Тени Трансильвании. (джен)

Облегчение было мимолётным, как бульк гнилушки в болотной трясине. Гнетущая атмосфера Трансильвании, казалось, впитывалась через поры кожи. Воздух, хоть и свободный от замковой затхлости, висел тяжелым, пропитанным влажной землей, гниющими корнями и чем-то сладковато-неприятным — как перезревшие сливы, забытые в темном углу сарая и начавшие бродить. Огромная, мертвенная луна, казалось, прилипла к чёрному небосводу и преследовала их, заливая окрестности своим фосфоресцирующим, больным светом.

Они шли вдоль стены замка, держась на почтительном расстоянии от чёрных, шевелящихся лиан, оплетавших камни как петли удавов. Теперь, зная об их природе, каждый шорох в их зарослях, каждое едва заметное движение воспринималось как угроза. Лианы вели себя как живые щупальца — медленно, лениво, но неуклонно ползущие вверх по стенам, обвивающие друг друга в мерзких объятиях, иногда срываясь с глухим шлепком на землю, где продолжали извиваться, как змеи, прежде чем снова найти опору. Их холодная, скользкая поверхность вызывала отвращение.

— Чёртовы сорняки, — пробормотал Рамлоу, сплёвывая, пытаясь избавиться от привкуса тлена на языке. — Надеюсь, они только замком и ограничиваются.

— Не похоже, — ответил Роллинс, его голос был напряженным. Он указал в сторону мрачного леса, начинавшегося в сотне ярдов от стен. Там, в густых тенях под скрюченными елями, тоже что-то шевелилось. Не просто ветки — что-то более толстое, цепкое, пульсирующее тёмной массой. — Кажется, они расползлись.

Казалось, сама земля здесь была больна, заражена скорбью и проклятием замка. Агенты сами старались походить на незаметных призраков, петляя между корявыми стволами деревьев-скелетов, которые лианы уже почти полностью поглотили, превратив в жуткие, шевелящиеся обелиски. Шум их продвижения — хлюпающие шаги, скрип кожи, сдержанное ругательство — казался кощунственно громким в звенящей тишине. Они ждали, что в любой момент из-за спины донесется знакомый скрежет и лязг или из тени выпрыгнет тварь пострашнее хищных папоротников. Но вокруг царила лишь гнетущая, настороженная пустота. Замок, как огромный чёрный нарыв на теле земли, медленно скрывался за спиной, растворяясь в туманной дымке.

Их упорство (или отчаяние) было вознаграждено. Спустя время, показавшееся вечностью, лианы стали редеть, отступая назад к стенам, словно был натянут невидимый поводок. Земля под ногами стала твёрже, менее болотистой. Вдруг Роллинс схватил Рамлоу за рукав.

— Смотри! Дорога!

Из мрака леса, петляя между искривленных, похожих на скелеты деревьев, выходила грунтовая дорога. Она была ухабистой, разбитой, местами заросшей, но это был явно путь, проложенный людьми. Или тем, что здесь ими считалось. Она шла параллельно лесу, удаляясь от замка и болота, туда, где мрак казался чуть менее густым, а луна светила чуть ярче. Это был первый намёк на что-то, напоминающее цивилизацию, пусть и призрачную, затерянную в этом кошмаре.

— Куда ведёт? — спросил Роллинс, недоверчиво оглядывая тропу. Она казалась неестественно прямой среди хаоса.

— Отсюда, — лаконично ответил Рамлоу, уже делая шаг на более твёрдый грунт. — Это лучше, чем болото или обратно в лапы скрипучего. Пока что достаточно. Быстрее.

Они двинулись по тропе, ускорив шаг, чувствуя, как напряжение немного спадает. Грунт под ногами был вязким, но тверже, чем болотная жижа. Шли молча, прислушиваясь к каждому звуку. Шелест в лесу не прекращался, но источник его оставался скрытым. Луна освещала путь, отбрасывая их длинные, искажённые тени, которые, казалось, плясали сами по себе, опережая или отставая от них. Воздух здесь пах чуть меньше тленом, чуть больше прелой листвой и сыростью. Прошли с полмили. Замок скрылся за поворотом и грядой чёрных холмов. Давление немного ослабло, но странное чувство тревоги не покидало. Лес по правую руку казался еще мрачнее, а слева открывалась долина, залитая лунным светом, с разбросанными темными пятнами — то ли кустами, то ли развалинами ферм, поглощенных временем и лианами.

