Не просто друг (гет)

— Господи, это как можно было так загадить квартиру? У нас в детском доме и то чище было, — сказала я после трехчасовой уборки в квартире матери.

Мама сидела с отстраненным видом. Ее лицо было худым и изможденным, а под глазами уже лет десять как прописались черные круги. Да, алкоголь до добра не доводит. А когда-то она была одной из первых красавиц среди медсестер в первой городской больнице. Там она и познакомилась с моим отцом. Он был молодым и перспективным врачом. После короткого, но бурного романа мама неожиданно поняла, что забеременела, а папа, узнав об этом, сразу перевелся в другую больницу. С тех пор ни я, ни мама ничего о нем не слышали. Единственное, что я знала о своем отце, кроме его профессии, — это то, что его звали Кирилл. Догадалась я об этом благодаря своему имени и отчеству — Кира Кирилловна. Видимо, мама долго искала женское имя, которое будет напоминать ей о возлюбленном. Первые пять лет после моего рождения она старалась держаться, хоть и полностью забросила свой внешний вид. Тогда мама еще уделяла мне внимание. Покупала на последние деньги все, что я у нее просила, занималась со мной, учила меня читать. Но потом маму сорвало. Однажды она выпила с кем-то за компанию, и с тех пор понеслось.

-Эй, ты меня вообще слышишь?! — попыталась я достучаться до матери.

— Доченька, почему ты на меня все время орешь? — наконец-то очнулась она.

— А как с тобой еще разговаривать, если к тебе как ни придешь, ты все время пьяна? Я уже не помню, когда видела тебя трезвой в последний раз. Кажется, двадцать четыре года назад.

— Доченька, давай не будем.

— А когда будем? Прости, я не могу стереть свою память, хотя очень бы этого хотела. Чтобы не помнить, как твой дружок меня изнасиловал. Я никогда не забуду, как кричала тогда. Это же как надо было нажраться, чтобы не проснуться от них?

— Сколько можно это вспоминать? Прошло уже много лет.

— Мне без разницы, сколько прошло. Все равно я тебе это никогда не прощу.

Вскоре я наконец-то вышла из квартиры. Но в этот день мне отчаянно не везло, так как на лестничной клетке я увидела своего бывшего мужа. С самого детства мы жили по соседству, но начали встречаться и поженились только тогда, когда мне оставалось несколько месяцев ординатуры. Но вскоре Федя неожиданно попросил развода, при этом продолжая со мной жить. А затем я узнала, что он собрался жениться на дочери своего начальника, чтобы получить высокооплачиваемую должность.

— Привет, Кира. Как дела?

— У меня все было прекрасно, пока я не увидела свою мать-алкашку, а затем твою наглую морду.

— Кир, зачем ты так? Ты знаешь, как мне тяжело без тебя?

— Ты сам сделал свой выбор.

— Я женился на ней, чтобы у нас с тобой всё было хорошо, и мы ни в чём себе не отказывали.

— Извини, но мне не нужно счастье на чужом горе. Так что в нашем разводе виноват ты. Извини, мне пора. Мне ещё сегодня ночью дежурить.

Через час я уже была в своей однокомнатной квартире, доставшейся мне после детского дома. Первым делом я направилась к холодильнику, чтобы заесть пережитый сегодня стресс. Еда всегда действовала на меня успокаивающе, поэтому я всё время после поездок к матери или сложной операции набрасывалась на еду. Я ездила к матери раз в месяц, и каждый раз после встреч с ней мне было не по себе. Эх, зачем я когда-то послушалась Салама и стала навещать её после долгой разлуки? Салам Гафуров был моим коллегой и другом. Когда он появился в Склифе, Брагин попросил меня провести для него экскурсию, чему я сначала не обрадовалась. После пережитого стресса я с трудом находила общий язык с незнакомыми людьми, но Саламу удалось невозможное. Я подружилась с ним за один день, перед этим успев спасти его от Полины Пастуховой, выбравшей его в качестве средства для мести мужу. Правда, для этого мне пришлось прибегнуть к помощи Брагина. С тех пор я обрела ещё одного верного друга. А вскоре после нашего знакомства в Склифе в ставшем привычном для неё состоянии появилась мама. В этот момент меня рядом не оказалось, и она попросила Салама позвать меня. Тогда мне пришлось рассказать ему всю свою историю. Сначала Салам ужаснулся: он вырос в традиционной семье, где такое вряд ли встретишь, но затем уговорил меня постараться простить мать. Иногда, я начинаю жалеть об этом.

Посмотрев на часы, я стала собираться на работу. На днях у нас появилась новая завотделением, поэтому опаздывать мне пока как-то не хотелось. Я быстро надела спортивную футболку, джинсы, собрала волосы в хвост, сделала легкий макияж и отправилась на работу. Во время поездки мне успели три раза наступить на ногу и один раз сильно толкнуть. Да что сегодня за денёк?

— Привет, Нин. Надеюсь, сегодня ночью будет спокойно?

— Привет. Я вижу, ты всё ещё веришь в чудо?

— Просто после всего, что я пережила, так хочется помечтать о чём-то прекрасном, — сказала я и расписалась в журнале

Нина — это самый дружелюбный человек, которого я видела. Кажется, что она найдёт общий язык с любым человеком. Именно Нине до Салама принадлежал рекорд завоевания моего доверия. С ней я подружилась за два дня.

В ординаторской я увидела Костю Лазарева, своего ещё одного близкого друга и, по совместительству, бывшего парня и однокурсника. Сначала мы недолюбливали друг друга. Я считала его мажором, ни на что не способным без своих родителей, а он меня — выскочкой. Так продолжалось месяц, пока на одной лабораторной работе нам не пришлось работать в паре. Тогда мы сразу поняли, что до этого ошибались друг в друге. А вскоре мы начали встречаться. Наш роман длился целый год, пока Косте не пришла в голову светлая мысль — познакомить меня с родителями. Как вы понимаете, это была не самая лучшая идея, и я поняла, что расставание будет самым разумным решением. А вы бы обрадовались, если бы ваш сын привёл домой дочь алкоголички, несколько лет прожившую в детском доме и разговаривающую на языке ненормативной лексики? Вот и Костины родители были в шоке. Только спустя несколько лет они узнали меня поближе и стали относиться ко мне как к дочери, но к тому времени наша любовь превратилась в крепкую дружбу, и мы нисколько об этом не жалели. Год назад отца Кости не стало, и я всячески поддерживала Костю и Марию Валерьевну.

— Привет, Кир. Как отдохнула сегодня?

— Лучше не спрашивай.

— Опять к матери ездила?

— Вот откуда ты всё знаешь?

— Ну, так мы с тобой не первый год знакомы. Я, можно сказать, тебя ближе всех знаю.

— Спасибо, что напомнил мне про мой возраст.

— Да ладно, Кир. Что ты сегодня обижаешься на всё?

— Просто, потом я столкнулась со своим бывшим, а это тоже не способствовало повышению моего настроения. Блин, зачем я когда-то Салама послушалась? Кстати, где он?

— Я думал, ты знаешь. Его сегодня не было. Я несколько раз пытался до него дозвониться, но он не берет трубку.

— Странно, — сказала я и стала набирать номер Салама, но меня ждало то же, что и Костю, — длинные гудки и металлический голос, сообщающий, о том что абонент не отвечает.

Вскоре меня прервал голос Брагина:

— Привет, Серова. Как же без тебя сегодня было хреново!

— У меня без вас то же самое, Олег Михайлович.

— Ну что, готова к труду и обороне?

— Всегда готова.

Но тут в ординаторскую забежала Нина с испуганным видом.

— Ребят, из скорой звонили. Сказали, что везут человека с тяжелыми побоями. Это Салам.

Тут мы втроем выбежали из ординаторской. Вскоре к нам присоединились Нарочинская, Хромов и Куликов. Когда привезли Салама, все сразу кинулись к носилкам. Его было тяжело узнать: все лицо было в синяках и крови.

— Держите, у него большая потеря крови, — сказал нам врач скорой.

— Господи, хороший парень, за что же его так? — спросил Брагин. — Нужна первая отрицательная группа крови.

— У меня первая отрицательная. Возьмите у меня, — предложила я.

— Кир, спасибо тебе, — поблагодарил Костя.

— Да ладно тебе. Салам и мой друг тоже.

Вскоре у меня взяли кровь. Все, что я могла сделать для Салама, я уже сделала. В операционную в таком состоянии, как у меня, нельзя. Мне оставалось только, держать кулаки за то, чтобы он выжил. В этот момент я поняла, что все, из-за чего я переживала сегодня, было ерундой. Самое страшное случилось сегодня вечером, ведь я могла потерять друга. Верного, любимого друга.

Все то время, что длилась операция, я не находила себе места. Даже еда, всегда помогающая мне в стрессовой ситуации, тут была бессильна. Что уж говорить о сне. Я три раза пыталась вздремнуть, но каждый раз у меня перед глазами всплывало избитое лицо Салама. Наконец-то, спустя некоторое время, в ординаторской появился Костя.

— Кость, ну что там?

— Оперируют пока. Но я уже вызвал полицию. Эта сволочь — Савва — получит за всё, — сказал Лазарев про брата девушки Салама. Тот был членом националистического движения, и вполне естественно, что ему не нравились отношения сестры с дагестанцем. Я видела этого Савву один раз, когда к нам в Склиф привезли его вместе с единомышленниками и иностранными студентами. Уже тогда мне не понравился этот самодовольный парень, но я даже не могла предположить, что спустя некоторое время из-за него мой близкий друг окажется между жизнью и смертью.

