Хроноцид: война времени (гет)

Лес за Хогсмидом дышал чужими временами. Снег под ногами Гарри то был пушистым и глубоким, то внезапно превращался в сухую, колючую хвою, то в теплую грязь тропического леса, издававшую запах гниения и экзотических цветов. Деревья меняли облик: могучие дубы сменялись искривленными соснами, которые на глазах покрывались лианами и огромными, невиданными цветами, распускающимися и увядающими за секунды.

Воздух гудел — то низким гудением цикад, то свистом артиллерийских снарядов, то шепотом на забытых языках. Этот лес не принадлежал ни одной эпохе; он был сшит из их клочьев, и швы кровоточили реальностью.

След кролика вел не по снегу или грязи, а по самому воздуху. Легкая рябь, едва заметная дрожь пространства, словно кто-то невидимый шел впереди, оставляя за собой колебания на поверхности озера времени. Гарри шел, палочка наготове, чувствуя, как холод проникает сквозь плащ. Это был не холод зимы, а холод пустоты, исходивший от той самой черной трещины, что зияла впереди, между двумя гигантскими валунами, покрытыми мхом… который то был инеем, то ярко-зеленым плющом.

«Гарри, это опасно,» — голос Гермионы в его голове звучал как натянутая струна. «Энергетическая сигнатура трещины… она нестабильна. Как гнойник на теле времени. Он может прорваться в любой момент, выбросив тебя куда угодно — в сердце вулкана, в открытый космос, в момент твоего собственного рождения.»

«Он ведет меня туда,» — мысленно ответил Гарри, не снижая шага. Его глаза не отрывались от мерцающей черноты трещины. Она пульсировала, как живая, и из нее лился слабый, жутковатый свет — не цвет, а скорее отсутствие всех цветов, провал в спектре. «Кролик. Он хочет, чтобы я это увидел.»

«Почему? Почему ты? Почему он тебе показывается?» — в голосе Гермионы звучала не только тревога, но и научный интерес, пробивающийся сквозь ужас. «Он… не похож на другие временные аномалии. В нем есть намерение. Цель.»

«Может быть, он страж? Как я? Только… другой?» — предположил Гарри, уже приближаясь к валунам. Запах из трещины усилился — озон, пепел и что-то сладковатое, приторно-противное, как гниющие фрукты в сочетании с формалином.

Кролик стоял прямо перед черным провалом. Он обернулся, его огромные, печальные глаза в полумраке леса казались единственными живыми точками во вселенной. Он снова поднес карманные часы к морде, потом резким жестом трости с песочными часами указал в саму трещину. Не на нее. Внутрь. Затем он шагнул вперед — и растворился в черной пульсации, как капля чернил в чернильнице.

Гарри замер на краю. Дрожь пространства усиливалась, валуны под ногами вибрировали. Из трещины доносился звук — не гул, а… крик. Множественный, искаженный, как запись, прокрученная задом наперед на огромной скорости. Крик боли, ярости, отчаяния, слитый в один нечеловеческий вопль самой материи времени.

Он должен был войти. Какое-то глубинное знание, интуиция, выкованная годами в аду Хроноцида, подсказывала ему это. Это был ключ. Не к Ключу Причинности, который искала Беллатрикс, а к пониманию. К разгадке природы распада. И к тайне кролика.

«Гарри, НЕТ!» — закричала Гермиона, но было поздно.

Он шагнул в черноту.

Ожидаемого удара, разрыва, падения не было. Был мгновенный переход. Из леса с меняющейся реальностью он перенесся… в таверну «Три метлы». Но не в ту разрушенную версию, что стояла на платформе Хогсмида. Это была целая, шумная, теплая «Три метлы», какой он помнил ее со школьных времен. Пахло жареным луком, пивом, воском и мокрой собачьей шерстью. За столиками сидели люди — маглы и маги в странном смешении одежд, но все казались реальными, осязаемыми. Они ели, пили, громко разговаривали. Никакого хаоса. Никакого распада.

Гарри стоял у входа, ошеломленный. Это был карман стабильности? Или… ловушка?

И тогда он увидел ее. Беллатрикс. Она сидела одна за угловым столиком, у большого камина, где весело потрескивали дрова. Но это была не та Беллатрикс, что вела его на поезде. Эта была… моложе. Лет сорока, не больше. Ее черные волосы были пышными, хоть и тронутыми сединой, спадая волнами на плечи. Она была одета не в строгий костюм 20-х, а в темное платье с кружевным воротником, скорее викторианского стиля. И она не пила виски. Перед ней на столе стояла изящная шахматная доска из темного и светлого дерева. Фигуры были расставлены.

