Чернила и Серебро (гет)

Гермиона

Холодные капли дождя барабанили по стёклам нашего служебного «Форда Ангуса», размывая очертания лондонских улиц до состояния туманных акварелей. Я сидела, судорожно вцепившись в папку с отчётом о краже в поместье Блэкмур, пытаясь сосредоточиться на фактах, а не на том, кто сидел рядом. Его профиль — резкий, бледный, словно высеченный из того же холодного камня, что и фасады проплывавших мимо особняков — постоянно маячил перед глазами.

Приказ Робардса работать в паре с Малфоем до сих пор жёг мои уши, словно личное оскорбление. «Свежий взгляд, Грейнджер. И его специфические знания могут быть полезны при расследовании следов старой тёмной магии». Полезны? Как яд, который в малых дозах лечит, а в больших — убивает.

— Ты собираешься весь путь бубнить заклинания под нос или планируешь поделиться планом действий? — его ровный, насмешливый голос прорезал монотонный гул мотора и шум дождя.

Драко даже не повернул головы в мою сторону. Я сжала челюсти так сильно, что заныли зубы.

— План стандартный, Малфой. Осмотр периметра, поиск следов магического взлома, анализ остаточных чар. Ничего такого, с чем бы не справился компетентный сотрудник МКМ, — последнее слово я произнесла с особым нажимом, громче, чем планировала.

Его усмешка была такой резкой, почти неестественной для Малфоев.

— Ах да, священные протоколы, — его надменная улыбка застыла на кончиках губ, словно маска. — Надеюсь, твои протоколы включают распознавание ловушек, которые любят оставлять в таких местах, как поместье Блэкмур. Старый Эдгар был большим шутником. Особенно с непрошеными гостями.

— Я прекрасно знакома с защитными чарами прошлых веков, — отрезала я, чувствуя, как по спине пробегают мурашки от его тона.

От этой… уверенной осведомленности о темных шутках.

Поместье Блэкмур возникло из серой пелены дождя внезапно, как чудовищный нарост на искаженном ландшафте. Не просто заброшенное — проклятое. Оно осело, словно гигантский, издыхающий зверь: крыши провалились, словно сломанные ребра, окна зияли пустыми глазницами, из которых сочилась чернота.

Камни, некогда гордые и светлые, почернели от времени, плесени и чего-то еще — нездорового, въедливого. Воздух вокруг него вибрировал, гудел низкочастотным, почти неслышимым гудением, от которого сводило зубы и ныли виски. Запах… не просто сырости.

Запах тлена, ржавчины и озоноватого электричества застоявшейся, одичавшей магии.

Каждая клеточка моего тела, отточенная годами работы в МКМ, кричала об опасности. Это было не место кражи. Это была западня.

— Вот и милый домик прадедушкиного приятеля, — процедил Малфой, выходя из машины. Его плащ развевался на порывистом, злом ветру, вывороченные воротники напоминали крылья гигантской хищной птицы. Он не доставал палочку, но его поза — легкая, готовая к мгновенному движению, каждый мускул под контролем — говорила сама за себя. Он выглядел здесь… уместно. Как будто готический ужас поместья был его естественной средой. — Эдгар Блэкмур славился не только скупостью, но и извращенной фантазией. Говорят, он тестировал свои защитные шутки на бродягах. Или на особо назойливых родственниках. — Он метнул мне быстрый, колючий взгляд. — Осторожнее, Грейнджер. Не хочется писать длинный, скучный отчет о том, как выдающаяся звезда МКМ не смогла выкарабкаться из прихоти полубезумного старика. Особенно в такую мерзкую погоду. Бумага промокнет.

Его слова, как иглы, впивались в мою уверенность.

«Выдающаяся звезда» — прозвучало как насмешка.

Я проигнорировала его и шагнула вперед, к зияющему провалу, где когда-то были величественные, дубовые двери, теперь лишь груда гнилых щепок и кованого железа, торчащего из камня, как сломанные кости.

Ветер выл в проеме, завывая в пустоте холла. Сердце бешено колотилось — адреналин, не страх, — но холодок по спине не исчезал.