— Да, действительно сволочь. Хотя и Юля тоже хороша. Знала же, что сложилась такая ситуация. Так с братом и не смогла разобраться. Господи, если с Саламом что-нибудь случится, — сказала я и всхлипнула.

— Кир, ты что говоришь? Наши сделают, всё что возможно.

Тут в ординаторскую зашла Нина.

— Ну что? Как там Салам? — спросила она у Кости.

— Оперируют пока.

— Да что же это такое? Берут и избивают человека среди белого дня. Хорошо, что скорую вызвали. Кость, там мужчину привезли — он с дерева упал. Возьмёшь?

— Ладно.

— Кир, ты как? Оперировать сможешь?

— Наверное, нет. Башка кружится. Я так и не поела. Мне в горло ничего не лезет.

— Так, это никуда не годится. Ну-ка, быстро что нибудь съела. Никогда не думала, что скажу тебе такие слова.

И мне пришлось выпить чай с Ниной. Вскоре я успокоилась и постепенно погрузилась в глубокий сон.

Когда я проснулась, то узнала, что Салама уже прооперировали. Несмотря на множественные гематомы, переломы и удалённую селезёнку, сейчас его жизни ничего не угрожало. Как только Брагин, как его лечащий врач, разрешил пускать к нему посетителей, я сразу оказалась в его палате.

— Привет, Салам. Как ты? Ничего, Костя уже вызвал полицию. Эти твари своё получат.

— Привет, Кир. Я слышал, что мне перелили твою кровь. Спасибо тебе.

— Да не за что. Ты же мой друг, а для друга — ничего не жалко.

Тут я увидела, как к Саламу пришла его девушка Юля, и резко заторопилась. Если бы я тогда знала, чем закончится их разговор, то ни за что бы не пустила её к нему. Но, к сожалению, люди не могут видеть будущее, и случилось то, что случилось.

В этот момент скорая привезла молодую женщину лет тридцати. Увидев её, я ужаснулась. Все тело пострадавшей было в тяжёлых побоях. Как ни странно, она была в сознании.

— Женщина, тридцать лет. Говорит, что упала с лестницы, — сказал мне врач со скорой.

— Это же как так надо было упасть?

— Там темно было, а лестница крутая, — из последних сил проговорила пострадавшая.

— Так, Нин. Я её возьму. Сейчас мы разберемся с этой лестницей. Узнав, что из медсестер свободна Лена, я быстро отвезла пациентку на УЗИ. Когда я увидела, сколько жидкости у неё в животе, я быстро отправила Лену за Хромовым и Куликовым.

— Боюсь, у вас повреждены внутренние органы. Надо срочно провести операцию. Сейчас я подожду врачей, а пока надо вызвать полицию. При падении с лестницы невозможно получить такие побои.

— Не надо полицию! Это несчастный случай.

— Того, кто вас избил, необходимо посадить. Из-за него или неё вы находитесь в тяжелом состоянии.

— Это мой муж. Если я заявлю на него, то он меня убьет.

— Сегодня он уже чуть вас не убил. В следующий раз вас могут не довезти.

— Пожалуйста, не вызывайте, — сказала женщина и потеряла сознание. Слава Богу, в этот момент наконец-то пришел Хромов.

— Кира, вы меня звали?

— Да, Иван Николаевич, мне нужна срочная помощь на операции. Вы не поможете мне?

— С удовольствием, Кирочка.

Вскоре мы с Хромовым срочно отправились на операцию, затем к нам присоединился Куликов, так как у моей пациентки было сломано два ребра. Я была уверена в том, что все делаю правильно. Да и вместе со мной работали настоящие профессионалы. Но давление становилось все ниже и ниже, а затем наступила остановка сердца. Спасти пациентку было уже нельзя. Я выходила из операционной с тяжелым сердцем. До сих пор не могу привыкнуть к смерти своих пациентов. Несмотря на это, я вызвала полицию. Муж этой женщины опасен для общества и должен отправиться в тюрьму. Тут у автомата я увидела Костю.

-  Привет, ты чего такая грустная? Кстати, ты освободилась? А то я могу тебя подвезти.

-  Да нет, не надо. Я хотела ещё сейчас к Саламу зайти. У меня сейчас пациентка с побоями была. У неё все внутренние органы были отбиты. Это её муж так избил. Ничего, я вызвала полицию и написала заключение о том, что пациентка была ко мне доставлена с тяжелыми побоями. Жалко, что её это уже не воскресит.

— Наверное, она ещё заявлять на своего мужа в полицию не хотела, — догадался Костя.

-  А как ты узнал?

-  А ты про это с Саламом поговори. Знаешь, что этот дагестанский Ромео учудил? Он не стал опознавать этого урода, и его отпустили.

— Что?

— Кир, поговори с ним. Может быть, ты его переубедишь.

Я сразу пошла к Саламу в палату. Видимо, все мое негодование было написано на моем лице, так как Салам встретил меня со словами:

-  Привет, Кир. Вижу, Костя тебе уже все рассказал.

— Салам, ты с ума сошёл? Тебя чуть не убили, а ты его отпустил. А если он опять тебя изобьёт?

— Не изобьёт. Мы с Юлей расстались. Она выбрала семью.

— Блин, вот сволочи! Прости, Салам. Возможно, то, что я скажу, — грубо, но они просто воспользовались твоими чувствами к Юле и прикрыли свою задницу. Знаешь, Салам, если ты не станешь с ними разбираться, это сделаю я. И уж поверь, они услышат от меня столько нецензурных слов, сколько не слышали ни разу в жизни.

— Кир, не надо.

— Что не надо? У меня сегодня тоже пациентка с побоями была. Только у неё всё было гораздо хуже. Вместо внутренностей — каша. Естественно, что её не удалось спасти. Она тоже уговаривала меня, чтобы я не вызывала полицию. Но я вызвала, потому что эти сволочи, которые настолько слабы, что не могут драться с равными по силе, зато избить беззащитного они могут, должны сидеть в тюрьме. Этот Савва почувствует свою безнаказанность, и в следующий раз опять кого-нибудь изобьёт, но только со смертельным исходом. Ты хочешь, чтобы он кого-нибудь убил?

Тут на телефон пришла СМС.

— Юля прислала: "Спасибо".

— Отличная компенсация за множественные переломы, гематомы и удалённую селезёнку! Дай мне телефон, я напишу ей: "Пожалуйста, тварь".

— Кир.

— Ладно, Салам. Поправляйся и подумай над моими словами, — сказала я и вышла из палаты.

На душе было паршиво.

Прошло некоторое время. Салам шёл на поправку. Мне так и не удалось добиться от него заявления в полицию на Савву, и теперь я ждала удобного момента, когда смогу добиться от него извинений в адрес Салама. А пока каждый мой рабочий день начинался и заканчивался с посещения Салама, который больше страдал от душевной боли, чем от физической, поэтому мы с Костей разными способами пытались его развеселить. Но пока это не слишком получалось, хотя я сама прекрасно помнила, как тяжело переживала развод, и отлично понимала Салама.

Сегодня, первыми, кого я увидела, когда пришла на работу, были Нина и Брагин.

— Привет, Нин. Здравствуйте, Олег Михайлович.

— Привет, Кирюшенька. Прежде чем ты отправишься к моему пациенту Саламу, обрати внимание на это объявление. После работы всё отделение отправляется на субботник. Кстати, угадай, кто сделал это объявление? — спросил у меня Брагин.

— Даже не знаю.

— А, между прочим, этого человека ты сейчас видишь перед собой.

— Нин, отличная идея, — сказала я, прекрасно зная, что Брагин намекает на себя.

— Издеваешься, значит. Вот вырастил змею на свою шею.

— Не сердитесь, Олег Михайлович. Я обязательно приду на субботник.

— Утешила. Ты сейчас сначала к Саламу? Кстати, ты не зачастила к нему в последнее время?

— Олег Михайлович, я свободная разведенная женщина. Я что, не могу больного друга навестить? А кто действительно кое-куда зачастил, так это один недавно женившийся хирург в кабинет главврача.

— Ладно. Один — один. Твоё присутствие на субботнике обязательно.

— Есть.

Я застала Салама в попытках переставить капельницу.

— Доброе утро, Салам. Давай помогу.

— Спасибо, Кир.

— Угадай, что я тебе принесла? Вкусный супчик с бараниной. Между прочим, бульон сама варила.

— Кир, не надо было.

— Что — не надо было? Я себе этот суп варила, просто немного не рассчитала ингредиентов и сварила на пять порций. И вообще, мне для тебя ничего не жалко. Поэтому, быстро съел эту баночку супа. Тебе скоро можно будет вставать, а для этого нужны будут силы. А откуда их взять? Из еды. Так что ешь. Чего это я тебе вообще всё объясняю? Ты же врач, ты же сам всё это должен знать.

— С тобой бесполезно спорить.

— Вот, пора это выучить за всё время нашей дружбы.

— Больной, почему вы сами переставили капельницу? Ой, здравствуйте, Кира Кирилловна, — увидела меня медсестра Зоя, пришедшая сюда работать недавно.

— Это я переставила капельницу, так что всё нормально.

— Что происходит? — спросил неожиданно вошедший Костя.

— Просто я увидела, что пациент сам переставил капельницу, но потом я узнала, что Кира Кирилловна разрешила.

— Ну так и пациент не совсем обычный. Между прочим, это светило отечественной медицины — Салам Магомедович Гафуров.

— Кость, брось, — попытался успокоить его Салам. — Какой я светило?

— Ну как же? Вот одно светило, вот — другое, — объяснил Костя, показывая на синяки под глазами Салама.