Абсурд начался через секунду. Беллатрикс сделала ход черным конем. Но конь не просто передвинулся. Он ожил. Маленькая, резная фигурка встряхнула головой, забила копытом по клетке и гордо прошествовала на новое поле. Беллатрикс кивнула, как будто это было в порядке вещей. Потом она протянула руку к белой королеве… и та сама плавно скользнула по доске, сделав ответный ход.

Но самое жуткое было не в этом. Гарри вдруг понял, что Беллатрикс за столом… не одна. Вернее, она была одна физически, но ее образ дробился. Над ее правым плечом висел полупрозрачный силуэт — она же, но в лохмотьях, с безумными глазами, что-то яростно выкрикивающая беззвучно. Над левым плечом — еще один силуэт: Беллатрикс в элегантном платье 1920-х, курящая папиросу и смотрящая в окно с холодной отстраненностью. А за ее спиной, в кресле у камина, сидела еще одна — совсем юная, почти девочка, с горящими фанатизмом глазами, какие были у нее в дни служения Волдеморту. И все эти фигуры, эти версии Беллатрикс, были сосредоточены на шахматной доске. Их руки — реальная, полупрозрачные, призрачные — тянулись к фигурам, двигали их, спорили в беззвучии жестов.

Она играла сама с собой. Со всеми своими возможными "я", застрявшими в разных точках ее исковерканной временной линии. Личности дробились и сливались, а фигуры на доске двигались сами по себе, подчиняясь не логике игры, а вихрю ее внутреннего хаоса. Белая ладья вдруг взлетела в воздух, описала круг и села прямо на голову черному королю, который с раздражением стряхнул ее. Пешка превратилась в ферзя, потом обратно в пешку, потом рассыпалась в пыль, которая собралась обратно в фигуру через мгновение.

«Хроно-петля личности,» — прошептала Гермиона, и в ее голосе был ужас. «Она… не просто жила в 20-х. Она принесла оттуда разлом в самой себе. Все ее возможные линии… они здесь. Они не слились. Они… играют.»

Гарри не мог оторвать глаз. Это было одновременно жутко и гипнотически притягательно. Видеть самого ненавистного врага, разобранного на составляющие ее судьбы, каждая из которых боролась за контроль над доской реальности. Видеть, как холодная, расчетливая стратег из поезда пытается заглушить ярость фанатички, а отчаявшаяся женщина в лохмотьях спорила с беззаботной девушкой из прошлого. И все это — через абсурдную, живую шахматную партию.

Он сделал неосторожный шаг вперед. Скрип половицы прозвучал как выстрел в внезапно наступившей тишине. Все версии Беллатрикс за столом замерли. Головы — реальная и призрачные — повернулись к нему. Молодая фанатичка в кресле у камина вскочила, ее лицо исказила знакомая ненависть. Женщина в лохмотьях завыла беззвучно. Беллатрикс в костюме 20-х хмуро нахмурила брови. А та, что сидела за доской, в викторианском платье — та, что казалась наиболее "реальной" в этом кошмаре — медленно подняла голову. Ее глаза, темные и глубокие, встретились с глазами Гарри. В них не было удивления. Было… раздражение. Как будто он помешал важному эксперименту.

Шахматные фигуры на доске замерли. Король уронил скипетр. Конь заржал тихо и умолк.

«Ты не должен был это видеть, Поттер,» — произнесла она. Голос был низким, но это был голос той Беллатрикс, с поезда. Голос его союзницы-врага. «Никто не должен.»

Она встала. Ее движение было плавным, но в нем чувствовалась стальная пружина. Призрачные фигуры вокруг нее заволновались, зашептали беззвучно, потянулись к ней. Она резким жестом — как будто отмахиваясь от назойливых мух — заставила их отпрянуть, раствориться чуть больше.

«Что… что это было?» — спросил Гарри, его голос звучал чужим. Он все еще держал палочку, но она казалась бесполезной против этого внутреннего кошмара.

