Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Я ушла из Союза. Нет, кого я обманываю... Меня вышвырнули оттуда, как ненужную вещь.
Вчера вечером Сергей был со мной особо добр и внимателен. Более добр и внимателен, чем обычно, если, конечно, такое можно представить. Последние слова, которые он сказал сегодня утром, показались мне странными: „Я всегда с тобой, даже если меня нет рядом”. Сказав это, он поцеловал меня, как всегда, в лоб и ушёл на службу. Если бы я знала, что это был наш последний с ним разговор, если бы только знала...
Сергея втянули в какое-то тёмное дело, что-то связанное с подделкой документов, я не знаю точно. Мой муж был уверен, что их деятельность направлена на благо людей, но в какой-то момент засомневался и захотел отказаться участвовать во всём этом. И его освободили. Смертью.
Я их всех убила. С изяществом, как положено мести. Одного я заставила застрелиться посреди площади, другого — броситься с крыши прямо на глазах людей. В Союзе эсперов узнали про это и указали мне на дверь. И чёрт с ними!
Дома я вспомнила про „Реквием”. Я хотела использовать его, когда умерла наша дочь, но Сергей не позволил. Теперь его нет. И некому меня остановить.
В последний момент я вспомнила, что должна сообщить об использовании „Реквиема” одному человеку. Я отправила по почте сердолик. Писать письмо я посчитала лишним. Он поймёт.
Всё осветилось белым сиянием. Мне не было больно. Я не чувствовала ровным счётом ничего. Слова, которые я никогда не знала, сами слетали с языка:
„Застынет всё, что пело и боролось,
Сияло и рвалось...”(1)
Вдруг я ощутила, как кто-то дотронулся до меня. Белый свет чуть рассеялся, я стала различать интерьер гостиной. Мне стало очень больно. Я потеряла сознание.
Пришла в себя я на диване. Мне понадобилось всего мгновение, чтобы вспомнить, что произошло.
— Как вы себя чувствуете? Я впервые останавливаю действие сверхъестественной способности. Знаете, это очень волнительно.
Я чуть повернула голову в ту сторону, с которой слышала этот спокойный голос. Говорил молодой человек. У него были чёрные волосы и фиолетовые глаза. Что-то в его глазах напугало меня, и я поспешно отвела от них взгляд. Он был странно одет для летнего дня: в меховой плащ и шапку-ушанку.
— Кто вы?
Он улыбнулся — его улыбка тоже показалась мне жуткой — и представился, сняв шапку:
— Фёдор Достоевский к вашим услугам.
Я села, быстрым движением открыла ящик стола и достала револьвер.
— Я знаю, вы — самый опасный эспер России. Вы хотели вступить в Союз, но Толстой отказал вам. Ваши цели чудовищны! Что вам нужно от меня?
Дрожащей рукой я держала револьвер, направив на Достоевского, готовая в случае необходимости выстрелить. Но он оставался всё так же спокоен. Казалось, ничто не способно стереть с его лица эту холодную, нехорошую улыбку.
— Глядя на вашу готовность застрелить меня, я всё больше убеждаюсь, что мне нужны именно вы, — сказал он. — Однако предупреждаю: у вас это не получится. Моя способность — „Преступление и наказание” — переселяет меня в тело убийцы. Другими словами, если вы убьёте меня, умрёте сами, а я останусь жить. Такой конец ужасен и никому не принесёт пользы.
Он сел в кресло и закинул одну ногу на другую.
— Видите — я раскрываю вам свои карты. Немногие удостаивались такой чести. Я хочу, чтобы ты — перейдём на „ты”, мы ведь ровесники, к чему церемонии? — доверяла мне. Да, я предлагал Толстому помощь в деятельности Союза эсперов, но столкнулся с презрением и непониманием, как ты. Тогда я создал свою собственную организацию, в которую предлагаю тебе вступить. Мы зовём себя „Крысами Мёртвого дома”.
— Я не стану вступать в твою организацию, — сказала я, тоже с лёгкостью переходя на „ты”. — Я тебе не доверяю. И вообще... ОСТАВЬТЕ МЕНЯ ВСЕ В ПОКОЕ!!!
Я заплакала. Достоевский терпеливо ждал, пока я успокоюсь. Когда слёзы иссякли, я прошептала:
— „Реквием”... Я должна была исчезнуть, чтобы вернуть Сергея к жизни. Почему ничего не получилось?
Достоевский показал флакон, на дне которого плескалась прозрачная жидкость.
— Живая вода — сильнейшее вещество, способное остановить действие способности одарённого.
— Остановить действие способности?
Что-то в моей жизни было связано с обнулением сверхспособности. Но что? Ах, впрочем, что бы это ни было, это уже не важно!
— Теперь ты ждёшь, что я буду тебе благодарна? За то, что ты сохранил мне жизнь?
— Я не требую от людей благодарности. Да и тебя я спасал не из благородства, а чтобы ты помогла мне в одном деле.
— Пошёл ты к чёрту со своими делами! — снова разгорячилась я. — Ты мне отвратителен! Я не стану тебе помогать. Ни за что!
На его лице снова растянулась улыбка, и я невольно притихла.
— Ни за что? — переспросил он. — Даже ради того, чтобы вернуть семью?
Я вздрогнула.
— Что ты предлагаешь?
— Да или нет?
Я не хотела отвечать. Просто из упрямства не хотела показывать, что поверила ему. Но внезапно я испугалась, что Достоевский возьмёт свои слова обратно, и кивнула.
— Я знал, что смогу на тебя рассчитывать, — вполголоса проговорил он.
— Что мне нужно делать?
— Для начала мы отправляемся за границу.
— Куда именно?
— В Японию. Чудесная страна! Ты была там?
Я проигнорировала вопрос. Вместо ответа на него я сказала внезапно ставшим твёрдым, как сталь, и таким же холодным голосом:
— Изложи подробный план действий.
1) Из стихотворения М. И. Цветаевой «Реквием»
Пароход прибыл в порт Йокогамы. Девушка лет тридцати пяти с идеально уложенными чёрными волосами взглянула на часы.
— Пароход опоздал на шесть минут, — сказала она приятным низким голосом, оглядывая пристань, — этот оболтус должен уже быть тут как штык. Что-то я его не наблюдаю...
— Не паникуйте понапрасну, Анна, — мягко проговорил пожилой мужчина с густой, белой, как снег, бородой. — Я уверен, Дазай не заставит себя долго ждать.
Девушка посмотрела на него взглядом, полным уважения и как будто говорящим: «Позвольте с вами не согласиться...»
А в это время к порту действительно направлялся Дазай в компании Куникиды и Ацуши. Все трое были мокрыми насквозь, но Дазая, напевавшего себе под нос, это нисколько не огорчало. В отличие от его спутников. Куникида трясся от гнева и выговаривал напарнику за его безалаберность:
— Какой человек в здравом уме сиганёт средь бела дня в реку на глазах у товарищей? Если бы Ацуши, бросившись тебя вытаскивать, не запутался ногой в какой-то сетке, что его самого́ пришлось спасать, я бы в жизни не стал тебя доставать! Теперь посмотри в каком виде мы идём на встречу с Союзом эсперов!
Ацуши хранил мрачное молчание и буравил взглядом спину наставника, который шёл вприпрыжку и бормотал:
— Кагомэ, кагомэ,
Птичка в клетке.
Когда же, когда же она её покинет?(1)
— Ты невыносим! — воскликнул Куникида. — Ты вообще хоть что-нибудь соображаешь? Как я буду читать приветственную речь русским эсперам в таком виде?!
— С чувством, с толком, с расстановкой, — невозмутимо ответил Дазай.
— Я всю ночь потратил на подготовку!
— Лучше бы ты потратил её на сон. Всё, что сейчас нужно членам Союза, — поскорее добраться до гостиницы и отдохнуть с дороги. Хотя, Толстой, я думаю, не откажется от экскурсии по городу. Его интересовали местные деревья.
— Правда?
— Ага. Он любит дубы, но сакура ему тоже должна понравиться.
— Ты меня разыгрываешь?
