Рассвет после шторма (гет)

Глава 5.

К концу второй недели ежедневных тренировок Гермиона, к своему удивлению, заметила изменения, происходящие с ней. После того как она привыкла к физическим упражнениям и постоянной мышечной боли — незримому спутнику любой физической нагрузки — занятия стали доставлять ей намного больше удовольствия. Настроение перестало постоянно меняться, как на американских горках, и Гермиона стала спокойнее и уравновешеннее. Перемены происходили медленно, но их было сложно не заметить.

Разобраться с хаосом в голове было в разы сложнее, но и тут постоянная физическая активность сыграла свою важную роль. Физически и ментально девушка начала чувствовать себя лучше, но признаться в этом Аластору она не спешила, продолжая упрямо избегать его компании. Правда, если в первые дни причина крылась в обиде на мужчину и недовольстве его действиями по отношению к ней, то к концу недели Гермиона не могла понять, что чувствует и как относится к Грюму, и именно эта неопределенность гнала ее подальше от мужской компании. Злость померкла, обида еще осталась, но и она, как догорающая свеча, потихоньку угасала, и больше не могла заглушить другие эмоции, которые девушка испытывала. Ведьма вынуждена была признаться себе, что вообще не уверена в составляющих коктейля своих чувств к нему: симпатия, влечение, отчуждение, неуверенность, настороженность, страх — это был тот минимум, который Гермиона смогла более или менее точно определить. Однако понять до конца, что преобладает и какие факторы влияют на ее эмоции и чувства, было сложнее.

Закончив ежедневную тренировку, Гермиона обычно скрывалась в своей комнате, из которой выбиралась только на обед и ужин. Не утруждая себя банальной вежливостью, Аластор и Гермиона почти не разговаривали. Со временем эта тишина перестала казаться напряженной и больше не приносила дискомфорта: казалось правильным молчать, если тебе нечего сказать, а не тратить время и силы, как свои, так и собеседника. Вечно неугомонная и разговорчивая девушка, перестав бежать от себя и своих мыслей, начала находить приют в тишине и покое. Впрочем, тот факт, что ведьма была обычно погружена в свои мысли, не мешал ей чувствовать внимательный и изучающий взгляд, стоило ей появиться в поле зрения мужчины. Тем не менее, и к этому взгляду, как и к любой назойливой мухе, от которой нет возможности избавиться, Гермиона адаптировалась.

Забрав из дома часть своей магически уменьшенной библиотеки и различные наработки, которые она подчерпнула из документов Снейпа, Гермиона все свободное время читала и пыталась завершить хотя бы часть исследований. Почти сразу она поняла, что ей не хватает определённой теоретической базы — не только по зельеварению, поскольку исследования умершего профессора выходили далеко за рамки одной области, а в целом знаний. Пока девушка пробиралась через незнакомые дебри, она смогла найти ответ на вопрос, с которым боялась встретиться лицом к лицу — что ей делать дальше после того, как её заточение закончится. Возвращаться к прошлой работе и прежней жизни было невозможно: для ведьмы было жизненно необходимо двигаться дальше, и, по-видимому, девушка нашла именно ту дорогу, которая ей была нужна. Чтобы специализироваться в научной сфере, Гермионе необходимо было продолжить обучение: найти мастера в определённой области или поступить в университет. Хотя в магическом мире более распространён был первый вариант, Гермиона интуитивно предпочитала второй. Университет давал больше возможностей и творческой свободы и, поскольку Гермиона не была уверена, чем конкретно она хочет заниматься, у нее там была возможность попробовать себя и в междисциплинарном поле. Единственная сложность заключалась в том, что университетов в магическом мире было еще меньше, чем школ, и о высшем образовании Гермиона знала только то, что его очень сложно получить. Вот только, если Гермиона ставила перед собой цель, какой бы безумной она ни была, этот паровоз уже ничто не могло остановить. И тот факт, что Гермиона начала планировать своё будущее, громче всего говорил о том, что она выбирается с того дна, где так долго барахталась. Это только начало; впереди девушку ждала длинная и тяжелая дорога, но Гермиона была уверена, что теперь она справится.