— Извините, я же не знала, — смутилась медсестра и вышла из палаты.

— Кость, и не стыдно тебе девушку смущать. Она же новенькая, еще никого не знает, — попыталась я пристыдить Лазарева. — Ты вспомни нас, когда мы сюда только пришли.

— О, я вижу, ты Салама закормить решила. Никогда не думал, что вы с Леной Михалевой так похожи.

— Я же не сырниками его закармливаю.

— Ну что, Салам, как дела? Ну как Бидструп? — спросил Костя, увидев на тумбочке книгу.

— Не очень.

— Ой, можно посмотреть? — попросила я. — А тут что — одни картинки?

— А ты не слышала о карикатуристе Бидструпе? — спросил Костя с недоверием.

— Извини меня, не все росли в интеллигентных семьях. Ладно, пойду я. Салам, чтобы все съел.

— Хорошо.

Вскоре пациенты не заставили себя ждать, и к нам привезли молодого человека, которого сбила машина. Вместе с ним была девушка.

— Пустите меня с ним. Мы любим друг друга. Он меня оттолкнул, а сам под машину попал. Если с ним что-нибудь случится, я этого не переживу, — кричала она.

— Девушка, успокойтесь. Наши врачи сделают все возможное, — попыталась успокоить ее Нина.

— Нин, я возьму его, — сказала я.

— Хорошо.

По пути в смотровую мне встретился Костя.

— О, отлично. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Ты свободен?

— Пока да.

— Отлично, поможешь мне с парнем. Ты не знаешь, Куликов сейчас свободен? Боюсь, у этого парня несколько переломов.

— Мне кажется, да.

— Все просто прекрасно.

В смотровой выяснилось, что этому парню повезло. Он отделался всего тремя переломами, несколькими ранами и гематомами. Спустя пятнадцать минут я, Костя, Куликов и Таня были уже в операционной. Слава Богу, все протекало нормально, и через некоторое время операция благополучно закончилась.

— Ну, друзья, спасибо за помощь. Без вас я бы не смогла, особенно без вас, Сергей Анатольевич.

— Ничего, там переломы пустяковые. Скоро все срастется, — сказал Куликов.

— Да, этот парень родился в рубашке. Пойду его девушку обрадую, — сказала я.

— Что с Васей? Он жив? — спросила меня девушка с тревогой.

— Да. Мы его только что прооперировали. Скоро он должен прийти в себя, и к нему можно будет пускать посетителей. Но сейчас к нему пока нельзя.

— Слава Богу, что он жив. Я уже вся испереживалась, пока операция шла. Понимаете, я его очень люблю. Я даже с отцом поссорилась из-за него. Он хотел, чтобы я встречалась с сыном его друга, а я с Васей познакомилась. Он в Москву из Твери приехал учиться. Он сразу в меня влюбился, а я сначала его не замечала, но потом поняла, что люблю его. А сегодня мы шли по пешеходному переходу, и вдруг резко появилась какая-то машина, и он меня оттолкнул, а сам попал под машину. Я не представляю, что было бы, если бы с ним что-нибудь случилось.

— Не волнуйтесь, все самое страшное позади.

— Кира Кирилловна, тот парень очнулся, — сказала Таня, подошедшая ко мне.

— Девушка, можно мне к нему? Хотя бы на пять минуточек.

— Ладно, но только со мной.

Больной был в полном порядке.

— Здравствуйте, как вы себя чувствуете?

— Вроде нормально. Только левый бок болит и левая нога.

— Ничего страшного. У вас там переломы, но они не опасны. Скоро они заживут.

— Со мной была девушка. Вы не знаете, она не пострадала?

— Вася, — кинулась к нему возлюбленная.

— Катя, ты цела.

— Да. А еще я запомнила номера у той машины. Я этого водителя засужу. А ты выздоравливай, я хочу, чтобы у меня был здоровый муж. А завтра я тебе суп принесу. Сегодня надо будет бульон сварить. Тебе же надо сил набираться.

Я с удовольствием наблюдала за влюбленными. Что-то в тот момент в поведении девушки показалось мне знакомым, но тогда я не обратила на это внимания и отправилась на субботник.

Как ни странно, на площадке я увидела всего трех человек: Брагина, Костю и Куликова.

— Да, народу я вижу полно.

— Так, Серова, меньше разговоров — больше работы.

— Олег Михайлович, я, между прочим, единственная девушка из присутствующих. Меня надо беречь.

Так мы приступили к работе. Правда, больше работала я, а мужчины больше дурачились.

Когда я уже собиралась ложиться спать, я неожиданно поняла, что в поведении девушки мне показалось знакомым. Я увидела в той девушке саму себя, когда узнала о беде, которая произошла с Саламом. В этот момент я стала уговаривать сама себя, что тогда я переживала за друга. И тут я задумалась: в последнее время я думаю о Саламе чаще, чем раньше. Даже когда я была замужем, о своем муже я думала реже. Вот и сегодня я встала с утра пораньше и сварила Саламу суп. Тут я поняла, что за все это время Салам успел стать для меня не просто другом. Но я быстро отогнала от себя эти мысли. Слишком разными мы были. Да и боюсь, его семья будет не рада такой невесте, как я. С этими мыслями я и заснула.

Салам постепенно шел на поправку. Единственное, что меня беспокоило — его обидчик Савва слишком легко отделался. Наверняка, он сейчас снова наслаждается жизнью и не вспоминает, что по его вине едва не погиб человек. Поэтому, как только у меня выдалась возможность, я решила зайти к нему домой. Если уж Салам так и не стал заявлять на него в полицию, то пусть, хотя бы поблагодарит и попросит у него прощения.

Дверь мне открыла женщина лет сорока.

— Здравствуйте, Савва дома?

— Нет, он ушел.

— Понятно, значит, опять пошел бить лица другой национальности. Надо будет предупредить своих коллег-врачей, что ваш сын прибавит нам работы. А вы знаете, что ваш сын едва не сделал инвалидом моего друга всего лишь за то, что он — дагестанец?

— Дорогая, кто там?

К двери подошел мужчина, показавшийся мне знакомым.

— А я вас помню. Вы отец Саввы?

— Да. А вы, кажется, врач из Склифа? Если вы пришли разговаривать о вашем друге, то это напрасно. Юля больше с ним не встречается. Заявления в полицию не было.

— Конечно. Разве мог Салам посадить в тюрьму брата своей любимой девушки? Так что ваш сын очень легко отделался. Поэтому я пришла к вам, чтобы достучаться до его совести. Но, глядя на вас, понимаю, что это напрасно. До свидания.

Я нашла Савву во дворе.

— Вот где ты прячешься.

— А, ты та врачиха из Склифа. Как твой дружок Салам поживает?

— А это ты сам у него завтра спросишь, заодно поблагодаришь за то, что сейчас на свободе, и попросишь прощения.

— А с чего это я должен завтра ехать к нему в больницу? Вы с Юлькой меня уже достали своим Саламом. Я виноват, что он не понимает предупреждений?

— А ты, я вижу, понимаешь, — сказала я и со злостью ударила Савву по лицу. — Слушай меня сюда. Если завтра я не увижу тебя у Салама, то у тебя начнется такая веселая жизнь, по сравнению с которой тюрьма тебе покажется раем.

— Вот приду я завтра, а твой другой дружок тоже на меня с кулаками набросится.

— Не волнуйся, я с ним как-нибудь договорюсь. Хотя, как врач, могу сказать: тебе это будет полезно. До завтра.

Утром я отправилась на работу с надеждой, что вчерашний разговор повлиял на Савву, и он все-таки придет к Саламу.

— Приветик, Нин. Пациентов пока не привозили?

— Тебе пока никого не привозили.

— Отлично, — сказала я, расписываясь в журнале. — Значит, ничто не помешает мне провести обход.

— А что у тебя с рукой? — заметила Нина мою сбитую во вчерашнем разговоре с Саввой руку.

— Да так. На шкаф в темноте наткнулась.

Тут к нам подошел Савва. На его лице красовался след от моего кулака.

— Здрасьте, можно к Гафурову?

— Что, соскучился? — спросила Нина

— Смешно.

— Грустно.

— Нин, пропусти его. Пусть прощения попросит.

Савва ушел, а Нина сказала мне:

— Видно, сильно ты этот шкаф ударила.

— Ну ладно, Нин. Я пошла работать.

После обхода я решила снова зайти к Саламу, который пока не мог отойти от разговора с Саввой.

— Привет, Салам. Как самочувствие?

— Кир, это ты привела сюда Савву?

— Ну да, я. Просто мне больно смотреть на то, как ты лежишь здесь под капельницей, а он живет припеваючи. Хотя, судя по твоему расстроенному лицу, я понимаю, что зря так поступила.

— Не зря. Я простил его, но руку так ему и не подал. Пускай живет своей жизнью. Кир, а у Саввы на лице синяк. Это случайно не ты его ударила?

— Нет, — соврала я. — Наверное, снова орудовал со своими дружками. Я последний раз дралась еще в детском доме, это если не считать моих подзатыльников Лазареву. А один раз, на первом курсе меда, Костя резко подошел ко мне сзади, чтобы напугать. А я от испуга резко дернула головой назад. Он потом месяц с синяком ходил и неделю со мной не разговаривал, хотя был сам виноват.

Салам рассмеялся.

— Да, Кир. С тобой и с Костей не соскучишься.

— Зато мы умеем поднимать настроение.

— Кир, а что у тебя с рукой?

— Случайно, об шкаф ударила, — соврала я.

