Союз эсперов: Бойся желаний своих (джен)

Для переговоров между главами Союза эсперов, Детективного Агентства и Портовой Мафии было решено выдвинуть по одному представителю от каждой организации, который будет помогать своему начальнику в переговорах и следить за их справедливостью. Мори предложил от себя Чую, Толстой — Ахматову. Фукудзава хотел выбрать Куникиду, но Дазай настоял на своей кандидатуре.

— Я не хочу сейчас ехать домой, — доказывал он. — А я никогда не делаю то, чего не хочу. Следовательно, я останусь в офисе Мафии. А если меня оставить без дела, я буду шнырять по коридорам и кабинетам и чёрт знает, что я могу натворить.

— Хорошо, оставайся, — хором ответили Фукудзава и Мори, синхронно вздохнув.

Дела в Мафии потихоньку приходили в порядок. Чехов снял действие «Палаты номер шесть», и жертвы его способности выстроились в очередь за медицинской консультацией.

— Пейте каждый вечер, и сон станет лучше, — говорил он, выдавая последний рецепт отвара, написанный на странице блокнота.

— Спасибо, доктор, — поблагодарил мрачного вида мафиози и поклонился.

Чехов убрал блокнот в карман и заметил недалеко от себя Акутагаву, который с любопытством смотрел на происходящее.

— У вас тоже есть жалобы, молодой человек? — улыбнулся он.

Акутагава нахмурился и торопливо ушёл.

— Серёга, ты великолепен! — хохотал Дазай, пожимая Есенину руку и хлопая его по плечу. — Камидзу,⁽¹⁾ ты чего такой мрачный? Весело же!

Булгаков высунул из облачка «Морфия» своё хмурое лицо.

— Кто?

— Камидзу. Я тут подумал и решил, что лучше называть тебя так. Мне больше нравится.

— А мне не нравится, — возразил Булгаков. — Пожалуйста, называй меня по-прежнему Мишей.

— Брось, ты же не девушка!⁽²⁾ Так почему ты натянул на себя эту маску серьёзности? Тебя Куникида укусил?

Дым вокруг Булгакова исчез.

— Сегодня я впервые за долгое время применил «Морфий» как оружие, — тихо сказал он. — И всё это зря. Ты ведь нарочно убедил нас в том, что босс Портовой Мафии не согласится на переговоры?

— Да, — Дазай кивнул и заглянул Булгакову в лицо. — Но ты помнишь, что я ничего не делаю просто так? Сегодня ты попрактиковал боевую сторону своей способности. Поверь, в скором времени она может тебе пригодиться в бою с более опасным противником.

— Неужели всё это только из-за меня? — прошептал Булгаков. Танидзаки увезли на «скорой». Значит, по его, Булгакова, милости парень получил ранение?

— Извини, Камидзу, — серьёзно сказал Дазай, — но ты не настолько важная птица, чтобы затевать игру из-за тебя одного. Я хотел ещё сплочения Рампо с Ильфом и Петровым. Эта троица тоже наверняка пригодится. Не вини себя в том, что Танидзаки ранен. На его месте мог оказаться кто угодно. Даже ты.

Булгаков вздрогнул, когда Дазай ответил на его мысли, но тут же расслабился.

«Пора бы уже привыкнуть, — подумал он. — А ведь Осаму понимает меня, как никто другой».

Он улыбнулся. Дазай улыбнулся в ответ и подмигнул.

— Ну, братцы кролики, — объявил он, — пора нам возвращать Чую. Мори рассчитывает на его помощь в переговорах.

— А это обязательно? — спросил Есенин и вздохнул. — Ну, ладно.

Он встал посреди коридора и сжал кулаки. Вокруг него в хороводе закружилось несколько теней. Есенин прищурил один глаз, выбрал одну тень, сунул в неё руку и что есть силы рванул к себе. Из тени вывалился (именно вывалился) Чуя. С минуту он сидел на полу, круглыми глазами глядя на присутствующих, потом сфокусировал зрение на Есенине, встал и направился к нему.