Собирать себя заново по кусочкам всегда очень сложная и утомительная работа. В процессе ты понимаешь, что пазл не складывается, рисунок не формируется — там не хватает деталей, а вот здесь, откуда-то, появились лишние. Ты сидишь перед картиной, которую больше не узнаешь, крутишь в руке неподходящие частички головоломки и тяжело вздыхаешь. Невозможно надеть взрослому человеку свою детскую одежду. Невозможно после тяжёлого пути остаться таким, каким был до его начала. Можно и дальше цепляться за себя прошлого, запихивая неподходящие кусочки в пустые места, а можно начать новую картину своей жизни. Еще прекраснее прежней. Гермиона больше пяти лет всовывала кусочки, создавая видимость, что всё хорошо, что всё, как прежде. Но как прежде больше никогда не будет. И только сейчас, сидя в заточении в доме человека, который стал ей безусловно дорогим, молодая женщина поняла это. Окончательно и бесповоротно. Пора двигаться дальше и создавать новый узор. Пора жить.

Другим признаком возрождающегося желания жить была потребность девушки поговорить с кем-то. Точнее, не с кем угодно, а именно со своим лучшим другом и по совместительству братом — Гарри Поттером. Гермиона, устав от сомнений и надежд, нуждалась в том, чтобы разобраться в себе, но справиться одной ей было не под силу, и она, наконец, поняла это. Хотя нет, это не совсем так: у девушки было достаточно сил, но только сейчас ей пришло в голову, что она не обязана справляться со всем одна, когда рядом есть те, кто искренне готовы помочь. Просить помощь — не слабость, а взрослый и разумный поступок.

Их с Гарри связывали особые отношения, которые стали только крепче после войны. Они знали друг друга не хуже, а иногда и лучше, чем самих себя. Знали все достоинства и недостатки друг друга, все сильные и слабые стороны, страхи и желания. Если кому-то срочно был нужен друг — другой без вопросов всегда готов прийти. Как показала жизнь, даже для того, чтобы закопать труп. Люди, незнакомые с Гарри и Гермионой достаточно близко, удивлялись таким отношениям. А некоторые особенно умные даже пытались узнать у Джинни, не ревнует ли та своего мужа к подруге, и когда слышали решительный смех и ответ «нет», пытались заставить её сомневаться, пересказывая похожие истории, которые когда-то слышали. Джинни только улыбалась, а потом рассказывала Гарри и Гермионе, и они все вместе вдоволь смеялись. Младшая Уизли слишком хорошо знала свою подругу и своего мужа, чтобы не понимать, что их связывает, и была достаточно умна, чтобы не ревновать и не мешать им.

Последний год Гермиона избегала своего, ставшего вдруг очень проницательным, друга. Тот хорошо понимал подругу и дал ей возможность отдалиться, впрочем, всегда готовый оказаться рядом, как только это потребуется. И они оба понимали, что её побег от друга — это побег, в первую очередь, от самой себя. И вот Гермиона была готова встретиться с самой собой и своей душой. Осталось только убедить в необходимости этого своего тюремщика.

Гермиона понимала, что просто так добиться от Аластора того, что она хотела, у неё не получится. Девушке понадобилась неделя, чтобы морально подготовиться к предстоящей схватке. После тренировки, приведя себя в порядок, Гермиона спустилась на первый этаж. Как обычно, Аластор сидел на диване с книгой в руке. Услышав её шаги, он без лишней резкости повернулся в её сторону. Пристальный взгляд следил за каждым движением девушки, от чего ей было неуютно. Правда, поскольку это было не в первый раз, молодая ведьма уже успела привыкнуть к этому ощущению. Без лишней нервозности она подошла к дивану, на котором сидел мужчина, и, облокотившись на спинку, вернула ему пристальный взгляд.

