сборник (джен)

Мерцающая неоновая вывеска закусочной «Последний шанс» жужжала, как пойманная в ловушку оса, отбрасывая болезненно-зеленый свет на мокрый от дождя асфальт. В помещении стоял тяжелый запах несвежего кофе и отчаяния. Одинокая официантка с выражением усталости на лице, которое выходило за рамки обычной усталости, протирала стаканы тряпкой, настолько грязной, что казалась почти разумной.

Я скользнул в кабинку, потрескавшийся винил вздохнул подо мной. Напротив за столом сидел Сайлас, его глаза, как две черные впадины, отражали нездоровый неоновый свет. На нем была поношенная кожаная куртка, а улыбка совсем не доходила до глаз.

— Ты опоздал, — сказал он хриплым шепотом.

— Пробки, — пробормотал я, избегая его взгляда.

Сайлас наклонился вперед, от него исходил запах дешевых сигарет и чего-то металлического.

— У нас мало времени, — прохрипел он. — Ритуал должен быть проведен сегодня вечером.

Я знал, что он имел в виду. Ритуал. Отчаянный договор с безымянным существом, сделка ради того, чего мы оба жаждали: забвения.

Мы были забытыми, жертвами мира, которому не нужны были сломленные души. Сайласа, бывшего солдата, преследовали воспоминания, слишком ужасные, чтобы говорить об этом вслух. Я, писатель, чьи слова могли лишь рисовать тени на странице, не в силах передать тьму, которая поглотила меня изнутри.

В закусочной было пусто, если не считать нас и официантки, которая, казалось, не обращала внимания на наш разговор, ее движения были механическими, почти роботизированными.

Сайлас достал из кармана пиджака потрепанную книгу в кожаном переплете, страницы которой были испещрены тревожными символами и загадочными стихами. Воздух стал холоднее, когда он начал петь, его голос звучал с неестественной силой, от которой у меня по спине побежали мурашки.

Официантка перестала протирать стаканы, ее голова дернулась, как у марионетки на ниточках. Ее глаза, когда-то тусклые и пустые, теперь горели неземным светом.

— Они здесь, — прошептала она искаженным, нечеловеческим голосом.

Паника сдавила мне горло. Это не было какой-то болезненной фантазией; это было реально, пугающе реально. Тени в углах закусочной, казалось, сгустились, пульсируя злобной энергией. Из кухни донеслось низкое, гортанное рычание, от которого у меня по спине побежали мурашки.

Сайлас продолжал петь, его голос звучал все громче, а тело неестественно изгибалось. Книга засветилась жутким малиновым светом, заливая закусочную адским сиянием.

Официантка заковыляла к нам, ее движения были резкими и неестественными. Ее рот открылся в беззвучном крике, обнажив ряды острых, как иглы, зубов.

Я хотел убежать, убежать от этого кошмара, но страх парализовал меня. Тяжесть нашего отчаяния, нашего стремления к забвению давила на меня, как свинцовый саван.

Сайлас дошел до последнего куплета, его голос срывался от напряжения. Волна силы прокатилась по закусочной, нарушив тишину оглушительным ревом. Официантка бросилась на Сайласа, вытянув когти. Он встретил ее атаку лицом к лицу, его глаза горели дьявольским огнем.

Мир погрузился в хаос. Крики смешались с гортанным рычанием, тени танцевали и извивались вокруг нас. Я отшатнулся, мой разум кружился, не в силах осознать ужасы, разворачивающиеся передо мной.

Хаос утих так же быстро, как и начался. Официантка неподвижно лежала на полу, ее тело было гротескно искривлено. Сайлас стоял над ней, его грудь тяжело вздымалась, глаза все еще горели тем адским светом.

Он повернулся ко мне, и на его лице появилась леденящая душу улыбка.

— Дело сделано, — прохрипел он.

Но когда я посмотрел в его глаза, во мне вспыхнуло сомнение. Действительно ли мы достигли забвения или просто сменили одну тюрьму на другую? Грань между здравомыслием и безумием стерлась, цена нашей отчаянной сделки стала ужасающе ясной.

Мы были свободны, но какой ценой? Закусочная «Последний шанс» стояла в тишине, ее неоновая вывеска гудела, как надгробная плита. Внутри тени шептали о секретах, которые лучше не слышать. На меня давил груз нашего соглашения, тяжелый, как саван. Мы сбежали в пропасть, но я боялся, что мы только начали падать.