Притяжение Бездны (гет)

Серый, безрадостный свет, едва пробивавшийся через высокие, узкие щели в сводах Каменного Мешка, окрасил зал в оттенки пепла и старой кости. Тяжелый гул Ночи Нагов стих, оставив после себя звенящую тишину и ощущение опустошения, будто храм выдохнул после колоссального усилия. Воздух был холодным и спертым, пахнущим пылью, влажным камнем и чем-то приглушенно-металлическим, словно ржавчиной веков. Том Реддл проснулся мгновенно, его сознание, как всегда, ясное и холодное. Темные глаза, лишенные сонливости, сразу нашли Нагайну. Она сидела у мертвых углей костра, спина прямая, поза медитативна, но ее вертикальные зрачки, все еще чуть шире обычного, были открыты и смотрели в пустоту перед собой. Казалось, она все еще слушала эхо камня, отзвуки зова крови. Он отметил это про себя — очередной пункт в ментальном досье на живой артефакт.

— Проснулась, Спящая Красавица каменного царства? — Его голос, резкий и насмешливый, гулко отозвался в тишине, заставив ее плечи слегка вздрогнуть. Она медленно, с видимым усилием оторвалась от внутреннего мира, повернула голову. Взгляд, сначала расфокусированный, постепенно нашел его лицо. — Или все еще на связи с подземным радио? Надеюсь, передали мои наилучшие пожелания местным духам. Или хотя бы заказали завтрак получше вчерашнего «деликатеса». Пора двигаться. Этот «люкс» мне опостылел больше, чем лекции профессора Бинса.

Нагайна встала, ее движения снова обрели привычную змеиную плавность, но в них чувствовалась остаточная напряженность, словно натянутая тетива лука. Зрачки сузились до привычных тонких черных щелочек в темном янтаре. Она не ответила на колкость, лишь кивнула вглубь зала. — Радио молчит. Но дверь... открылась. — Там, где раньше была лишь глухая, неровная стена, теперь зиял низкий, стрельчатый арочный проход. Его обрамляли высеченные из единого камня тела двух гигантских нагов, их чешуйчатые туловища переплетались в вечной борьбе или объятии, а безглазые, остроконечные головы с разинутыми пастями нависали над входом, словно охраняя или предупреждая. От прохода веяло ледяным, сырым сквозняком и густым запахом древнего камня, покрытого вечной плесенью, и... чего-то еще. Густой, почти осязаемой силы, как запах озона перед грозой.

Путь вниз был крутой, вырубленный в скале лестницей с неровными, стертыми временем ступенями. Своды сходились все ниже, давя на плечи. Стены покрывались сложными, стертыми до полупризрачных очертаний барельефами: процессии жрецов с головами кобр, гигантские змеи, обвивающие мировое древо, жертвоприношения под холодным взглядом каменных божеств. Магия здесь висела плотной пеленой, давя на сознание, затрудняя дыхание. Ловушки стали не просто смертоносными; они казались ритуальными, предназначенными не столько убить, сколько проверить, отсеять недостойных.

Они вошли в узкий коридор, где вместо сплошного пола зияли глубокие, наполненные абсолютной, вязкой тьмой канавы. По стенам, независимо от источников света, плавно скользили тени — не их собственные, а чужие, угрожающие силуэты с копьями, клыками и щитами из мрака. Когда Том попытался перепрыгнуть первую канаву, ближайшие тени ожили, материализовав полупрозрачные, холодные клинки и устремившись к нему с беззвучным свирепым рыком. Он отпрыгнул назад, швырнув заклинание рассеивания. Тени лишь дрожали, сгущались и становились темнее, впитывая магию. — "Проклятые вампиры!" — выругался он, отступая к стене рядом с Нагайной.

— Они питаются прямой магией, — ее голос был хриплым шепотом. Она прижималась спиной к холодному камню, наблюдая за тенями. — Нужно пройти невидимыми. Или... отвлечь. — Без предупреждения она издала короткий, резкий шипящий звук парселтронга, похожий на предупреждение разъяренной кобры. Тени замерли на месте, их безликие "головы" повернулись к источнику звука, словно почуяв добычу. — Теперь! Быстро! — бросила она.