Но, судя по взгляду, Салам мне так и не поверил. Тут в палату зашла Нина.

— Кир, тебя там мать ищет.

— Ладно, Салам. Еще увидимся сегодня.

Услышав о матери, я заволновалась, уже зная, в каком состоянии увижу ее.

— Нин, она сильно пьяна? — спросила я, пока мы шли к приемной.

— На ногах вроде держалась. Кир, я до последнего ее не пускала.

— Ладно, спасибо тебе.

Нина была права. Мама действительно еще стояла на ногах, но ее речь уже была бессвязной.

— Кирочка, доченька, я так по тебе соскучилась.

— Сколько раз тебе говорить, не приходи ко мне на работу пьяной, — сказала я, с трудом скрывая раздражение.

Как назло, в этот момент из кабинета вышла Павлова и направилась к приемной.

— Пойдем, на улице поговорим, — сказала я и повела мать с собой.

— Доченька, а почему к тебе нельзя приходить на работу?

— Потому что мои пациенты будут рады, когда узнают, что их будет оперировать дочь алкашки.

— Кира, мне нечего есть.

— Как нечего есть? Я привозила тебе месячный набор продуктов неделю назад. Ты их что, уже съела? Кстати, откуда у тебя деньги на спиртное? Ты что, продала продукты?

— Доченька, мне было очень плохо. Очень нужно было выпить.

— Офигеть. Я половину зарплаты трачу на эти продукты, а ты меняешь их на водку. Еще раз про это узнаю, больше к тебе никогда не приеду. Выживай как-нибудь сама, как и я до тринадцати лет.

— Кира, дай денег. Я обещаю, я куплю на них продукты.

— А где гарантии, что ты не купишь на них паленую водку?

Мама серьезно задумалась, но так и не ответила мне.

— Понятно, гарантий нет. Контролировать себя ты не можешь. Поэтому, скорее всего, эти деньги ты пропьешь. На это я деньги не дам. Они мне самой нужны. Все, мне надо работать.

Мать отправилась домой, а ко мне подошел Костя.

— Привет, Кир.

— Привет, Лазарев. Ты где сегодня целый день пропадал? Я тебя по всему отделению искала.

— Просто, пока ты бездельничала, я рюмку из желудка доставал. Прикинь, один пациент на спор проглотил.

— Понятно, один балбес оперировал другого.

— Ох, ну и стерва ты, Серова.

Наш разговор прервала проходившая мимо Павлова.

— Здравствуйте, Кира Кирилловна. Здравствуйте, Константин Германович. Как тот мужчина с рюмкой?

— Состояние удовлетворительное.

Тут мы с Костей увидели Савву. Лазарев быстро подбежал к нему.

— Ты что здесь делаешь? — спросил он гневно.

— Меня подружка твоя сюда привела.

Костя ударил его, и началась драка. Мне и Павловой с трудом удалось ее остановить.

— Эй, мы так не договаривались, — крикнул мне Савва и ушел.

Павлова ушла, перед этим пригрозив Косте увольнением.

— Вот за этим я тебя и искала. Он приходил просить прощения у Салама. Я хотела тебя предупредить, но не успела. Блин, Лазарев, на фига ты его при Павловой ударил? Мало мне избитого Салама и матери-алкашки, так мне еще тебя надо от увольнения спасти. К Саламу в таком виде не ходи. Он уже и так мою руку видел и не поверил, что я ударила ее об шкаф.

— Стой, так этот синяк — твоя работа? Ты же говорила, что последний раз дралась в детском доме? Это ты из-за Салама сорвалась? Ты не влюбилась в него случайно? Я еще думаю, что это она у Салама целыми днями сидит.

— Кость, хватит выдумывать, — сказала я, пытаясь скрыть волнение.

— А чего же тогда покраснела? Да, из вас получится самая необычная пара.

— Вот что за человек. Его увольняют, а он ржет над своей лучшей подругой. И попробуй только об этом сказать Саламу. Узнаю — убью.

Вечером мы с Костей узнали, что к Саламу приехала мама, и решили к нему зайти. Салам ел привезенные вкусности, пока его мать отошла.

— Привет, где мама? Вижу, что приехала, — сказал Костя.

В это время в палату вошла мама Салама.

— Знакомьтесь, это моя мама — Венера Халиловна, а это Кира и Костя — мои лучшие друзья.

— Что ж вы так плохо смотрели за ним, лучшие друзья?

На этот вопрос нам с Костей нечего было ответить. Каждый из нас чувствовал свою вину.

— Согласен, плохо, — наконец-то заговорил Костя.

— Наша вина — признаем, — добавила я.

— Ничего, скоро домой поедем. Я буду за ним присматривать. Сынок, я пойду тебе чайник поставлю, — сказала Венера Халиловна и вышла.

Новость о скором отъезде Салама огорчила меня, но я изо всех сил пыталась скрыть свои чувства. Получалось это с трудом, и я не выдержала и спросила:

— Ты скоро уедешь?

— Да, через неделю. Брагин разрешил.

— А ты вернешься? — спросил Костя.

Тут Салам заметил ссадину на лице Лазарева.

— А что у тебя с лицом?

— Поскользнулся во время секса.

— Не слушай его, Салам, просто во время постановки диагноза у клиента у нас возникли разногласия. Теперь у него такое лицо, а у меня такая рука.

Мы дружно засмеялись. В палате Салама мы просидели еще целый час.

Но этот час быстро пролетел, и пришло время возвращаться домой. Костя вызвался меня подвезти.

— Ну что, Кир, тебе осталась неделя, чтобы признаться Саламу, — сказал Лазарев, когда мы сели в машину.

— Кость, может хватит.

— Кир, чего ты боишься? Салам к тебе хорошо относится. Одно время он даже был влюблен в тебя.

— Это когда же?

— Салам говорил, что когда ты брала его с собой покупать свадебное платье. Но ты тогда любила своего, теперь уже бывшего мужа, а потом появилась Юля. Кстати, со своим бывшим ты была посмелее. Вы с ним до свадьбы встречались всего три месяца.

— Я тогда хотела тебя позлить и не заметила, как влюбилась в Федора. Врешь ты всё, никакая я не трусиха. Вот завтра возьму и признаюсь.

— Ага, так я и поверил.

В ответ я лишь зло посмотрела на Костю, в душе прекрасно понимая, что он прав. У меня так и не хватит смелости признаться Саламу в своих чувствах.

Костя был прав. За прошедшие с того дня шесть дней я так и не решилась признаться Саламу в любви. Возможно, во мне говорил распространенный у нас, девушек, стереотип, когда первым признаваться в любви должен мужчина. Так было у меня и с Костей, и с моим бывшим мужем. Да и найти время поговорить с Саламом наедине, было крайне затруднительно. Целый день у него была его мама, а у меня по-прежнему было очень много пациентов. Каждый день у меня было по две операции. Все шесть дней и ночей во мне боролись два желания: задержать Салама в Москве и сделать все, чтобы Венера Халиловна не узнала, что в её сына влюбилась разведённая дочь алкоголички. Я прекрасно помнила, как сначала на меня отреагировали Костины родители. А ведь московские семьи отличаются большей демократией, чем кавказские.

Такое же противоречие было у меня и сегодня, в день отъезда Салама. Поэтому первым делом, как только я пришла на работу, я сделала то, что привыкла делать в стрессовых ситуациях. Я стала есть принесённые из дома продукты. Но скоро моему скромному уединению с едой помешали вошедшие в ординаторскую Брагин и Лазарев.

— О, опять блинчики уплетаешь! Вот как так можно — столько есть и иметь такую стройную фигуру? Загадка, — как всегда подколол меня Брагин.

— Что за фамильярности, Олег Михайлович? Надо вот как говорить: "Здравствуйте, Кира Кирилловна. Изволили откушать? Приятного вам аппетита", — не осталась я в долгу.

— Отлично. В следующий раз так и скажу.

Тут в ординаторскую зашла Нина.

— Михалыч, там мальчика с оторванной стопой привезли.

— Олег Михайлович, вам нужна помощь? — спросили мы с Костей хором.

— Пока нет. Если что, я позову, — сказал Брагин и вышел вместе с Ниной.

— Ну что, Кир, готова к признанию? — спросил Костя.

— А с чего это я должна признаваться первой? Вообще-то первым должен признаваться мужчина. Я подожду, когда Салам влюбится в меня и признается первым.

— И произойдёт это после десяти лет телефонных разговоров. Зная вас с Саламом, всё произойдёт именно так.

— Вот спасибо тебе, Лазарев. Умеешь же ты испортить настроение, тем более, когда его и так нет. Вот сейчас пойду и признаюсь, — сказала я и уже собралась выйти из ординаторской.

Но как назло дверь открылась, и в ординаторскую заглянула Таня Третьякова.

— Кир, тебя Брагин звал. Сказал, что это твой контингент. Срочно во вторую операционную

— Хорошо. Вот видишь, Кость, всё против меня, — сказала я и пошла вместе с Таней на операцию.

То, что я увидела, поразило меня. На операционном столе лежал мальчик лет десяти. На его левой ноге действительно не было стопы, а то, к чему она ещё недавно была присоединена, представляло ужасное зрелище.

— Ну и где же это мой контингент? — с ужасом спросила я.

— Мальчик из детского дома. Как мне рассказали его друзья, они где-то баловались на железнодорожной станции. И вот результат, — дрожащим голосом ответил Брагин.

— А стопу привезли?

— Привезли. Слава Богу, в скорой всё правильно сделали. Её удалось сохранить. Ну что, рискнём? Делаем реплантацию?

