Мира и Матвей (гет)

— Мир, ну ты чем слушаешь? — Тычок в бок выдернул Миру из задумчивости. Она растерянно посмотрела на Маринку. — Двойные листочки сказали достать.

— А. Да, — кивнула Мира и перевела взгляд на доску, где историчка выводила мелом: «Причини падіння Центральної Ради». Значит, история Украины.

И так целый день. Прострация. Вакуум. К реальности возвращали только трели очередного звонка или чье-то резкое замечание. Мира пыталась сосредоточиться, но мысли всякий раз уносились прочь. Ей вспоминался короткий, но такой яркий сон. Как Матвей смотрел на неё, как спросил: «Ты хочешь, чтобы я целовал тебя?», и как без колебаний и сомнений она сказала ему: «Да».

Если бы она не проснулась? Они бы, правда, поцеловались? Как бы это было?..

Мира вздыхала. Это чувство, тянущей душу тоски, было чем-то новым для неё. Его невозможно было заглушить, ему нельзя было сопротивляться. Оно походило на потревоженную кем-то струну, которая издаёт долгий, уходящий в бесконечность, звук. И так хорошо от этого, и так плохо одновременно.

Не сложно было ответить себе самой на вопрос: что с ней? Она же не дура, она умеет складывать. Если сложить рассказы подружек, просмотренные фильмы и прочитанные книги, можно заключить, что симптомы её указывают лишь на одну болезнь: влюблённость. И всё же влюблённостью это быть никак не могло, потому что в брата нельзя влюбиться. Это непреложное правило. Нерушимый закон.

… кто его придумал?

С вопросом «Как быть?» обстояло сложнее. За день, проведённый в школе, Мира пришла лишь к одному решению: чем бы это ни было, ни в коем случае нельзя позволить Матвею об этом узнать. Конечно, он не обозвёт её ненормальной, чокнутой или ещё чем похуже, но его отстранённости или натянутого отношения она просто не вынесет.

Матвей постучался к ней ближе к вечеру. Мира знала, что он зайдёт, поэтому успела подготовиться. Учебник по литературе в её руках служил отличной ширмой, он создавал иллюзию обыденности. И плевать, что за последний час она не продвинулась дальше двадцатой страницы текста.

— Можно?

Когда голова Матвея показалась в дверном проёме, у Миры подскочило сердце, но и к этому она оказалась готова. «Веди себя с ним как всегда», — строго приказала она себе.

— Да, заходи. — Она бросила на него мимолётный взгляд и снова уткнулась в учебник.

— Что читаешь? — Матвей сел рядом на кровать, и Мире пришлось подвинуться, подобрав к себе ноги.

— «Лісову пісню»⁽¹⁾. — Она как раз перелистнула страницу, на которой Лукаш знакомился с Мавкой. — На завтра нужно дочитать.

— О, и как тебе?

— Пока нормально. Но подозреваю, что в конце, как обычно, все умрут. Я права?

Матвей понимающе усмехнулся:

— Да, почти. Но всё не так плохо.

— Что ж, это воодушевляет. — Мира отбросила учебник в сторону. Свою роль он отслужил исправно. — Ты что, пришёл поговорить о литературе?

— Нет, — улыбнулся Матвей, да так озорно и по-очаровательному, что у Миры вновь защемило в груди. Нестерпимо захотелось погладить ямочки, заигравшие на его щеках, растрепать волосы, да что там — всего затискать. Потому что сейчас он казался таким — целиком и полностью — её. — Угадай, в какой руке.

Только сейчас Мира заметила, что обе руки он спрятал за спину. В ней загорелся азарт.

— А если ошибусь?

— Тогда ничего не получишь, — пожал он плечами с деланно равнодушным видом.

— Окей, тогда… в левой!

Матвей помешкал, будто нарочно создавая интригу, а затем вытянул вперёд левую руку с зажатым в ней киндер-сюрпризом.

— Угадала, — торжественно объявил он.

— Ой, спасибо! — Мира тут же развернула киндер, отломила половину шоколадного яйца и отдала её Матвею.

— Посмотри, что там.