Том, стиснув зубы от необходимости довериться ее "примитивному" методу, ринулся вперед, перепрыгивая канавы в тот краткий миг, когда тени были дезориентированы. Нагайна последовала за ним впритык, их тени на стенах сливались в один стремительный силуэт в этом смертельном балете уклонения. Когда последняя тень осталась позади, Том обернулся, дыхание слегка участилось. — "Весьма... практично. Хотя и напоминает дрессировку особенно тупых терьеров свистком. Где ваш кнут, укротительница?"

Нагайна лишь фыркнула, вытирая ладонью пыль со лба. — "Кнут приберегаю для особо упрямых экземпляров. Пока обхожусь без него."

Следующее помещение было небольшим, идеально круглым, словно жемчужина в каменной раковине. Стены отполированы до ослепительного зеркального блеска, отражая их фигуры бесконечными повторениями. Посредине стоял невысокий пьедестал из черного базальта с двумя углублениями, точно повторяющими очертания ладоней. Едва они переступили порог, входная плита с грохотом опустилась, отрезая путь назад. А на стенах их отражения... исказились. Черты лиц стали гротескными, злобными, глаза загорелись желтым светом. Двойники начали повторять их движения, но с едва заметным опозданием и преувеличением, постепенно выходя из синхронизации. Двойник Тома уже занес над ним прозрачный кинжал, двойник Нагайны скалил змеиные клыки.

— Проклятые эхо-двойники! — выдохнул Том, его голос звучал редкостно раздраженным. Он инстинктивно пригнулся, уклоняясь от удара своего отражения. — Они разрывают связь между действием и отражением! Нужно действовать абсолютно синхронно, как механизм часов!

— Доверься, — резко сказала Нагайна, глядя не на него, а в глаза своего искаженного отражения. Ее голос был спокоен, но требователен. — Шаг влево... на счет три. Раз... два... три! Они шагнули одновременно. Отражения дернулись, кинжал и клыки дрогнули, но не исчезли. — "Теперь поднять правую руку... медленно, плавно... как будто гладишь змею... вот так. Теперь твоя палочка, к центру комнаты... медленно..." Команды Нагайны были тихими, точными, как дирижерские взмахи. Том, к своему собственному изумлению, следовал им беспрекословно, его аналитический ум был вынужден уступить интуиции и ритму, который она задавала. Его движения, обычно резкие и точные, стали неожиданно плавными, подстраиваясь под ее грацию. Их отражения, подчиняясь навязанной синхронности, постепенно успокоились, черты сгладились, злобные искажения исчезли. Двойники растворились, слившись с их реальными образами. На противоположной стене с тихим, скрипучим звуком открылась узкая щель.

И вот они стояли перед ним. Сердце Преддверия. Небольшая, круглая камера, увенчанная высоким, темным куполом, напоминающим перевернутую чашу. Пол был выложен мозаикой из тысяч мелких, разноцветных камней, образующих гигантскую, закрученную спираль из змеиных чешуек, которая словно вела к центру. В центре же, вместо двери, была гладкая, отполированная до зеркального блеска стена из черного камня, испещренная мерцающими, как живые, рунами цвета старого золота. Напротив нее, на полу — два концентрических круга, выложенных из темного, почти черного обсидиана, резко контрастирующего с основной мозаикой. Воздух звенел от сконцентрированной магии, древней, требовательной и... терпеливой. Тишина была гулкой, как перед грозой.