— Слышь, ты!

Дазай (единственный, кто был способен удержать Чую в гневе) схватил его за плечи. Накахара, пытаясь вырваться из хватки державшего его Дазая, излил на Есенина поток брани. Есенин посмотрел на Чую свысока (в прямом и в переносном смысле сразу) и ответил, употребив такие речевые обороты, что даже повелитель гравитации обалдел и не нашёл ответных слов. Дазай, привыкший считать Есенина нежным романтиком, изумлённо уставился на него и тоже растерялся.

* * *

— Что ты делаешь? — спросил Фукудзава.

— Достаю из минибара то, что сделает разговор приятнее, — Мори поставил на стол бутылку элитного вина и бокалы.

— Это лишнее.

— Тебя никто пить не заставляет, — отмахнулся Мори, разливая вино.

Толстой взял бокал из его рук, сделал глоток, хмыкнул, выпил всё до дна и застрочил что-то в дневнике. Мори протянул бокал Ахматовой.

— Благодарю, но я не пью, — отказалась она.

— Похвально. Не переношу женщин, злоупотребляющим алкоголем. Чуя?

Накахара почтительно поклонился и взял бокал из рук босса.

— А ты, Дазай? — спросил Мори.

— Не, не. Я твою дрянь не пью с тех пор, как отравился.

— Это было похмелье, а не отравление, дурак! — вполголоса выругался Чуя.

— Почему ты решил, что моё вино — дрянь? — удивился Мори. — Я не наливал его тебе... А, так вот куда пропало восемь бутылок! Ну точно, кто же ещё мог обмануть сигнализацию и охрану!

Дазай самодовольно улыбнулся, подтверждая сказанное.

— Восемь? — прошипел Чуя, чтобы никто, кроме Дазая, не слышал. — Четыре бутылки мы выпили, а куда делись остальные?

— Продал твоим подчинённым. Думаешь, только ты умеешь наживаться на Мафии?

В этот момент раздражение и желание врезать Дазаю зажглось в сердцах даже таких разных людей, как Накахара и Ахматова.

Мори опустился в кресло и соединил перед собой кончики пальцев.

— Итак, начнём беседу. У нас ведь просто дружеская, ни к чему не обязывающая беседа, я правильно понимаю?

— Зависит от того, к чему мы придём, — ответил Фукудзава.

Он один из трёх глав организаций остался стоять, по привычке спрятав руки в рукава.

Время от времени он бросал взгляд на Толстого, который исписал уже третью страницу своего дневника. Ахматова стояла возле кресла шефа на правах советника. На её лице была полуулыбка. Анна знала, что Толстой не остановится, пока не запишет все впечатления от вина Мори. Ну, или пока тетрадь не закончится. Однако не стоит думать, что увлечённый своим делом Толстой упустит хоть слово из разговора...

— Объясните мне, для начала, зачем вам понадобилось вламываться в хранилище драгоценностей Мафии? — попросил Мори. — Неужели у доблестного Агенства такие проблемы с финансированием, что оно опустилось до воровства?

— Наверное, ты сам начинаешь догадываться, — сказал Фукудзава, — что это не просто драгоценность. Идеально круглый бриллиант, светящийся изнутри, является одним из элементов Митцунорики.

Дазай и Чуя стояли чуть поодаль. Накахара пил вино.

— Тебе бы поменьше пить, — сказал Дазай.

— Без тебя разберусь!

— Алкоголь делает тебя агрессивным.

— Радуйся, что ситуация не позволяет мне прямо сейчас прихлопнуть тебя на месте, как чёртового таракана.

— Вот об этом я и говорю! Ха, согласись, забавно, когда тебя обзывает тараканом маленький и рыжий... Ой, извини, это ж про тебя!

Чуя знал, что Дазай провоцирует его специально — так было всегда, ещё во времена их работы в Мафии. Он решил игнорировать дурачество бывшего напарника.