В желтой капсуле оказался сиреневый вампирёнок с флуоресцентными клыками. В лапках он держал розовый подарок.

— Ух ты, такого у меня как раз нет! — На радостях Мира крепко обняла Матвея — и тут же отпустила, испугавшись, что, помедли она ещё чуть-чуть, станет куда сложнее разорвать объятья.

Матвей выглядел по-настоящему довольным.

— Ну, я рад.

— Ладно, теперь колись, чего хотел. — Мира сложила руки на груди, выжидающе глядя на него.

— Кроме того, чтобы подарить тебе киндер? — Матвей сделал вид, что задумался, но потом, взглянув ей в глаза, ответил просто: — Поговорить вообще-то. Ещё вчера хотел, но ты была не в настроении. А утром вела себя странно…

Мира похолодела: «Странно? Он что-то подозревает?»

— Скажи, что не так? — продолжал Матвей. — Это из-за того, что я не рассказал про Алёну? Или дело не только в этом? Я тебя как-то обидел?

Мира опустила взгляд на разинувшего пасть вампирёнка, которого вертела в пальцах. Кровь шумела в ушах, пока она пыталась решить, что же ей ответить. Если попробует отмахнуться, Матвей ни за что на это не купится. «Говори правду, — сказала она себе. — Просто не всю. Так будет убедительнее».

— Ага… Было обидно, что ты ничего мне не рассказал. Ещё ты проводишь с ней столько времени, и мне показалось, что со мной тебе больше не интересно. — Она подняла осторожный взгляд на Матвея, желая увидеть его реакцию.

— Нет конечно, ты что! — изумлённо возразил Матвей. — Это вообще не так.

— А ещё, — продолжила Мира, немного приободрившись, — а ещё я, наверное, тебе немного завидовала. Ну ты, типа, меня опередил: уже целовался с кем-то, а я всё ещё нет.

— Опередил? — недоверчиво усмехнулся Матвей, будто сомневался серьёзно ли она. — Это же не соревнование.

— Посмотрим, — невесело отозвалась Мира, а потом, поколебавшись, решилась задать действительно волнующий её вопрос: — Скажи, а кого ты любишь больше?

Он мог был ответить что-то до зубовного скрежета нейтральное: «Это разные вещи, как я могу сравнивать?», или утешительно-уравнительное: «Вы обе одинаково важны для меня», но он сказал без раздумий и просто:

— Конечно тебя.

* * *

Собственные слова про поцелуи, которые Мира ляпнула, даже не задумавшись, отчего-то крепко засели в голове. Может быть, это выход? Ей, и правда, стоит найти того, с кем можно поцеловаться, и тогда странные мысли о брате исчезнут?

Но не успела Мира обрадоваться пришедшей идее, как снова поникла: а с кем? Не то что бы у неё было много претендентов, а если точнее, то совсем никого. Ни парни со школы, ни приятели со двора никогда её не интересовали. При попытке представить поцелуи с кем-то из них Мира испытывала неловкость пополам со смехом. Нет, не вариант. Но и знакомиться с кем-то новым — на это же уйдёт бездна времени, а результат нужен уже. Задача казалась не из простых, но так легко опускать руки она не привыкла.

После нескольких недель раздумий её осенило: ей не обязательно искать мальчика для того, что поцеловаться.

Мира сидела в гостях у Светы. Они как раз закончили с домашними заданиями и смотрели на кухне сериал про школьников, щёлкая семечки. В последнее время у них со Светкой сформировалось взаимовыгодное сотрудничество: Мира помогала однокласснице с английским, который никак не хотел усваиваться, а та, в свою очередь, Мире с математикой. Раньше она всегда обращалась за помощью к Матвею. Он и сейчас бы ей не отказал, она знала это, но совестно было лишний раз отвлекать его от подготовки к экзаменам. Всё-таки выпускной класс, а её не в меру ответственный и упорный брат всерьёз настроился поступить на бюджет в один из лучших университетов города.

— Знаешь, всегда было интересно, — начала Мира, возвращая внимание к происходящему в телевизоре, — в жизни всё так же, как в кино, происходит или нет?