Том сразу подошел к черной стене, подняв палочку. Свет ее наконечника выхватил сложные переплетения рун. — "Защита высшего порядка, — пробормотал он, его голос звучал почти с уважением. — Руны откликаются не на грубую силу, а на... резонанс. Нагарские символы единства, парной гармонии. — Он обернулся, его взгляд скользнул по обсидиановым кругам на полу, затем пристально, оценивающе впился в Нагайну. — Это не просто испытание, мисс Шарма. Это ритуал. Парный. Для двух, чьи силы могут... дополнять друг друга. Создать нужную вибрацию. — В его голосе прозвучало не привычное презрение, а холодное, заинтригованное осознание. — Ваш... дикий, инстинктивный парселтронг и моя... структурированная, системная магия. Храм требует дуэта. Дуэта, который мы вряд ли способны исполнить."

Нагайна медленно подошла к внешнему обсидиановому кругу. Ее лицо было напряжено, но в глазах горела решимость. — "Я чувствую... пульс. Он ждет отклика. — Она ступила на темный, холодный камень. Круг под ее ногами слабо засветился изнутри тусклым, теплым золотом, как уголь. — Займи второй. И слушай... не ухом и не умом. Слушай... кровью. Камнем под ногами. Воздухом."

Том, с недоверчиво поднятой бровью, но без возражений (альтернативы не было), встал во внутренний круг. Его круг вспыхнул холодным, ярким серебристым светом, как лезвие. Руны на черной стене замерцали интенсивнее, золотой свет в них заструился.

И тогда ритуал начал диктовать. Не словами, а импульсом, вибрацией в костях, внезапным знанием в мышцах, рисунком движения, проступающим в сознании словно вспышка. Это был танец. Медленный, сложный, полный плавных поворотов, сближений и отдалений, синхронных взмахов рук и поворотов головы. Танец двух противоположных начал — огня и льда, инстинкта и расчета.

"Сосредоточься, Томас, — прошипела Нагайна, когда он на мгновение задумался над траекторией движения руки и чуть запоздал с поворотом. Руны на стене погасли, серебро его круга померкло. "Не думай! Перестань анализировать! Дай течь! Как вода... или змея!" Ее собственные движения были воплощением змеиной грации — текучие, гибкие, интуитивные. Она скользила по своему кругу, ее руки описывали в воздухе сложные, гипнотические петли, на которых задерживался золотистый шлейф ее врожденной магии, похожий на теплый, ароматный дым сандала. Каждый шаг, каждый жест был исполнен древней, чуждой элегантности.

Том, стиснув челюсти до хруста, пытался подавить привычный ход мыслей. Он следовал за ней, его шаги поначалу были резче, угловатее, механичнее, но постепенно, под давлением ритуала и ее команд, начали подстраиваться под ритм, обретая неожиданную плавность. Его серебристая магия, выпущенная из палочки и теперь уже из ладоней (палочка оказалась лишней), была четкой, геометричной, как кристаллическая решетка, но вынужденная изгибаться по воле танца, обретать округлость. Когда их магии сближались — золотое, теплое скольжение и холодные, точные серебряные линии — возникало ощущение электрического тепла и шелковистого скольжения одновременно, легкое покалывание на коже, сладковато-терпкий запах озона и нагретого камня, смешанный с ароматом сандала.

Ритуал требовал близости. Нежные, но неизбежные и значимые прикосновения стали частью шага. Ее прохладные пальцы коснулись его запястья, направляя жест его руки в нужную, плавную траекторию. — "Здесь... выше. Чувствуешь поток?" — прошептала она. Его ладонь легла на ее талию, чтобы стабилизировать ее стремительное вращение — прикосновение было твердым, теплым, неожиданно точным и... задерживающимся на мгновение дольше необходимого. Она почувствовала напряжение его мышц сквозь тонкую ткань льняной рубашки, его тепло. Он ощутил гибкость ее стана, удивительную силу и упругость под кажущейся хрупкостью, тонкую ткань ее платья. Их взгляды встречались в полумраке — ее вертикальные зрачки, суженные в концентрации, его темные, бездонные глаза, в которых горел не только азарт разгадки, но и... изумление перед этим вынужденным единством, перед тем, как ее магия обволакивала его холодную точность. Он поймал легкий аромат ее кожи — что-то терпкое, пряное, чуждое его миру химической чистоты.