«Осколки,» — холодно ответила она, подходя к нему. Ее викторианское платье таяло, как дым, сменяясь знакомым строгим костюмом 1920-х. Лес, таверна, камин — все вокруг начало терять четкость, расплываться, как акварель под дождем. Оставалась только она — реальная, твердая, с ледяным взглядом. И шахматная доска на столе, где фигуры начали медленно, сами по себе, возвращаться на исходные позиции. «Осколки того, что могло быть. Или того, что было. Неважно. Они не имеют значения. Только цель имеет значение.»

Она остановилась перед ним. Так близко, что он чувствовал запах ее духов — нечто тяжелое, пряное, с ноткой дыма. Ее глаза буравили его.

«Ты видел кролика. Снова.» Это было не вопросом. Констатацией.

Гарри кивнул, не в силах солгать. «Он привел меня сюда. К тебе. К… этому.»

В ее глазах мелькнуло что-то — не гнев. Разочарование? Досада? «Он любит показывать… изнанку. Слабости. Он думает, это остановит нас.» Она резко отвернулась, глядя на расплывающиеся контуры таверны. «Он ошибается. Слабости нужно сжечь. Как балласт.»

«Гарри, осторожно! Трещина! Она нестабильна!» — закричала Гермиона.

Гарри почувствовал это раньше, чем услышал. Воздух сжался. Потолок таверны, вернее, то, что от него осталось в этом растворяющемся видении, начал трескаться.

Сквозь трещины хлынул не свет, а все та же мертвенная, поглощающая чернота, что была в лесу. Она расползалась, как чернильное пятно по бумаге, поглощая столы, стулья, шахматную доску с оживающими фигурами. Черный король успел вскинуть руки в немом ужасе, прежде чем его поглотила тьма.

Беллатрикс не дрогнула. Она схватила Гарри за руку выше локтя. Ее пальцы вцепились, как стальные клещи. «Выход. Сейчас!»

Она рванула его не к двери, двери уже не было, а к стене, которая еще секунду назад была камином. Теперь это была просто стена, покрывающаяся черной паутиной трещин.

Беллатрикс подняла палочку — простую, темную — и выкрикнула заклинание, которого Гарри не знал. Звук был резким, как удар ножа по стеклу. Стена перед ними взорвалась не пламенем, а светом — ослепительно-белым, режущим глаза. Но за этим светом не было кирпича. Была… платформа. Снег. И рев чудовищного поезда вдалеке.

Они вывалились обратно в реальность Хогсмида, вернее, в его временно-коллапсированную версию, прямо в сугроб. Холодный снег обжег лицо Гарри. Он откашлялся, поднимаясь. Беллатрикс уже стояла, отряхиваясь от снега с ледяным спокойствием. За ними, на месте стены таверны, где они только что были, зияла пустота, обрамленная почерневшими, обугленными бревнами. Оттуда валил черный, маслянистый дым, пахнущий озоном и распадом. Трещина закрылась? Или просто выплюнула их?

«Гарри! Ты цел? Что это было?» — голос Гермионы дрожал.

«Позже,» — мысленно бросил он, глядя на Беллатрикс. Она смотрела на него. Все ее прежнее раздражение, досада — исчезли. Осталась только знакомая холодность. Но в глубине ее темных глаз, Гарри уловил что-то новое. Настороженность? Не по отношению к нему. К тому, что он увидел. К ее внутренним демонам, выставленным напоказ кроликом.

«Поезд уходит через пять минут,» — сказала она плоским тоном, поворачиваясь и направляясь к гудящему, дымящему чудовищу на краю платформы. «Собирайся, Поттер. Мы теряем время.»

Гарри последовал за ней, его разум был хаосом. Он видел ее раскол. Видел ее слабость, тщательно скрываемую под маской расчета. Видел, как ее прошлые и возможные "я" боролись за контроль над доской ее судьбы. И он видел кролика — проводника в этот внутренний ад.

Беллатрикс шла впереди, ее спина была прямой, походка уверенной. Но Гарри знал правду. Она была не монолитом. Она была трещиной в самой себе. И этот разлом был опаснее любой временной аномалии. Потому что именно он, возможно, вел их к той самой "правильной точке", которую она хотела стереть. Ценой всего.

Дорогие читатели, заглядывайте в профиль и подпишитесь на мою группу в ВК, там анонсы и очерки о писательской деятельности, полезности, которые я публикую, когда сталкиваюсь с очередной проблемой или вопросом. Ну и конечно заходите на Элга Росьяр на author today!

Всех благ! Приятного чтения