Не просто друг (гет)

Костя был прав. За прошедшие с того дня шесть дней я так и не решилась признаться Саламу в любви. Возможно, во мне говорил распространенный у нас, девушек, стереотип, когда первым признаваться в любви должен мужчина. Так было у меня и с Костей, и с моим бывшим мужем. Да и найти время поговорить с Саламом наедине, было крайне затруднительно. Целый день у него была его мама, а у меня по-прежнему было очень много пациентов. Каждый день у меня было по две операции. Все шесть дней и ночей во мне боролись два желания: задержать Салама в Москве и сделать все, чтобы Венера Халиловна не узнала, что в её сына влюбилась разведённая дочь алкоголички. Я прекрасно помнила, как сначала на меня отреагировали Костины родители. А ведь московские семьи отличаются большей демократией, чем кавказские.

Такое же противоречие было у меня и сегодня, в день отъезда Салама. Поэтому первым делом, как только я пришла на работу, я сделала то, что привыкла делать в стрессовых ситуациях. Я стала есть принесённые из дома продукты. Но скоро моему скромному уединению с едой помешали вошедшие в ординаторскую Брагин и Лазарев.

— О, опять блинчики уплетаешь! Вот как так можно — столько есть и иметь такую стройную фигуру? Загадка, — как всегда подколол меня Брагин.

— Что за фамильярности, Олег Михайлович? Надо вот как говорить: "Здравствуйте, Кира Кирилловна. Изволили откушать? Приятного вам аппетита", — не осталась я в долгу.

— Отлично. В следующий раз так и скажу.

Тут в ординаторскую зашла Нина.

— Михалыч, там мальчика с оторванной стопой привезли.

— Олег Михайлович, вам нужна помощь? — спросили мы с Костей хором.

— Пока нет. Если что, я позову, — сказал Брагин и вышел вместе с Ниной.

— Ну что, Кир, готова к признанию? — спросил Костя.

— А с чего это я должна признаваться первой? Вообще-то первым должен признаваться мужчина. Я подожду, когда Салам влюбится в меня и признается первым.

— И произойдёт это после десяти лет телефонных разговоров. Зная вас с Саламом, всё произойдёт именно так.

— Вот спасибо тебе, Лазарев. Умеешь же ты испортить настроение, тем более, когда его и так нет. Вот сейчас пойду и признаюсь, — сказала я и уже собралась выйти из ординаторской.

Но как назло дверь открылась, и в ординаторскую заглянула Таня Третьякова.

— Кир, тебя Брагин звал. Сказал, что это твой контингент. Срочно во вторую операционную

— Хорошо. Вот видишь, Кость, всё против меня, — сказала я и пошла вместе с Таней на операцию.

То, что я увидела, поразило меня. На операционном столе лежал мальчик лет десяти. На его левой ноге действительно не было стопы, а то, к чему она ещё недавно была присоединена, представляло ужасное зрелище.

— Ну и где же это мой контингент? — с ужасом спросила я.

— Мальчик из детского дома. Как мне рассказали его друзья, они где-то баловались на железнодорожной станции. И вот результат, — дрожащим голосом ответил Брагин.

— А стопу привезли?

— Привезли. Слава Богу, в скорой всё правильно сделали. Её удалось сохранить. Ну что, рискнём? Делаем реплантацию?

— Ну да. Боюсь, без стопы он отправится в специальный интернат, в котором он проживёт всю жизнь. Детей-инвалидов в нашей стране не любят усыновлять.

— Ну и отлично, знал, что ты согласишься. Поехали?

— Есть, командир.

Тут к нам присоединился Куликов.

— Михалыч, Кира, моя помощь нужна?

— Если не будешь всю операцию ныть, что стопа не приживется, то нужна.

— Хорошо.

Операция длилась несколько часов и проходила тяжело. У мальчика один раз была асистолия, но затем, слава Богу, всё пришло в норму. Это была поистине ювелирная работа. Сначала надо было тщательно подготовить материал для реплантации, затем соединить кости, а дальше зашить связки, мышцы и ткани. Но, к счастью, пока состояние мальчика было стабильным. Надо будет проследить за дальнейшим его состоянием, и тогда станет ясно: сможет ли он без проблем ходить.

