружавший Джеймса, и его губы вновь зашевелились:

— Я… один, — выдохнул он. Его голос больше не походил на привычный человеческий, скорее, он напоминал хрустящий снег. — Никто… не говорит. Здесь молчат.

— Ты что такое говоришь? Нет, нет, ты не один! Я здесь, с тобой! — он ухватил Джейка за локоть, пытаясь поднять его на ноги, игнорируя собственный стук сердца, который перекрикивал внутренний ужас. Но Джейк, сгорбившись, лишь отмахнулся. — Ты чего?! Пошли домой, Джейк! — Адам попытался снова, его рука сжала локоть брата крепче, но тот не реагировал.

— Я… не могу… вернуться. И ты… ты тоже не вернёшься.

Адам затаил дыхание.

— Почему? — спросил он, цепляясь глазами за лицо Джейка.

— Потому что мы… — он замялся, затем выдохнул. — Мы уже не живые.

— Что… что ты сказал? — выпустив локоть брата, он отшагнул назад. — Быть такого не может!

Всё вокруг, всё, что Адам так старательно игнорировал, вдруг нахлынуло на него. Ноги двигались. Боль и запахи отсутствовали. Вихревики, которых он видел, дети с пустыми глазами, их фигуры, размытые, нарисованные дрожащей рукой, прятались где-то в снегу, а Джеймс, его брат, который выглядел как живой, оставался таким же холодным, как и сама зима.

— Нет же, вот он я… и ты… — он отошел ещё на несколько шагов и принялся щипать свою кисть. — Как же так?.. Я ведь почувствовал, когда тот мальчишка толкнул меня!

Джейк не повернулся. Он смотрел на землю, а его плечи опустились ещё ниже.

— Мы застряли здесь, — сказал он. — Мы здесь навсегда.

— Нет! — Адам закричал, схватился за голову и его ноги подогнулись. — Это неправда! Я… я жив! Я видел дом! Я был дома! Я должен был спасти Эмми!

— Ты спасал, но не успел.

Упав на колени, Адам подполз к Джейку и, ухватив его за руки, заплакал.

— Где мы, Джейк?!

— Не знаю, не помню. — он медленно поднял голову, и Адам увидел необъятную пустоту в его взгляде.

— Не помнишь?.. И... и меня?

— Нет, — он покачал головой. — Иногда я слышу голос, там, в лесу. Он зовёт, но я не знаю, кто это. Здесь безопасно, лучше сидеть под этим деревом, но, если хочешь, можешь попробовать сбежать.

Земля ушла из-под ног Адама. Он отказывался принимать тот факт, что его собственный брат забыл его.

— Нет, я не оставлю тебя. Ты помнишь больше, чем думаешь! Ты мой брат, слышишь?! Мы росли вместе. Ты меня учил!

— Я… не знаю тебя.

— Джейк, пожалуйста! Напряги память! Вспомни маму, как она готовила нам ужин, как Лиза просила тебя рисовать с ней, как ты бегал с соседскими ребятами, а я наблюдал за вами, сидя на крыльце! Умоляю, Джейк! Помнишь, как мы впервые попробовали авокадо, которое ты стащил на рынке?! Ты ещё плевался, кричал, что эта безвкусная дрянь не стоила твоих усилий?!

— Аво… — он запнулся, облизнул губу, смакуя это слово, а потом поморщился. — Адам…

— Да, да, это я!

Он протянул руки, чтобы обнять его, и в этот момент вокруг раздался раскатистый, неуместный смех. Адам резко обернулся. Между деревьями проскользнул высокий силуэт.

Хольда.

Она вышла из-за деревьев, окруженная вихревиками, и дёргаясь так, будто бы её схватила судорога, заявила:

— Он не твой. Не смей трогать.

— Ещё чего, — Адам закрыл Джейка собой, — он мой брат!

— Но принадлежит мне.

— Принадлежу, — повторил Джейк. — Нам не уйти. Она знает этот лес, каждое его дерево и тропу. От неё нельзя сбежать.

— Что за глупые убеждения? — шепотом спросил Адам, обращаясь к брату. — Ты всегда был упертым и целеустремленным, подними выше нос!

Хольда наблюдала за ними, пока её вихревики кружились вокруг, как рой насекомых, издавая жуткие звуки, напоминающие скрип несмазанной двери. Её губы растянулись в улыбке. Она была довольна выводом Джейка и тем, что он и сам поверил, будто бы целиком и полностью ей принадлежит.

Не обращая внимания на древнее существо, Адам схватил Джейка за руку и, сделав рывок, попытался потащить Джеймса за собой. Тот пошатнулся, но сопротивлялся.