— Митцунорики? — переспросил Мори.

Фукудзава повернулся к Толстому, который наконец-то закрыл тетрадь:

— Я думаю, у вас лучше получится объяснить. Честно говоря, я и сам не до конца всё понял.

— Ежели вам захотелось длинных рассказов, — проговорил Толстой, — не будет ли наглостью с моей стороны попросить ещё один бокальчик вина?

— Вам понравилось? — поинтересовался Мори, наполняя бокал Толстого. — Я польщён.

Толстой взял бокал и удобнее устроился в кресле.

— Итак, Митцунорики. Счастливец, которому удастся собрать все элементы и провести ритуал, получает власть над временем и устройством мира.

— Вот как, — пробормотал Мори. В его глазах появился интерес.

Дазай зевнул.

— Скучно. Уже жалею, что пошёл вместо Куникиды.

— Я тоже не понимаю, что ты здесь делаешь, — проговорил Накахара. — Предатель. После всего ты ещё позволяешь себе появляться в кабинете Мори-сана!

— А ты, я смотрю, пригрелся в Портовой Мафии, малыш Чуя. Хочешь объясню, почему я ушёл?

Посчитав молчание знаком согласия, он продолжил:

— В Мафии совершенно нет возможностей для карьерного роста и для роста вообще. Ну, ты должен об этом знать.

— Ещё слово про мой рост...

— Чуя-карлик, Чуя-карлик!

— Ты нарываешься!!!

— Да, открою маленький секрет (ничего, что я употребил слово «маленький»?): шляпа не делает тебя выше.

Дазай сорвал шляпу с головы Чуи. Тот вмиг забыл о своём намерении сохранять спокойствие и вцепился Дазаю в горло, норовя придушить.

— Да ты ... !

— Мальчики, — пропел Мори, — играйте, пожалуйста, потише, пока взрослые разговаривают. И Чуя, выражайся поизящнее — здесь дамы.

— Мы хотим раньше Достоевского собрать элементы Митцунорики, — сказал Фукудзава. Между его бровей залегла морщинка. Он не понимал, почему Дазай в такой ответственный момент ведёт себя, как ребёнок. — Бриллиант у нас уже есть...

— Не у нас, — поправил Мори, — а у меня.

— Но ты ведь согласен объединить силы Агентства, Союза и Мафии?

Губы Мори растянулись в приторной улыбке.

— Нет. Какая мне выгода от сотрудничества с вами? По сравнению с Мафией, Детективное Агентство и этот ваш Союз ничтожны. Тем не менее, примите благодарность за информацию о Митцунорики. Мафии будет полезно завладеть таким мощным артефактом, — он поднял бокал и насмешливо сказал: — За вас!

— Вам известно ещё далеко не всё, — сказал Толстой. — Вы не знаете, где искать нужные элементы и как проводить ритуал.

— Но вы скажете это в любом случае. Не забывайте: вы находитесь на территории Мафии. Мне достаточно нажать вон ту кнопочку, — Мори показал на стол, — и сюда явятся мои люди. А они уж заставят вас заговорить. Как вам такое?

— Шах, — вполголоса сказал Дазай.

Ахматова и Толстой со снисходительными улыбками переглянулись.

— Ваша тактика хороша, господин Мори, — сказал Толстой, — Однако вы ведь помните, что именно Анна закрывала дверь в кабинет?

— Я тогда стоял спиной ко входу. Но что ж с того?

— Моя способность — «Дверь полуоткрыта», — сообщила Ахматова. — Я запираю двери надёжнее любых замков одним касанием.

Мори поставил бокал слишком резко, так, что по кабинету разнёсся неприятный звон, порывисто встал и направился к двери. Слова Ахматовой подтвердились: сколько он ни дёргал дверную ручку, дверь не поддавалась.

— Интересно получается, — пробормотал он.

— Ваши люди не смогут попасть сюда при всём желании, — говорила Ахматова. — А значит, преимущество на нашей стороне. Арифметика проста — двое против четверых. У вас с вашим подчинённым могут быть сильные способности, но мы тоже не лыком шиты.