Когда я вышла из операционной, до отъезда Салама оставалось уже полчаса. Брагин отправился писать ему выписку, а я пошла в палату, в которую я в последнее время ходила, как на работу. Там я застала не только Салама, но и Венеру Халиловну.

— Кира, Олег Михайлович уже освободился? — спросила она.

— Да, выписка скоро будет готова. Брагин уже в ординаторской.

— Спасибо вам, Кира. Салам мне много о вас рассказывал.

— Плохого или хорошего?

— Хорошего, конечно же. А что о вас можно рассказать и плохое?

— Да нет, насчёт плохого я пошутила.

— Ещё Салам рассказывал, что ему перелили вашу кровь. Спасибо вам. Если бы не вы, не знаю, что сейчас бы было, — сказала Венера Халиловна сквозь слёзы.

— Успокойтесь, не надо плакать. Это вам спасибо за сына.

Венера Халиловна вышла в ординаторскую.

— Представляешь, Салам, я сейчас вместе с Брагиным и Куликовым спасла детдомовского мальчика от ампутации.

— Ты молодец. Я в тебе никогда не сомневался.

— Даже не знаю, что я буду делать после твоего отъезда. Без тебя мы с Лазаревым переубиваем друг друга.

— Я буду скучать по вам с Костей.

— А по кому больше?

— По тебе. Ты красивее.

— Спасибо за комплимент. Правда, зачем мне эта красота, если моя мать опять ушла в запой, — сказала я, едва не плача.

— Успокойся, Кир. Не плачь. Я буду тебе звонить каждый день, — Салам обнял меня.

— Ловлю на слове. Чтобы звонил мне каждый вечер в девять часов.

— Хорошо.

Тут к нам зашёл Костя.

— О, уже обнимаетесь.

— Мой единственный друг уезжает. Имею право его обнять, — ответила я Косте.

— А я уже больше не твой друг?

— А на тебя, Лазарев, нельзя надеяться.

— Ну ладно, Салам. Я буду очень сильно скучать. Выздоравливай и возвращайся быстрее, а то меня Кира убьёт.

— Знаешь, Лазарев, иногда ты ведешь себя так, что убить тебя мало, — сказала я.

— Пока, Кость. Пока, Кир. Я буду по вам очень сильно скучать.

В палату зашла Венера Халиловна.

— Здравствуйте, Костя. Салам, я забрала выписку. Давай одеваться.

— До свиданья, Венера Халиловна, — сказали мы с Костей и вышли из палаты.

— Ты так и не сказала ему?

— Нет. А что, разве не видно? Зато Салам обещал мне каждый день звонить.

— Да, кажется, всё складывается так, как я и обещал сегодня утром.

— Будешь каркать — всё сложится так, как ты говорил сейчас у Салама в палате. Ты не доживёшь до его возвращения.

— Ладно, Кир, беру свои слова обратно.

Вскоре Салам вышел вместе со своей мамой. Пока шаги давались ему с трудом, но я знаю, что его трудолюбие поможет ему окончательно встать на ноги. Мы с Костей проводили его до такси, которое вскоре увезло его на вокзал.

Я ещё долго смотрела машине вслед. На моих глазах невольно появились слёзы.

— Кир, пойдём уже. Ты что, плачешь?

— Блин, Лазарев, если ещё и тебя уволят, что мне делать?

— Езжай в Махачкалу.

— Кость, я люблю его. Но как его семья на меня отреагирует? Ты же знаешь, какое у всех отношение к детям из неблагополучных детей. Вспомни, как у меня одна пациентка просила заменить ей врача, потому что она не хотела, чтобы её лечила выпускница детдома.

— А мне кажется, ты напрасно себя накручиваешь. Мама Салама прекрасно к тебе относится.

— Потому что, она не знает, что я мечтаю быть её невесткой. Извини, Кость, мне надо побыть в одиночестве.

Лазарев ушёл, а я осталась стоять на крыльце. Только что уехал человек, которого я люблю, и виновата в этом была я сама.