— Пошли, Джейк! Ну же, давай! — Адам тянул его сильнее. Ему и самому было неудобно упираться в снег, он уже забыл, каково это — стоять на ногах. — Ты не должен быть здесь, идём!

— Остановись, пожалуйста, — с горечью вымолил Джейк. — Это бесполезно!

— Что значит «бесполезно»?! Мы можем выбраться, если ты будешь помогать, а не стоять, как статуя!

Он покачал головой. Его взгляд бессмысленно блуждал по лесу.

— Я стал для неё неинтересным. Я бесполезный, вот что это значит.

Отпустив руку брата, Адам утёр лицо ладонями и громко выдохнул.

— Что? Я не понимаю, Джейк.

Хольда рассмеялась:

— Он обижается на меня, потому что стал сломанной игрушкой! Вихревики должны наполнять мой лес, играть в моих владениях, быть частью моей силы. Но он… — её взгляд упал на Джейка, который съёжился. — Он забыл, как играть. Его сердце слишком долго было пустым. Я не питаюсь им, от него нет пользы. Он не оправдал моих ожиданий.

Джейк, Хольда и, возможно, вихревики, прекрасно понимали, о чём речь. Только Адам не знал, что, когда она забирает кого-то, она делает их частью своего мира, и её «дети» должны быть весёлыми, беззаботными. Как полагается детям. Её лес живёт за счёт их смеха, их беготни, их игр. Джейк пытался стать таким, но со временем он позабыл даже как улыбаться. Он перестал быть таким, каким Хольда хотела его видеть. Возможно, потому что Джейк до последнего держался за воспоминания о семье.

Радость питала Хольду, а Джейк горевал.

Вихревики закружились с новой силой, завывая и предвещая что-то страшное. Глаза Хольды вспыхнули синим пламенем, а улыбка на лице стала шире:

— Хочешь поиграть с нами? — спросила она, обращаясь к Адаму.

Её длинные пальцы, похожие на ледяные шипы, вытянулись в его сторону, и он тут же отскочил. Голубой туман, достигнув Адама, вмиг растворился, как если бы ударился о стену, и улыбка Хольды померкла.

— Не могу! — разозлилась она. — Ты не ребёнок, вот причина…

Поняв, что Хольда не имеет над ним власти, Адам возмужал. Она не могла тронуть его, ведь он был слишком стар для неё, слишком далёк от детской невинности, которая питала её лес и вихревиков.

— Ты не можешь причинить мне боль! — радостно завопил он. — Но… может, я могу причинить тебе?

В ответ на гнев Хольды вихревики завыли громче. Адам схватил обломок ветки, поднял его и метнул прямо в стаю детей, пронзив одного из них. Детская фигура рассыпалась на сотни снежинок, покрыв соседний куст новым слоем инея.

— Нет! — отчаянно завопила Хольда, отступая назад. — Ты пожалеешь об этом, человек, очень сильно пожалеешь!

Вихревики закружились вокруг своей матери, защищая её, но, прежде чем она отдала приказ атаковать, послышался тоненький голосок:

— Адам? — девчачий голос позвал его.

Он резко обернулся и увидел Эмму, стоящую на краю поляны.

— Эмми, уходи! — панически закричал Адам, но Хольда уже обратила на девочку своё внимание.

— А вот и новенькая, — произнесла она и скользнула со своими вихревиками к добыче. — Ты забрал моё дитя, а я заберу твоё!

— Нет! — Адам рванулся вперёд, преграждая путь Хольде.

Он стоял на обледенелой поляне, закрывая собой Эмму и сжимая первый попавшийся под руку обломок дерева, который показался ему смешно маленьким по сравнению с вихревиками, окружавшими его. Их тела юлили в вихре снега и тумана, вытягивая длинные, дрожащие руки, которые искали, за что можно ухватиться. Они шёпотом звали его по имени своими тоненькими голосами, сливаясь воедино с плачем ветра.

Эмма стояла позади, едва сдерживая слёзы и цепляясь за рубашку Адама. Перед ними, в центре леденящего кошмара, стояла Хольда. Откинув назад свисающие пряди волос, она сделала шаг вперёд и произнесла:

— Ты можешь сражаться, но это бессмысленно. Лес — мой, и дети — мои!

С глубоким вдохом холод проник в лёгкие Адама, обжигая их изнутри. Он прекрасно понимал, что силы неравны, и шансов выжить, — даже если он в междумирье и уже практически мёртв, — почти нет. Но он не мог позволить себе отступить. Не теперь. Не ради себя.

— Ты не получишь её, — твёрдо заявил он, удерживая дрожь в голосе. — Я готов защищать её, даже если ты убьёшь меня.