После адреналина побега наступила леденящая усталость. Каждый шаг по вязкой земле давался с трудом. Они шли молча, прислушиваясь к каждому шороху, ожидая скрежета металла или появления черных щупалец. Брок споткнулся о скрытый корень, едва удержав равновесие. Он тяжело опёрся о покрытый мхом и лианами ствол мёртвого дерева, чтобы перевести хриплое дыхание

— Чёрт возьми, Роллинс... — прошипел он, вытирая пот со лба грязным рукавом. — Сколько ещё этой чертовщины? Мои ноги как свинцовые колоды. И болото это проклятое... запах сводит с ума. Как будто тонны слив сгнили в одной яме.

Джек Роллинс, выглядевший не лучше, кивнул, прислонившись к другому дереву. Его взгляд блуждал по окружающему мраку, ища хоть намек на безопасное место.

— Энергии хватит только на то, чтобы не упасть. И пистолеты... — он похлопал по кобуре, — ...ощущаются как игрушки против того, что здесь водится. Против него.

Рамлоу мрачно хмыкнул. Он машинально полез в карман своего тактического жилета, привычно проверяя запасные магазины. Пальцы наткнулись на что-то холодное и необычно тяжёлое в одном из маленьких кармашков для спецсредств. Он нахмурился. Что за...? Он вытащил предмет. На его ладони лежал один серебряный патрон. Не обычный, а явно ручной работы, с тонкой гравировкой — стилизованными рунами или витиеватыми узорами. Пуля была из матово-белого металла, отливающего холодным блеском в лунном свете.

— Что это? — пробормотал Рамлоу, разглядывая патрон. — Откуда? Я не брал...

Роллинс подошел ближе, его усталость на мгновение отступила перед леденящей догадкой. Он осторожно взял патрон из руки Рамлоу, ощутив его необычный вес и пронизывающий холод, который, казалось, шёл изнутри металла.

— Серебро? — прошептал он, поворачивая патрон в лунном свете. Бледный металл пули отливал синевой, а тонкая гравировка — переплетение шипов, лун и рун подавления — казалась древней и зловещей. — Чистейшее... алхимическое. Калибр под наш "Хеклер", но изготовление... не армейское. Такие делают в кустарных лабораториях для охоты на особых тварей. Оборотней высшего порядка. Стоимость одного... годовая зарплата. И их подсунули тебе... перед миссией. В карман, который ты не проверяешь каждый раз.

Рамлоу, лицо которого стало каменной маской, нервно обыскал другие карманы жилета. Его пальцы, привыкшие к текстуре пластика магазинов и холодной стали ножа, наткнулись на ещё больший холод в глубоком, редко используемом внутреннем кармане. Он вытащил оттуда еще пять идентичных серебряных патронов. Шесть смертоносных слитков, лежащих на его ладони, казалось, вытягивали тепло из кожи даже через перчатку. Холод был не просто физическим — он нёс в себе оттенок предательства.

— Здесь, — его голос был хриплым от напряжения. — Внутренний карман. Я его не набивал. Никогда. Перед испытанием жилет проверял лично. Стандартная обойма, нож, C4, аптечка, жвачка... Это подсунули. Целиком. — Он сжал патроны в кулаке. Холод серебра жёг, как укор. — Не просто подсунули, Джек. Нас специально забросили сюда. Не за артефактом. Не за разведкой проклятого болота. — Его глаза, полные ярости и шока, встретились с взглядом Роллинса. — Нас послали как киллеров. Чтобы мы убили оборотня. Вот за чем. — Он встряхнул кулаком с патронами. — Серебряной пулей в сердце или в череп. Это была зачистка. С самого старта. Нас кинули в лапы того скрипучего ужаса.