— Ты о чём? — Света с интересом посмотрела на неё, оторвавшись от семечек.

— Я о том, что в кино всё так идеально поставлено. Ты глянь: музыка, свет, они будто прекрасно знают, что делать, хотя это их первый поцелуй. Разве так бывает в реальности?

— Ну, не знаю. — Света выдавила неловкую улыбку, отчего-то смутившись. — Им легче, у них режиссёр за кадром подсказывает, что и как нужно делать.

— Ага, ещё дубли переснять можно.

На экране сменилась сцена, и Света вернулась к просмотру. Мира, тем временем, окинула её новым внимательным взглядом. «Она милая, даже симпатичная», — подумала про себя Мира, разглядывая светло-русые кудряшки обрамляющие её округлое личико. Позже она спрашивала себя: почему Света? Почему она не предложила этого Маринке, её закадычной подружке, которую знает с пятого класса? Света пришла в их школу в прошлом году, и общались они всего ничего. Так почему же? Может быть, всё дело в спонтанности решения? Она ведь не думала долго, не анализировала. Но было что-то ещё помимо. Света её привлекала, и Мире почему-то казалось, что та согласится.

— А ты уже целовалась с кем-нибудь? — как бы невзначай спросила она.

Света повернулась к ней с круглыми от удивления глазами:

— Что?

— Я вот — нет, — с лёгкостью призналась Мира. — А ты?

— Тоже нет. — Света опустила взгляд в свою чашку.

— И не хотелось попробовать ни разу?

— Ну почему… просто… — замялась Света, густо покраснев, — возможности не было и…

— Хочешь попробуем? — прервала её сбивчивые объяснения Мира. В ответ на растерянный взгляд она добавила: — В качестве тренировки. Чтобы в будущем, когда появится возможность, не растеряться.

Света, казалось, растеряла остатки речи. Она смотрела на Миру с таким испугом, будто та предложила прыгнуть с тарзанки над рекой или полезть ночью в заброшку.

— Ты серьёзно?

— Да.

— Но… мама через полчаса должна вернуться. — Света бросила беспомощный взгляд на часы.

— Ничего, мы успеем.

Света молчала.

«Плохая идея, — подумала Мира. — Она слишком застенчивая и зажатая. Такие авантюры не для неё. Нужно сворачивать тему, только мягко».

— Ну, как хочешь. — Мира сгребла шелуху от семечек и выбросила её в мусорное ведро. — Сделаем ещё чая? — Она повернулась к Свете, которая словно не замечала её, кусая губу и глядя перед собой с мучительной задумчивостью на лице.

— Свет?.. — Мира сделала ещё одну попытку привлечь её внимание. — Чай будешь?

— А? — Света подняла на неё глаза, горевшие странной смесью решимости и испуга. — Постой, давай. В смысле, не чай, а… то, что ты предложила. Только я не знаю… я никогда…

Мира ободряюще улыбнулась ей, достала из кармана упаковку мятной жвачки и закинула в рот пару подушечек.

— Не парься, — сказала она, протягивая жвачку Свете, — я тоже.

* * *

Домой Мира возвращалась в хорошем настроении. Она была страшно горда собой — всё-таки решилась и сделала! Зря она волновалась — это оказалось не сложно, даже приятно. Наверное, потому что они обе были новичками, а значит, никуда не спешили и не пытались друг друга впечатлить. Конечно, ничего крышесносного в поцелуях она не нашла, но, тем не менее, ей понравилось. Не терпелось обо всём рассказать Матвею: похвастаться, а заодно отметить, что теперь-то она от него не отстаёт. Они на одной ступени. Интересно, как он отреагирует?

Дорога до дома пролетела незаметно. Мира бегом преодолела несколько этажей и, зайдя в квартиру, прямиком направилась в комнату брата. На её удачу он был дома — сидел над учебником по истории и что-то выписывал в тетрадь. Мира плюхнулась на кровать рядом, забираясь на неё с ногами.

Матвей кивнул ей, взглядом прося подождать пару минут, и вернулся к прерванному занятию.