Он знает это место. Он знает, что здесь может быть.

Рациональный ум требовал доказательств, но инстинкты, закаленные войной, кричали о ловушке.

— Lumos Solem!

Мой голос прозвучал громче, чем я хотела, пытаясь заглушить и вой ветра, и внутреннюю тревогу. Яркий, почти слепящий сгусток света вырвался из кончика палочки и ворвался в мрак холла, словно живое существо.

Он выхватывал из объятий теней жуткие картины: обрушившиеся балки, свисающие с потолка, как петли; горы мусора, щебня и сгнившей мебели; гигантские паутины, колышимые сквозняком, словно саваны. И посреди этого хаоса разрушения — неестественно чистый, отполированный до блеска постамент из черного мрамора. Он стоял, как алтарь в руинах, единственный островок порядка в этом царстве запустения. На нем не было ничего. Только пыльные следы от основания исчезнувшего артефакта.

Глобус Эдгара Блэкмура, показывавший зоны магических аномалий и темных энергетических потоков, — украден.

— Смотри, — мой голос слегка дрогнул, я указала на пол у постамента. В луче света отчетливо виднелись выжженные в камне замысловатые символы. — Следы взлома. Они в точности повторяют те…

Слова застряли у меня в горле, оборвавшись на полуслове. Воздух… изменился. Он не просто сгустился — он стал вязким, как патока, тяжелым и мерзко вибрирующим. Зашипело невидимое змеиное гнездо где-то в самых тенях, заставив волосы на затылке встать дыбом. Пространство перед постаментом заколыхалось, искажаясь, как вода в котле перед бешеным кипением — предвестник невиданной мощи.

— НАЗАД!

Голос Малфоя обрушился на меня не криком, а низким, звериным рыком, от которого сжалось все внутри. Что-то вырвалось из углубленной тени у стены. Не просто темное — антисвет, поглощающий лучи моего «Lumos Solem». Оно стремительно сформировалось в клубящуюся тень гигантской змеи, сотканную из чистой, шипящей ненависти и черной магии. Я не сразу же поняла, что это — Контумацио Малефика, что означало “Проклятие Злобного Распада”.

Всего одно касание — и плоть оторвется от костей, жизнь обратится в гниющую слизь.

Это было проклятие смерти.

Я на миг опешила. Белая паника, холодная и липкая, как паутина, опутала горло, сдавила легкие. Я замерла, парализованная видением собственного распада.

Но Малфой уже двигался. Было чертовски странно, что Малфой не спрятался первым, а бросился вперед, навстречу чудовищному потоку. Его движение были четкими и резкими. Палочка в его руке не изящно выписала дугу — она дернулась в коротком, рваном, разрушающем жесте, словно он когтями рвал саму ткань реальности.

— Конфринго Оскура!

Его заклинание пронзило воздух скрежетом рвущегося металла. Лишенное изящества, но полное первобытной силы. Столкновение было апокалиптическим.

Фиолетово-черный адский шар энергии врезался в шипящую тень. Миг тишины — и затем пространство взорвалось. Грохот, способный оглушить дракона, ослепительная вспышка, выжигающая сетчатку, волна сжатого воздуха, выбивающая из легких последний глоток. Каменные осколки, щепки, пыль веков — все взлетело в вихре вверх. Я инстинктивно вжалась в груду мусора, прикрыв голову руками, ощущая, как осколки секут плащ.

«Нужно было сосредоточиться и сотворить защитные чары», — пронеслось в моем очищающемся сознании. Но ловушка, как хитрая, многослойная гадюка, приготовила новый удар.

Время словно застыло, превратившись в густую патоку ужаса. С потолка, с протяжным скрипом древних балок, на меня обрушился кошмар — огромный железный молот, утыканный острыми шипами, свисающий на толстой цепи. Он летел прямо на меня, а я была совершенно беспомощна — оглушенная, ослепленная пылью, прижатая к земле тяжестью происходящего.

Каждый миг растягивался до бесконечности. Я могла разглядеть каждую ржавчину на шипах, услышать каждый металлический звон цепи. Мой язык онемел от страха, волшебная палочка в руке казалась неподъёмной, словно отлитой из свинца. Я понимала — не успею ни увернуться, ни произнести заклинание.