Роллинс медленно выдохнул, его лицо побелело под слоем грязи и пота. Он посмотрел на патроны в руке Рамлоу, потом в сторону скрывшегося за холмами замка, откуда доносился лишь зловещий шелест лиан.

— Значит, он... он не просто так рвался именно к тебе в мастерской, — произнес Роллинс тихо, с внезапным озарением. — Помнишь? Когда Стефан только поднялся, а этот... Боркус... ворвался? Он не метался между нами. Он сразу пошел на тебя, Брок. Как будто... почуял угрозу. Сильнейшую угрозу. — Джек коснулся холодного металла патрона. — Серебро. Чистейшее, заговорённое. Для него это как красная тряпка для быка, смешанная с запахом смерти. Он чувствовал его. Возможно, даже Стефан чувствовал этот холод в своем сне. Это не мы их разбудили шумом... это их подняло. Мы принесли смерть прямо в его склеп. Вот почему они были так яростны с самого начала.

Рамлоу мрачно кивнул, его взгляд упал на зловещий блеск в его руке. Мысль была страшной и логичной.

— Палка о двух концах, — пробормотал он, перекатывая патроны в ладони. Они были одновременно ледяными и обжигающими. — Эти штуки... они как маяк для его ярости. Пока они у меня — он будет чуять меня за версту. Как мина замедленного действия в кармане. — Он посмотрел на Роллинса. — Но... это и единственное, что может его остановить. По-настоящему остановить. Обычные пули — он их отряхнул, как грязь. А это... — Он сжал один патрон так, что гравировка впилась в кожу. — Это шанс. Ничтожный, но шанс. Если он снова нападет... без этого серебра мы — просто мясо.

Роллинс сглотнул. Картина была ясна и ужасна.

— Значит, выбор такой: тащить на себе магнит для ярости монстра, надеясь, что успеешь выстрелить первым, когда он придет... или выбросить их сейчас в это проклятое болото и молиться, что он не настигнет нас. — Он бросил взгляд на неподвижный лес, где тени казались глубже обычного. — Выбросить... звучит заманчиво. Может, он успокоится?

Рамлоу резко покачал головой. Вместо того чтобы прятать патроны, его движения стали резкими, решительными. Он достал свой пистолет "Хеклер" из кобуры. Быстро извлек магазин. С привычной ловкостью профессионала он вытряхнул обычные патроны на сырую землю под ноги. Они упали с глухим стуком, как отвергнутое прошлое. Затем, не глядя на Роллинса, он начал один за другим вдавливать холодные серебряные патроны в освободившуюся обойму. Каждый щелчок металла о пластик звучал в звенящей тишине леса как вызов — и предателям, которые их послали, и монстру, который их преследовал. Лунный свет играл на матовой поверхности серебряных пуль, делая их похожими на смертоносные драгоценности.

— Нет, — его голос был низким и твердым, как сталь затвора. — Это не их свинец. Теперь это мой выбор. — Он вставил заряженный серебром магазин обратно в пистолет до характерного щелчка. Звук был финальным, как приговор. Затем он с резким движением дёрнул затвор, досылая первый серебряный патрон в патронник. — Пусть чует. Пусть приходит. Но теперь, когда он придет... — Брок поднял пистолет, его глаза, полные холодной ярости, встретились со взглядом Роллинса, — ...у меня будет для него особый привет. От всей души. .

Роллинс замер, наблюдая за действиями Рамлоу. Он видел решимость, смешанную с безумным вызовом. Циничный прагматизм Брока слился с яростью преданного человека в нечто опасное и непредсказуемое.

— Ты понимаешь, что теперь ты — ходячая мишень номер один? — спросил Джек тихо. — Он почует это серебро за милю. А Стефан... если он тоже чувствует...

— Пусть почуют, — Рамлоу сунул пистолет обратно в кобуру, но не пристегнул клапан — он должен был быть под рукой. — Пусть знают, что я готов. Это не их игра больше. Или наш билет назад... — он похлопал по рукояти пистолета, — ...или наше пенсионное обеспечение в виде серебряной пули в сердце. Но это наш выбор, когда и как. А не их. — Он посмотрел в сторону замка, его глаза сузились. — Может, этот Боркус не просто монстр? Может, он ключ? Или... мишень для кого-то пострашнее нас?