Мира молча наблюдала за ним, любуясь его профилем в свете настольной лампы. До чего странно: вот только она была полна триумфа, которым мечтала поделиться с братом, но стоило оказаться с ним рядом, как все прочие мысли замерли и внутри воцарилось безмолвие. Уже не хотелось вспоминать ни о Свете, ни о поцелуях — всё это вдруг померкло и потеряло значение. Хотелось провести с ним обычный вечер, как раньше, но тут взгляд зацепился за плетёный браслет на его руке. Откуда он взялся? Матвей не стал бы покупать, а уж тем более плести себе такой, а значит… Алёна. Догадка кольнула в самое сердце, разливаясь по венам кипятком. Мира не сводила глаз с браслета. Как она посмела подарить ему что-то подобное? Таким подарком она как будто… как будто заявляет на него своё право. На её брата! А он так просто взял и согласился.

— Что это? — Мира ткнула пальцем в браслет, когда Матвей отложил тетрадь и повернулся к ней.

— А, это? Подарок от Алёны.

Что и требовалось доказать. Мира поддела край браслета, делая вид, что хочет его получше рассмотреть, а сама невесомо провела пальцем по коже запястья. В последние месяцы касаться Матвея сделалось и страшным, и волнительным. Её тянуло к нему с удвоенной силой, и Мира злилась на себя за то, что не может без задней мысли, как раньше, обнимать, когда вздумается, ерошить волосы или класть голову на плечо. Теперь все прикосновения стали болезненно-осознанными, они обжигали, замораживали, заставляли сердце сжиматься и трепетать. Мира старалась их ограничивать, но в то же время не могла долго сопротивляться силе этого притяжения.

— Он означает что-то? — ровным тоном поинтересовалась она.

— Ты о чём?

— Девочки обычно вкладывают особые смыслы в такие подарки. Знаешь, есть браслетики на дружбу, на удачу, на любовь…

— Может, и означает, — уклончиво ответил он с притаившейся на губах улыбкой.

Возникло острое желание сорвать чёртов браслет с руки брата и выбросить в окно. Или сказать что-то едкое, по типу: «Он выглядит глупо», но сделать подобное — значит, обидеть Матвея, испортить ему настроение, а от одной только мысли о таком становилось тошно.

— Как мило. — Мира кисло улыбнулась в ответ. И как она не додумалась подарить Матвею что-то памятное, что обычно дарят девочки понравившемся мальчикам? Нет, так нельзя думать, он — брат. Мира впилась ногтями в своё колено, чувствуя, как сердце застучало быстрее. Чтобы выбросить из головы мысли об Алёне и подарках, она сменила тему: — Кстати, ни за что не угадаешь, что сегодня произошло.

В глазах Матвея вспыхнул живой интерес. Он сощурился, будто бы пытался просканировать её мысли взглядом, а затем с улыбкой покачал головой.

— Не угадаю.

Мира закинула ногу на ногу и хитро усмехнулась:

— Помнишь наш разговор несколько недель назад, когда я сказала, что завидую тебе из-за того, что ты уже с кем-то целовался, а я нет? Так вот, уже не завидую.

Едва сдерживая смех, Мира следила за сменой эмоций на лице брата: недоумение, неверие, шок. О, это именно то, чего она добивалась, и сейчас в полной мере могла насладиться своим торжеством.

— Подожди. Я правильно понял… ты?..

Мира кивнула.

— Когда? С кем?

— Сегодня. Знаешь мою одноклассницу, Свету?

Матвей нахмурился. Мире показалось, что своим ответом она на минуту сбила его с толку. Он долго обдумывал что-то, прежде чем снова подал голос:

— Свету? А почему? Тебе что… девушки нравятся?

Настал черёд Миры изумляться. Такого вывода она никак не ожидала, и в то же время вдруг осознала, что вывод этот абсолютно логичен. Что ещё он мог подумать?

— Нет, ты не так всё понял, — поспешно сказала она. — Это эксперимент, а не…

— Эксперимент? — недоверчиво переспросил Матвей. Он нервно вертел в руках колпачок от ручки. — Для чего? Чтобы не отставать от меня?