— Ну да. Боюсь, без стопы он отправится в специальный интернат, в котором он проживёт всю жизнь. Детей-инвалидов в нашей стране не любят усыновлять.

— Ну и отлично, знал, что ты согласишься. Поехали?

— Есть, командир.

Тут к нам присоединился Куликов.

— Михалыч, Кира, моя помощь нужна?

— Если не будешь всю операцию ныть, что стопа не приживется, то нужна.

— Хорошо.

Операция длилась несколько часов и проходила тяжело. У мальчика один раз была асистолия, но затем, слава Богу, всё пришло в норму. Это была поистине ювелирная работа. Сначала надо было тщательно подготовить материал для реплантации, затем соединить кости, а дальше зашить связки, мышцы и ткани. Но, к счастью, пока состояние мальчика было стабильным. Надо будет проследить за дальнейшим его состоянием, и тогда станет ясно: сможет ли он без проблем ходить.

Когда я вышла из операционной, до отъезда Салама оставалось уже полчаса. Брагин отправился писать ему выписку, а я пошла в палату, в которую я в последнее время ходила, как на работу. Там я застала не только Салама, но и Венеру Халиловну.

— Кира, Олег Михайлович уже освободился? — спросила она.

— Да, выписка скоро будет готова. Брагин уже в ординаторской.

— Спасибо вам, Кира. Салам мне много о вас рассказывал.

— Плохого или хорошего?

— Хорошего, конечно же. А что о вас можно рассказать и плохое?

— Да нет, насчёт плохого я пошутила.

— Ещё Салам рассказывал, что ему перелили вашу кровь. Спасибо вам. Если бы не вы, не знаю, что сейчас бы было, — сказала Венера Халиловна сквозь слёзы.

— Успокойтесь, не надо плакать. Это вам спасибо за сына.

Венера Халиловна вышла в ординаторскую.

— Представляешь, Салам, я сейчас вместе с Брагиным и Куликовым спасла детдомовского мальчика от ампутации.

— Ты молодец. Я в тебе никогда не сомневался.

— Даже не знаю, что я буду делать после твоего отъезда. Без тебя мы с Лазаревым переубиваем друг друга.

— Я буду скучать по вам с Костей.

— А по кому больше?

— По тебе. Ты красивее.

— Спасибо за комплимент. Правда, зачем мне эта красота, если моя мать опять ушла в запой, — сказала я, едва не плача.

— Успокойся, Кир. Не плачь. Я буду тебе звонить каждый день, — Салам обнял меня.

— Ловлю на слове. Чтобы звонил мне каждый вечер в девять часов.

— Хорошо.

Тут к нам зашёл Костя.

— О, уже обнимаетесь.

— Мой единственный друг уезжает. Имею право его обнять, — ответила я Косте.

— А я уже больше не твой друг?

— А на тебя, Лазарев, нельзя надеяться.

— Ну ладно, Салам. Я буду очень сильно скучать. Выздоравливай и возвращайся быстрее, а то меня Кира убьёт.

— Знаешь, Лазарев, иногда ты ведешь себя так, что убить тебя мало, — сказала я.

— Пока, Кость. Пока, Кир. Я буду по вам очень сильно скучать.

В палату зашла Венера Халиловна.

— Здравствуйте, Костя. Салам, я забрала выписку. Давай одеваться.

— До свиданья, Венера Халиловна, — сказали мы с Костей и вышли из палаты.

— Ты так и не сказала ему?

— Нет. А что, разве не видно? Зато Салам обещал мне каждый день звонить.

— Да, кажется, всё складывается так, как я и обещал сегодня утром.

— Будешь каркать — всё сложится так, как ты говорил сейчас у Салама в палате. Ты не доживёшь до его возвращения.

— Ладно, Кир, беру свои слова обратно.

Вскоре Салам вышел вместе со своей мамой. Пока шаги давались ему с трудом, но я знаю, что его трудолюбие поможет ему окончательно встать на ноги. Мы с Костей проводили его до такси, которое вскоре увезло его на вокзал.

Я ещё долго смотрела машине вслед. На моих глазах невольно появились слёзы.

— Кир, пойдём уже. Ты что, плачешь?

— Блин, Лазарев, если ещё и тебя уволят, что мне делать?

— Езжай в Махачкалу.

— Кость, я люблю его. Но как его семья на меня отреагирует? Ты же знаешь, какое у всех отношение к детям из неблагополучных детей. Вспомни, как у меня одна пациентка просила заменить ей врача, потому что она не хотела, чтобы её лечила выпускница детдома.

— А мне кажется, ты напрасно себя накручиваешь. Мама Салама прекрасно к тебе относится.

— Потому что, она не знает, что я мечтаю быть её невесткой. Извини, Кость, мне надо побыть в одиночестве.

Лазарев ушёл, а я осталась стоять на крыльце. Только что уехал человек, которого я люблю, и виновата в этом была я сама.

После отъезда Салама я целиком ушла в работу и каждый день делала по несколько операций. Каждый вечер я ждала только одного. Когда мне позвонит Салам, который стал у себя на родине заведующим отделением. Теперь я постоянно шутила, что, когда окончательно рассорюсь с Павловой, то уеду в Махачкалу, и он возьмет меня на работу. Тем более основания для этого были. После того, как в нашем отделении появился сын Павловой, наши с ней отношения испортились. Артем был настоящим маменькиным сынком и не очень хорошим ординатором. А однажды он едва не угробил моего пациента, после чего я на него наорала, не стесняясь в выражениях. С тех пор Артем начал мне мстить и даже сказал своей матери, что я ворую дорогостоящий препарат. Узнав об этом и имя настоящего виновника, Костя решил взять всю вину на себя. И, если бы Хромов не признался, то мой друг не избежал бы увольнения. Я долго не верила, что именно Иван Николаевич воровал этот препарат, но судя по тому, как он переживал за своего сына страдающего наркоманией, я понимала, как ему тяжело. Ведь на моих глазах так же погибала моя мать.

Именно ей я решила посвятить свой сегодняшний выходной. Но когда я приехала, мать долго не открывала мне дверь. Тут я поняла, что случилось страшное. Когда мой бывший тесть, живший по соседству, помог мне вышибить дверь, я сразу же бросилась к матери. Она была без сознания. Рядом валялись пустые бутылки от дешевой водки, что помогло мне догадаться, что моя мать отравилась. Я сразу вызвала скорую, при этом, пытаясь привести ее в чувство. При этом я заметила желтоватый цвет на коже моей матери. Это показалось мне подозрительным.

Очнулась мать только в скорой.

— Доченька, что со мной? Куда меня везут?

— Ко мне в Склиф. Я обнаружила тебя без сознания. Ты отравилась. Кстати, не мешало бы тебе проверить и печень. Мне не нравится твой цвет кожи.

— А что с ним не так?

— Кожа не должна быть такой желтой. Я промою тебе желудок, а затем проведу обследование. У тебя нет никаких жалоб?

— Нет.

Тут мы наконец-то приехали.

— Привет, Нин. Какая-нибудь смотровая свободна?

— Вроде вторая была свободна. А чего это ты приехала? У тебя же сегодня выходной? — тут Нина увидела на каталке мою мать. - Ой, Господи. Что с ней?

— Отравление, и возможно что-то с печенью. Нин, и позови, пожалуйста, свободную медсестру.

— Хорошо.

После промывания желудка я быстро повезла мать сдавать анализы, а затем повезла ее на УЗИ, которое показало большое количество жидкости в ее животе. А компьютерная томография показала: у моей матери страшный диагноз. Подтвердили это и результаты анализов.

Узнав об этом, я сразу спросила у матери.

— Почему ты меня обманула, что у тебя нет никаких жалоб? Ты знала про цирроз печени?

— Догадывалась, но не хотела тебя беспокоить. Я знаю, что ты до сих пор меня не простила. Да и я себя тоже. Ты знаешь, как я себя виню, за то, что тогда с тобой произошло? Так что, это мое наказание.

— И домолчалась до того, что у тебя последняя стадия. Тебе поможет только пересадка печени. А это очень дорогая операция. Чувствую, мне придется продавать свою квартиру. Блин, я тоже хороша. Врач, а то что у тебя — цирроз, даже не замечала. Ведь, судя по КТ, он у тебя уже очень давно.

— Ты здесь не при чем. Это я во всем виновата. Лучше не делать мне операции, ведь я не могу не пить. Это единственный способ заглушить всю эту боль, что накопилась в моей душе.

— Нет, ты бросишь пить. И операцию я тебе сделаю. Я виновата, поэтому сделаю все, чтобы ты прожила как можно дольше.

— Спасибо тебе, Кирочка.

Тут я впервые за долгие годы обняла свою мать. Несмотря на все свои обиды, я по-прежнему продолжала ее любить и до сих пор с грустью вспоминала то время, когда она не была зависима от алкоголя.

В ординаторской я еще раз просмотрела результаты обследований, которые были неутешительны, но я продолжала верить в чудо, что мою мать удастся спасти. Тут зашел Костя со счастливым выражением лица.

— Привет, Кир. Ты чего здесь забыла? У тебя же сегодня выходной?

— Давай я потом расскажу. Просто мне не хочется портить твое хорошее настроение. Кстати, ты чего такой счастливый? Неужели, наш Костик влюбился? В кого же? Неужели в ту учительницу?

— Твоя проницательность всегда меня поражала. Как ты догадалась?

— Просто в последнее время ты ведешь себя как взрослый человек. Видно что с тобой проделали огромную педагогическую работу.

— Да ну тебя.

Тут к нам зашла Нина.