Роллинс кивнул, понимая, что спорить бесполезно. Решение принято. Пистолет заряжен. Путь назад отрезан.

— Мы не просто заблудившиеся агенты. Мы... пешки, которые внезапно взяли в руки ферзя. Опасные, но обреченные пешки. Курьеры смерти для Железного Пса. — Он снова посмотрел на теперь уже заряженное оружие Рамлоу. — И этот "ферзь" в твоей кобуре... он слишком ценный, чтобы его просто так отдать. Сохраняй его. Но стреляй первым, Брок. Потому что он не будет церемониться. Ни секунды.

Рамлоу кивнул, его рука лежала на рукояти "Хеклера". Теперь он ощущал его вес иначе — не как инструмент, а как символ их нового положения. Холод серебра в патроннике казался пульсирующим.

— Теперь у нас два врага, — резюмировал он, его голос был как натянутая струна. — Все твари этого проклятого леса, замка и болота... и те, кто нас сюда послал. И вторые... — он ткнул пальцем в пистолет, — ...они гораздо, гораздо опаснее. Потому что они знают, где мы, и что у нас есть. Им нужно, чтобы мы либо убили оборотня, либо сдохли, пытаясь. — Рамлоу посмотрел в мрак леса, где шевельнулась очередная тень, и снова услышал далекий, тоскливый вой — или это был ветер в скалах? — Шелест чёрных лиан на ближайших деревьях внезапно усилился, сливаясь в настороженный гул, словно лес затаил дыхание, почуяв новую угрозу. — Пойдём. Надо выбираться. Теперь у нас есть что рассказать. Если выберемся. И это, — он похлопал по рукояти пистолета, — наш единственный аргумент. Держи свой наготове. Кто знает, что еще вылезет из этой тьмы.

Тень у придорожного креста сдвинулась, отделившись от общего мрака. И из неё, словно материализовавшись из самой ночи, возник человек. Он выглядел как типичный трансильванский крестьянин. Низкорослый, коренастый, в грубых домотканых штанах, заляпанной глиной рубахе и широкополой соломенной шляпе, надвинутой так низко на лоб, что лица почти не было видно. В руках он держал простую дубовую палку. Когда он вышел на лунный свет, мелькнуло морщинистое, загорелое лицо с добродушными, но какими-то... пустыми глазами. Они отражали лунный свет, но не выражали ничего.

Он остановился, увидев их, и поднял руку в приветственном жесте. Движение было плавным, почти механическим.

— Добри вечер, панове! Реде невиждани гости в сих местах! — произнес он хрипловатым, но приветливым голосом с явным местным акцентом и слегка поклонился — Далеко путь держите? Вижу, заплутали? Не мудрено. Леса тут темные, дороги хитрые. Забрели к самому порогу Замка Теней. Опасное место, ох, опасное.

Роллинс и Рамлоу мгновенно напряглись. Пистолеты были наготове, но спрятаны за спиной. Человек выглядел… слишком нормально. Слишком вовремя. В этом мире теней, лиан и скрипучих оборотней его добродушие резало слух как фальшивая нота.

— Мы… ищем дорогу отсюда, — осторожно сказал Рамлоу, его глаза сканировали фигуру крестьянина, ища подвох. Слишком чистые сапоги? Слишком белые руки без мозолей? Что-то было не так. — Чем дальше, тем лучше. Идем, — коротко бросил Рамлоу, делая шаг вперед, чтобы обойти крестьянина. Его инстинкты кричали об опасности.