— Убью? -Хольда насмешливо рассмеялась звоном разбитого стекла, болезненно пронзающего слух. — Ты уже мёртв, но слишком упрям, чтобы понять это!

— Может быть… Но, если я умер, то всё, что осталось от меня, будет бороться.

Хольда перестала улыбаться. На её холодном лице застыла маска гнева, и она подняла руку. Вихревики рванули вперёд.

Первый вихревик бросился на Адама клубящимся туманом. Тот размахнулся обломком дерева и что есть мочи ударил, от чего тело лесного дитя рассыпалось в ледяные искры, но за ним следом появились двое других. Один схватил его за плечо, сжимая его окоченелыми пальцами, но Адаму удалось вывернуться, толкнув его в сторону. Другой же потянулся к Эмми, и Адам, увидев это, закрыл её своим телом.

— Держись крепче, малышка! — прокричал он, отталкивая вихревиков и подхватывая Эмми на руки.

Хольда стояла неподвижно, внимательно следя за каждым его движением. Её вихревики кружились быстрее, набирая силы, пока их голоса сливались в один непрекращающийся шёпот.

— Ты ничего не изменишь, — произнесла она. — Все эти дети обречены. Ты обречён! Почему бы тебе просто не сдаться?

— Потому что ты не знаешь, что такое любовь! — выкрикнул Адам, уже пиная вихревиков и пробираясь через них к другому краю поляны. — Ты можешь забирать их тела, но ты никогда не поймёшь, что такое быть человеком!

Хольда подняла обе руки.

Лес ожил.

Ветви деревьев зашевелились, желая схватить незваных гостей и затянуть в свою зимнюю бездну. Эмма испуганно закричала.

— Пожалуйста, маленькая, не бойся, — попросил Адам, поправляя её маленькие руки на своей шее. — Я обещаю, что мы скоро вернёмся к маме!

Джейк нашёптывал что-то на непонятном для Адама языке, из-за чего вихревики изменили траекторию движения и теперь закружились вокруг него. Их тела вибрировали, дрожали, теряя форму.

— Ты что творишь?! — завизжала Хольда.

— Ты обманула меня, — ответил Джейк. — Обещала покой, но не дала. Наигралась и бросила, предала. А теперь я предаю тебя.

Вихревики падали один за другим, и Адам ухватился за подаренный шанс. Прижав Эмми крепче, он бросился к Джейку:

— Пошли, скорее!

— Не смогу, — спокойно сказал он, — я задержу её.

— Нет! Ты идёшь с нами! — Адам схватил его за руку и потащил за собой.

Хольда закричала, а её фигура начала растворяться вслед за вихревиками, которые больше не давали ей свою энергию.

— Ты не спасёшь их. Ты никогда не спасёшь их!

Адам бежал, проглатывая бешено бьющееся сердце, и прижимая к груди голову Эмми. Он не хотел, чтобы она видела этот кошмар. Ноги проваливались в снег, который становился всё плотнее, пытаясь затянуть его в свои недра. Джейк же плёлся позади, шагая неуклюже, неспешно. Он не знал, зачем вообще продолжает двигаться, пока из сумрака леса не начала вырисовываться платформа. Она показалась как спасительный маяк, но её тишина и неподвижность только усиливали ощущение, что всё это очередная иллюзия.

— Я что-то вижу! — с облегчением выдохнул Адам, поправляя Эмми, которая начала шевелиться в его руках.

— Где мама? — прошептала она.

Адам стиснул челюсти. Как он мог ей сказать, что не знает? Что, возможно, Лили уже нет? Что всё, что у них осталось, — это только они втроём?

— Мы найдём её, — пообещал он, хотя сам с трудом верил в свои слова.

Джейк вдруг остановился. Его голова резко дёрнулась в сторону, а глаза забегали по деревьям. Он задышал тяжелее, и его лицо стало мертвенно-бледным.

— Она уже здесь.

Адам замер. Его взгляд последовал за Джеймсом. Вдали, между деревьями, задвигалась тень. Размытых очертаний было достаточно, чтобы понять, — Хольда совсем близко. Вихревики бегали из куста в куст, растягиваясь, как дым и напоминая пляску безумной метели.

— Бежим! — выкрикнул Адам, поправляя Эмму на руках.

Они рванули вперёд.

Лес сужался, деревья сжимали свои ветви, как когти, пытаясь поймать их. Адам уворачивался, пригибался, но острые сучья всё равно царапали лицо и руки, оставляя кровавые следы. Его дыхание стало рваным, но он не мог позволить себе замедлиться.

— Быстрее, Джейк! — крикнул он, обернувшись.

Но Джейк споткнулся и упал на колени.

— Вставай, сейчас же! — уже завопил Адам.