В голове промелькнула лишь одна мысль, холодная как лёд: “Это конец”.

И в этот роковой момент я увидела лицо Малфоя. Он бросился ко мне, закрывая своим телом, увлекая нас обоих в облако пыли и летящих осколков. Острая боль, словно ледяная игла, пронзила моё плечо, когда мы ударились о какой-то обломок. Но основной удар принял он.

Я услышала этот ужасный звук — глухой, влажный удар, когда шипы молота полоснули по его левой руке в тот момент, когда он отбрасывал нас в сторону. И его стон — хриплый, короткий, приглушённый стиснутыми зубами.

Я закашлялась, пытаясь вдохнуть воздух, пропитанный гарью и пылью. В носу стоял запах камня и… чего-то металлического, тёплого.

Что-то липкое и горячее струило по рукаву моей мантии, пропитывая ткань.

— Мал… — мой голос предательски сорвался, хриплый и слабый.

Он уже поднимался — резким, стремительным движением. Словно не замечая глубокого, зияющего пореза на предплечье, откуда сочилась алая кровь, окрашивая камни под ним в зловещий багряный цвет. Его лицо было мертвенно-белым, как у мраморной статуи, но абсолютно спокойным. Ни тени боли не искажало его черты, ни капли страха не мелькнуло в глазах. Только ледяная, безжалостная концентрация — словно его тело и боль существовали отдельно от машины разума.

И его глаза… О великий Мерлин, его глаза! Я искала в них злобу, торжество, хотя бы дикую ярость боя. Но нашла лишь пустоту — бездонную, холодную, отполированную до зеркального блеска пустоту. Как лезвие бритвы в момент перед смертоносным разрезом — бесстрастное, лишённое всего человеческого. В них не было ничего, кроме чистой, неумолимой цели: уничтожить угрозу.

Он поднял палочку. Его взгляд впился в тень, откуда выплеснулось проклятие.

Там что-то зашевелилось — тёмная фигура в маске, готовая к новому удару.

— Нет, Малфой! — вырвалось у меня, когда я увидела жест его палочки. Я узнала его.

Заклинание боли.

Вроде бы круциатус. Я попыталась подняться на ноги, крича:

— Малфой, стой! — закричала я, но он даже не взглянул в мою сторону. Его палочка дёрнулась в руке, словно живая, словно в ней затаилось древнее проклятие. Я ожидала увидеть зелёную вспышку, но ничего не произошло — только из тени раздался дикий, нечеловеческий вопль.

Фигура в маске рухнула на пол, корчась и хватаясь за голову. Это было какое-то другое заклинание, столь же ужасное, как Круциатус — вызывающее невыносимую боль без видимых повреждений. Что-то… невероятно изощрённое. Его знание тёмных искусств явно выходило за рамки теоретических познаний.

Он подошёл к корчащемуся на полу нападавшему, наступил сапогом на его грудь, пригвоздив к полу. Капли крови с его раненой руки падали на серые каменные плиты, оставляя ярко-алые следы.

— Кто тебя послал? — его голос был тихим, как змеиное шипение. Ни капли ярости, только смертоносное спокойствие. — Сколько вас?

Нападавший лишь стонал. Малфой надавил сильнее, и я услышала отвратительный хруст ломающейся кости — кажется, это было ребро.

— МАЛФОЙ! ХВАТИТ! — я вскочила на ноги, направив на него свою палочку. Моё сердце бешено колотилось — от страха, от ярости, от… чего-то ещё. Отвращения к его жестокости? Или шока от той холодной, безжалостной эффективности, с которой он действовал?

Он только что спас мне жизнь. И теперь он ломал пленного, как сухую ветку, без тени сомнения.

Он медленно повернул голову. Его пустые стальные глаза встретились с моими. В них я вновь увидела ту самую усталость, что была в кабинете, когда мы впервые встретились взглядами. И полное непонимание, почему я ему мешаю. Как будто он просто делал то, что считал необходимым.