— Ох, не спешите, панове! — крестьянин поспешно отступил, загораживая путь, но не угрожающе. — Ночь на дворе. В лесу нечисто. А до ближней деревни — добрых пять миль. У меня хижина неподалеку. Отдохните, воды испейте. Старый Иван знает здешние тропы, как свои пять пальцев. Провожу вас к месту, где путь на большой тракт начинается. За пределы, в обычные земли. Безопаснее будет. А то ночь, леса тёмные, да и… — он многозначительно кивнул в сторону замка, едва видного вдалеке над холмами. В этот момент, словно в ответ на его жест, от замка в сторону луны поднялась гигантская дуга черной лианы. Она выросла с невероятной скоростью, извиваясь как воплощенная тень, и на мгновение замерла на пике, образуя жуткую арку над башнями, прежде чем медленно, словно нехотя, начала опускаться обратно, растворяясь в общем хаосе черных щупалец. — ...здешние хозяева не любят чужих. Особенно ночью. И их... сады буйствуют.

Слова "за пределы", "обычные земли" были как музыка. Предложение звучало разумно. Слишком разумно. Но доверять этому человеку? Его глаза... в них была какая-то странная неподвижность, словно нарисованные. И улыбка (если это можно было назвать улыбкой) не затрагивала этих стеклянных бусин. Альтернативой было брести наугад по мрачному лесу, кишащему лианами и бог весть чем ещё. Они обменялись красноречивым взглядом — взглядом людей, выбирающих между чумой и холерой.

— Мы торопимся, — сказал Роллинс, стараясь звучать вежливо, но твёрдо. — Спасибо за предложение.

— Да что вы, панове! — крестьянин замахал руками. — Ночь, холодно. Да и... — он понизил голос до конфиденциального шепота, — ...лианы. Они тут везде. Особенно ночью шевелятся. Опасно. А у меня забор крепкий, из терновника. Они терновник не любят. Отдохнете часик, переждете самую темь. И я вам расскажу про здешние дела. Про них. — Он снова кивнул в сторону замка, где чёрная дуга лианы уже исчезла.

Идея переждать "самую темь" под защитой, пусть и сомнительной, и услышать что-то полезное перевесила осторожность. Голод и усталость давали о себе знать, ослабляя бдительность.

— Ладно, — согласился Рамлоу, не выпуская пистолет из поля зрения. — Быстро. Очень быстро.

— Мы голодны, — резко сказал Роллинс, проверяя реакцию. — Давно не ели.

— Ох, бедняги! — воскликнул Иван с искренним, казалось бы, сочувствием. — Да у меня хижина недалече, за тем пригорком. Сварю вам картошечки, хлебца черного да сальца подам. Силы подкрепите перед дорогой долгой. Милости прошу!

Он повернулся и зашагал по тропе, явно ожидая, что они последуют. Его походка была чуть мешковатой, но уверенной. Они пошли следом, держа дистанцию, пальцы не отпускали спусковые крючки. Ненормальность витала в воздухе. Запах от него? Слишком нейтральный, как у свежевыструганного дерева или... вырытой могилы. Отсутствие теней под луной? Или просто их паранойя, обостренная пережитым кошмаром?

Хижина крестьянина стояла в небольшой лощине, в стороне от дороги. Она действительно была окружена высоким, колючим забором из терновника, сплетенного так плотно, что казалось живой стеной из шипов. Сама хижина — маленькая, покосившаяся, сложенная из камня и глины, с соломенной крышей, выглядела неожиданно опрятной. Внутри было тесно, пропахло дымом, кислой капустой и чем-то ещё — слабым, но неприятным, как запах старого погреба. На грубом столе горела масляная лампа, отбрасывая дрожащие тени на стены, лишенные каких-либо украшений или следов копоти. Иван хлопотал у небольшого очага и вскоре агенты получили по миске горячей, пресной картошки с куском черствого хлеба и тонким ломтиком соленого сала. Еда была простой, но съедобной. Они ели быстро, молча, под пристальным, но не враждебным взглядом хозяина, чьё лицо все еще скрывала шляпа. Роллинс почувствовал легкое подташнивание после первого куска сала, списав его на стресс и странный запах в хижине.