— Можешь сам у него спросить, когда придём.
Куникида открыл блокнот и быстро в нём что-то застрочил.
Группа русских эсперов стояла на пристани. Ахматова нервно притоптывала ногой.
— Я так понимаю, нам придётся добираться до гостиницы самим, — проворчала она. — И этот балбес ещё рассказывал нам что-то про японское гостеприимство!
— Осаму не может нас бросить, — возразил молодой человек с сумкой, в которой сидел большой чёрный кот. — Если он опаздывает, то по уважительной причине.
— Опять небось вешается или травится! В этом весь твой Осаму, Булгаков.
Булгаков открыл рот, чтобы встать на защиту друга, но мужчина с моноклем положил ему руку на плечо и вполголоса сказал:
— Не обращай внимания. У тебя ведь сохранился номер телефона Дазая? Позвони ему.
Булгаков достал из кармана телефон и нашёл в списке контакт «Осаму».
— О, Миша, вы уже прибыли?
— Рад слышать твой голос, — искренне сказал Булгаков. — Да, только тебя ждём. Анна начинает нервничать.
— Мы идём. Будем минут через пять.
— Мы?
— Я и ещё двое ребят из Агентства. А Ахматовой передай, что нервные клетки не восстанавливаются. На связи!
Булгаков убрал телефон в карман.
— Ну? — нетерпеливо спросила Ахматова.
— Просил передать, что нервные клетки не восстанавливаются, — сообщил Булгаков и добавил как бы между прочим: — И нас встретят через пять минут.
— Дазай-сан, а куда мы идём? — спросил вдруг Ацуши.
Куникида оторвался от своего блокнота.
— Хм, действительно. Встреча с пассажирами в другой стороне.
Дазай оторвался от телефона, в котором что-то смотрел после разговора с Булгаковым, и виновато хихикнул:
— Упс! Я нечаянно привёл вас к пристани, на которой Мафия встречает контрабанду.
Возле пристани стоял большой пароход. Из него под надзором Чуи Накахары выносили ящики люди в чёрных костюмах.
Куникида от души ударил Дазая по голове своим блокнотом.
— Бестолочь! Немедленно убираемся отсюда!
— А мы не должны помочь?
— Ацуши, хоть ты не беси меня! — прорычал Куникида.
Дазай пощупал лоб Накаджимы.
— Ты в реке, случаем, не переохладился? В здравом уме ты бы не стал предлагать помочь Мафии разгружать ящики с контрабандой.
Ацуши досадливо махнул рукой.
— Да нет же. Посмотрите туда!
На пристани была суматоха. Началось всё с того, что один из мафиози шёл с угрюмым видом, спрятав руки в карманы.
— Э, — окликнул его Накахара, — тебе работы не хватило? Щас обеспечим.
Мужчина не отреагировал. Он продолжил целенаправленно уходить с пристани. Чуя обозвал его бранным словом, догнал и схватил за руку, вырвав её из кармана. В пальцах мужчины был зажат большой бриллиант.
— Воровство? — озверел Чуя, размахнулся и ударил подчинённого. Тот потерял равновесие и упал. Бриллиант выпал из его руки.
В Накахару полетела пуля. Он остановил её гравитацией и окинул грозным взглядом подчинённых, пытаясь вычислить стрелявшего.
Пока Накахара устраивал разборки, забытый всеми бриллиант схватила неизвестно откуда взявшаяся девочка.
Когда она пробегала мимо детективов, Дазай поймал её за плечи. Вспыхнул голубой свет.
— Как я и думал, — пробормотал Дазай, присел перед девочкой на корточки и дружелюбно посмотрел в её испуганное лицо. — Ты чья, малышка?
Глаза ребёнка наполнились слезами.
— Я приех... приехала с мамой... Потом я убеж... жала... Я ничего не по-о-омню.
— Как тебя зовут?
— Чж... Чжицин.
— Чжицин, — сказал Дазай серьёзно, — не переживай. Так бывает. Я как-то заснул на работе, а проснулся поедающим мандзю(2). Любишь мандзю?
Девочка немного успокоилась и закивала головой.
— Это колдовство?
— Да! — Дазай улыбнулся. Глядя на его улыбку, Чжицин тоже заулыбалась. — Колдовство. Но я поймаю этого злого колдуна.
— Обещаешь? — с серьёзным видом спросила девочка.
Дазай кивнул, сделал загадочный жест рукой, извлёк из-за уха Чжицин конфету и протянул ей. Девочка взяла конфету и засмеялась.
— Ты тоже волшебник?
— Да, только добрый, — Дазай принял заговорщический вид и приложил палец к губам. — Но это секрет. Никто не должен об этом знать, хорошо?
— Угу.
Чжицин показала Дазаю бриллиант.
— Я не хотела его красть.
— Я знаю. Я верну его владельцу, а мой друг отведёт тебя к маме.
Дазай подвёл ребёнка к Куникиде.
— Что сказать матери? — спросил тот вполголоса.
— Придумай что-нибудь, — так же тихо ответил Дазай.
Куникида с Чжицин ушли. Дазай осмотрел бриллиант. Тот имел форму шара и был окружён серебристым сиянием.
— Похоже, он действительно какой-то особенный.
— Дазай-сан, — подал голос Ацуши, — откуда у вас это умение общаться с детьми?
Дазай пожал плечами.
— Не знаю, наверное, дело в том, что я рос в большой семье, — задумчиво глядя в пустоту, проговорил он. Потом усмехнулся и вернул голосу обычный полушутливый тон: — Ладно, идём, Ацуши, вернём Чуе бриллиант, а то бедняга сейчас поседеет от нервов.
И он бодро зашагал к своему бывшему напарнику. Ацуши затрусил следом.
— Не потерял часом?
Накахара, в ногах которого лежал пытающийся остановить текущую из разбитого носа кровь мафиози, обернулся. Его глаза округлились.
— Какого?!..
Дазай вложил в его руку бриллиант.
— Не стоит благодарности. И не будь так суров с подчинёнными, они здесь ни при чём.
Чую прорвало:
— Какого чёрта? Откуда ты знаешь? Откуда ты взялся? Ты меня преследуешь?
Дазай замахал руками.
— Не так быстро. Ты не поверишь, но я забрёл сюда случайно.
— Не верю.
— Пригнись.
— Чё?
Дазай положил руки на плечи Накахары, наклонил его к земле и присел сам. Над их головами пролетел ящик.
Чтобы скрасить ожидание, члены Союза эсперов зашли в кафе, расположенное в порту. Булгакову позволили зайти в кафе только после долгих уговоров и клятв, что он не будет выпускать кота из сумки. Ахматова купила газету и читала новости.
— А японская еда очень даже не дурна, — заметил Толстой, пробуя донбури(3). — Но соуса я бы добавил чутка побольше.
Послышался грохот. Из кухни выскочила женщина с воплями:
— Воры! Ловите!
Скучающий охранник обрадовался появлению работы и бросился на помощь. После небольшой потасовки и криков: «По голове, по голове не бейте! Это самое моё слабое место!» охранник, ликуя, вывел к центру кафе двух молодых людей, которых держал за шиворот. Оба были одеты в деловые костюмы, один из них прижимал к себе сковородки и кастрюли. Толстой встал и подошёл к ним.
— Господа, что за шум?
— Посуду воруют! — сообщила раскрасневшаяся от гнева женщина.
— Безобразие! — покачал головой Толстой и обратился к нарушителям спокойствия: — Ильф, Петров, чем вы объясните такое поведение?
— Вы их знаете?
— Да, мы сегодня прибыли из России.
— Опять русские туристы! — с обречённым видом воскликнула женщина.
— Мы не туристы, — возразил молодой человек, который держал посуду, и с недовольным видом поправил очки. — Мы здесь по работе. И мы не воровали, а брали на прокат.
— На прокат?!
— Это Ильфа идея была.
— Моя, — признался Ильф. — Подумайте сами: мы приехали в чужую страну, никого и ничего не знаем, нам, возможно, жить негде будет. Нам нужно же в чём-то готовить еду! Мы бы потом вернули, перед отъездом.