И почему он смотрит так, словно она совершила ошибку? Считает, что поцелуи должны случаться только от великой любви? Мира ощутила прилив неясного раздражения.

— И что с того? — резче, чем хотела, спросила она. — Мне было интересно, вот и всё. И ты меня знаешь, я не успокоюсь, пока не удовлетворю своё любопытство.

Матвей долго и пристально вглядывался в её лицо, словно надеялся отыскать там глубоко зарытую правду. Наконец вздохнул, потёр переносицу и осторожно поинтересовался:

— Ну, ты не жалеешь?

— Нет, было круто. — Мира вскинула подбородок, с вызовом глядя брату в глаза. Их разговор принял оборот, который ей совсем не нравился. Она надеялась, что будет торжествовать, вдоволь потешаясь над его реакцией, но вместо этого её грызла тревога, причины которой она ещё могла до конца определить. — Ты разочаровался во мне? — спросила она уже другим, лишенным бравады, тоном.

— Что? Нет конечно. — Матвей пересел ближе к ней на кровать. Теперь Мира вглядывалась в него, пытаясь определить, о чём он думает. Что если он осуждает девушек, которые целуют других девушек? Почему она не задалась этим раньше? — Просто не рассказывай пока маме с папой о твоих экспериментах. Они слишком консервативные и такого не поймут.

— Да я и не собиралась. — Мира беспечно передёрнула плечами, физически ощущая, как сковавшее её напряжение уходит. — Только тебе решила рассказать, потому что у нас нет секретов.

Ложь. Он был её секретом, о котором она не расскажет ни одной живой душе.

— И вообще, убери это серьёзное выражение с лица, — проворчала Мира, решительно выбрасывая лишнее из головы, — не то…

— Не то? — Матвей усмехнулся, вопросительно приподняв брови.

— Не то я это сделаю! — Мира бросилась на него, принявшись щекотать. Матвей в долгу не остался, мгновенно вовлекаясь в инициированную ею игру. Раньше они часто затевали шуточные драки и потасовки, которые заканчивались растрепанными волосами и смехом до колик в животе, но в этот раз что-то пошло не так. Нет, Матвей не приложил усилий больше обыкновенного, Мира точно чувствовала это, а значит, дело было в ней. Это она поддалась, чего никогда не делала раньше, и в следующую же секунду оказалась лежащей навзничь. Матвей нависал над ней, прижимая запястья к кровати, и улыбался триумфальной улыбкой победителя. Он часто дышал, а глаза его горели азартом недавнего сражения. Мира вдруг остро осознала своё положение: её руки в плену, бёдра зажаты его коленями, и не то что бы она не может пошевелиться или попытаться высвободиться. Она не хочет этого делать. Ей нравится быть пойманной им? По телу электрическим зарядом пробежало незнакомое ей чувство, столь интенсивное, что оно напугало Миру. Ей представилось как Матвей опускается к ней и целует, вжимая её в матрас. Испугавшись, что все её мысли легко прочесть, Мира отпихнула брата и вскочила с кровати.

— Ладно, мне пора уроки делать, — сказала она, дрожащей рукой поправляя свитер и собирая в хвост растрепавшиеся волосы, и выскочила из комнаты, не давая возможности Матвею сказать хоть что-то в ответ.

Полночи Мира без сна проворочалась в своей постели. Её не отпускали образы, в которых она раз за разом переживала один и тот же тягуче-сладкий момент своего поражения. Оказывается, одно только воспоминание о произошедшем может дарить эмоции и ощущения ничуть не менее сильные. И теперь те несколько секунд их соприкосновения принадлежат ей. Она может ставить их на перемотку снова и снова, и никто ей не запретит, потому что никто не узнает, правда?.. Следом просыпались страх, совесть и стыд: ей нельзя, нельзя о таком думать! Что если бы Матвей заметил и догадался? Одна мысль об этом словно окунала её в ледяную прорубь. Мира ёжилась под одеялом, сминая его края. Нет, этого она никак не допустит. Она обязательно найдёт способ сделать так, чтобы всё стало как раньше.