За окном, за колючей стеной терновника, черные лианы не просто шевелились. Они явно тянулись к забору, как магнитом притянутые к теплу лампы или присутствию живых существ внутри. Толстые, скользкие побеги обвивали колючие ветки снаружи, пытаясь просунуться между шипами. Шипы впивались в их черную плоть, из которой сочилась густая, темная, почти чёрная субстанция, но лианы не отступали. Они медленно, упорно, с тихим шелестящим скрежетом, пытались переползти через колючий барьер, образуя жуткие, пульсирующие узлы прямо у стен хижины. Их усилия были настойчивыми, но пока безуспешными — терновник держал оборону.

— Простенько, но от души, — сказал он, усаживаясь на табурет напротив. Его глаза в свете лампы казались еще более стеклянными. — Кушайте, панове. Силы подкрепите.

— Спасибо, — пробормотал Роллинс, отодвигая пустую миску, стараясь не смотреть на окно и шевелящиеся за ним тени. Его тошнота усилилась. — Теперь о дороге.

— Ага, о дороге, — Иван уселся на табурет напротив, сложив руки на коленях. Его голос стал тише, заговорщическим. — Вижу, вам довелось… лицезреть здешние диковинки? Лианы сии черные? — Он кивнул в сторону окна, где за терновником копошились темные силуэты.

Они кивнули, не вдаваясь в подробности.

— Так вот, путники, — продолжил Иван, покачивая головой. — Не всегда тут так было. Помню я времена… солнышко светило, травка зеленела, сады цвели. А лианы эти… они пришли после. После того, как барин в замке, Стефан Радулеску, Господи помилуй его душу… совершил поступок нехороший. Тяжкий. — Он перекрестился, движение было резким, механическим. — Сначала они были маленькие, тихие. Как паразиты среди нормальных растений жили. Потом... пошли дожди странные, туманы. И их стало больше. Гораздо больше. Силы набрали. Стали множиться. Поглощать всё живое. Они и барина изменили. Стефана Радулеску. Был он человеком, пусть и странным, художником... А лианы... они впились в него, как в землю. Да силу дали нечеловеческую — вечную ночь, холод, жажду... но и скорбь бездонную. Сделали его тем, кто он есть. Вампиром. Теперь они сторожат замок, как верные псы. И всё вокруг. Как щупальца. Днем спят, почти. А ночью... ой, ночью лучше не попадаться им на пути. Шевелятся, ползут... могут и задушить, и в болото затянуть. Только… — он понизил голос до шепота, — ...только ОН их сдерживает.

— Оборотень? Тот... с железной лапой? — спросил Роллинс, отодвигая тарелку подальше. Запах сала теперь казался ему невыносимым.

Крестьянин поморщился, словно от боли.

— Боркус... да. Железный Пёс. Он... единственный, кто их немного сдерживает. Без его воли… они бы давно весь край поглотили. Он им не по нраву. Где он пройдет — лианы отползают, затихают. Но ненадолго. И сам он... — крестьянин покачал головой, — ...не добрый страж. Лучше с ним не встречаться. Страшная сила в нем. Страшная. И ненависть… Лучше обходить замок десятой дорогой. Как мы сейчас и делаем. — Иван вздохнул, звук был похож на свист ветра в трубе. — Ну да ладно. Не о грустном. Дорогу вам покажу.

Во время его рассказа нервозность не отпускала. То, как он говорил о "барине" — без должного страха или почтения. Вода в кружке была ледяной, но не освежала. Джек почувствовал легкое подташнивание, списав его на сало и общую нервозность. Сам крестьянин... он был слишком чистым для живущего в такой глуши. Ни пятнышка на рубахе, кроме декоративной глины у подола. Его движения были плавными, но немного... механическими. И глаза. Эти пустые, не моргающие слишком часто глаза, которые смотрели сквозь них. Он был похож на очень хорошую куклу, изображающую крестьянина. Ненормальность витала в воздухе хижины, плотная и необъяснимая.

— Спасибо за хлеб и рассказ, — встал Рамлоу, его терпение лопнуло. — Мы пойдем. Укажите дорогу к перевалу.

— Как пожелаете, панове, — крестьянин встал, его лицо сохраняло добродушное выражение. — Провожу вас до развилки. Там уж не заблудитесь.

