Экстремальная медицина (джен)

Будь Пьер религиозен — ежевечернее благодарил бы бога за то, что послал ему такого помощника, как Этьен. Но он, вопреки маминым усилиям, религиозного рвения никогда особо не проявлял, а в отряде и вовсе нахватался вольнодумства. Поэтому благодарить предпочитал не бога, а превратности войны и боевое товарищество. Ну и самого Этьена, конечно. Тот оказался прирождённым фермером, разбирался в сельском хозяйстве лучше самого Пьера и, что важнее, проявлял гораздо больше энтузиазма. Когда, вскоре после войны, начался бурный рост крупных хозяйств, а мелкие фермы разорялись одна за другой, именно стараниями Этьена ферма Шасёров не только уцелела, но и приносила некоторый доход. Небольшой, правда, но вполне достаточный, чтобы не считать каждый франк и оплачивать для Аннет пансион в Понтиви. После войны Пьер, к тому времени уже совершеннолетний, официально оформил опекунство над сестрёнкой и теперь изо всех сил старался соответствовать.

Принадлежи ферма одному Пьеру — давно бы сделал Этьена совладельцем. Но он должен был блюсти интересы сестры, поэтому ограничивался тем, что скрупулёзно переводил на счёт сотоварища третью часть дохода. Этьен к этим деньгам практически не прикасался и в шутку называл их «приданым»: женюсь, мол — пригодятся.

В мае сорок девятого на ферму пришло письмо от бывшего командира с приглашением приехать к шестому июня в Малеструа. Компер Жак — в миру школьный учитель математики Жан-Жак Глессер — решил отпраздновать пятилетие высадки Союзников. Отряд собрался целиком, тем более что у всех, кроме Андрэ, дорога не заняла много времени. Разве что братьям Дидье, после войны перебравшимся в Пуатье, пришлось добираться целых полдня, да и то только потому, что ехали они на попутках.

Поначалу в воздухе висела некоторая настороженность, как нередко бывает в компании людей, когда-то многое переживших вместе, а потом надолго расставшихся и теперь приглядывающихся друг к другу: что изменилось, что осталось прежним? Но после первых же «А помнишь?..» напряжение исчезло. Вспоминали прошлое, рассказывали о нынешней жизни. До войны многие только-только закончили школу, так что начинать мирную жизнь большинству пришлось «с чистого листа». Кто-то вернулся на родительские фермы, кто-то работал на стройках, которых в округе хватало, или на новом, недавно открытом, консервном заводе. Одна из девушек вышла замуж, трое из парней успели обзавестись жёнами. В одной семье ждали ребёнка, в другой уже росла дочка, названная в честь Вивьен, в сорок третьем буквально вытащившей её будущего отца с того света. Пьер подумал мельком, что это имя имеет все шансы в ближайшие годы стать популярным среди новорожденных в округе Ванн. В волшебных — в буквальном смысле слова — руках мадемуазель Д′Этоли успели побывать практически все бойцы отряда.

Сама Вивьен появилась одной из последних, в качестве извинения сообщив, что пришлось задержаться на службе. То, что эта служба находилась на другом конце страны, вслух никто уточнять не стал, но многие завистливо вздохнули. Везёт же всё-таки этим волшебникам!

Пьер смотрел на неё во все глаза. Он помнил Вивьен в мужской одежде, с коротко и неровно обстриженными волосами, обтянутыми кожей скулами и вечными синяками под глазами от недосыпа. Теперь же перед ним предстала элегантная молодая дама — модная причёска, лёгкий макияж, точёные ноготки, туфельки на «гвоздиках» … Картинка из модного журнала, да и только! Пьер разом порастерял приобретённую за последние годы самоуверенность, вновь почувствовав себя деревенским увальнем. Оказывается, прежние чувства никуда не делись, только и ожидая случая напомнить о себе.

Празднование определённо удалось. Официальную часть Компер Жак свёл к минимуму: торжественной речи мэра Малеструа, возжелавшего почтить героев войны, и непременному тосту «За тех, кто не дожил». На этом официоз закончился, а началась непринуждённая болтовня, лёгкое вино и шутливые перепалки из-за очереди на танец, поскольку на десяток кавалеров приходилось не больше одной дамы. Даже суровый Орех снисходительно позволил затащить себя в круг танцующих, хотя из-за покалеченной ноги танцор из него был никакой. Колено ему раздробило взрывом гранаты почти в самом конце войны и по поводу этой травмы они с Вивьен радикально расходились во мнениях. Девушка утверждала, что, окажись он в руках настоящего целителя — отделался бы разве что лёгкой хромотой, а сам Господин Сержант заявлял, что не будь рядом волшебницы — потерять бы ему ногу, а то и голову. Скорее всего, правы были оба.