* * *

Пусть поцелуи со Светой не оказали должного эффекта, но Мира не привыкла сдаваться, тем более — в самом начале пути. Если бы она бросила велосипед после первых же содранных локтей и коленок, разве научилась бы на нем кататься? Поэтому, когда Света подошла к ней в классе и, смешавшись, спросила придёт ли Мира к ней в гости, она без раздумий согласилась.

Она взяла привычку оставаться у Светы дома с ночёвкой не реже раза в неделю. Светина мама работала медсестрой, и когда уходила в ночную, Мира, под предлогом, что подруге страшно оставаться самой, просила маму отпустить к ней на ночь.

— А Света кто это? Ааа, та девочка с хвостиками. Ну хорошо, иди. Только дай их номер, буду звонить вечером, учти.

В такие моменты Матвей, присутствующий при разговоре, поджимал губы и бросал на них хмурый взгляд. Мира только хитро улыбалась в ответ и беззастенчиво смотрела в глаза. «А что, не только ты можешь целоваться с другими девчонками», — передавала она ему мысленное послание.

Больше всего в их встречах Миру устраивало то, что за то время, которое она проводила у Светы, она не думала о Матвее. Эффект непременно рассеивался, стоило вернуться домой и увидеть брата, но хотя бы на короткое время она наслаждалась тем, что чувствовала себя наконец-то снова нормальной.

«Они слишком консервативны… Они не поймут», — эти слова изредка всплывали в её голове и заставляли задумываться, действительно нормально ли то, чем они занимаются. Что бы подумали её родители, если бы узнали? Решили бы, что она лесбиянка? Мира слышала о существовании таких женщин, но понимала, что это не имеет никакого отношения к ним со Светой. Они практикуются, получают новый опыт и только. Чёрт, это даже не по-настоящему! Но что если бы родители всё же узнали? Почему-то мысль о нравоучениях или даже скандале вызывала не более чем лёгкий дискомфорт, как проваленная контрольная по алгебре или прогул физкультуры на пару с Маринкой. Да, нехорошо, но не смертельно. Она хранила секрет, в сравнении с которым все прочие её выходки меркли, как свет карманного фонарика в ясный полдень.

Мира так мечтала освободиться от бремени этой тайны, но теперь понимала, что чудодейственного средства не существует. Значит, остаётся надеяться на то, что сработает время. Конечно, её влюблённость пройдёт, как проходило всякое увлечение очередным певцом или актёром. Несколько месяцев — и она уже не вспоминала того, по ком могла фанатеть в первые недели.

Внутренний голос подсказывал, что с Матвеем не может быть так же просто, ведь он не какой-то далёкий кумир, но она и не ждала, что он станет ей безразличен. Нет, это было бы невозможно. Она просто снова будет любить его по-нормальному, без колотящегося сердца и фантазий о поцелуях.

* * *

Её прогнозы не торопились сбываться. Осень сменилась зимой, а в самой Мире так ничего и не поменялось. Она подозревала, что виной всему была Алёна, которая одним своим навязчивым присутствием в жизни Матвея провоцировала Миру на ревность. Мало того, что брат всё так же продолжал с ней встречаться, так она ещё и стала чаще бывать у них дома. Мира напрягалась и злилась всякий раз, когда видела её бежевый пуховик в прихожей.

С её приходами квартира становилась немного чужой. Как будто менялась сама её тональность — добавлялись незнакомые, не вписывающиеся ноты. Если поговорка «Мой дом — моя крепость» верна, то их — стал предателем, пустив в свой стан врага. Мира не чувствовала былых расслабленности и спокойствия, напротив, когда Алёна гостила у них, недовольство скапливалось под кожей и прорывалось в мелочах:

— Это моя чашка.

— Прости, не знала. Я её помою, не волнуйся.

— Просто не люблю, когда трогают мои вещи.