До победы в игре в гляделки над бывшим аврором и пожизненным параноиком Гермионе было как до Луны, но её устраивал и тот факт, что она хотя бы не спасовала и не отвела взгляд. Выдав небольшую паузу для закрепления эффекта, Гермиона заговорила:

— Мне нужно увидеть Гарри.

Ни один мускул не дрогнул на лице Аластора. Однако не нужно быть гением, чтобы представить, что творилось у мужчины в голове. Очень маловероятно, что ему понравилась эта идея, что и подтвердили его слова:

— Стало совсем скучно, и ты решила, что сейчас самое время придумать что-то новое с Поттером?

— Я просто хочу с ним поговорить.

— Или попросить перепрятать еще парочку трупов. — Бывший аврор внимательно сканировал Гермиону взглядом, как будто не просто допускал такую мысль, а был в ней полностью уверен.

Гермиона только хмыкнула, оценив шутку, чем удивила мужчину. Вероятно, тот ожидал эмоциональной вспышки и нового витка препирательств, в ходе которых он сможет доказать, что встреча с другом и подельником все еще не самая лучшая идея. Даже в прошлом девушка постоянно реагировала на похожие подколки, отвечая яростно и горячо, и впервые на памяти мужчины Гермиона поступила нетипично. До этого внимательный мужской взгляд стал еще более интенсивным, почти рентгеновским излучением, исследуя ведьму до костей.

Гермиона пыталась в моменте оценить свои ощущения и, к своему собственному удивлению, поняла, что такое пристальное внимание её больше не напрягает. Возможно, свою роль сыграло то, что ведьме, впервые в общении с Аластором, больше нечего было скрывать, но она только мягко улыбнулась мужчине.

Гермиона поставила локти на спинку дивана, переплела пальцы и положила на них подбородок, чуть наклонив голову, чтобы лучше видеть Аластора.

— Нет, боюсь, трупы у нас закончились. Простой разговор, Аластор. Один рассказывает о чем-то, а другой слушает его. Затем собеседники могут меняться ролями. Даже планировать новые убийства не будем.

— Зачем?

— Зачем что? Разговаривать? — Гермиона смущенно оглядела мужчину. — Лучший способ разобраться в себе, получить поддержку.

— Поттер не может принимать решения за тебя.

— А кто говорил, что Гарри будет принимать решения за меня? У него нет комплекса бога, а я достаточно зрелая, чтобы брать на себя ответственность за свою жизнь.

Аластор в достаточно явном скептицизме поднял левую бровь. Мужчина явно не был согласен с последним утверждением Гермионы. Весь его вид говорил о том, что он абсолютно не понимает этих, по его мнению, бесполезных разговоров. Хотя чего ожидать от человека, который, в принципе, имел проблемы с доверием к другим людям. Гермиона грустно вздохнула, вытащила левую руку из-под подбородка и положила её на мужское плечо. Аластор, к его чести, даже не дернулся. Несколько секунд они смотрели друг на друга, после чего девушка мягко заговорила:

— У тебя здесь прекрасно. Если еще сделать небольшой сад, то твой дом превратится в райское место. Однако мне нужно возвращаться к жизни. Двигаться дальше. Я осталась без работы, и моих средств надолго не хватит. Пора мне вставать на ноги, Аластор.

— Я тебя не выгоняю. Мой дом — твой дом. — Напряженно отметил мужчина. — Если хочешь, ты можешь спокойно заняться садом. Да и изменить здесь всё по своему желанию. Возможно, я не настолько богат, как те же Малфои, но обеспечить комфортную жизнь нашего общего состояния хватит.

Гермиона с нежностью посмотрела на Аластора. Сердце дернулось, наполняя нервные окончания энергией. Она мягко сжала его плечо, выражая тем самым то, что не могла сказать вслух — благодарность за его предложение, за то, что он тратил на неё время и помогал собраться с силами, за то, что просто был рядом и ждал, давая ей время и возможность разобраться в себе.