Сейчас старый спор внезапно вспыхнул заново.

— Занимаешься всякой хренью на этой своей базе, — ворчал Сержант, привычно растирая колено, — а могла бы настоящую пользу приносить. У нас вон в округе второй месяц фельдшера нет, а врача из города пока дозовёшься, так десять раз помереть успеешь.

— Во-первых, никто мне не разрешит без образования медицинской практикой заниматься, — отбивалась Вивьен, — и, во-вторых, никто меня без аттестата в медицинский институт не примет. А в-третьих, если я колдовать направо и налево начну…

— А кто узнает-то? — поддержал Сержанта счастливый отец маленькой Вивьен. — Мне, знаешь ли, без разницы, горчичниками мою дочку будут лечить или заговорами, лишь бы с толком. А толку от тебя всяко не меньше, чем от учёных докторов. Или, думаешь, кто-то побежит в ваш Департамент Надзора жаловаться? Так кто и захочет — дорожки не найдёт.

— А слухов можно не бояться, — подхватил ещё кто-то из парней. — У нас тут про колдуний завсегда болтают. Иного старика послушать, так каждая вторая тётка ведьмой окажется. Одной больше, одной меньше…

— Врачебную практику тебе, конечно, открыть не разрешат, — рассудительно заметил незаметно подошедший Компер Жак. — А вот для должности фельдшера образования не требуется, только практический экзамен сдать. Неужели не потянешь?

— А жить можно будет у нас на ферме! — азартно предложил Этьен. — Правда, Пьер? У нас же места полно и до города, если что, недалеко.

— Конечно! — сам Пьер не сообразил бы предложить подобное, а если бы и сообразил, так не решился.

— Жить на ферме с двумя холостяками? — изобразила оскорблённое достоинство Вивьен. Доводы командира явно показались ей убедительными. Девушка и сама не заметила, что уже практически согласилась с идеей сменить род деятельности.

— Ну почему же холостяками? — поддержал игру Этьен. — Выйдешь за одного из нас замуж…

— Фиктивный брак? Фи.

— А если не фиктивный? — холодея от собственной дерзости проговорил Пьер. Вивьен посмотрела на него с интересом и что-то дрогнуло в её глазах.

— Ты… серьёзно?

— Да. — Пьер чувствовал себя куда менее уверенно, чем среди бела дня пробираясь в немецкий штаб. Но отступать, коли уж рискнул, не собирался.

— Хорошо, — очень серьёзно сказала Вивьен. — Я подумаю.

Через неделю она сдала экзамен и получила место фельдшера.

Через месяц они поженились.

Ещё через два месяца на ферме снова играли свадьбу. Мадлен, ещё в сороковом оставшаяся сиротой, жила у месье Жонвиля, своего дальнего родственника, отрабатывая стол и кров сперва помощью по дому, а потом и в лавке.Этьен в шутку называл её то Козеттой, то Золушкой и, привозя в лавку продукты, всякий раз обещал на ней жениться «когда подрастёшь». Оказалось, он ничуть не шутил — сделал предложение, как только девушке исполнилось восемнадцать. Мадлен согласилась тотчас и с радостью. Этьен ей нравился, а жизнь в приживалках — не особо, пусть к ней и относились совсем не плохо. В сказочную принцессу из Золушки она после свадьбы не превратилась, осталась такой же, как и была: не красавицей, но милой, а главное доброй и работящей. С её появлением на ферму вернулся тот своеобразный уют, который почти безошибочно указывает на присутствие в доме женщины. Аннет, слишком юная, да к тому же большую часть года проводившая в пансионе, на эту роль определённо не годилась, как и Вивьен, у которой не оказалось ни времени, ни желания заниматься домашним хозяйством сверх необходимого минимума.

В положенный срок Мадлен родила очаровательную девочку, ещё через год семейство пополнилось наследником. Вивьен в свободное время охотно возилась с малышами, но отсутствие собственных детей её пока не слишком беспокоило. Конечно, очень уж тянуть с первенцем и волшебнице не стоит, и всё же времени для раздумий у неё куда больше, чем у обычной женщины.