— Хорошее дело, — усмехнулся Толстой.
— Петров собирал посуду, — продолжал докладывать план Ильф, — а я стоял на шухере.
— Паршиво ты на шухере стоял! — возмутился Петров.
— Я отвлёкся на птицу за окном. Ты бы видел: это была такая любопытная чайка!
Мужчина с моноклем, сидевший за одним столиком с Ахматовой, посмотрел на Ильфа и Петрова и, пряча улыбку, пробормотал:
— Невежество!
Пока Толстой сглаживал конфликт, Ахматова отложила газету и начала:
— Антон...
— Я знаю, что ты хочешь сказать. Толстой послал Есенина разведать обстановку. Вот он, кстати, приближается.
Ахматова проследила за взглядом Чехова, но, как она ни напрягала зрение, не сумела по теням понять, в какой из них находится Есенин. «Чёрный человек» позволял Серёже Есенину становиться невидимым и перемещаться по чужим теням. Толстой и Чехов умели как-то определять его местоположение, Ахматова же, как ни старалась, не могла этому научиться.
На полу вырисовался чёрный силуэт человека, из него выплыл красивый парень лет восемнадцати. Он был самым молодым членом Союза.
— Они на другой стороне пристани, — доложил он. — Там драка. Что-то случилось.
— Вот как, — хмыкнул Толстой, подойдя к столику. За ним следовали притихшие после оплаты штрафа за моральный и материальный (кухарка обнаружила свежую царапину на кастрюле) ущерб Ильф и Петров. — Мы обязаны помочь. Собираемся.
Ящик, который чуть не снёс головы Дазаю и Чуе, был брошен одним из мафиози.
— Какого чёрта здесь происходит?! — вскрикнул Чуя и отправил ящик обратно, добавив к его весу несколько килограммов «Смутной печалью». — Я не могу позволить себе перебить собственных подчинённых, даже взбесившихся!
— Повторяю: твои подчинённые здесь ни при чём, — сказал Дазай, отклоняясь от удара. — Ацуши, смотри в оба! Так вот, Чуя, помнишь, как на тебя напал Акутагава?
— Такой позор не забывается, — сквозь зубы процедил Накахара. — Его ведь тогда подчинила своей способностью какая-то девчонка?
— Верно.
— Хочешь сказать, сейчас всё это снова она устроила?
— Я бы так и подумал, вот только эта, как ты посмел выразиться, девчонка мертва.
— Подожди минутку, — попросил Чуя, оглушил ударом двух подчинённых и как ни в чём ни бывало продолжил разговор: — А ты лично видел её тело?
— Нет, но...
— Тогда с чего ты взял, что она действительно мертва? — улыбнулся Чуя, глядя на бывшего напарника из-под полей шляпы. — Когда ты удрал из Мафии, многие тоже были уверены, что тебя уже нет на этом свете. А ты жив и здоров. К сожалению.
Дазай задумался. Правда, почему он решил, что сердолик — знак о смерти? Если Чуя не ошибается, и она жива, то она должна сейчас находиться где-то рядом.
— Одно не пойму: из-за чего весь этот цирк? — протянул Накахара.
— Что? А, ты про это, — Дазай показал пальцем на бриллиант в руке Чуи. — Всё дело в этом камешке.
— Камешек?! Да ты знаешь, сколько он стоит?!
— Не знаю и не хочу знать.
Дазай окинул взглядом пристань. В толпе он разглядел хрупкую фигурку в плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Девушка, видимо, заметила, что он на неё смотрит, и бросилась наутёк. Дазай бросился за ней. Ему преградили дорогу несколько мафиози.
«Пятеро! — сосчитал он. — А вы преуспели в своей способности, мадмуазель... Ах, да, вы ведь уже мадам!..»
Дазай увернулся от кулака, норовившего разбить ему нос, но получил удар в солнечное сплетение. Он опустился на колени, пытаясь восстановить дыхание. Его больше не трогали.
«Она не хочет моей смерти!»
— Дазай-сан!
— Помоги... мне... встать, — прохрипел он и тяжело поднялся на ноги, облокотившись на Ацуши. — Всё в порядке. Проследи, чтобы Чуя никого не прикончил. Если он угомонится, опасность никому не грозит. Постой, я ему кое-что скажу.
Боль в груди утихла, Дазай подошёл к Накахаре. Тот вошёл во вкус битвы, его глаза светились азартом.
— Чтобы покончить с этим балаганом, я должен добраться до неё.
— Валяй, — одобрил Чуя. — В ответ на твою помощь я отпущу с миром тебя и тигра. Конечно, не то, чтобы я без тебя не справился...
— Я знал, что могу на тебя рассчитывать, — Дазай дружески похлопал Чую по спине и убежал. Способность, с помощью которой Накахара держал на весу одного из подчинённых, обнулилась, и бедный мафиози упал в воду.
— Дазай, ну ё-моё!
Краем глаза Дазай увидел, как на пристани появились Толстой, Чехов, Ахматова и остальные члены Союза эсперов.
Теперь главное: не потерять её след.
* * *
В узком переулке, облокотившись на стену, курил человек. Он был спокоен и не изменил положения, когда к нему подбежала девушка.
— Он у тебя? — спросил он.
— Мне помешали.
— Кто?
— Вооружённое Детективное Агентство — это...
— Благодарю, не стоит. Я отлично осведомлён насчёт Вооружённого Детективного Агентства, — Достоевский усмехнулся, затушил сигарету и тут же закурил новую. — Когда оно вмешивается в игру, вечер перестаёт быть томным.
Девушка откинула капюшон. Светлые волосы рассыпались по плечам, зелёные ведьминские глаза сверкнули, как два изумруда.
— Я ещё пытаюсь добыть его. Там... так много людей, — она прислонилась спиной к стене и поморщилась, как от головной боли. — Если бы у меня было больше сил, я бы подчинила способность одарённого, но это уже выше моих возможностей. Перескакивать из одного разума в другой... Это так тяжело.
— Тем не менее, ты хорошо держишься, — заметил Достоевский, пристально глядя на неё. — Раньше ведь ты не умела подчинять сразу нескольких людей?
— Не умела, — признала она. — Но ради семьи я сделаю всё, что только могу. Ни перед кем и ни перед чем не остановлюсь. Пусть мне даже самой придётся погибнуть!
Достоевский усмехнулся.
— Значит, я в тебе не ошибся.
За спиной Цветаевой послышались аплодисменты и крик: «Браво!» Она обернулась и оторопела.
— Вы? Но я ведь сбила вас со следа!
— Я живу в этом городе очень давно, — сказал Дазай. — И знаю все его тёмные закоулки.
Он вышел из тени и направился к двум эсперам. Он смотрел только на Цветаеву, в его глазах плясали нехорошие искры.
— Как вам живётся на том свете? — язвительно сказал он. — В тот день, когда я получил ваш сердолик, я пытался утопиться — увы! — неудачно. Я с трудом, но могу простить ваш жестокий обман, но я не прощу то, что вы связались с этим человеком, — он кивнул на Достоевского.
— Я не обманывала вас, Дазай!
— Не верю больше не единому вашему слову, — он встал напротив неё. — Вы окончательно разочаровали меня тем, что использовали как орудие ни в чём не повинного ребёнка!
— Девочке ничего не грозило, — торопливо заговорила Цветаева. — Они бы не стали в неё стрелять.
— Они — Мафия! — крикнул Дазай. — Вы не могли этого не понимать! Невозможно жить в этом паршивом мире и быть такой наивной!
Суровый взгляд его карих глаз врезался в её лихорадочно блестящие зелёные. Он коснулся кончиками пальцев её лба. На мгновение переулок осветился вспышкой «Исповеди неполноценного человека». Обнулив способность, он сразу убрал руку.
— Теперь объясните, что вас объединяет с этим дьяволом.
— Как ты грозен, Дазай! — на лице Достоевского растянулась широкая улыбка. — Не переживай, наши отношения с Мариной абсолютно деловые.
Дазай возмутился:
— При чём здесь?..