— Я никогда не смогу сидеть на чьей-то шее, Аластор. И дело тут даже не столько в финансовой стороне вопроса. Мне нужно постоянно двигаться и что-то делать: если я сяду здесь, очень скоро твой дом станет золотой клеткой для меня. И тогда проблем с Пожирателями не ограничится всё. И поверь, тебе не нужна женщина, которая не имеет ни жизненных целей, ни стремлений. Я не думаю, что ты хочешь, чтобы рядом с тобой был ребёнок.

Гермиона не стала больше давить на мужчину. Подвинулась чуть ближе, поцеловала в колючую щеку, развернулась и, больше не останавливаясь, направилась к себе в комнату.

Грюм больше не мог отрицать, что три недели, проведённые Гермионой в изоляции, наедине с собственными мыслями, сделали своё дело. Как тренировки начали укреплять внешний каркас молодой женщины, так и тишина и спокойствие повлияли на её внутреннее состояние. Гермионе предстояла долгая дорога, связанная с созданием новых жизненных ориентиров, полная противостояний с собственными страхами и травмами, но она начала делать первые уверенные шаги, и мужчина понимал, что должен, как бы ни хотелось ему сделать то, что проще и удобнее для него — запереть Гермиону здесь и не спускать её с глаз, — отпустить её. Он не был тюремщиком Гермионы и, мужчина признавал правоту ведьмы: вероятность нормальных отношений с женщиной, которая не может самостоятельно принимать решения и отвечать за свои поступки, была равна нулю.

Пока Гермиона была погружена в себя, у Аластора было достаточно времени для того, чтобы проанализировать всю ситуацию в целом. Еще двадцать восемь лет назад, когда он только познакомился со свалившейся на него девушкой, он понял, что многие вещи, которые она носит грузом на своей шее, не дают ей полностью разогнуться. В первую очередь он списывал всё на то, что Гермиона знала слишком многое о том, что должно произойти, чтобы чувствовать себя свободной. Постоянные переживания о возможном вмешательстве во временные процессы делали её осторожной как никогда, и не было ни одной возможности разделить этот груз. Знать, что люди, знакомые тебе, или близкие твоих родных переживут ужасные вещи, а кто-то даже умрёт, и не иметь возможности что-то сделать — это не просто тяжело, это катастрофически невыносимо. До альбусовского смирения и готовности пожертвовать всем ради победы Гермионе было как до Луны. Слишком молодая, прошедшая через опасности, не единожды столкнувшаяся с потерями и поражениями, она страдала от неотвратимости будущего. Пусть и не своего. Она была согласна с решением Альбуса ничего не делать — слишком уж было непредсказуемо её вмешательство. Одно было ясно точно: все в этом мире стремится к равновесию. Одна спасённая жизнь повлечёт за собой смерть другой, и предсказать, кто поплатится за это, было невозможно. Поэтому Гермиона позволила запереть себя с аврором, который в приступах недоверия доводил её почти до срывов, усугубляя её и без того депрессивное состояние.

К тому моменту, как Альбус нашёл способ вернуть девушку в своё время, Аластор так привык к её странностям, тем более что сам он обладал не меньшими, что был уверен, что девушка находится в нормальном психологическом состоянии. Грюм закрывал глаза на то, что она периодически теряла связь с реальностью. Ничего, она просто много думала. Или, например, на то, что девушка часто пугалась и выхватывала палочку. Это тоже было нормально для того времени. Но не для человека, абсолютно изолированного от военных действий. Кошмары, от которых Аластор проснулся в первую ночь, казалось, больше не беспокоили ведьму. Её закрытость и замкнутость были также обусловлены внешними обстоятельствами.

Теперь же, имея полную картину перед собой — зная Гермиону подростком и имея представление о том, через что ей пришлось пройти, зная о её настоящей жизни, Аластор понимал, что ничего не могло быть в порядке с ней. Совсем. Мужчина не был самоуверенным в себе настолько, чтобы винить себя в том, чего он не мог знать и понимать. Тем не менее, легкое чувство сожаления о том, что не смог помочь ведьме тогда, периодически накатывало на него. Аластор видел слишком много смертей и страданий, сам испытал столько боли и потерь, что хватит на несколько жизней, но его жизненный опыт не ожесточил его. Он знал, когда нужно взять себя в руки и, несмотря на какие-либо слабости, прорываться с боем. Но это не мешало ему сочувствовать и сопереживать потерям других людей. Смотреть на этих вчерашних детей, у которых, по факту, даже выбора не было, было грустно. Да, они победили, но цена, как обычно бывает, оказалась баснословно высокой. Все платили, но не все были готовы к такой цене. Аластор отдал абсолютно всё и понимал это, как никто другой.