— Он пытался нас убить, Грейнджер, — произнёс он ровно. — Его сообщники могут попытаться снова. Я предупреждал тебя о Проклятом Наследии. Вот твоё доказательство. Живое. Или почти, — он убрал ногу с груди потерявшего сознание пленника. Кровь продолжала течь, окрашивая рукав его некогда дорогого, а теперь порванного и грязного плаща.

Я опустила палочку. Дрожь, которую я сдерживала во время боя, охватила меня с новой силой. Не только от адреналина, но и от крушения всех моих представлений.

В себе? В нём? Во всём?

Он был подлым, жестоким и опасным. Он только что продемонстрировал знание запретных практик. И… он спас меня. Бросился под смертоносный молот, не задумываясь. Его глаза в тот момент… пустые, как лезвие… в них не было ни героизма, ни желания меня спасти. Только действие.

Был ли это расчет? Или просто инстинкт?

— Твоя рука… — слова вырвались прежде, чем я успела подумать. Словно я отчаянно хотела сменить тему разговора. И, кажется, именно так оно и было.

Малфою требовалась срочная помощь. Я уже подняла палочку, готовая произнести исцеляющее заклинание, но…

Он взглянул на свою рану так, будто это была всего лишь мелкая неприятность.

— Пустяк, — процедил он сквозь зубы, отрывая кусок своего плаща и туго перетягивая предплечье выше пореза. На мгновение его лицо исказила гримаса боли — первой, которую он позволил себе показать. — Вызывай подмогу и зачистку. И передай Робардсу… — он бросил на меня взгляд, в котором вдруг промелькнуло что-то знакомое, то, что я помнила с давних времён — его фирменное язвительное торжество. — …что его “свежий взгляд” оказался не таким уж бесполезным.

Он ушёл, не оглядываясь, оставляя за собой цепочку багровых следов на пыльном полу поместья Блэкмур. Я стояла посреди руин, сжимая в дрожащих пальцах свою палочку, словно единственное спасение в этом хаосе. Тёплая кровь на моём рукаве медленно остывала, проступая сквозь ткань тёмным, неоспоримым свидетельством произошедшего.

Слова благодарности застряли в горле колючим комком. Он не ждал их. Или, может быть, ждал, но не таких? Не от меня?

Я смотрела ему вслед — на его прямую, даже сейчас безупречно ровную спину, на перевязанную руку. Моя уверенность в его абсолютной, неисправимой подлости дала трещину. Не рухнула — нет, но треснула глубоко, до самого основания. Сквозь эту трещину проглядывало нечто куда более сложное, тёмное и пугающе непонятное.

Он был оружием — опасным, аморальным, безжалостным. Но сегодня это оружие оказалось направленным в нужную сторону. И спасло меня. Спасло, не задумываясь, не колеблясь, не ожидая ни благодарности, ни прощения.

Что-то внутри меня сопротивлялось этому новому пониманию. Тому, как его действия противоречили всему, что я о нём знала. Как его хладнокровие сочеталось с готовностью пожертвовать собой. Как его жестокость соседствовала с необъяснимым благородством.

Я не могла разгадать эту загадку. Не могла примирить в своём сознании того Малфоя, которого знала, с тем, кем он стал. Но одно я знала наверняка: сегодня он спас мне жизнь.

«Его глаза…» — эта мысль снова и снова проносилась в моём сознании, вызывая мурашки по спине.

Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от этого хаоса в мыслях. Нужно было действовать, а не предаваться размышлениям.

Вызвать подмогу, обезвредить ловушки и просить пленного… если он вообще выживет после того, что с ним сделал Малфой.

Я подняла палочку к небу, готовясь послать сигнальный шар в сторону Министерства.

Моя рука дрожала — не только от усталости, но и от осознания того, насколько сильно только что изменилась моя картина мира.

Она стала невыносимо сложной, запутанной, как древний гобелен с порванными нитями.

Трещина в моём понимании осталась, и сквозь неё дул ледяной ветер перемен. Ветер, который, казалось, навсегда изменил то, как я смотрела на Драко Малфоя. На человека, который только что спас мне жизнь, используя те же самые навыки, которые могли бы меня погубить.