"Твоя пластика... сводит с ума всякую логику, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, когда им пришлось вплотную синхронизировать шаг, их плечи почти соприкасаясь, дыхание смешиваясь. Его теплый выдох коснулся ее щеки. — "Как можно предугадать движение, у которого нет алгоритма?"

"Твоя логика... мешает течь реке, — парировала она, но голос ее дрогнул, предательски выдавая напряжение. Ее рука скользнула по его предплечью, направляя следующий широкий жест. "Сейчас... вместе! Вдох... и выброс!"

Они двинулись в финальной фазе — стремительное сближение к центру кругов, скрещивание рук (ее золотистые потоки над его серебристыми линиями), мощный, синхронный выброс сконцентрированной энергии из ладоней и самой воли к черной стене. Золото и серебро слились в ослепительную, жгучую молнию чистого света, ударившую прямо в сердцевину рунического узора.

Стена не открылась. Она растворилась. Бесшумно, без скрипа и грохота, как пелена дыма, рассеявшись в ничто. За ней открылся проход, залитый мягким, мерцающим бирюзовым светом, струившимся сверху, словно подводное солнце. Запах сменился — свежим, влажным воздухом и слабым ароматом неизвестных цветов.

Успех.

Они стояли в полушаге друг от друга в центре кругов, где секунду назад бушевала слившаяся магия. Дыхание спутано, груди вздымались от физического усилия и адреналина. Лоб Тома был влажным от пота, прядь черных волос выбилась из безупречной укладки и упала на высокий лоб. Нагайна ловила воздух полуоткрытым ртом, одна рука непроизвольно прижата к груди, глаза были широко открыты, зрачки огромными черными кругами в полумраке, поглотившими янтарь.

Они смотрели друг на друга. Не как на временных союзников или заклятых врагов. А как на два проводника, через которых только что прошла древняя, безличная сила, заставившая их резонировать в унисон. В глазах Тома читался глубокий шок — не от победы над ловушкой, а от глубины и той связи, которую он только что ощутил. От того, как ее дикая, теплая магия обволакивала его структурированный холод, как его железная воля на миг подчинилась ритму, который диктовала она и храм. От этих мимолетных, но жгуче-значимых прикосновений, от тепла ее кожи под его ладонью. В его взгляде мелькнуло что-то, кроме привычного анализа — растерянность, почти уязвимость.

В глазах Нагайны мелькало осознание притяжения — не только магического. Притяжения к его нечеловеческой силе воли, к его абсолютному контролю, который на миг дрогнул, позволив ей вести. К опасности, которую он излучал, и которая внезапно обрела иной, тревожащий оттенок. И к тому странному теплу, что пробежало по ее коже от его прикосновения, вопреки всем предосторожностям.

Этот взгляд длился лишь мгновение — долгое, как вечность в напряженной тишине после ритуала, и короткое, как удар сердца. Потом маска упала. Том резко отступил на шаг, его лицо снова стало бесстрастным, но в глазах еще тлели непогашенные искры пережитого. Он нервно поправил манжет рубашки там, где ее пальцы оставили невидимый след.

— Эффективно, — произнес он, голос чуть хрипловат, но уже обретающий привычную язвительную нотку. Он отвернулся к открывшемуся проходу. — Хотя и крайне... нерациональный способ открыть дверь. Древние явно переоценили наши хореографические способности и недооценили ценность хорошего взрывного заклинания. Или отмычки. — Он сделал шаг к бирюзовому свету, явно стремясь уйти от этого места и этого момента.

Нагайна молча сглотнула, отводя взгляд от его спины к мозаике под ногами. Ее щеки горели, но не от жара магии. Она резко двинулась вперед, в прохладный, бирюзовый свет святилища, уходя от невыносимой близости, от шока, который висел в воздухе между ними, гуще древней пыли. Но тень ритуала, тень их слившихся магий, вынужденных прикосновений и этого обжигающего взгляда, последовала за ними, глубже в сердце храма. Война только начиналась, но поле битвы неожиданно расширилось.