— Кость, тебя Брагин звал. Там мужчину с сильными болями в животе после несчастного случая привезли. Только сегодня утром у нас был. Что случилось, не понимаю.

— Хорошо.

— Нин, а там моя помощь не нужна?

— Судя по его состоянию, лишние руки там не помешают.

Так мы с Костей оказались в операционной. На столе лежал немолодой таджик с острым каловым перитонитом. Несмотря на все наши усилия, мужчину так и не удалось спасти. Самое страшное, что еще утром ему можно было помочь, но Артем Павлов не стал его обследовать и отпустил его умирать.

— Вот как так можно было. Не сделать человеку с острыми болями в животе УЗИ? — сказал Костя, когда мы вышли из операционной.

— Просто не царское это дело — таджиков осматривать. Я не удивлюсь, если этот Артем после него еще руки мыл полчаса. Хорошо, что Брагин пошел его приводить в разум. Я бы Павлова придушила вот этими самыми руками.

— Кстати, Кир. Ты так и не рассказала, что забыла здесь в свой выходной?

— Просто я сегодня к матери поехала и обнаружила ее без сознания. А потом я обследовала ее и узнала, что у нее цирроз печени. Ей срочно нужна пересадка печени. Как ты думаешь, если я продам свою квартиру, на операцию хватит?

— И ты думаешь, что она бросит пить?

— Я сделаю все, чтобы она прожила как можно дольше.

Когда я уже собиралась идти домой, то неожиданно увидела Хромова, который лежал у регистраторской стойки и рыдал.

— Иван Николаевич, что случилось?

— Мой Гриша. Он умер.

Я стала успокаивать Хромова, хотя прекрасно понимала, что такую трагедию очень тяжело пережить, ведь нет на свете ничего страшнее, чем потерять своего ребенка. В этот момент я окончательно поняла, что сделаю все, чтобы спасти свою мать.

С того самого дня началась моя борьба за жизнь матери. Самая главная сложность заключалась не в том, чтобы собрать деньги и найти подходящего донора. Отдать часть печени на пересадку могла и я, как единственный родственник. К тому же у нас была одна группа крови и одинаковый резус-фактор. Дело в том, что мама отказывалась давать согласие на операцию по пересадке печени. И никакие мои уговоры так и не смогли ее убедить.

Я по-прежнему продолжала целыми днями сидеть на работе. Сразу после всех операций я бежала к матери. Так было и вчера в мою смену. Проснулась я сегодня в ее палате.

— Доброе утро, Кирочка. Может, тебе уже хватит спать на стуле?

— Доброе утро, мам. Ничего, я уже привыкла. Как ты себя чувствуешь? Тебе уже лучше?

— Да, немножко получше. Знаешь, Кир, я согласна на операцию, но только не хочу, чтобы ты была моим донором. Вдруг что-то не получится, а ты напрасно отдашь свою часть печени.

— Ну-ка быстро бросила панику. Ничего не случится. Если ты не будешь пить, то проживешь еще долгое время. А я прослежу за тем, чтобы ты не пила. Между прочим, ждать чужую донорскую печень очень долго. А с моей печенью можно хоть завтра операцию проводить.

— Но ведь если ты станешь донором, то не сможешь провести операцию. А я так хочу, чтобы ее сделала ты. Пока я здесь лежу, такого про тебя наслушалась. Знаешь, как мне сразу становится хорошо, когда твои пациенты тебя хвалят. Кирилл тоже был хорошим врачом. Этим ты пошла в него. Интересно, как он сейчас?

— Может хватит про отца. Ему же неинтересна твоя жизнь, вот и ты его забудь. Ладно, еще раз хорошенько все подумай насчет операции, а я пойду. Моя смена подошла к концу. Сегодня еще у мамы Кости день рождения. Я обещала помочь. Пока.

— Пока, Кирочка.

Когда я вышла из маминой палаты, то заметила Хромова, который до сих пор не пришел в себя после смерти сына. Мне было больно на него смотреть, ведь он пережил настоящую трагедию. В этот раз что-то в его поведении показалось мне странным, и я решила за ним проследить. Иван Николаевич зашел в ординаторскую, и я незаметно прошла вслед за ним. Оказалось, Хромов спрятал в своем шкафчике спиртное и, когда ему вновь становилось тяжело, приходил сюда выпивать.

— Иван Николаевич, что вы делаете?

— Здравствуйте, Кира. Если бы вы знали, как мне тяжело.

— Иван Николаевич, я прекрасно понимаю, что в вашей жизни произошло такое горе. Но спиртное, тем более, на работе — это не самый лучший выход. А если Павлова заметит ваше состояние? А если вы в таком состоянии не сможете спасти пациента. Вы же сами себе этого никогда не простите. Ну-ка, дайте мне вашу фляжку.

Я отобрала у Хромова фляжку и вылила содержимое в раковину.

— Вот так-то лучше, Иван Николаевич. Вы лучше приходите сегодня на день рождения к Марии Валерьевне. Может быть, так вам будет легче. И никогда больше не пейте. Моя мать тоже так заглушала боль, а теперь лежит здесь с циррозом печени. До свидания. Надеюсь, увидимся у Марии Валерьевны.

Я вышла из ординаторской. Тут я неподалеку услышала очень знакомый голос с акцентом, который за последние месяцы успела полюбить. А скоро я увидела и самого Салама.

— Кира, привет, — поздоровался Салам.

— Саламчик! — бросилась я к нему с радостным криком. Надо сказать, что в последний раз я так радовалась на дне рождении Нины. — Я так соскучилась.

— Я тоже.

— Вот, Серова, а мне ты так никогда не радовалась, — грустно заметил Костя.

— Просто ты никогда от меня не уезжал на несколько месяцев. А по Саламу я соскучилась. Тебя Нарочинская заставила приехать? — спросила я у Салама.

— И это тоже. А на самом деле я сбежал со своей собственной свадьбы. Представляешь, моя мама хотела меня женить на соседке. А она весит 120 кг.

— Эх, а я уж подумала, что ты по мне соскучился.

— Это вторая причина моего приезда. Кстати, моя мама передавала тебе огромный привет, банку варенья. И еще она сказала, что отпускает меня только потому, что здесь за мной присмотришь ты.

— Спасибо ей. А за тобой я обязательно присмотрю. Теперь я сделаю все, чтобы ты здесь только работал, а не лечился. Ладно, я пошла переодеваться. Надеюсь, что мы встретимся все вместе на дне рождении Марии Валерьевны.

Когда я уже вышла из больницы, то снова увидела ребят. Оказалось, что Костя искал свою сбежавшую пациентку. За то время, пока я переодевалась, Лазарев успел предложить Саламу пожить у него, и Салам после долгих отказов все-таки согласился. Теперь мы вдвоем направлялись к маме Кости.

— Кир, а как твоя мама? Мне Костя рассказал про ее диагноз.

— Блин, ну Лазарев и трепло. Я же просила его не рассказывать. Просто мне не хотелось грузить тебя своими проблемами. Моей маме нужна пересадка печени, но она пока согласна на донора с мертвым мозгом. Я предлагала ей свою часть печени, но она не хочет. Блин, я уже для своей квартиры покупателя нашла, а мать на операцию пока никак не уговорю. Знаешь, я сейчас тебе все рассказала, и у меня на душе сразу стало легче. Спасибо тебе.

— Это тебе спасибо. Если бы не ты, то я бы не восстановился. Знаешь, я еще очень сильно скучал по твоей еде. Ты очень вкусно готовишь.

— Ты — первый мужчина, который хвалит мою еду. Мне даже Костя с бывшим мужем такое не говорили.

— Серьезно?

— Да. Надеюсь, хотя бы сегодня Мария Валерьевна с ее гостями меня тоже похвалит.

Так в разговорах время прошло незаметно, и скоро мы уже были у Марии Валерьевны. За всю дорогу я так и не решилась признаться Саламу в своих чувствах, которые нисколько не угасли после его отъезда, а после его возвращения стали еще сильнее.

День рождения Костиной мамы прошел хорошо, даже несмотря на то, что Костя задержался на операции и так и не смог приехать. Не дождались мы и Ивана Николаевича. Гостей приходилось веселить мне с Саламом. Надеюсь, нам это удалось. По крайней мере, Мария Валерьевна и ее подруги отметили мои кулинарные способности.

Когда я, Салам и Мария Валерьевна возвращались с праздника, то мы вдруг заметили лежащего на скамейке мужчину. Когда я и Салам подошли поближе, то узнали Ивана Николаевича. Он был сильно пьян. Хорошо, что в это время подъехал Костя, и мы быстро погрузили Хромова в машину. Надо было привести его в чувство. Костя обещал это сделать эффективно и навсегда. Пока Иван Николаевич лежал под капельницей, я решила позвонить своей матери.

— Алло, мам. Ты как?

— Все хорошо, доченька. Меня недавно укололи. Боли вроде поменьше стали.

— Ты подумала насчет операции?

— Да. Я не хочу рисковать твоим здоровьем. Я лучше подожду другого донора. Кстати, я взяла у одной из медсестер газету. Там пишут про твоего отца. Он лет двадцать назад ушел из медицины, и теперь он — успешный бизнесмен. Его зовут Кирилл Огнев.

— Мам, мне про него ничего не интересно. Этот человек предал тебя, а ты до сих пор им интересуешься.

— Зря ты так, а вдруг со мной что-нибудь случится?

— Мам, хватит вести эти дурацкие разговоры. Лучше думай о своем выздоровлении. После операции и твоей выписки я постараюсь все забыть и временно перееду к тебе, чтобы ухаживать. Ладно, спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Я положила трубку. Да, снова переехать в мамину квартиру будет непросто, но ради матери я постараюсь. Тогда я еще не знала, о том, что мамины страхи сбудутся.