— Как ты смеешь? — вспыхнула Цветаева.
Достоевский засмеялся.
— Вы даже злитесь одинаково.
Дазай выхватил из-за пояса пистолет и направил его на Достоевского.
— В последний раз меня хотели убить топором, — проговорил тот. — Попытка была хорошая, но успехом не увенчалась.
— У пули больше шансов, чем у топора, — жёстко сказал Дазай.
— Нет! — закричала Цветаева. — Я прошу вас!
— Вы не хотите терять своего напарника?
— Мы заключили сделку, но я отговариваю вас не поэтому.
— Что за сделка?
Цветаева оглянулась на Достоевского. Тот спокойно и даже чуть насмешливо смотрел на дуло направленного на него пистолета.
— Он... обещал вернуть мою семью, — тихо выговорила она.
Дазай посмотрел в её глаза. В них плескалась хорошо знакомая ему боль. Боль от утраты близкого человека.
— И нет другого выхода? — каким-то чужим, отстранённым голосом спросил он. — Неужели вам обязательно заключать сделку с этим дьяволом? Разве вам не могут помочь Агентство или Союз?
— Наверное, могут. Но предложил помощь мне именно Фёдор.
— Пока вы общались, я дослушал «К Элизе» Бетховена, — Достоевский показал на наушник в своём ухе. — До начала спектакля осталось совсем немного. Не переживай, Дазай, тебе тоже отведена роль в нём. Сценарий получишь у Союза. Время — деньги, Марина. Нам пора.
Он развернулся и спокойно направился к выходу из переулка.
— Ты уверен, что тебе удастся отсюда уйти? — крикнул Дазай.
Достоевский оглянулся, не сбавляя шага.
— Ты не выстрелишь.
— С чего ты взял?
— Цветаева попросила тебя этого не делать.
Дазай посмотрел на Цветаеву. Она сделала вид, что не заметила его взгляд, накинула капюшон и поспешила за Достоевским.
* * *
Дазай вернулся на пристань. Там уже всё стихло. Подчинённые Чуи пришли в себя, те, кто был в состоянии работать, разгружали оставшиеся ящики. Остальным Накахара дал больничный, скупо извинившись: «Я, может, был не прав, но ты первый начал косячить». Неподалёку стояли русские эсперы, к которым, с опаской оглядываясь на снующих туда-сюда мафиози, прилип Ацуши. Накахара кивнул Дазаю и поспешно отвернулся, боясь, как бы никто не заподозрил, что они знакомы.
— И никому не слова о том, что здесь произошло! — грозно рявкнул он подчинённым, мысленно подбирая слова для отчёта перед Мори.
Когда Дазай подошёл к Союзу, ему на шею бросился Булгаков.
— Миша, ты меня душишь! — прохрипел Дазай. — Прозвучит странно, но я пока хочу жить.
Булгаков извинился и отпустил его. Дазай посмотрел в его счастливые глаза и вдруг осознал, что ему впервые так искренне радуются.
— Я тоже рад тебя видеть, — тихо сказал он, хлопнул Булгакова по плечу и отвернулся. — Ну, как вы тут справились?
— Дазай-сан, это было потрясающе! — воскликнул Ацуши. — Господа Ильф и Петров превратили бриллиант в стул, Накахара сделал его тяжелее и отключил несколько человек. А господин Есенин появлялся из ниоткуда...
— Ну, не из ниоткуда, а из тени, — поправил Есенин. — И не называй меня господином: я не старше тебя!
Ацуши кивнул. Его переполнял восторг.
— А господин Булгаков их усыпил! А потом... потом все пришли в себя.
— В этот момент я обнулил способность, — сказал Дазай, перездоровавшись со всеми русскими эсперами.
— Это была способность?
— Вы ведь сами уже всё поняли, господин Толстой, — почтительно сказал Дазай. — Всех этих людей подчинила себе Марина Цветаева.
— Это же та девушка, которую вы, — начал Ацуши и ойкнул, когда Дазай толкнул его в бок.
— Она объединилась с Достоевским, — продолжал Дазай. — Им зачем-то нужен этот бриллиант.
Толстой погладил бороду и кивнул.
— Этого следовало ожидать.
— Граф Лев Толстой, — затараторил подбежавший Куникида, — позвольте представиться: Доппо Куникида, заместитель директора Вооружённого Детективного Агентства. От имени директора Фукудзавы Юкити я выражаю вам глубокое почтение. Для нас великая честь принять Союз эсперов в нашем гостеприимном...
— Тише, тише, Куникида, расслабься! — попытался угомонить напарника Дазай.
— ...в нашем гостеприимном городе, — упрямо договорил Куникида и поклонился главе Союза в пояс.
Толстой одобрительно улыбнулся и тоже поклонился.
— А в вашем гостеприимном городе принято встречать гостей в мокрой одежде? — поинтересовалась Ахматова.
Куникида посмотрел на Дазая уничтожающим взглядом.
1) Отрывок из японской детской песенки «Кагомэ-кагомэ».
2) Мандзю — вид традиционных японских сладостей, обычно — пирожок из пшеничной, гречишной или рисовой муки с начинкой.
3) Донбури — блюдо японской кухни, представляющее собой глубокую миску с белым рисом, поверх которого выкладывается различная начинка: мясо, рыба, яйцо, овощи или морепродукты.
Солнце прорвалось в отверстие между шторами и легло на пол ярким пятном. Большой чёрный кот сел в это пятно и требовательным, не терпящим возражения тоном громко сказал:
— Мяу!
Мужчина с ассиметричной причёской поднялся с кушетки, на которой спал.
— Сейчас, Бегемот, сейчас, — сонно пробормотал он.
Дазай заворочался на своём диване, потянулся и достал с тумбочки будильник.
— Миша, шесть часов!
— Бегемот завтракает по расписанию, — объяснил Булгаков и пошёл на кухню. Кот, подняв хвост трубой, направился за хозяином.
Дазай вздохнул и взъерошил себе волосы. Он всю ночь мучался бессонницей и только под утро задремал. А после пробуждения от воплей котяры сна не было ни в одном глазу. Что же, теперь вставать? Дазай всегда вставал поздно, во времена работы в Мафии вообще мог проваляться в кровати до обеда. Придя в Агентство, он сжалился над нервами Куникиды, который бесился после каждого опоздания напарника, и стал просыпаться пораньше. Но на работу он всегда приходил впритык.
Вчера Дазай предложил Булгакову остановиться у него, потому что было невыносимо одному возвращаться в пустую квартиру. Булгаков всё понял, судя по взгляду, каким он посмотрел на него, но ничего не сказал по этому поводу. Дазай не возражал против Булгакова, всё-таки, он соскучился по приятелю, но с трудом заставил себя принять Бегемота. В коте было что-то подозрительное.
Дазай закрыл глаза и попытался заснуть. Промучившись полчаса, он вздохнул и сел в кровати.
— Я поговорю с Бегемотом и попрошу, чтобы был потише, — виноватым голосом сказал Булгаков, возвращаясь в комнату. — Мы живём вдвоем, и он привык считать себя главным в доме. Ты, наверное, уже жалеешь, что приютил нас. Я могу пойти в гостиницу к ребятам, ты только скажи.
— Вы с кошаком ни при чём, — отозвался Дазай, и это было правдой. — Обычно я сплю так крепко, что меня выстрелом из пушки не разбудишь. Вчера был тяжёлый день...
Он потёр лоб и вдруг попросил:
— Расскажи мне о Цветаевой. Всё, что знаешь.
Булгаков, услышав этот неожиданный вопрос, с озадаченным видом опустился на стул возле письменного стола.
— Ну, — начал он, — три года назад она уезжала за границу...
— Это я знаю, — нетерпеливо мотнул головой Дазай. — Она сюда и приезжала. А после возвращения в Россию?
— Буквально через несколько дней после возвращения она вышла замуж. Мужа, Сергея, она любила очень сильно, даже как-то... безумно, — Булгаков увидел, что эти слова царапнули Дазая по больному месту, и растерялся.