Они вышли из хижины. Иван взял свой посох и уверенно пошел впереди по дороге, его тень от луны была неестественно чёткой и короткой. Воздух был холодным и тихим. Слишком тихим. Ни шелеста листьев, ни писка ночных птиц. Только их шаги да мерный стук посоха Ивана по утоптанной земле. Они миновали опушку мрачного леса, где шевеление в тенях стало явным — чёрные лианы висели с деревьев, медленно раскачиваясь, как удавы. Перешли по ветхому, скрипучему мостику через узкую, чёрную как деготь речушку. Вода под мостом стояла почти неподвижная, лишь изредка на поверхности лопались жирные пузыри. На другом берегу дорога раздваивалась. Одна ветка уходила вверх, в темные холмы, другая — вниз, вдоль реки.

— Вот, панове, — сказал крестьянин, останавливаясь и поворачиваясь к ним. Он указал палкой на дорогу, ведущую вверх. — Вон та тропа. В гору. Идёте прямо, не сворачивая. Через пару часов выйдете к перевалу. Там уже и вид другой, и воздух... посвежее. За пределы Трансильвании нашей.

Он улыбнулся своей неподвижной улыбкой.

— Счастливого пути вам. И не возвращайтесь сюда. Места тут... нехорошие.

— Спасибо, — сказал Рамлоу, его голос был напряженным. Он всё ещё не мог избавиться от чувства, что с этим "Иваном" что-то фундаментально не так. Его глаза неотрывно следили за каждым движением крестьянина.

— Не за что, добры молодцы, — ответил Иван, и его голос прозвучал как-то слишком ровно, слишком вежливо, лишенным тепла. — Счастливого пути. И… поторапливайтесь. Хоть ночь и не вечна, но здешние места после полуночи… особенны.

Иван сделал шаг назад, явно собираясь попрощаться. И тут он совершил движение, которое, казалось, было частью ритуала вежливого прощания в этих краях. Он потянулся рукой к своей широкополой соломенной шляпе, словно собираясь ее приподнять или снять для поклона.

И затем он снял шляпу.

Вместе с головой.

Это было естественно, как снять шапку. Плавно, без усилий, словно откручивая спелый плод. Соломенная шляпа осталась на голове, которая теперь покоилась у него в руках. Голова с той же добродушной, пустой улыбкой смотрела на них стеклянными глазами, отражающими лунный свет. А над воротником его грубой рубахи теперь была лишь гладкая, бледная плоскость шеи. Ни крови, ни костей. Просто… пустота. Идеально ровный срез, как у куклы из папье-маше. Никакого ужаса, только абсолютный, леденящий душу абсурд.

Иван (или то, что было Иваном) вежливо поклонился телом.. Голова в шляпе слегка покачнулась от движения.

— Доброго пути, — повторил голос, звучавший теперь откуда-то из области груди или просто из воздуха перед ними. Спокойно. Вежливо.

Брок Рамлоу замер. Не от страха в привычном смысле. От абсолютного, леденящего когнитивного диссонанса. Его мозг, закаленный самыми безумными миссиями, отказался обрабатывать увиденное. Он просто стоял и смотрел на пустое место над воротником рубахи, где только что была голова. Нервный, короткий, совершенно бессмысленный и неуместный хмык сорвался с его губ. Звук был таким же нереальным, как и зрелище перед ним.

Джек Роллинс ощутил, как волна тошноты, уже подтачивавшая его в хижине, накрыла с новой силой. Горло сжалось, во рту выступила противная слюна. Он сглотнул, с трудом удерживая содержимое желудка. Это был не ужас, а глубочайшее отвращение и осознание. Осознание полной, абсолютной чуждости этого мира. Здесь не было "нормальных людей". Не было спасения в человеческом облике. Все и всё здесь было частью кошмара, обернутым в разные, более или менее обманчивые формы. Даже "помощь" была лишь изощренной частью пытки.