Матвей будто бы задался целью подружить их. Он не говорил этого Мире напрямую, но, когда Алёна приходила в гости, всё чаще пытался организовать досуг на троих: поиграть вместе в приставку, посмотреть фильм на видике, предлагал втроём пойти в кино или на аттракционы. Он словно хотел соединить две непересекающиеся плоскости своей жизни. Зачем? Мира не могла и не хотела проникаться к Алёне симпатией, а уж от мысли, чтобы играть в дружелюбие, её воротило. Нет уж, притворяться она не станет, максимум на что способна — это держать нейтралитет, чтобы не обижать брата.

Да и не так много было у него поводов для обиды: из всей их семьи только Мира не принимала Алёну. Родителям она нравилась, и даже бабушка, которая видела ту всего один раз, позже назвала её «хорошей девочкой». Все словно сговорились, и одна Мира не разделяла общего восторга.

— Ты и девушку выбрал себе такую, чтобы угодить маме с папой, — не удержалась как-то раз она.

Матвей взглянул на неё удивлённо и даже обиженно.

— А ты как будто специально выбираешь то, что сильнее их разозлит.

— Не специально… — только и смогла ответить Мира.

И всё же, что такого он нашёл в Алёне? Спокойная, увлекается музыкой. Под стать Матвею. Что ещё? Симпатичная?.. Мира постаралась быть объективной, отбросив личную неприязнь, и взглянуть на Алёну непредвзято. Да, симпатичная. Нос, правда длинноват, и уши чуть оттопырены, но это её почему-то не портит. Наверное, картину спасают длинные золотистого цвета волосы, отхватывают на себя всё внимание, потому-то она и ходит почти всегда с распущенными.

А она-то сама? Её можно назвать симпатичной? Красивой? Впервые всерьёз её озаботил вопрос собственной внешности. Мира долго крутилась перед зеркалом, рассматривая себя на всякие лады, строя гримасы: вскидывая брови, поднимая подбородок, щуря глаза. Смотрела — и не могла понять, какая она. Нет, ничего отталкивающего она в себе не находила. Тёмно-русые волосы, как и у Матвея, которые она, чтобы не заморачиваться, чаще собирает в хвост. Голубые глаза — это у неё от папы. Нос, к счастью, нормальный, губы — не тонкие и не полные. Она казалась себе привычной, как кресло в её комнате, перевезённое ещё из их первой квартиры. Она настолько с ним свыклась, что не обращала внимания ни на его форму, ни на цвет обивки. Ей захотелось увидеть себя в новом свете. Может быть, тогда поймёт — какая она.

Первым делом Мира уговорила маму купить ей обновки. На рынке они провели полдня, петляя по бесконечным рядам. Мира перемерила пару десятков джинсов и вдвое большее число водолазок, кофт и толстовок прежде чем определилась с выбором.

— Ты уверена? — с сомнением в голосе спросила мама, когда им заворачивали очередную покупку. — Как-то грубовато, не для девочки, да и цвета все тёмные. Может, лучше вот этот свитерок?

— Мам, ну мне всё нравится. Так сейчас носят, — ответила Мира, дрожа на десятиградусном морозе, пока натягивала на себя брюки за занавеской.

Домой она вернулась окрылённой. Перемерила всё по нескольку раз, и в целом осталась довольной. Но всё же чего-то ей не хватало.

На следующий день Мира посетила парикмахерскую. Её волосы теперь едва доставали до плеч, и потемнели на пару тонов. Дома Мира стащила из маминой косметички тушь для ресниц и чёрный карандаш. Около часа она провела перед зеркалом, пока стрелки на лице не стали получаться, как на моделях из глянцевого журнала. Наконец, удовлетворившись результатом, она взглянула на себя: девушка глядевшая на неё по ту сторону зеркала казалась дерзкой и взрослой. Мире она по-настоящему нравилась.

На ужин она вышла не стерев макияжа. Могла бы умыться и собрать волосы заколкой, и тогда мама, даже заметив её новую стрижку, отреагировала бы мягче. Возможно, не стала бы кричать. Но ей не хотелось смягчать удара. Путь компромисса и послушания — это путь её брата, она же всегда предпочитала идти напролом.

Когда она вошла на кухню, родители и Матвей уже сидели за столом.