Смех Хольды разнёсся по лесу. Скрежещущий звук заставил его вздрогнуть и он быстро опустил Эмму на землю:

— Не двигайся, поняла?! Просто стой здесь.

Эмма, вся в слезах, послушно закивала. Адам подбежал к Джейку, схватил его за плечо и грубо встряхнул.

— Поднимайся, тряпка! Ты никогда не был слабаком! Мы почти выбрались!

— Вы должны уйти. Она всё равно меня заберёт.

— Заткнись! — в отчаянии и с гневом прорычал Адам. — Я не оставлю тебя! Ты мой брат, чёрт возьми! И ты пойдёшь со мной!

Он подтянул Джейка на ноги, практически не давая ему выбора, и толкнул вперёд. Они побежали, оставляя за собой следы, которые тут же заметались снегом.

Когда они достигли платформы, Адам почти рухнул на колени. Равнина перед ними была пуста и безмолвна. Лавки у платформы покрыл иней, а табличка с названием станции покосилась. Снег облепил её буквы. Но главное — поезд. Чёрный состав с массивными вагонами внушал одновременно и страх, и надежду.

— Мы… пришли? — прошептала Эмма.

Адам неуверенно кивнул. Это место выглядело слишком нереальным, но очень знакомым. Как кошмарный сон, но с приятным послевкусием.

— Где мы? — выпустив протяжный выдох спросил он, поворачиваясь к Джейку.

Он молча смотрел на поезд, но в его глазах томилась какая-то искра. На миг он даже преобразился и выглядел живым, настоящим.

— Это… — начал он, но договорить не успел.

Смех Хольды снова разнёсся по равнине, разрывая тишину. Трое обернулись. Она стояла на краю леса, оседлав вороного коня, а рядом томилась орда её вихревиков.

Адам посмотрел на поезд, затем снова на Хольду. Его зубы сжались, а в груди загорелась ярость.

— Бегите к поезду, — приказал он, толкая Эмму вперёд. — Быстро!

— Но…

— Беги! — рявкнул он.

Эмми бросилась к платформе, а Адам схватил Джейка за руку и потащил за собой.

Хольда приближалась. Её вихревики были уже рядом, они бросались вперёд, пытаясь добраться до них, но в последний момент Адам рывком втянул Джейка внутрь вагона и двери с грохотом захлопнулись.

Хольда остановилась, не имея права войти в чужие владения и закричала:

— Это ещё не конец!

Поезд дёрнулся, а затем медленно тронулся с места. Адам, сидя на полу вагона, тяжело дышал, обнимая Эмму. Рядом стоял Джейк и молчал, его глаза были прикованы к затухающему свету станции.

* * *

Грохочущий, громоподобный гул колёс окутал пространство. Адам, едва переведя дыхание, опустился на первое попавшееся сидение, всё ещё не выпуская Эмму из рук, которая в страхе тряслась и всхлипывала в ткань его куртки. Она прижималась к его груди, словно бы мнимое тепло, которое ещё осталось в нём, могло стереть кошмар последних часов.

Джейк сел напротив, а его взгляд по-прежнему был направлен в пол. Он выглядел не просто усталым — он был разбит, будто бы ещё одной части его души не стало.

— Так что это за место? — Адам первым нарушил тишину. Вопрос прозвучал грубо, но в нём таилось больше страха, нежели злости. — Этот поезд… что это вообще такое?!

Эмма приподняла голову и тусклый свет вагона осветил её лицо, покрытое пятнами от слёз.

— Мы… домой? Мы едем домой?

— Я… — Адам прочистил горло. — Я… не знаю, Эмми, — он провёл рукой по её волосам, стараясь не показать, что сам напуган до глубины души. — Просто держись рядом, хорошо?

Девочка кивнула, с трудом подавляя новые всхлипывания. Адам чувствовал её страх, понимал его, как свой собственный, но не знал, как её утешить. Он сам искал хоть какую-то опору в этом бесконечно чужом, зловещем мире.

Джейк сидел неподвижно, только его руки, сцепленные на коленях, слегка дрожали. Адам не выдержал:

— Ты слушаешь меня?! Ты вообще понимаешь, что происходит?! Ты здесь давно, ты видел это… это существо, этих детей. Ты должен знать, куда нас везут!

— Её зовут Хольда, — он наконец поднял голову. — Но поезд… Я видел его раньше, да, видел! Только не так, не изнутри. Он всегда был где-то там, вдалеке. Его свет, его гудок… Я… я думал, что никогда не попаду в него.