Существо, бывшее Иваном, выпрямилось после поклона. Оно повернулось и зашагало обратно по дороге, к своей хижине, неся голову в шляпе под мышкой, как нечто совершенно обыденное — корзинку или сверток. Его шаги были все такими же мешковатыми, уверенными. Посох постукивал по земле.

Брок и Джек стояли у моста, не двигаясь, пока фигура не скрылась из виду в предрассветной (или вечной?) мгле. Звук шагов стих.

Тишина вернулась. Глубокая, всепоглощающая. Звенящая теперь новым, леденящим смыслом. Шевеление лиан в лесу на мгновение затихло, будто и они наблюдали за представлением.

Роллинс вытер пот со лба тыльной стороной дрожащей руки. Его лицо было зеленовато-бледным в лунном свете.

— Ну… — его голос был хриплым, сорванным. — Теперь ясно. Курорт закрыт. Население… специфическое. Очень. И этот "Иван"... его слова о лианах и Стефане... — Он посмотрел на Рамлоу, глаза широкие от нового осознания. — Нас послали убить сторожевого пса, Боркуса. Чтобы разграбить конуру. Получить доступ к этим... лианам. Их силе. Или к самому Стефану. Его вампирской мощи. Ты понял? Контроль над биологическим оружием или древним существом — вот приз. А мы — расходный материал.

Рамлоу медленно кивнул, его взгляд был устремлен в темноту, куда ушел "Иван", но мысли явно витали далеко.

— Понял. Кинули по-крупному. Но есть нюанс, — он повернулся к Роллинсу, и в его глазах мелькнул знакомый циничный огонек, пытающийся пробиться сквозь усталость и шок. — Если мы все-таки прикончим этого Боркуса... что тогда? Стефан останется. И этот вампир, судя по его "художествам" и тому, как он о своем псе печётся... он явно не забудет и не простит. Он отомстит. Долго. И мучительно. — Брок нарочито оглядел грязное, осунувшееся лицо Джека, его помятый костюм, покрытый черной пыльцой роз и болотной грязью. — И знаешь, глядя на твою страшную физиономию после всех этих приключений... я почти уверен, его месть будет направлена именно на тебя. Вампиры любят эстетику. А ты сейчас — ходячее оскорбление их утонченного вкуса. Я же, — он с напускной важностью поправил воротник своего не менее грязного жилета, — хоть чуть-чуть, но сохранил лоск. Стефану могут понравиться мои... черты. Так что тебе, дружище, точно крышка. Долгая, мучительная и очень некрасивая крышка.

Джек Роллинс на мгновение остолбенел, затем его лицо исказилось от возмущения. Он надул щёки, как ребенок, которому сказали, что он некрасивый.

— Ох ты ж... — он фыркнул, пытаясь скрыть смешок, прорвавшийся сквозь усталость и страх. — Вот уж наглость! Я тебе покажу "страшную физиономию"! Как выберемся, первым делом доложу в штаб, что ты валялся в чёрных розах, как кот в валерьянке! И не отмоешься! Эдгар из бухгалтерии узнает первым! Он тебе эти розы в расходы запишет как "тактические духи для маскировки"! Увидишь!

Рамлоу медленно перевёл взгляд с пустой дороги на тёмную ленту пути за мостом, ведущую вверх, в холмы. Его лицо было каменной маской. Цинизм, его последняя броня, треснул, обнажив шок, но и стальную решимость выжить.

— Пошли. Пока следующий "доброжелатель" не предложил нам чаю… без головы. Чем быстрее мы уйдем отсюда, тем лучше. Хотя… — он бросил последний взгляд на тёмный лес, на дорогу, на мрачное небо, — ...лучше может и не быть. Но это уже наши проблемы.

Холодный ветерок с чёрной реки обжег лица, неся запах тления. Дорога впереди терялась во тьме холмов. Они зашагали, не оглядываясь, чувствуя на себе невидимый взгляд спящего леса, знание о лианах и кукольном "Иване", и осознание, что любая новая встреча здесь будет лишь новой маской вечного кошмара. Нормальность осталась где-то за границей безумия, в мире, который теперь казался недостижимо далеким и невероятно хрупким.