Тем временем Аннет закончила обучение в пансионе и практически сразу собралась замуж — за двоюродного брата одной из своих однокашниц. Поначалу Пьер этому только обрадовался. Отношения с сестрой у него как-то не очень складывались. Аннет вбила себе в голову, что брат бросил её у чужих людей (где, если судить объективно, она жила куда лучше, чем могла бы жить с Пьером на разорённой ферме) и никогда не забывала ему об этом напомнить. Заслуг Этьена в выживании фермы девочка видеть не желала в упор и считала, что брат отдаёт семейству Арань куда больше, чем следует. А уж его женитьбу на «этой бесприданнице» и вовсе приняла в штыки. Так что Пьер, хоть и любил сестру, но делать это предпочитал на расстоянии.

Однако первый же разговор с будущим родственником едва не стал последним.

Жюльен Вардье, жених Аннет, владел небольшой фирмой по торговле канцелярскими принадлежностями. Первый же разговор с будущим шурином он очень быстро перевёл на то, что собирается расширять дело, для чего, разумеется, понадобятся деньги. Они с Аннет всё обсудили, если продать ферму, то, за вычетом квартиры для Пьера с женой, как раз будет нужная сумма. Разумеется, за свою часть капитала Пьер получит акции, причём по номиналу, так что даже при нынешнем уровне дивидендов будет получать больше, чем сейчас. Только надо с этим не тянуть, в сельском хозяйстве назревает очередной кризис…

На этом месте слегка ошалевший Пьер прервал его сообщением, что, во-первых, уезжать с родительской фермы не собирается, а, во-вторых, это касается не только его с женой и Аннет, но и семьи Арань. На что Вардье только рукой махнул — кто ж наёмных работников спрашивает?

Ругаться с ним Пьер не стал, хотя очень хотелось. Даже уточнил, какую именно сумму будущий родственник надеялся получить с продажи фермы. После чего обсудил всё с Этьеном, собрал свои и его сбережения, взял кредит под залог земли и выдал сестре ровно половину озвученной суммы, взамен потребовав подписать отказ от причитающейся ей части наследства в пользу супругов Арань. Аннет попыталась было устроить скандал, но сдалась, убедившись, что обычно уступчивый братец на этот раз твёрд в своём решении. А её жених здраво рассудил, что половина меньше целого, но больше, чем ничего. Однако тепла в отношениях брата и сестры эта история, естественно, не прибавила.

Очередной кризис в сельском хозяйстве действительно разразился, но ферма Шасёр опять уцелела. Спасибо Мадлен — именно она придумала заняться выращиванием на продажу целебных и ароматических трав, которые до того Вивьен растила на небольшом участке для собственного употребления. Дело пошло неплохо, а немного магии для защиты от сорняков и вредителей не могли считаться нарушением Статута даже формально.

Потом обнаружился ещё один источник дохода. Увидев в каком-то журнале плетёную садовую мебель, Пьер увлёкся этой идеей и после нескольких неудачных попыток наловчился плести очень удобные кресла и симпатичные столики. Постепенно его поделки разошлись по округе — сначала в виде подарков знакомым, а потом и за деньги. Через некоторое время на ферме появился торговец мебелью, сперва предложивший взять несколько штук на пробу, а после заключивший постоянный договор на поставки. Пьер был доволен — теперь ему удавалось вносить в общий доход намного больший вклад, чем прежде, да ещё и делая то, что ему по-настоящему нравилось. Охота на эту роль явно не годилась. Во-первых, после войны в округе стало куда меньше дичи, чем даже в конце тридцатых, а во-вторых, за пять лет Пьер настрелялся досыта и теперь получал от этого занятия куда меньшее удовольствие, чем когда-то в детстве.

За всеми проблемами и сложностями годы бежали незаметно. И всё же когда у тех, кто одновременно с тобой вступил в брак, дети уже в школу идут, — невозможно не задуматься о том, что тут что-то не так. Пьер даже подозревал, что жена втайне от него предохраняется — какими-то своими, магическими, методами. Но когда, наконец, решился спросить, то оказалось — ничего подобного. Не предохранялась. И сама в недоумении, хотя до некоторого времени особо не переживала. Магичка — не симплитка, ей и в сорок, и в пятьдесят родить не поздно. Но когда Пьер заговорил об этом, она тотчас согласилась, что некая странность тут есть, и с ней стоит разобраться. Однако, обычное обследование никаких патологий не выявило. Тогда Вивьен всё же обратилась к магическому целителю, хотя делать это ей очень не хотелось, главным образом потому что она уже догадывалась о причинах. И подозревала, что слишком многое придётся объяснять.