Адам закипал от злости. Но, в общем-то, он не злился на брата, нет. Он был рад, что отыскал его, что он сидит рядом с ним, как когда-то в их доме, но ему хотелось, чтобы он говорил яснее, выражался четче. Тон голоса Джейка, плаксивый, тихий, обращенный только к брату, заставил его взять себя в руки и подавить нарастающее недовольство.

— Ты можешь объяснить мне, что всё это значит? — спросил Адам.

Джейк избегал взгляда, его глаза снова опустились к полу.

— Этот поезд… он появляется, когда всё заканчивается. Когда больше нечего спасать.

— Как это нечего спасать? Эмми здесь! Ты здесь! У меня ещё есть вы!

— Не меняет сути. Мы не живые, Адам. Мы… просто блуждали слишком долго.

И теперь Адам не выдержал. Он ударил кулаком по стенке вагона, и эхо этого удара разнеслось по пустому поезду.

— Замолчи! — выкрикнул он. — Не смей так говорить! Мы выберемся! Все трое!

Эмма снова всхлипнула. Её маленькие пальцы крепче вцепились в его плечо. В ответ, Адам прижал её к себе, стараясь успокоить не только её, но и самого себя.

— Адам, — почти шепотом обратился к нему Джейк. — Это поезд конца. Я пытался… пытался найти дорогу назад, домой, но каждый раз она приводила к станции, а поезд... Он всегда проезжал мимо! Раз в год! Может быть, ты ещё не понял, но нас не спасти.

— Чушь, раз уж мы оказались внутри, значит, шанс есть.

— Да, шанс наконец-то умереть, как полагается.

Воздух вдруг стал вязким, осязаемым, оседавшим на кожу липким слоем, а потом распахнулась дверь соседнего вагона. Адам вмиг обернулся, всё ещё не позволяя Эмме осмотреться. Его голова кружилась от усталости, а сердце стучало так громко, что ему казалось, что все присутствующие в вагоне слышат его стук.

Величественная фигура вышла из проёма, держа в руках старый блокнот, обложка которого хранила следы тысяч прикосновений. Как и всегда, лицо её оставалось скрытым в тени капюшона, но глаза… их не нужно было видеть, чтобы почувствовать на себе всю мощь потустороннего.

— Доброй ночи. Вы зашли не в тот вагон, — спокойно произнесла Смерть и принялась неспеша перелистывать страницы блокнота. — Это что-то новое… Джейк… Адам… и… Эмма, — прочитала она вслух.

Её взгляд задержался на девочке, которая вся сжалась в руках Адама.

— Кто ты? — выдавил Адам. — Что ты от нас хочешь?

Смерть не ответила сразу. Она лишь склонила голову, размышляя, стоит ли утруждать себя объяснениями.

— Совсем не меняешься, — произнесла она голосом, полным усталости. — Скромный, но дерзкий, храбрый, бросающий вызов неизбежному. Люблю таких людей. Помнишь тот день, когда ты спас своего коллегу, потеряв при этом собственные ноги? Я тогда дала тебе шанс. И вот ты снова здесь.

И тут он вспомнил всё: и трагический день, и заброшенную станцию, и тот самый вагон, и разговор с самой Смертью.

— Так это ты… ты была там, я говорил с тобой!

Смерть кивнула:

— Я всегда рядом, когда приходит время. Всегда.

Её глаза переместились на Джейка, который сидел в углу, опустив голову, и тон тут же стал нежнее:

— Бедный, бедный мальчик. Ты так долго бегал от меня, но почему? Ты же мог уйти ещё много зим назад, я звала тебя.

— Я… боялся…

— Это понятно, да, — она снова закивала, пробегаясь пальцами по страницам блокнота. — Страх — это всё, что удерживает вас. Но теперь вы здесь. Все трое.

Она посмотрела на Эмму:

— Ты… девочка. Откуда ты взялась?

— Не тронь её! — резко выкрикнул Адам, вставая и заслоняя Эмму. — Забери меня, но её не тронь!

— Люди, такие люди… каждый раз одно и тоже. Вы перешагнули грань, позвольте мне просто выполнить свою работу.

Эмма разревелась ещё пуще и, проглатывая слёзы, завопила:

— Я не хочу умирать! Адам! Я хочу домой… к маме!

Он закрыл глаза и стиснул челюсти, заглушая боль, пожиравшую его изнутри.

— Пожалуйста, — прошептал он, обращаясь к Смерти. — Она же ничего не сделала. Она даже не понимает, почему оказалась здесь. Я прошу тебя…

Смерть молчала, и молчании её было что-то давящее, ужасное.

— Она погибла в пожаре, и тебе это известно. Её тело уже сгорело, но ты зачем-то пытаешься удержать её.