— У них были дети? — выдавил из себя тот, желая и в то же время боясь услышать ответ.
— Девочка. Но она скоро заболела и умерла. Цветаева сама не своя была. Кажется, если бы не Сергей, она бы покончила с собой, — Булгаков вздохнул. — Признаться, в Союзе её не любили. Она вела себя очень своевольно и дерзко. Часто у них из-за этого были конфликты с Ахматовой. А после того случая её и вовсе выгнали.
Дазай резко поднял голову.
— Какого случая?
— Её муж (он работал в правительстве) ввязался в афёру. Ты не думай, он искренне верил, что если подделает некоторые документы, это положительно повлияет на жизнь народа. Его убедили в этом люди, которые всё это и затеяли. На последнем этапе Сергей понял, что всё, что он делает, является самым настоящим преступлением и принесёт выгоду только тем, кто его на это подбил. Тогда он заявил, что не желает участвовать в этом деле. Те люди видимо, запаниковали, что он их выдаст, и на следующее утро тело Сергея нашли возле реки.
— А Цветаева? — спросил Дазай. Его лицо не дрогнуло, пока он слушал о трагической судьбе её мужа. Казалось, эта история нисколько его не задела.
— Она обо всём узнала и убила тех людей. Толстой очень рассердился, ведь месть недопустима члену Союза эсперов. С тех пор никто из наших её не видел. Мы с Чеховым пошли было к ней, чтобы поддержать, но дом оказался заперт. Потом Толстой объявил, что мы уезжаем из страны, и...
Он не закончил и махнул рукой. Наевшийся Бегемот вернулся в комнату и запрыгнул хозяину на колени. Булгаков стал гладить кота.
* * *
Когда хлопнула дверь, Куникида на секунду оторвался от компьютера, чтобы посмотреть на вошедших, и не поверил своим глазам.
— Что-то случилось?
Дазай остановился на пороге офиса и с недоумением посмотрел на него.
— А должно?
Куникида поправил очки.
— Судя по тому, что ты пришёл на работу вовремя, да. Что? Ураган? Землетрясение?
— А, не бери в голову! Сегодня вечером мы с ребятами отправляемся в бар, так что завтра всё будет по-старому.
— Я уж думал, ты встал на путь исправления, — вздохнул Куникида.
— Мечты, мечты!.. Где все?
— В кабинете для совещаний. Кроме вас, ждём ещё Рампо. Пользуясь свободным временем я дописываю отчёт, который ты, бестолочь, начал на прошлой неделе, а потом бросил, заявив, что тебе скучно им заниматься.
— Как это любезно с твоей стороны, Куникидочка!
— Ты мне по гроб жизни обязан.
— И ведь даже ничего взамен не попросит! — прокомментировал Булгаков.
— Золото, а не напарник! — заключил Дазай.
Куникида пробормотал что-то вроде «Паразит!» и снова уткнулся в компьютер.
— А что вы, позвольте спросить, забыли в баре? — спросил он, когда два приятеля уже были на выходе из офиса, чтобы пройти в кабинет для совещаний.
— Так надо же отметить приезд гостей! — как само собой разумеющееся ответил Дазай.
— Во-первых, мы вчера неплохо отметили...
— Тортик с чаем не считается! Да и вы с Ахматовой бубнили: «Уже поздно, пора спать...» Разве это называется «неплохо посидели»?
— Во-вторых, только гулянок нам тут не хватало. В ближайшее время мы должны будем работать не разгибая спину, а ты, генератор тупых авантюр, разбалтываешь дисцип...
— Куникида, — с серьёзным видом перебил его Дазай, — а что ты думаешь об Ахматовой?
Куникида закашлялся.
— Что? Не меняй тему!
— Вы так похожи, — заметил Булгаков.
— Что за чушь?
— Ты, вообще, в свой блокнот давно заглядывал? — глаза Дазая блеснули шутовским огнём. — Может, именно она — твой идеал?
— Ты... думаешь? — робко спросил Куникида. — Она и правда хороша...
— Просто услышь мой совет: не создавай с ней семью. Страшно представить, какие занудные у вас будут дети!
— Ах ты!.. — снова озверел Куникида.
Булгаков с Дазаем едва успели выскочить в коридор и захлопнуть дверь, как в неё врезалось что-то тяжёлое. Булгаков засмеялся; Дазай лишь слегка улыбнулся. Он никогда не смеялся над своими шутками. Они не спеша пошли по коридору. Бегемот, которого Булгаков побоялся оставлять одного в чужой квартире, ни на шаг не отставал от хозяина.
— Я должен тебя предупредить, — сказал Булгаков, — что с Ахматовой так шутить опасно. Она недавно ушла от мужа.
— Да, я заметил, что на её безымянном пальце нет кольца. А причина? Он выбился из её расписания?
— Он ей изменил.
— Неудивительно.
— Осаму!
— Если заставлять человека ходить по струнке, он рано или поздно устанет и споткнётся.
— Ты оправдываешь его?
— Нет, измена — это ужасно. Просто констатирую факт.
Они остановились перед дверью, за которой шумели голоса.
— Смотри, Миша, — вполголоса сказал Дазай, — сейчас ты попадёшь на производство безумных идей и невероятных теорий.
И он открыл дверь. Ахматова разбиралась с проектором; Фукудзава и Толстой о чём-то тихо говорили; Кендзи восторженно рассказывал Есенину о своей деревне, Есенин, слушая его, грустно вздыхал; Ёсано и Чехов обсуждали медицину. Присутствующие на секунду отвлеклись на приветствия вошедших и снова занялись своими делами.
— Привет, Ань! — бросил Дазай, улыбнувшись Ахматовой одной из своих обворожительных улыбок. Та проводила его недовольным взглядом.
— Дазай-сан, смотрите! — воскликнул Ацуши, когда наставник сел рядом с ним. — Смотрите, что я только что купил у Ильфа и Петрова!
И он с гордым видом показал ситечко для чая.
— Это самая модная штука в России!
— Вы опять за своё, — покачал головой Булгаков, осуждающе глядя, как Ильф и Петров убирают в карманы деньги. — Ну ребёнок же!
— Ничего не знаем, — развёл руками Ильф.
— Бизнес есть бизнес, — поддержал Петров.
Булгаков сел рядом с Дазаем. Бегемот запрыгнул ему на колени и по ногам пошёл к Ацуши. Дазай, через которого перешагивал кот, поморщился, чувствуя, как кошачьи когти оставляют затяжки на новых брюках. Бегемот остановился, встав задними лапами на правое бедро Дазая, а передними — на левое бедро Ацуши, приблизил усатую морду к лицу последнего, понюхал и облизал его щёку.
— Кошак кошака видит издалека, — хмыкнул Дазай и закинул правую ногу на левую, забыв, что служит мостиком для питомца Булгакова.
Задняя часть Бегемота потеряла точку опоры и полетела вниз. Напуганный падением кот вцепился передними лапами в Ацуши. Треснула ткань; Ацуши ахнул от боли и посмотрел на свои брюки. Они были порваны сбоку. Бегемот тем временем оправился от стресса, запрыгнул Ацуши на колени, сделал оборот вокруг своей оси и улёгся.
— Он что, собирается на мне спать?
— Ш-ш, — зашипел Булгаков, — не буди его. И по возможности не дыши и не двигайся, чтобы не побеспокоить.
— Вы серьёзно?!
— Всем привет! — помахал рукой вошедший Рампо. — Ну, бездари, какое примитивное дело вы мне подготовили на этот раз? Эй, нечестно, что я выполняю за вас всю работу, а зарплату нам платят одинаковую!
— Гордыня — смертный грех, молодой человек, — снисходительно улыбнулся мужчина в рубашке с узорами — Александр Островский.
— Ага, вы мне ещё про обжорство расскажите, — сказал Рампо, усаживаясь.
Куникида, разделавшийся с отчётом, подошёл к Ахматовой и предложил ей свою помощь.
— Вопреки распространённому среди мужчин стереотипу, женщина вполне способна сама справиться с техникой, — холодно ответила она.