Придя сегодня на работу, я первым делом отправилась к матери.

— Привет, мам. Как здоровье?

— Да, все нормально, — ответила она, но её лицо было очень печальным.

— Непонятно, почему мы тогда грустим?

— Я все думаю о Кирилле. У него все хорошо, свой бизнес, а я старая прожжённая алкашка, лишённая родительских прав.

— Так, ты опять думаешь об этом козле? Ты отдала газету?

— Нет.

— Тогда давай газету. Я сама её отдам. А про него больше не думай. Хватит того, что он уже испортил тебе жизнь, — сказала я и, взяв газету, вышла.

Пока я относила газету, по дороге мне попался Брагин.

— Привет, Кир. Появился подходящий донор для твоей матери. Если ты хочешь спасти ей жизнь, то начинай подготовку.

— Хорошо, пойду мать обрадую. Олег Михайлович, вы будете мне ассистировать?

— Да, только из-за того, что я к тебе нормально отношусь. Иди уже к матери. Хватит здесь лясы точить.

Я быстро вернулась к матери в палату.

— Мам, готовься. Мы нашли тебе донора. Через несколько часов приступим к операции. Правда, перед этим необходимо будет провести некоторые исследования. Кстати, с этой минуты я запрещаю тебя кормить. Надеюсь, тебе не надо объяснять почему.

— Да, все понятно.

Тут в палату зашёл Салам.

— Здравствуйте, Людмила Ивановна. Как вы себя чувствуете?

— Хорошо. К операции вот готовлюсь.

— Желаю удачи. Кир, ты не поможешь мне с пациенткой?

— Для тебя всё, что угодно.

Я пошла вместе с Саламом, чтобы разговорить его пациентку, которая никак не хотела сознаваться, где получила сильнейший ожог ноги второй степени. Мне удалось вызвать её доверие, и она призналась мне, что получила свою травму на работе, в сауне. Во время обслуживания клиента, она так увлеклась работой, что только сильная боль в ноге позволила ей заметить, что она случайно засунула ногу в кипяток.

Оказав Саламу помощь, я снова вернулась к матери.

— Хороший у тебя друг. Добрый. Ко мне хорошо относится. Не то что Костя. Хотя, после того, что с тобой тогда произошло, я бы тоже на его месте так к себе относилась.

— Мам, может, хватит. Я тебя уже давно простила. Пока готовься, а я пойду выпишу для тебя направления на обследования.

— Замуж тебе надо и детей рожать, а не со мной возиться. Думаешь, я не видела, как ты на Салама смотрела. Ты же любишь его. Почему не признаешься? Хотя я догадываюсь. Ты стесняешься меня.

— Мам, хватит говорить глупости. Я сделаю тебе операцию, и через полгода у тебя будет здоровая печень. Да и пить после операции запрещено.

— Кир, прости меня за всё. Знай, я по-своему, но всегда любила тебя.

— Всё, я здесь слишком засиделась. Готовься к обследованиям, — я вышла из палаты и даже не услышала, как мама вновь окликнула меня.

Когда с обследованиями было закончено, я тщательно изучала полученные результаты. Наверное, где-то в глубине души я очень сильно волновалась. Поэтому я не сразу заметила, как вошёл Салам.

— Ой, Салам. Я тебя даже не сразу заметила. Как твоя пациентка из сауны?

— Состояние пока удовлетворительное. Я слышал, что ты сегодня будешь делать своей матери операцию. Тебе помочь?

— Буду рада, если поможешь. Правда, мне ещё Брагин будет ассистировать. Но в нашей профессии часто бывает так, что третий не лишний.

Нашей беседе помешала Таня, которая с испуганным видом забежала в ординаторскую.

— Кира Кирилловна, у меня пропал пузырёк со спиртом. Видимо, кто-то вытащил ключ незаметно, а потом подложил обратно.

Заподозрив неладное, я быстро побежала к матери. Вместе со мной пошёл Салам. Все мои опасения подтвердились, когда я обнаружила её без сознания, а рядом лежал тот самый пустой пузырёк от спирта. По внешним признакам было видно, что произошёл окончательный отказ печени.

— Таня, готовь операционную. И позови скорее Брагина.

Вскоре мы приступили к операции. Любое промедление могло привести к смерти, поэтому я делала всё возможное, чтобы спасти свою мать. Но иногда человек проигрывает схватку со смертью. В тот момент, когда мы уже были готовы вытащить печень, началась асистолия, и я, Брагин и Салам отошли от стола. В этот момент время для меня остановилось. Я молила только об одном, чтобы сердце моей матери вновь забилось. Но … чуда не произошло.

— Нет, тут уже ничем не поможешь, — сказал Неклюдов.

— Время смерти — шестнадцать часов пять минут, — произнесла я слабым голосом, а затем сняла шапку и маску и направилась в палату своей матери, мечтая, чтобы никто меня не видел.

В палате я увидела на тумбочке лист бумаги со знакомым почерком. Оказалось, мама перед смертью написала мне письмо:

«Здравствуй, Кирочка. Всю жизнь я виню себя за то, что поменяла тебя на выпивку. Просто только выпивка помогала мне заглушить всю свою душевную боль. Но все изменилось, когда тебя забрали в детский дом. Тогда я действительно пыталась завязать с алкоголем, но зависимость была сильнее меня. Я никогда не думала, что ты меня простишь, даже тогда, когда ты начала приезжать ко мне раз в месяц. Только за последний месяц мы снова стали очень близки, но я вижу, как тебе тяжело. Тем более меня вновь тянет к алкоголю. Я никогда уже не стану нормальным человеком, а только привяжу тебя к себе. А я хочу, чтобы ты наконец-то призналась своему любимому человеку, вышла замуж и родила ребёнка. Но никогда не повторяй моих ошибок. Будь счастлива и знай, что я всегда тебя любила. Не вини себя за мою смерть. Ты очень хороший врач, ведь ты до последнего билась за мою жизнь. Твоя мама».

После прочитанного я наконец-то дала волю своим чувствам. Я зарыдала. В последний раз я так плакала в тринадцать лет, после того, как меня изнасиловали. В этот раз было ещё больнее. Я никак не могла поверить, что больше не увижу свою мать, больше не поругаю её за злоупотребление алкоголем.

В таком состоянии меня и нашёл Салам.

— Как ты меня нашёл?

— Просто подумал, что ты точно захочешь побыть одна. Прими мои соболезнования.

— Салам, она специально выпила этот чёртов спирт. Она оставила мне письмо. Это я во всём виновата. Хоть она и написала, что я ни при чём, но я просто холодная бесчувственная скотина! — выкрикнула я.

— Кир, ты не такая. Ты до последнего пыталась спасти Людмилу Ивановну. Если бы ты была холодной и бесчувственной, то тебя бы не хвалили пациенты, — сказал Салам и присел ко мне.

Я прижалась к Саламу и вновь заплакала. Почему-то в этот момент мне стало легче.

— Кир, попей чай, — услышала я Костин голос.

Оказывается, пока я плакала, к нам незаметно подошёл Костя.

— Кир, вспомни, как ты поддерживала меня, когда у меня умер отец. Да, первое время очень больно, но жизнь продолжается.

— Кость, спасибо, но мне ничего в горло не лезет.

— Серова, быстро выпила этот чай.

После этого мне пришлось выпить чай. Мне действительно стало немного легче.

— Что помогло? Я же говорил. А теперь быстро домой. Павлова тебя отпустила. Между прочим, это я тебя отпросил, а ты знаешь, какие у нас с ней отношения.

— Спасибо, Кость.

— Кир, тебя проводить? — спросил Салам

— Нет, мне надо побыть одной и хорошенько выплакаться. Спасибо вам, ребят. Вы — настоящие друзья.

Как только я вернулась домой, я легла на диван и снова зарыдала. Хоть я и перестала винить себя в смерти матери, но от этого её не вернёшь. И от этого становилось очень горько.

Прошло две недели, за это время я успела похоронить мать, организовать поминки и начать ремонт в ее квартире. Не знаю, как бы я все пережила если бы не Костя с Саламом. Именно их поддержка позволила мне вынести это непростое испытание. За эти две недели я вдруг стала задумываться о том, что мне надо уйти из хирургии и из медицины вообще. Перед моими глазами до сих пор было мертвое лицо моей матери на операционном столе. Это отбивало у меня всякое желание продолжать свою хирургическую практику. Разумеется, Костя и Салам не поддержали это мое стремление. Но с моим упрямством бороться было бесполезно. Так уж получилось, что легче выпросить отгул у Павловой, чем переубедить меня. Поэтому сегодня, в первый мой рабочий день после смерти матери, я твердо решила написать заявление об уходе.

Но то, что произошло сегодня утром, окончательно выбило меня из колеи. Дело в том, что я проснулась, когда почувствовала, что мне что-то капнуло в лицо. Я открыла глаза и пришла в ужас, увидев протекший потолок и отклеившиеся обои.

— Твою мать, — со злостью произнесла я и, одевшись, отправилась выяснять отношения с соседями. Оказалось, что у них прорвало трубу, и им тоже придется тратиться на ремонт. К счастью, они согласились оплатить и мои расходы.

Через два часа, окончательно решив все вопросы по поводу ремонта квартиры и захватив с собой вещи первой необходимости, я отправилась на работу. Хорошо, что я успела заранее предупредить Павлову об опоздании. Несмотря на то, что было уже около десяти часов, автобус был забит. Да, сегодня меня ожидал веселенький денек. Я уже твердила про себя проклятия на весь окружающий мир, пока не услышала:

— Садитесь, Кира Кирилловна. Я могу постоять, — послышался рядом мальчишеский голос.