— Нет, ты можешь всё исправить, я знаю! Ты же повернула время вспять, тогда, со мной! — он упал перед ней на колени и с его глаз сорвалась слеза. — Я прожил свою жизнь. У меня был шанс. У неё не было. Забери нас, но не отбирай у дитя жизнь! Ты же... Ты же так уважаешь её дар!

— Так и есть. Почему ты всегда готов собой пожертвовать? — совсем тихо произнесла она и протяжно вздохнула. — Ты же понимаешь, что я могу принять твоё предложение? Ты больше никогда не увидишь ни сестру, ни возлюбленную. Не почувствуешь вкус жизни, не издашь, в конце концов, ни одной книги.

— Да… понимаю. Сделай так, чтобы Эмми жила.

Очередное долгое молчание заполнило вагон. Никто не смел говорить. Все ждали. Чего? Непонятно. Вердикта, милости, конца.

Прежде, чем Смерть решила разорвать тишину своим решением, вагон резко затрясся. Пол и стены содрогнулись, а стеклянные окна задребезжали так, что казалось они вот-вот лопнут.

Лязг, звяканье и гул ударов резанули слух и морозный ветер ворвался внутрь, принеся с собой метель и снег. Двери вагона с грохотом распахнулись, и в вихре ночной бури появилась Хольда — раскалённый центр ледяной ярости. Волосы трепались, как белые языки пламени, а рядом трепетала её бессмертная свита, вечно жаждущая жизни.

— Ты не заберёшь их, — прошипела она и шагнула в центр вагона. — Они вышли из моего царства!

Смерть медленно повернулась. Её мантия взметнулась, подхваченная ветром, но она всё так же оставалась безмятежной. Ни капли страха, ни намёка на раздражение. Только вечное спокойствие и несокрушимая сила.

— И снова ты ошибаешься, — ответила она. — Твоя власть закончилась, как и твоё время. Ты стала пленницей собственного гнева. Посмотри на себя, что с тобой стало? Ты больше никого не защищаешь. Ты уничтожаешь.

— Ты ничего не понимаешь! Никогда и не пыталась! — крик Хольды превратился в завывание. — Эти дети — всё, что у меня есть! Они мои! Они заполняют пустоту, которую ты оставила!

— Я оставила тебе свободу, а ты сама выбрала клетку.

Хольда метнулась вперёд. Её вихревики бросились на Смерть с воплями, как раненые, сорванные с цепи звери. Голодные, жаждущие утолить боль своей хозяйки. Их тела растянулись, превращаясь в смертоносные потоки снега и льда. Но Смерть лишь поправила свой плащ и щёлкнула пальцами.

Время остановилось, как застывшая вода, и вихревики замедлились, теряя форму. Они кружились всё медленнее, пока не остановились совсем. Их светящиеся глаза померкли, а тела рассыпались в пыль, которую мгновенно подхватил ветер.

— Ты забыла, что такое настоящая сила, — произнесла Смерть. — Она далеко не в обладании чужой жизнью, а в способности отпустить.

Хольда закричала воем тысячи ветров и рванулась вперёд, вытягивая руки. Пальцы нацелились на Смерть, и та сделала шаг навстречу.

Свет в вагоне замерцал, становясь то ярче, то холоднее, как лунный свет, разлитый по снегу. Смерть подняла обе руки, и лесной мороз рассыпался крупинками инея, который таял прежде, чем коснуться земли.

Вот так просто Хольда проиграла, даже не вступив в сражение. Её тело затрещало, и осколки начали падать с её ног, а затем и с рук. Она попыталась закричать, но голос её замер в тишине, которую создала Смерть.

— Тебе пора на покой, отдохни. Ты достаточно намучилась, и твои дети тоже.

Фигура Хольды потускнела, замерцала, пока не стала совсем прозрачной, и не рассыпалась в облако серебряной изморози. Вихревики последовали за ней. Они кружились вокруг её останков, а затем медленно растворились вслед за своей матерью. Их крики затихли, будто никогда и не существовали.

Смерть опустила руки и обернулась к застывшей в страхе, удивлении и восхищении троице. На мгновение её глаза задержались на Адаме.

— Проводи её в последний вагон. Я подожду.

* * *

Адам держал Эмму за руку. Её крошечные и холодные пальцы отчаянно сжимали его, так крепко, будто бы она боялась, что он вот-вот исчезнет. Они медленно шли по проходу вагона, оттягивая время. Мрак вокруг сгущался, предзнаменуя близкий конец. За ними следовала Смерть. Она шагала бесшумно, но её присутствие явно ощущалось, давя на Адама тяжёлым грузом.

— Я тут подумала, — начала она, разглядывая пустые сидения, — ты бы мог уйти с девочкой. Я составлю твоему брату компанию, он не поедет до конечной станции один.