— Я не хотел вас обидеть, — смутился Куникида. Его щёки порозовели от воспоминания о разговоре с Дазаем и Булгаковым. — Просто проектор новый, у меня с ним иногда возникают проблемы, вдруг...
— Все проблемы я привыкла решать сама, — отрезала Ахматова и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
Куникида покраснел; его взгляд упал на Дазая. Тот одобрительно закивал головой. Куникида мысленно обозвал напарника бранным словом и занял своё место по правую руку от директора.
— Все в сборе. Думаю, можно начинать, — сказал Фукудзава.
Ахматова начала презентацию:
— То, из-за чего Союз эсперов срочно прибыл сюда и произошёл вчерашний инцидент на пристани, — древний артефакт Митцунорики. Если правильно провести ритуал на закате в день, когда Солнце встретится с Луной, можно переписать любое событие прошлого, независимо, произошло это событие вчера или тысячу лет назад, или создать будущее. Митцунорики включает в себя бриллиант, золотое кольцо и серебряную цепочку.
На экране высвечивались предметы в том порядке, в котором их называла Ахматова.
— Каждый элемент имеет своё особое значение. Бриллиант — это весь мир. Поэтому он должен быть идеально круглым. Кольцо из скифского золота с двумя выгравированными на нём именами, мужским и женским, символизирует власть над миром. Цепь из серебра семьдесят четвёртой пробы означает, что человек, использующий артефакт, сковывает себя ответственностью.
На экране появилась карта Японии с какими-то примерами и уравнениями.
— Это копия карты, по которой мы высчитали, где и когда свет Солнца сольётся со светом Луны, — объяснила Ахматова. — В последний раз Митцунорики пытались использовать триста лет назад.
— Пытались? — уточнил Фукудзава.
Ахматова кивнула.
— Это было в Египте. Тогда ритуал прервали на середине. В этот раз жребий пал на Йокогаму.
Она выключила проектор и подошла к столу, цокая каблуками.
— До дня, когда Митцунорики наберёт силу, остаётся две недели. Мы должны во что бы то ни стало собрать все элементы и проследить, чтобы их никто не использовал, иначе последствия могут быть катастрофическими. Нашу задачу осложняет вмешательство Достоевского.
— Фёдор — очень амбициозный парень, — вздохнул Толстой. — Вроде бы, ничего плохого он не хочет, ему, как и нам, нужен справедливый, добрый мир. Но его методы...
— Что именно он собирается делать? — спросил Фукудзава.
— Вероятно, с помощью Митцунорики он планирует достичь своей давней цели — уничтожить эсперов всего мира.
Кабинет погрузился в молчание. Все с ужасом переглядывались и косились на Толстого в надежде, что он опровергнет собственные слова. Ацуши нервно чесал Бегемота за ухом.
— Достоевский явно болен, — нарушил тишину Чехов. — Ему самое место среди моих пациентов. Может, в этот раз я уговорю его на лечение.
— Лучше уступите его мне, — зловеще улыбнулась Ёсано.
— Прошу прощения, у меня в каком-то смысле и научный интерес...
— У меня тоже...
— Но из гуманных соображений...
— Хватит! — рявкнула Ахматова. Когда врачи притихли, она как ни в чём не бывало обратилась к лидерам Агентства и Союза: — Мы должны обговорить план дальнейших действий. Где мы будем искать элементы, и как мы их добудем?
— Местонахождение бриллианта нам уже известно, — подал голос молчавший до этого Куникида. — Он у Мафии. Судя по всему, они не подозревают, что́ у них хранится, но их обычных охранных систем достаточно, чтобы считать, что бриллиант в безопасности.
— Отнюдь, — возразил Толстой. — Пусть первая попытка добыть бриллиант с помощью способности Марины Цветаевой провалилась, вторая может увенчаться успехом. Ей достаточно подчинить нужных людей, чтобы они сами отдали всё, что понадобится.
— Тогда я лично поговорю с боссом Портовой Мафии, — сказал Фукудзава. — Я объясню ему, что им грозит, и мы вместе примем необходимые меры по охране бриллианта.
— Да, так он сразу и выслушает босса вражеской организации, — усмехнулся Дазай. — Если он даже поверит вам, Мафия не захочет с нами сотрудничать. Ещё и начнут сами искать элементы Митцунорики, а у нас появится ещё один противник.
— Что ты тогда предлагаешь? — нахмурился Фукудзава.
Дазай убрал руку, которой подпирал подбородок, и принял заговорщический вид.
— Мы выкрадем бриллиант у Мафии.
На него тут же посыпался град критики:
— Тебе жить надоело? Хотя да, кого я спрашиваю...
— Мы, детективы, опустимся до воровства?!
— Дазай-сан, это опасно!
— Ещё что умное предложишь?
Когда атака контраргументами утихла, Дазай снова заговорил:
— Мы пока понятия не имеем, где искать кольцо и цепочку, но нам точно известно, где находится бриллиант. Достаточно заполучить один элемент, чтобы вставить палки в колёса Достоевскому. Уж он-то не побрезгует никакими способами ради достижения цели. Но если для вас личная безопасность и принципы важнее, чем существование этого прекрасного и отвратительного мира, — он издал короткий смешок и скрестил руки на груди, — я разочарован.
Минуту в кабинете царила тишина. Каждый прятал свой пристыжённый взгляд. Потом кто-то сказал:
— Но как мы узнаем, где Мафия хранит драгоценности?
Дазай словно ждал этого вопроса. Он вынул из-за пазухи сложенный лист бумаги и расстелил его на столе. Это была схема помещений офиса Портовой Мафии.
— Для начала мы впустим в холл того, кто отвлечёт на себя внимание. Чехов?
— «Палата номер шесть» к вашим услугам!
— Пока Чехов будет доводить до безумия мафиози, остальные спускаются в подземный коридор. Драгоценности хранятся за дверью с кодовым замком. Рампо не доставит особого труда подобрать нужный код. Ассистировать ему будут Ильф и Петров. Всю эту компанию надо будет защищать. Это мы поручим Танидзаки, Кенджи, Есенину и Булгакову. Вопросы?
— Ты когда всё это успел спланировать? — спросил потрясённый Куникида.
— Откуда тебе всё это известно? — добавила Ахматова.
— Значит, вопросов нет, — заключил Дазай.
— Я всё же поговорю с Мори, — сказал Фукудзава. — Ты сможешь провести меня к его кабинету?
Дазай пожал плечами.
— Запросто. Только сам я останусь в стороне. Нет желания общаться с бывшим боссом.
Обычный рабочий день в Портовой Мафии; автоматические двери впустили в здание невысокого мужчину в белом халате.
— Ты кто? — требовательно спросил охранник, одетый с иголочки, когда неизвестный подошёл к турникету. — Я тебя здесь раньше не видел. Имя?
— Я Антоша Чехонте, врач.
— Ни про каких врачей распоряжений не было.
— Таких врачей, как я, не зовут. Они сами приходят.
И он ловко перепрыгнул через турникет. Несколько мафиози выбежали на помощь охраннику.
— Стоять!
Чехов насмешливо посмотрел на направленное на него со всех сторон оружие.
— Агрессия... А всё от нервов! Лечиться надо, ребята, лечиться...
Холл осветился оранжевым светом; мафиози побросали своё оружие, теперь каждый занимался своим делом: кто-то напевал частушки, кто-то вообразил себя котом или другим животным. Парень с крепким телосложением подполз к Чехову на четвереньках и мяукнул.
— Хороший, хороший, — Чехов погладил его по голове.
Он заметил блестящий глаз камеры видеонаблюдения и подмигнул.
— Ничего. И вас вылечим!
* * *
На красном ковре полуподвального помещения возник тёмный силуэт; первым из него выскочил Есенин, за ним — Танидзаки, Булгаков, Кенджи, Ильф, Петров и Рампо. Есенин сверился с картой, начерченной рукой Дазая, и убедился, что не ошибся маршрутом.
— Хранилище за углом, — сообщил он. — Я пока пошарюсь по зданию. Когда ещё доведётся попасть в центр самой опасной японской преступной организации! Если что, маякните.