Я обернулась и увидела мальчика лет десяти. Его лицо показалось мне знакомым, и тут я вспомнила, что вместе с Брагиным пришивала ему стопу.

— Постой, ты тот самый мальчик из детского дома, которому я, Олег Михайлович и Сергей Анатольевич пришивали стопу?

— Да. Спасибо вам. Я уже могу ходить без палочки. Правда, пока еще немного хромаю.

— Ничего. Если заниматься, то через месяц уже будешь бегать. Не надо, сиди. Я постою.

— Нет, садитесь. Мне осталась одна остановка. Кстати, меня недавно усыновили.

— Ух ты. Поздравляю, — совершенно искренне обрадовалась я.

— Спасибо. Мои родители очень хорошие. Еще раз спасибо вам. До свидания, — сказал мальчик и вышел из автобуса.

— До свидания, — сказала я шепотом, а затем задумалась о том, как хорошо все сложилось у моего бывшего пациента.

Эти мысли занимали меня почти все время, пока я добиралась до работы.

— Привет, Нин. Павлова у себя?

— Привет, Кир. Нет, она вместе с Брагиным и Лазаревым на конференции. Вернется только вечером. Как ты? Понимаю, тебе сейчас тяжело, — тут Нина увидела у меня в руках большую спортивную сумку. — А что у тебя за баул?

— Потоп. Кстати, Нин, у тебя поблизости никто не сдает квартиру или комнату? Мне где-нибудь перекантоваться на время ремонта.

— К сожалению, нет.

— Ну, ладно. Будем искать, — сказала я и пошла в ординаторскую.

Там уже сидел Салам.

— Доброе утро, Кира.

— Привет, Салам. К сожалению, мое утро уже давно недоброе, — сказала я и показала свою сумку.

— Что случилось?

— Соседи затопили. Хорошо, что хоть согласились оплатить ремонт. Правда, теперь мне негде жить. В маминой квартире тоже ремонт. Ты не знаешь, где можно временно пожить?

— Нет, я сам у Кости живу.

— Ну ладно, подожду Лазарева. Вдруг у него какие-то идеи будут. Все равно мне еще Павлову надо будет ждать, чтобы заявление отдать.

— Ты все-таки решила уйти?

— Да, после того, что случилось с моей мамой, я уже никогда не смогу нормально оперировать. У меня до сих пор перед глазами ее лицо.

— Кир, сколько раз повторять? Ты не виновата в ее смерти. Да и куда ты пойдешь работать?

— Куда угодно, только не врачом. Какой же я хирург, если не смогла спасти свою мать, — в этот момент я была уже готова расплакаться, но к счастью в ординаторскую зашла Нина.

— Ребят, там у меня в приемной сидит пенсионерка и жалуется на боли в ноге. Кто возьмет?

— Я беру пенсионерку. Я пока не уверена, в том что смогу оперировать. Где она? — быстро вызвалась я.

Вскоре я уже осматривала женщину лет шестидесяти пяти. Больная жаловалась на боль в ноге, отдающую в пятке, а на задней части голени я обнаружила обширную язву.

— Скажите, а давно у вас здесь язва?

— Три месяца уже. Сначала здесь покраснело. Я к своему терапевту обратилась. Он сказал, что само пройдет. Но потом образовалась язва. Я что только не прикладывала, ничего не помогает. И еще это место все время отекает. Что со мной, доченька?

— Для постановки диагноза нужны результаты анализов. Сейчас я выпишут вам направления на общий анализ крови, мочи, биохимию и ЭКГ. И, пожалуй, вам стоит сделать флебографию, или говоря проще, рентген вен нижних конечностей.

Я позвала Полину, чтобы она отправила пациентку на анализы, а сама пошла в ординаторскую, где по-прежнему сидел Салам.

— Как твоя пациентка? Помощь не нужна?

— Нет, пока у нее подозрение на посттромботическую болезнь. Но пока, слава Богу, еще ранняя стадия, так что можно обойтись без операции.

— Рад за тебя и за нее. Ты еще не передумала по поводу увольнения?

— Нет. И не надо меня об этом спрашивать через каждые пять минут. Как я решила, так и будет.

В это время Салам подошел к окну.

— Кир, посмотри. Кажется, твои бывшие пациенты тоже против твоего увольнения.

Я в полном непонимании подошла к окну. Увиденное поразило меня. На асфальте, прямо под окнами ординаторской было написано: «Кира Кирилловна, не увольняйтесь. Вы очень нужны пациентам».

— Офигеть. Только вот интересно, как они узнали о моем намерении уволиться, если об этом знали всего три человека? — спросила я, и тут я обо всем догадалась. — Это ваша с Лазаревым работа? И не стыдно вам было волновать моих бывших пациентов?

— Кстати, они с радостью на все согласились.

— Все. Я с тобой и с Лазаревым больше не разговариваю, — со злостью сказала я и демонстративно отвернулась.

В этот момент совершенно вовремя в двери появилась Полина.

— Кир, готовы результаты анализов и флебография для Парамоновой с язвой голени.

— Хорошо.

Изучив результаты обследования, я окончательно убедилась в диагнозе. У Парамоновой была посттромботическая болезнь, осложненная трофической язвой правой голени. К счастью, болезнь была на ранней стадии, и оперативное вмешательство не требовалось. Поэтому я назначила ей ежедневные перевязки язвы мазью «Левомеколь», уколы, таблетки и капельницу.

Через час, когда я уже назначила Парамоновой курс лечения, в ординаторской, где помимо меня были Салам и Хромов, прибежала Нина. К нам привезли пенсионера с огнестрельным ранением, а получил он это ранение в автобусе, в котором Костя, Брагин и Павлова ехали на конференцию. Оказалось, что пассажиров взял в заложники вооруженный ружьем мужчина. Тут мне стало стыдно. Пока я переживала из-за разных пустяков, дорогие мне люди подвергались смертельной опасности. В этот момент я испугалась даже за Павлову. Но то, что преступник отпустил раненого, давало надежду на спасение моих друзей.

— Кира, ты не поможешь мне на операции?

Вопрос Хромова вернул меня в реальность. Нам еще предстояло отстоять жизнь пожилого человека.

— Иван Николаевич, вы думаете, мне стоит в таком состоянии ассистировать?

— Кира, в твоем состоянии — это самый лучший выход. Поверь мне, скоро ты перестанешь во всем себя винить. Салам, надеюсь, ты тоже мне поможешь?

— Конечно, Иван Николаевич, — ответил безотказный Салам.

И мы втроем отправились на операцию, которая на удивление прошла легко.

— Кира, ты — молодец. Не представляю, чтобы мы с Саламом делали без тебя, — сказал Хромов, когда мы вернулись в ординаторскую.

— Вот видишь, Кир. А ты еще собралась увольняться.

— Кира, это правда? Может, ты еще передумаешь? Ты — отличный врач. И это неправильно — запирать талант в землю.

— После этой операции, я уже не так в этом уверена. Может быть, я еще подумаю.

— Надеюсь, ты примешь правильное решение, — сказал Иван Николаевич и вышел.

— Зачем ты сказал Ивану Николаевичу про мое увольнение? — спросила я у Салама с упреком.

— Ты же со мной не разговариваешь?

— Вот получу ответ на свой вопрос и уже совершенно точно не буду с тобой разговаривать.

— Потому что, я не хочу, чтобы ты увольнялась. И я тебя… люблю.

— Обманывать нехорошо.

— Кир, я говорю правду. Я вернулся в Москву только из-за тебя.

— Докажи.

Салам подошел ко мне и поцеловал. В этот момент я забыла обо всем на свете: про маму, про затопленную квартиру, про все на свете. Я не знаю сколько по времени длился поцелуй, но остановил его голос Кости:

— Ого, неужели вы наконец-то поцеловались.

Я оторвалась и подошла к Косте.

— О, еще один заговорщик. Знаешь, Лазарев, что тебя спасает от моей расплаты? То, что ты поможешь найти мне жилье на ближайшее время. Меня сегодня затопили соседи, и мне негде жить.

— Кир, я бы с радостью, но никто из моих знакомых пока не сдает ни комнату, ни квартиру.

— Вот я всегда знала, что ты — эгоист. Сам живешь в трехкомнатной квартире, а на лучшую подругу, оставшуюся на время без жилья... О, кстати, может, пустишь меня пожить в третью комнату? Если ты хочешь, чтобы я простила ваш с Саламом заговор за моей спиной.

— Ладно, только будешь мне готовить.

— Я буду готовить только для себя и для человека, которого очень люблю, и этот человек не ты, Лазарев. А тебе пусть готовит твоя училка.

— Тогда никакой квартиры.

— Вот прибежишь ты ко мне в следующий раз: «Кир, помоги мне. Там тяжелый случай».

— Ладно, уговорила.

Так благополучно закончился сегодняшний день, который начался не слишком удачно. Я узнала, что мои бывшие пациенты до сих пор вспоминают меня с благодарностью. Это позволило мне изменить свое решение насчет увольнения. Я же не смогу прожить без своих коллег и дня. Еще я узнала, что мои чувства к Саламу взаимны, а потоп в моей квартире позволит проводить с ним больше времени. Все-таки права пословица, что нет худа без добра. Да и боль от смерти матери стала легче. Конечно, эту потерю никогда не восполнить, но я сделаю все, чтобы исправить ее ошибки.