Где-то глубоко в грудной клетке Адама что-то больно кольнуло. Не останавливаясь, он спросил:

— Ты предлагаешь мне выбор?

— Да, ведь выбор есть всегда. Ты можешь уйти. Ты заслужил, доказал, что достоин жить. Но твой брат…

Адам обернулся на Джейка, стоящего в дальнем конце вагона. Его силуэт был тусклым, размытым. Может, ему оставались считанные часы, а может, минуты. Он уже растворялся в этой реальности.

Сердце Адама разрывалось. Эта возможность — шанс вернуться, снова увидеть Лили, снова быть рядом с Эммой — звучала настолько соблазнительно, что он готов был согласиться. Он мог бы всё исправить. Всё начать заново.

Эмма сжала его руку сильнее.

— Адам, — проскулила она, — ты же пойдёшь со мной? Ты же не оставишь меня?

Он посмотрел на неё и ему стало невероятно больно от того, как блестели от слёз детские глаза. В них была вся её вера в него. Он хотел соврать, сказать, что пойдёт. Что он никогда её не оставит. Но он не мог.

— Ты хочешь уйти, Эмми? — спросил он.

— Очень, — прошептала она. — Я хочу вернуться к маме. Я хочу домой. Но ты ведь тоже пойдёшь, правда? Ты должен!

Адам закрыл глаза, пытаясь сдержать комок, подступивший к горлу. Его ноги налились свинцовыми, но он всё равно сделал шаг вперёд, ведя её к двери последнего вагона. Свет, льющийся из него, был настолько тёплым и ослепительным, что на миг показалось, будто это не свет, а сама Жизнь. Будто она ждёт там, впереди, готовая раскрыть свои любящие объятия.

— Ты должен зайти первым, — шепотом попросила Эмма. — Ты обещал маме быть всегда рядом, я слышала.

Адам опустился на колени, чтобы быть на одном уровне с ней. Он взял её лицо в ладони и утёр дрожащими пальцами струйку её слёз.

— Эмми, — так же тихо ответил он, сглатывая горечь. — Я полюбил тебя. Ты должна это знать. Ты стала для меня частью семьи. Нет, даже не так! Вы уже были семьей, два прекрасных человека, и это вы приняли меня к себе. Я… я полюбил тебя, как свою дочь. Но семья — это не только те, кого мы выбираем, — он опустил глаза, шмыгнул носом, подавив собственный всхлип, поджал губы и кивая, будто отвечая на какой-то свой вопрос, продолжил: — Семья — это те, кого мы обязаны защищать, даже если это значит… пожертвовать всем. Джейк — мой брат. Он всегда был рядом, когда я нуждался, мы были одним целым. Я не могу оставить его здесь. Снова одного, без семьи. Он тоже хочет к маме, хочет быть рядом с любимыми.

— Но… но я не хочу идти без тебя! — вскрикнула она. — Ты обещал! Ты сказал, что не оставишь нас!

Адам закрыл глаза. Он не мог больше смотреть на неё, понимая, что не выдерживает, что готов уйти с ней, лишь бы она снова смеялась. Но он знал, что должен сделать.

— Ты сильная, Эмма, — сказал он, пытаясь улыбнуться. — Сильнее, чем думаешь. И твоя мама самая прекрасная и невероятная женщина, которую я встречал. А я… я больше не могу быть твоим героем. Но ты сможешь быть героиней для Лили. Ты должна вернуться. Ради неё.

— Нет! — закричала она, качая головой. — Я останусь здесь! Я не пойду без тебя!

Адам глубоко вздохнул, стараясь подавить рвущуюся наружу боль. Он обнял её в последний раз, затем, не давая себе времени передумать, поднял её на руки и бросил в вагон. Эмма закричала, её руки потянулись к нему, но двери начали закрываться.

— Прости меня, Эмми, — прошептал он, глядя, как вагон отцепляется от состава. — Прости…

Последнее, что он видел, это её лицо, искажённое слезами, её маленькие ладошки, бьющиеся по стеклу, и её крик, который разносился по вагону, когда он исчез в светящейся дали.

* * *

Небо отказывалось принимать новый день, цепляясь за последние мгновения мрака. Раннее утро застыло в гнетущей серости, а пустая улица дышала пыльным безмолвием и слякотью. Красно-синие вспышки плясали в стёклах замёрзших окон, разливаясь рваными мазками по тёмным фасадам домов, превращая их в случайных свидетелей беды.

На третьем этаже старого кирпичного дома огонь ревел, как чудовище, и его оранжевые языки жадно вырывались из окон, облизывая облупившиеся стены. Стёкла плавились от жара, и их слёзы оседали на потрескавшемся подоконнике. Густой чёрный дым рвался в небо, заволакивая и без того тусклый свет, намереваясь задушить мир своим присутствием.

Массивный корпус пожарной машины блистал в свете сирен, отражая их мерцание на металле. Люди в тяжёлых защитных костюмах выбегали из неё, превращаясь в воинов пылающего ада. Лестницы, стальные мосты в бездну, поднимались к пылающему окну, где яростно бушевал огонь.

Один из пожарных спускался быстро, но осторожно, неся в руках нечто хрупкое — ребёнка, крохотную фигуру, окутанную серой пылью и сажей.

Эмма.

Её пряди волос прилипли к маленькому лицу, поблёкшему от копоти.

Сирены продолжали тревожный гимн, которому в такт, как взбешённый зверь, отвечал огонь. Жуткий фон одной картины: сильные руки, удерживающие хрупкое детское тело, чёрная пелена дыма и крохотное, почти невидимое дыхание.

— Носилки! — прокричал один из пожарных.

Парамедики побежали вперёд, разворачивая носилки на залитом водой асфальте. Лили стояла неподалёку, прижав руку ко рту. У неё не было место истерике и панике. Она пребывала в шоке, не понимая, что происходит. Она даже не поняла, как её и саму вытащили, не помнила, как пыталась добраться до Эммы и как вызывала пожарных.

Она вообще не соображала.

— Дыхание девочки слабое, но стабильное, — мельком услышала она.

Медсестра быстро накрыла Эмму тёплым термоодеялом, подключила кислородную маску и начала проверять показатели. Эмми закашлялась, её тело дёрнулось, но глаза так и не открылись.

С другой стороны дома выносили Адама. Его голова слегка наклонялась вбок, а руки безжизненно свисали с носилки.

Лили не могла стоять на месте, но и не знала, что можно сделать. Она обхватила себя руками, абсолютно потерянная, и просто смотрела, как врачи подключали датчики, устанавливали капельницу, как они искали пульс на его руке.

— Слабо, едва-едва, — прошептал один другому.

— Немедленно в реанимацию, — отозвался второй.

* * *

Сидя в машине скорой помощи, Лили беспрерывно смотрела то на Эмму, то на Адама. Её дочь лежала неподвижно под кислородной маской, а Адам…

— Давление падает! — крикнул один из медиков, прикладывая руку к его шее.

— Заряжаем дефибриллятор, готовь разряд, — отозвался другой.

Скорая мчалась по пустым улицам меж двух полицейских машин, расчищающих дорогу. Они сопровождали её в мир, где жизнь и смерть сходятся в одну точку.

— Давайте ещё разряд! — крикнул один из врачей.

Раздался звук удара тока, но тело Адама осталось неподвижным.

Внезапно машина остановилась. Лили пошатнулась, и её руки инстинктивно потянулись к Эмме.

— Почему мы стоим?! — крикнула она.

— Шлагбаум… — выплюнул один из медиков.

Слово, прозвучавшее, как приговор.

Лили прижалась к окну, разглядывая, что происходит там, снаружи.

— Поезд душ… — прошептал другой медик и отступил от Адама.

— Что? — спросила Лили, но никто ей не ответил.

Она смотрела, как вагон за вагоном проходили мимо, чертыхаясь про себя и проклиная всё на свете, а потом… наступила тишина.

Сирены замолкли.

— Мы… потеряли его, — тихо сказал медик.

Лили не услышала, как он это произнёс. Она только смотрела в пустоту, не отрывая взгляда от исчезающего поезда.

Мир вздохнул и выдохнул одновременно.

Женское сердце, всё ещё крепко цепляющееся за надежду, не хотело принять очевидное.

Где-то рядом оживлённо суетились медики, кто-то вытирал пот со лба, кто-то проверял пульс Эмми, но для Лили всё оставалось на заднем плане. Она смотрела на горизонт и ещё не понимала: жизнь идёт дальше, не останавливаясь, не оглядываясь. Она не ждёт тех, кто остался позади.

Мир был спокоен. Никакой трагедии, никакой драмы — просто ещё один рассвет, ещё одно утро. Всё закончится и забудется, как снег, тающий на солнце. Всё, кроме воспоминаний.

Эмми слабо пошевелилась на носилках и её дыхание стало ровнее. Лили опустила взгляд на дочь и только теперь смогла выдавить из себя слёзы.

Всё, что осталось, — это жить дальше, как бы жестоко ни звучала эта фраза. И быть благодарной за то, что солнце вот-вот встанет на горизонте.

За то, что кто-то другой, тот, кого она любила, сделал выбор, о котором она никогда не узнает, но который никогда не будет забыт. По крайней мере, в блокноте Смерти.