Поэтому, спустившись на следующее утро к завтраку, Аластор принял решение и знал, как должен поступить. Как обычно, Грюм уже заканчивал свой приём пищи, когда Гермиона присоединилась к нему. Ведьма пожелала доброго утра и, не дожидаясь ответных слов, быстро погрузилась в свою книгу. Мужчину раздражала эта привычка, но поскольку он и сам часто читал газету за завтраком, понимал, что любые упрёки будут несправедливыми, поэтому он просто молчал и хмурился. Однако в этот раз Аластор нарушил тишину, привлекая внимание Гермионы:

— Ты ещё хочешь встретиться с Поттером?

Если молодая женщина и удивилась, то ни жестом, ни словом этого не показала. Она аккуратно пометила место, где остановилась, закрыла книгу и положила её на край стола. Только после этого она вернула внимательный взгляд мужчине:

— Да.

— Я сегодня собираюсь в Министерство и могу передать ему письмо. Единственное только условие — разговаривать, — последнее слово в устах мужчины прозвучало чуть насмешливо, — вы будете здесь.

Данная предусмотрительность не была лишней, поскольку ещё в первый день её вынужденного заточения Аластор забрал у девушки телефон и, как становилось ясно, возвращать его владелице не торопился, достаточно точно определив его предназначение. Больше возможностей спокойно связаться с другом у Гермионы не было — патронус выходил у неё через раз и то еле живой, совы, увы, у неё не было, — да и мысль связаться с Гарри почти не приходила ей в голову. Здесь её друг был ей не помощник, и ведьма, честно, до этого не была готова к разговору и неизбежным объяснениям.

— И ты не против, что Гарри придёт в твой дом? — Гермиона удивлённо разглядывала мужчину. Даже тот факт, что он спокойно дал ей возможность приходить домой, поражал, но этот факт хотя бы имел под собой веские причины. Пускать же Гарри у мужчины не было никаких причин и, как была уверена ведьма, желания. Но Аластор это делал. Для неё.

— Против. Но лучше ты будешь под моим присмотром, чем решишь болтаться где-то, придумывая новые проблемы на свои задницы.

Гермиона едва хмыкнула.

— Мы могли бы посидеть у Гарри. Я обещаю, с Гриммо мы ни ногой.

— Я знаю этот дом. Чтобы найти приключения, вам даже не придётся никуда выходить, — проворчал мужчина.

Гермиона улыбнулась и покачала головой, но ничего говорить больше не стала. На секунду повисла тишина, пока до Гермионы не достигла ещё одна мысль:

— Гарри больше не отстранён от работы?

За эти три недели мужчина ни слова не обмолвился о том, как продвигается их дело. Сама же Гермиона не имела желания спрашивать и, вместе с этим, достаточно хорошо знала мужчину, чтобы понимать, что даже если она и захочет спросить, тот всё равно не ответит.

— Отстранён. Он помогает Кингсли лично.

— И ты тоже?

Мужчина проницательно посмотрел на девушку, как будто подозревая ту в чём-то.

— Нет. У меня нет времени и возможности следить за тобой и вести расследование.

Гермиона пожала плечами. С мужчины станется. Потянувшись за книгой, ведьма намеревалась вернуться к прерванному занятию, но была почти сразу остановлена.

— Я отправляюсь сразу после тренировки, которая начнётся через десять минут, и ждать не собираюсь.

Гермиона правильно поняла намёк. Закинула пару ложек каши в рот и запила всё несколькими глотками чая, она подхватила книгу и поспешила в свою комнату.