Пришлось, впрочем, не объяснять, а признаваться.

— Мадам, — пожилая целительница смотрела сочувственно и капельку насмешливо, — мне кажется, я вправе ждать от коллеги большей искренности. Уж вы-то должны понимать, что такое клятва Гиппократа.

Подоплёка сказанного была ясна: доносить на неё целительница не собирается. Так что Вивьен покорно согласилась: да, она лечила симплитов магией. И не только во время войны. Да, до сих пор. Иногда. И очень осторожно. Она же не враг себе в конце-то концов!

— Я верю, что вы стараетесь не наносить прямого вреда своему здоровью, мадам, — вздохнула целительница. — Но здоровье — это одно, а репродуктивная функция — совсем другое. Впрочем, отчаиваться пока рано. Вам даже не придётся полностью отказаться от врачебной практики. Всего лишь ограничиться традиционными методами лечения. В крайнем случае — покупными зельями. И вообще пореже использовать магию.

— Надолго?

— Минимум год. Это, разумеется, помимо специального лечения…

Вивьен мысленно застонала. Но деваться было некуда. Не могла же она допустить, чтобы пресеклись сразу два рода!

Выполнить условие оказалось невероятно сложно. В конце концов Вивьен пошла на крайние меры — вообще перестала брать с собой волшебную палочку. К счастью, судьба ей благоволила, жители округи словно сговорились ограничиваться обычными простудами и не слишком серьёзными травмами.

Даже её собственные роды оказались на удивление лёгкими.

В принципе, в арсенале магической медицины имелись методы программирования пола будущего ребёнка, но для Вивьен они, разумеется, оказались запретными. Пришлось положиться на природу, и она не подвела. Супруги долго спорили, в честь кого из предков назвать сына, а в результате сошлись на имени Ромен, ни в той, ни в другой семье до сих пор не встречавшемся. Грудного молока у Вивьен хватило чуть больше, чем на месяц, но выяснилось, что малыша вполне устраивает козье. Пару козочек на ферме завели ещё в пятьдесят первом, когда ждали появления первого ребёнка Араней, а Мадлен, соскучившаяся по младенцам, радостно взяла на себя роль няньки. Летом, когда работы в поле и огороде прибавилось, пригляд за малышом стали поручать десятилетней Жанне, страшно гордой таким доверием.

В результате довольны были все, даже сама Вивьен. За десять лет она привыкла отвечать за своих многочисленных пациентов и бросать их слишком уж надолго не хотела. А когда каждые три часа нужно кормить ребёнка, на вызовы не очень-то побегаешь, даже с помощью трансгрессии. О жителях округа и говорить нечего — «Notre sorcièrette Chasseur»[1] большинство из них доверяло куда больше, чем дипломированным врачам и её возвращение к работе было встречено с энтузиазмом.

«Ведьмочкой» Вивьен прозвали ещё в отряде, с лёгкой руки Сержанта, и это прозвище стало известно в округе задолго до того, как туда вернулась его обладательница. Вначале девушка побаивалась, что оно привлечёт ненужное внимание, но в результате прав оказался Компер Жак, утверждавший, что любую вещь надёжнее всего прятать на самом виду. Тем более, что в Бретани и впрямь ведьмами почитали чуть не каждую третью женщину, и далеко не всегда — в шутку.

Из-за проблем с зачатием Вивьен всерьёз опасалась, что сын окажется симплитом, хотя статистика утверждала, что среди полукровок процент не-магов даже ниже, чем среди «чистокровок». Опасения оказались напрасными: в три года, прямо «по учебнику», у Ромена начали появляться неконтролируемые выбросы магии. К счастью, редкие и не опасные, обстановка в доме была слишком спокойной, чтобы провоцировать защитную реакцию. Даже излишне спокойной, по мнению мужчин — они хором утверждали, что парня нужно с младенчества приучать «держать удар», хотя бы ради того, чтобы потом в школе проблем не было. Там-то не будет ни тёти Мадлен, всегда готовой пожалеть и утешить, ни мамы Вивьен, способной расколдовать случайно наколдованное!

Но жизнь оказалась куда затейливее прогнозов.

[1] «Нашей ведьмочке Шасёр» (нотр сорсьерет Шасёр)