Булгаков вздохнул. Безрассудство Есенина было головной болью всего Союза. Романтически настроенного, немного склонного к меланхолии юношу все любили, но временами в него как будто бес вселялся и толкал на всякие сомнительные занятия. Его уже не раз вытаскивали из всяких подозрительных заведений. Сам Есенин считал, что это нормально, и меняться не хотел.
Торжественную и мрачноватую тишину коридора разбил звонкий голос Рампо:
— Ну что, моя свита? За работу!
— Свита? — переспросил Петров. — Вообще-то на наши способности по взлому возлагаются большие надежды.
— И мы здесь командуем парадом, — поддержал Ильф.
— Надеюсь, они сработаются, и нам не придётся находиться здесь слишком долго, — Танидзаки нервно хихикнул и проводил «взломщиков» тревожным взглядом.
— Ильф и Петров действительно мастера своего дела, — сказал Булгаков. — Они пытались взломать сейф Толстого, думали, что там деньги. Но он там хранит свои мемуары. Когда Толстой поймал их с поличным, он не стал сдавать их полиции, а взял в Союз.
— Это и есть их способность?
— Нет, это просто ловкость рук и изворотливость. А вот их способность — «Двенадцать стульев» — действительно уникальна.
На полпути к хранилищу Ильф опустился на колени и потрогал ковёр.
— Турецкий, настоящий.
Они с Петровым переглянулись. Петров достал ножницы.
Хранилище драгоценностей скрывала железная дверь, на которой были экран и клавиатура с цифрами.
— Кнопки? Ха, с таким даже дилетант справится, — фыркнул Рампо и надел очки. — Как я и думал. На четырёх кнопках цифры почти стёрты, потому что их регулярно касаются. Осталось только узнать порядок. Так, два, четыре, шесть и восемь. Люди всегда выбирают пароль, который у них будет с чем-то ассоциироваться. День рождения, например. Но из этих цифр нельзя составить дату. Значит, что-то другое... Может, пример? Равенство?
На несколько секунд он задумался, потом уверенной рукой набрал код: 8462. Моргнула зелёная лампочка, и две половины двери стали раздвигаться.
— Ха-ха, я так и знал! — радостно запрыгал Рампо. — 8-4=4, 6-2=4. В итоге: 4=4 — смерть равно смерть.(1)Мафиози настолько предсказуемы, что было бы странно, если бы они не воспользовались этим созвучием. Эй, вы меня не слушаете? Ну и ладно, пойду за бриллиантом один. Мне не доставит особого труда его найти.
Он повернулся к хранилищу и оторопел. За первой дверью находилась другая — с сенсорным экраном для ввода пароля.
— Я же гений, — приободрил себя Рампо. — Гению отгадать второй пароль — раз плюнуть. Здесь должны остаться отпечатки пальцев.
Он приблизил лицо к экрану с цифрами и побледнел.
— Ни единого пятнышка, ни единой царапинки! Конечно, они вытерли его начисто... Ну ничего! Мафиози тупы, как и все люди, которые меня окружают. У них совсем нет фантазии. Наверняка на вторую дверь поставили такой же пароль, как на первую.
Он снова набрал тот же код. Коридор осветился красным светом, пронзительно закричала сирена.
— Неужели я ошибся?! — ужаснулся Рампо.
Булгаков в это время рассматривал картину на стене, изображавшую Древний Рим. Когда сработала сигнализация, он поднял голову.
— Похоже, у наших взломщиков проблемы.
— И у нас, — добавил Танидзаки и кивнул на конец коридора, откуда слышался топот нескольких ног.
— Не двигаться! — приказала стройная блондинка, направляя на них пистолет.
Красивым движением руки убрав с лица длинную прядь чёлки, Булгаков выступил вперёд.
— Господа, давайте не будем горячиться. Мы можем всё объяснить...
— Объясните, — сказал парень в чёрном плаще, — в подвале для пыток.
— Ну, попытаться стоило, — пожал плечами Булгаков и взмахом руки направил к Акутагаве тёмное облачко «Морфия».
* * *
Сирена била в уши. Рампо тряс головой и бормотал:
— Как я мог ошибиться? Что скажет директор?
— Предводитель, вам пора лечиться электричеством, — Петров подошёл к двери и нажал на какие-то кнопки.
Сигнализация выключилась. Рампо убрал с лица руки, которыми закрывал глаза.
— Как?..
— Нам уже приходилось работать с такими охранными системами, — объяснил Петров. — Чтобы взломать её, нужно потрудиться.
— Но для великих комбинаторов нет ничего невозможного, — сказал Ильф, защёлкнув чемодан, в который они с Петровым спрятали кусок ковра, отрезанный с целью продажи. — Подберём код вместе. Нас с Петровым отправили сюда ведь не для того, чтобы мы просто стояли.
Пристыжённый Рампо махнул рукой.
— Пожалуйста.
Ильф посмотрел на него сверху вниз и улыбнулся.
— Командуйте парадом, господин Эдогава!
* * *
Чёрная морда «Расёмона» поглотила «Морфий».
— Вот теперь я удивлён, — пробормотал Булгаков.
Блондинка выстрелила. Тачихара окружил себя «Мелким снегом».
— Не забывай, Хигучи, нам приказали схватить всех живыми! — крикнул Акутагава . — Гин, чего встала, как вкопанная?
На него со спины навалился Кенджи, и оба повалились на пол. Гин прыжками направилась к Булгакову. Тот пригнулся, и девушка перелетела через него. Булгаков выпрямился и почувствовал чужие руки на своих плечах и лезвие у горла.
— Видит небо, я этого не хотел, — вздохнул он и прикрыл глаза.
Вокруг него, увеличиваясь в размерах, заплясала воронка тёмного дыма. Руки Гин ослабли и сползли с его плеч. Булгаков обернулся, подхватил падающую девушку и посадил её возле стены.
— Совсем ещё юная! — изумился он, опустив её маску и увидев миловидное личико.
Дурман «Морфия» начал захватывать и его. Испугавшись, что переборщил с дозировкой, Булгаков ослабил свою способность и отозвал её от Кенджи и Танидзаки. Теперь только перед лицами лежавших без сознания Гин, Акутагавы и Хигучи витал туман.
— Ха, ха, ха! — смеялся Кенджи, отходя от действия «Морфия». — Мне никогда не было так весело!
Танидзаки сидел на коленях и сжимал руками рану на ноге. Между его пальцев пробивались алые струйки крови.
— Я поздно применил «Мелкий снег», — объяснил он склонившемуся над ним Булгакову, — и пуля попала в меня...
— Сильная боль?
Танидзаки закусил губы и кивнул. Булгаков поднёс руку к его лбу. Взгляд Танидзаки затуманился и потерял осмысленность.
— Анестезия, — вполголоса сказал Булгаков, — хоть что-то мирное мой «Морфий» за сегодня сделал... Кенджи, будь другом, сбегай к нашим взломщикам и принеси аптечку, я оставил в чемодане Ильфа. И узнай заодно, как они продвигаются.
* * *
Пока Чехов отвлекал на себя внимание большинства мафиози, Рампо с Ильфом и Петровым пытались проникнуть в хранилище драгоценностей, а Булгаков, Танидзаки и Кенджи стояли на карауле, Дазай провёл Фукудзаву к чёрному выходу здания Портовой Мафии.
— Это место не отслеживается камерами, — рассказывал он, снимая решётку с вентиляции, — чтобы в случае опасности босс мог незаметно для всех эвакуироваться через свой кабинет.
— Откуда тебе известен этот ход? — спросил Фукудзава. — Мори тебе его показал?
— Ага, фиг там! Я сам его обнаружил, потом показал Чуе. Мы с ним пару раз лазили тайком в кабинет Мори и тырили элитный алкоголь из его минибара.
Он сел на четвереньки и пополз в вентиляцию.
— Сначала придётся передвигаться так, директор. Надеюсь, у вас нет клаустрофобии?
— Мои фобии сейчас не имеют значения, — ответил Фукудзава и последовал за ним.