— Мат, — заключил Дазай.

Мори замер. На его лицо набежала тень. Он переглянулся с Чуей и встретил растерянный взгляд.

— Браво, — мрачно сказал Мори. — Но если вы думаете, что из-за одной закрытой двери...

— О, да брось! Ты же не хочешь, чтобы я рассказал всем, что «закрыто» в твоих сейфах? — громко сказал Дазай.

Их взгляды схлестнулись. Дазай на минуту смахнул со своего лица дурацкую ухмылку и смотрел в глаза бывшего босса нахально и вызывающе. Глаза Мори сверкнули, как два острых алмаза.

— ...я пойду вам навстречу, — договорил он и вернулся на своё место. — Но взамен вы дадите Мафии право распоряжаться Митцунорики.

— Это исключено, — возразил Толстой. — Цель Союза — никому не позволить провести ритуал. Мы не намерены брать на себя такую ответственность, как переустройство мира.

— Вы снова вынуждаете меня проявлять недовольство. Если вы никому не дадите использовать Митцунорики, в чём тогда выгода для Мафии?

— Хотя бы в том, что ничего плохого не случится, — обронила Ахматова.

— Чуя, у тебя пятно на рубашке, — шёпотом сказал Дазай.

— Где?

Чуя наклонился, и Дазай схватил его за нос. Получить по шее от начальства не хотели оба, поэтому Дазай был вынужден давить смех, а Чуя — сдерживать себя от желания прибить его на месте.

— То есть, Мафия не получит ничего? — ещё пытался стоять на своём Мори.

— Если Митцунорики достанется Достоевскому, — тихо, но чётко сказал Толстой, — даже Мафия не устоит.

— А бескорыстная помощь зачтётся в вашу карму, — добавила Ахматова и улыбнулась.

То ли довод Толстого оказался веским, то ли улыбка Ахматовой произвела на Мори благоприятное впечатление, но после недолгих раздумий босс Портовой Мафии поднял голову.

— Мафия сейчас не в том положении, чтобы спорить, верно? — с невесёлой усмешкой сказал он. — Что ж, ладно, я принимаю ваши условия. Эта партия за вами.

Мори медленно похлопал, но в его глазах мелькнуло что-то жёсткое. Фукудзава недоверчиво покосился на него.

— Хорошо, что всё хорошо, — добродушно сказал Толстой. — Но остались ещё кое-какие формальности. Анна, вы подготовили то, что я просил?

— Разумеется, господин Толстой, — Ахматова достала из папки, которую держала, четыре комплекта документов. Один она положила на столик, остальные раздала главам организаций. — Это бумаги, свидетельствующие о перемирии и некоторых обязательствах сторон. Прошу прочесть копии и, если возражений не возникнет, подписать оригинал.

— Когда?.. — начал Фукудзава.

— Сегодня утром я попросил Анну составить договор на случай перемирия, — мягко ответил Толстой. — Дазай заранее сообщил мне, что всё может так сложиться. Я подумал, что у кого-нибудь может возникнуть желание выдать нас Отделу по делам одарённых. Я ни на кого не намекаю, но мало ли... Если же мы закрепим союз подписями, вероятность предательства сводится к минимуму, ведь любой член какой-либо из организаций, выдавая нелегальное объединение, ставит под удар себя.

Мори подписал документ с театральным взмахом пера, будто ставя точку в чьей-то судьбе.

— Надеюсь, вы не пожалеете о своём выборе, — сказал он.

Фукудзава подписал молча, на секунду задержав взгляд на Мори. Толстой, оставив свою размашистую подпись, откинулся в кресле и потянулся за вином.

Когда напряжение спало, послышался обиженный голос Чуи:

— Мори-сан, скажите Дазаю, пусть он вернёт мне мою шляпу!

Нервы Фукудзавы, туго натянутые, как струна, сдали, и он рявкнул:

— Дазай, хватит дурака валять! Угомонись уже!

* * *

— Это... бриллиант? — Фукудзава сощурился. — Если ты хочешь нас так одурачить...

Посреди кабинета стоял старинный стул с зелёной обивкой. Мори развёл руками.

— Именно таким его доставили. И ваши подчинённые тоже выносили его из хранилища в таком виде. Могу показать запись с камер наблюдения...

— Не стоит, — сказал Толстой, осмотрев стул. — Это действительно бриллиант. Здесь потрудилась способность Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». Она парная.

— Парная способность? — переспросил Чуя. — Впервые про такое слышу!

Толстой кивнул.

— Подобное редко, но бывает. Петров превращает драгоценности в стулья, а Ильф меняет их количество. Примечательно, что способность работает только в том случае, если Ильф и Петров вместе, и если они дружны. Однако обратный... эм... процесс им недоступен.

Фукудзава вздохнул и потёр виски.

— Это прекрасно. Только что нам теперь делать с этим... мебельным сокровищем?

— Я правильно понимаю, что «Двенадцать стульев» — способность с причудами, но всё же — способность? — с лисьей улыбкой произнёс Дазай. — А не значит ли это, что мне достаточно прикоснуться к стулу, чтобы вернуть ему вид бриллианта?

— Позвольте мне вмешаться, — сказала вдруг Ахматова.

Все повернулись к ней.

— У Достоевского нет человека с обнуляющей способностью, как у нас. Даже если он найдёт бриллиант, что он сможет сделать с... этим? — Она элегантным жестом указала на стул. — Не безопаснее ли оставить всё как есть?

— В ваших словах есть резон, — кивнул Мори.

— Мы просто поставим его среди других стульев в офисе Агентства, — Дазай хохотнул. — Я бы посмотрел, как Достоевский будет ворошить мебель в поисках бриллианта!

Чуя нахмурился.

— А где гарантия, что ты случайно не усадишь на него свой вездесущий зад? Или не случайно, — добавил он, глядя на улыбающуюся физиономию Дазая.

— Этот... предмет займёт место в моём кабинете, — заявил Фукудзава. — Без моего ведома туда никто не может попасть. Верно, Дазай?

— Разумеется, директор, — кивнул Дазай. — Ваш кабинет — неприступная цитадель, взломать которую не под силу никому... Я не посмею посягнуть на него.

Мори опустился на стул и закинул одну ногу на другую.

— Довольно удобно, — улыбнулся он и с любопытством глянул на Толстого. — Способности русских эсперов в своём роде уникальны. Вы тоже одарённый?

— Да, — кивнул глава Союза, — но моя способность никчёмна по сравнению с другими.

— Бросьте, господин Толстой! — возразила Ахматова. — Ваша «Война и мир» — поистине великая сверхспособность! Кто ещё может одним щелчком пальцев разжечь конфликт любого масштаба, а затем так же легко его потушить?

— Как и большинство людей, вы меня перехваливаете, — Толстой смущённо опустил глаза. — Моя способность была бы бесценна, если бы я мог прекращать все конфликты, а не только те, что сам создал.

— Действительно, любопытная способность, — улыбнулся Мори.

Повисло молчание. Нарушил его опять же Мори, как бы невзначай спросив:

— Кстати, где остановился Союз?

— Детективное Агентство оплатило нам проживание в гостинице, — ответил Толстой.

— Можете не продолжать, — Мори брезгливо махнул рукой. — Имея смутные представления о бюджете Агентства, я представляю, что там за местечко. У меня вот какое предложение: вы переселитесь в пятизвёздочный отель, который находится под контролем Портовой Мафии. Как вам?

— О, сомневаюсь, что у нас хватит средств на пятизвёздочный отель, — слегка виновато улыбнулся Толстой.

— Что вы! Все расходы Мафия берёт на себя. Но взамен, — Мори поднял вверх указательный палец. — Вы будете держать меня в курсе дела о Митцунорики. Каждый день ко мне будет приезжать по представителю от Агентства и Союза и предоставлять подробный отчёт.

Толстой переглянулся с Анной. Та лишь пожала плечами.

— Я принимаю ваше предложение, — сказал Толстой.

Фукудзава всё это время молчал и внимательно следил за разговором. Предложение о бесплатном жилье сначала насторожило его, но он успокоился, когда Мори предъявил требования. Не совсем бесплатный сыр, значит, пока беспокоиться не о чем. Но всё равно надо держать ухо в остро.

* * *

— Мори-сан, что дальше? — спросил Чуя, оставшись с боссом наедине.

— Мафия будет соблюдать этот договор, — ответил Мори и взял в руки копию договора. — Пока будет.

«Стороны обязуются:

не разглашать информацию о совместных операциях, слабых сторонах и внутренней структуре друг друга....»

— Но это может ослабить Мафию, — сказал Чуя. — Теперь мы будем отдавать большую часть своих средств на помощь двум организациям.

«...не предпринимать действий, которые могут поставить другую Сторону или её членов под удар государственных структур или враждебных организаций...»

— Если бы ты не выяснял отношения с Дазаем, исход мог быть другим, — спокойно сказал Мори.

Пристыжённый Чуя замолчал. Мори посмотрел на кресло, в котором сидел во время переговоров Толстой, и рядом с которым стояла Ахматова. Мори воссоздал в воображении её невысокий, красивый силуэт, аккуратную причёску, строгий костюм. Всё в её облике было идеальным и безупречным.

«...Любое нарушение режима конфиденциальности одной из Сторон будет расценено как акт преднамеренного саботажа и приведёт к немедленному расторжению Договора со всеми вытекающими последствиями».

— Этот Толстой не так прост, как кажется, — задумчиво проговорил Мори. — Но он будет вести честную игру. А женщина, что была с ним, очень умна. Договор составлен так, что у Мафии полностью связаны руки.

Он положил бумаги на стол и подошёл к панорамному окну. Солнце заходило. Чуя стоял потупившись.

«Я этому гаду башку откручу, — думал он, — ноги оторву...»

Пока он со злым удовлетворением представлял, как оторвёт и открутит или, наоборот, воткнёт и вставит что-нибудь «гаду Дазаю», Мори вёл мыслительную работу. Где-то в глубине его холодных, словно застывших, глаз сомнение сменялось тоской, тоска — надеждой, надежда — досадой. Наконец он усмехнулся и повернулся к Чуе.

— Мафия будет безоговорочно соблюдать договор. Это не обсуждается. Окажи мне вот какую услугу: раздобудь номер телефона госпожи Ахматовой, — сказал он и тихо добавил, когда Чуя собрался уходить: — И ещё одна просьба... по возможности, приглядывай за Дазаем.

— Может, лучше поручить это Акутагаве? — предложил Чуя. Ему не хотелось расставаться с планами по отрыванию, откручиванию и так далее, которые он мысленно составил. — Он будет рад побегать за своим идолом.

— Нет, — твёрдо сказал Мори. — Я могу поручить это только тебе. Акутагава слишком горячен. Ты ведь не хочешь, чтобы у нас были проблемы из-за того, что он зарезал кого-то, кто посмел чихнуть в сторону Дазая?

Чуя в ответ усмехнулся.

— Вот то-то же.

— Мори-сан, один вопрос, — уже стоя в дверях, Чуя обернулся. — Вы действительно верите, что Дазай ещё вернётся в Мафию?

— А ты думаешь, что нет? — вопросом на вопрос ответил Мори.

— Он стал другим.

— Люди не меняются, — отрезал Мори. — Сделай то, о чём я тебя попросил, и больше ни о чём не спрашивай.

— Как скажете, — тихо произнёс Чуя, поклонился и вышел.

1) Камидзу — японская версия имени «Михаил».

Вернуться к тексту

2) Японцы считают имя «Миша» женским.

Вернуться к тексту