— Приятного аппетита, — сказала она, садясь на своё место. Трое пар глаз уставились на неё. Первой опомнилась мама. Она со стуком опустила ладони на стол, приподнимаясь.

— Мирослава! Ты что сделала с волосами?! И что у тебя с лицом!

— Подстриглась, — Мира пожала плечами, старательно играя невозмутимость. — И поэкспериментировала немного со стрелками. Разве не круто получилось? — Она с вызовом усмехнулась.

— Ты похожа на…

— А мне нравится, — подал голос Матвей. — Ты похожа на рок-звезду, на… Джоан Джетт, — нашелся он с образом. — Правда, мам?

— Первый раз слышу.

— Ну как же, разве вы не слушали в молодости? «I love rock and roll», — напел он.

— Нет, мы другое слушали, — вместо неё ответил папа. — ДДТ, «Аквариум». «Поезд в огне», помнишь, Оксан?

Он негромко запел:

— «Этот поезд в огне,

И нам не на что больше жать.

Этот поезд в огне,

И нам некуда больше бежать»… Эх, — и махнул рукой, — вам не понять.

Мира с Матвеем переглянулись, не сдержав улыбок.

Разговор безнадёжно ушёл в иное русло, и маме не осталось ничего, кроме как принять это. И всё-таки напоследок она строго сказала Мире:

— В таком виде выходить из дома я тебе не разрешаю. Запомни.

Но Мира уже не слышала её: в тот момент Матвей нашел под столом её ладонь и легко сжал её в поддерживающем жесте. И пожатие это длилось дольше последнего луча солнца, исчезающего за горизонтом.

* * *

И всё-таки они с Матвеем отдалялись, словно их орбиты с каждым днём смещались на пару сантиметров, безнадёжно уводя их прочь друг от друга. Мира не только не пыталась помешать этому, более того — она сама способствовала их отдалению. Помня, чем закончилась их шуточная борьба на кровати, она старалась держаться от него подальше. Она не доверяла себе и своим реакциям. Что если, находясь так близко к нему, она сделает… что-то, чего делать не стоит? И тогда всё разрушится. Нет, нельзя так рисковать.

Не последнюю роль играла также обида. Алёна всё ещё часто появлялась у них, и Мира, чтобы не быть свидетелем их улыбок друг другу, всё больше времени предпочитала проводить вне дома. Здесь ей повезло: Маринка познакомила её со своей новой компанией, в которую Мира без труда влилась. Теперь свободное от школы время она проводила шатаясь с ребятами по окрестностям города, тусуясь в парках или на детских площадках. С ними же она попробовала алкоголь и сигареты. Хохотать над тем, как кто-то из компании травит байки или анекдоты, держа при этом в руке бутылку лонгера казалось очень крутым и взрослым.

Больше всего она сдружилась с Лёшей — парнем на год её старше. У них обнаружилось схожее чувство юмора, и он любил всяческие авантюры и приключения не меньше неё самой. Первое время она не замечала мелкие знаки внимания, которые он оказывал ей, пока Маринка однажды не утащила её в сторону и не сказала по секрету:

— А ты в курсе, что нравишься Лёхе?

— В каком смысле? — растерялась Мира.

— В прямом, дурында. — Марина легонько стукнула её по шапке. — Он-то сам тебе как?

Мира задумалась. Лёша был весёлым и открытым, не задавался, не строил из себя не пойми что, как некоторые парни. С ним можно было легко общаться и неплохо проводить время. Наверное, всё это и соответствовало критерию «нравился»?

— Ну, думаю, он прикольный.

Марина довольно хлопнула в ладоши. Глаза её зажглись любопытством.

— Ты же мне расскажешь, если вдруг что у вас?

— Если вдруг что, ты узнаешь об этом первая, — пообещала ей Мира.

---

1) «Лесная песня» — поэтическая драма Леси Украинки, написанная в 1911 году. Это история любви между простым парнем Лукашом и лесной нимфой Мавкой, в которой переплетаются фольклор, мифология и философские размышления о свободе, творчестве и человеческой природе.

Вернуться к тексту