Через несколько минут узкий проход резко расширился, и они смогли выпрямиться во весь рост. Дазай пощупал потолок и вытянул лестницу.
— Теперь — вверх, вверх и ещё раз вверх. Мы попадём прямо в шкаф Мори.
Слова Дазая подтвердились: достигнув конца лестницы, они оказались в чём-то, напоминающем деревянный ящик.
— У этого шкафа двойное дно: кажется, что он огромен, но на самом деле половину занимает тайник, в котором мы с вами находимся, — шёпотом объяснил Дазай и тихо отодвинул доску сбоку.
Фукудзава вышел из укрытия. Мори стоял перед панорамным окном.
— Знаешь, — сказал он, не оборачиваясь, — глядя на город, в котором ты хозяин, невольно забываешь все невзгоды и успокаиваешься.
Фукудзава в ответ на это ничего не сказал, но в его мрачном взгляде читалось несогласие. Босс Портовой Мафии повернулся к нему, хмыкнул и сел за свой стол.
— Я пришёл поговорить, — сказал Фукудзава.
— Я понял, что не на день рождения пригласить. Надеюсь, вы с Дазаем объясните мне беспредел, который устроили в моей организации.
— При чём тут Дазай?
— Только от него ты мог узнать про секретный ход. Он наверняка где-то поблизости. Я прав?
— Как всегда, — Дазай вышел из шкафа и с нажимом добавил: — босс.
— Здравствуй, — с улыбкой поздоровался Мори. — Рад тебя видеть.
— Не могу сказать того же, — холодно отозвался Дазай.
— Как ты?
— На днях проверил один из способов самоубийства, описанных в моей книге.
— И что ж?
— Фигня полная.
— Хм, знаешь, я в медицинском журнале наткнулся на одну занимательную статью о суициде. В ней говорилось...
— Может, поговорим о деле? — с нотой раздражения в голосе перебил Фукудзава.
— А, точно! Дазай совсем меня заболтал, — Мори засмеялся. — Конечно, я всё ещё жду объяснений.
Он вывел компьютер из режима сна. На экране высветились кадры с камер видеонаблюдения. Мори увеличил холл, где зажигал Чехов, и коридор возле хранилища.
— Увлекательное кино получилось, нечего сказать! Уже полчаса наблюдаю.
— Это всё не потехи ради, — сказал Фукудзава.
— О да, поступки твоего Агентства всегда имеют уважительную причину и благородную цель. У тебя две минуты на то, чтобы убедить меня в уважительности причины и благородстве цели, пока один из моих лучших подчинённых не дал делу нежелательный оборот.
Он указал взглядом на экран компьютера. В коридоре, который сторожили Булгаков, Кенджи и Танидзаки, появился Чуя Накахара.
* * *
Из троих человек, прикрывавших Рампо, Ильфа и Петрова, пока они работали с дверью, осталось двое. Танидзаки по-прежнему находился в бессознательном состоянии, в которое его отправил Булгаков, делая перевязку. Рана не была опасна, но выводила Танидзаки из строя.
По словам горе-взломщиков, они почти подобрали нужный пароль, осталось всего несколько десятков цифр. Эти «почти» и «несколько десятков» вызывали у Булгакова ужас. Ему не нравилось, как всё оборачивалось. Была бы его воля, он бы бежал из этого места без оглядки. Стычка с мафиози и ранение Танидзаки напомнили Булгакову далёкое прошлое, когда он был военным врачом. Тяжёлые воспоминания возникали в напряжённом мозгу, заставляли чувствовать себя, как на иголках.
Булгаков прислонился спиной к стене и прикрыл глаза, пытаясь отвлечься на болтовню Кенджи.
— Сколько? — рассеянно переспросил он.
— Сто девять. У него было больше коров, чем у кого-либо в нашей деревне!
— И что с ними... — начал Булгаков, открыл глаза и неожиданно для самого себя чертыхнулся.
Кенджи проследил за его взглядом и тоже увидел, как к ним приближался человек.
— О, я его знаю! Это Чуя Накахара, — воскликнул Кенджи и помахал рукой. — Эй, привет!
На лице Чуи была усмешка. Он с любопытством взглянул на Булгакова.
— Что-то я не помню тебя в Агентстве. Новенький?
— Я не из Агентства, — ответил Булгаков. — Господин Накахара, верно? Я слышал о вас от Осаму.
— От Дазая? — Чуя заметно напрягся. — И что этот бинтованный примат про меня наплёл?
— Не так уж много. Он отмечал ваши ум и силу.
— Врёшь ты, — нахмурился Чуя. — Он не мог про меня такое сказать.
— Я никогда не лгу.
— Ой, да неужели?
— Правду говорить легко и приятно, — Булгаков мягко улыбнулся.
Чуя засмеялся и склонил голову набок.
— А ты мне нравишься. Если бы не приказ схватить вас немедленно, я бы с тобой поболтал.
— Ваши коллеги уже делали попытку, — Булгаков кивнул на Гин, Хигучи и Акутагаву.
— Не переживай, я подобного не допущу.
Булгаков устало улыбнулся.
— Вы уверены?
Вокруг его руки, сжатой в кулак, сгустился «Морфий». Булгаков замахнулся и бросил его в лицо Чуе, но тот перехватил его руку и больно сжал, «Морфий» же потяжелел и опустился на пол.
— Не пытайся сражаться со мной, если хочешь жить, — ухмыльнулся Накахара. — Любое оружие бессильно против меня. Я управляю гравитацией. Гравитация — то, на чём держится весь мир.
Он отшвырнул в сторону Кенджи, бросившегося на помощь, отпустил руку Булгакова и ударил его по лицу. Удар был такой силы, что Булгаков рухнул на пол.
— Слушай, — сказал Чуя, — я правда не хочу делать из тебя отбивную. Сдайся — тебе и твоим товарищам лучше будет.
— Русские не сдаются! — крикнул кто-то за его спиной.
Чуя обернулся.
— Ты ещё кто?
— Конь в пальто! — дерзко ответил Есенин. — Гравитация, да? А что твоя гравитация сделает с тенью?
Тело Чуи стало темнеть, как будто над ним сгустилась туча. Ему стало тяжело двигаться, а тьма тем временем всё больше его захватывала. Он закричал от ужаса, но его крик был беззвучен. Вскоре Чуя исчез. Осталась только его тень, которая испуганно шугнулась в сторону, когда Есенин наступил на неё.
— Давно ты здесь? — спросил Булгаков.
При падении он сильно ударился и рассёк висок до крови. Есенин помог ему подняться.
— С того момента, как сюда припёрся этот шкет, — он подмигнул и отвёл Булгакова в угол, который был на видеокамере слепой зоной. — Взгляни, что у их босса стырил!
Он вытащил из-за пазухи бутылку дорогого вина. Булгаков в ответ только простонал:
— Серёжа...
Откуда-то появился Кенджи, с виноватым видом обнимающий дверь.
— Когда он толкнул меня, я врезался в неё, и она оторвалась, — краснея, объяснил он. — Но у меня есть и хорошие новости.
— Мы нашли бриллиант! — сообщил Рампо, подбегая к ним. — Ильф и Петров — классные ребята! Теперь я буду работать только с ними.
— Отлично, — сказал Булгаков. — Теперь уходим отсюда. У Танидзаки рана, сомневаюсь, что он сможет сам передвигаться. Нужно...
В его кармане запела трель телефонного звонка. Звонил Дазай.
— Миша, вы молодцы, я всё видел! Теперь оставайтесь на месте, я сейчас подойду. Босс Портовой Мафии согласился на переговоры.
— Но ты же говорил, что он не... Значит, все эти муки были напрасны?
— Почему? Нет! Вы здо́рово прокачали свои навыки. Есенину я лично руку пожму. Всё, сейчас приду к вам.
— Что? — спросил кто-то, когда Булгаков убрал телефон в карман.
Он поднял руку, прося ни о чём его не спрашивать, и погрузился в дурман «Морфия».
1) В японском языке одно из чтений иероглифа, обозначающего «4», созвучно с иероглифом «смерть»
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу