ПОЖАЛУЙСТА, ПРИМИ МОЕ СЕРДЦЕ
Отбор в команду прошел под моросящим дождем. Я летала в небе, как пламя. Поймала снитч за 3 минуты и 50 секунд. Вуд спустился ко мне с лицом, сияющим от восторга:
— Ты — чертова молния, Роули. Добро пожаловать в команду.
Я впервые увидела его не как капитана, а как человека. Карие глаза, волосы в беспорядке, голос, как теплое вино. С того дня я стала смотреть на него иначе.
Время с Оливером было как искристая магия после долгой темноты. Он не был первым кто обращал на Скарлетт внимание, но первым, кто увидел ее не как Роули, не как ведьму, не как ученицу. Он видел в ней живого человека.
Они тренировались допоздна, в полном одиночестве, среди магических фонарей и летающих мячей. Он поправлял ее захват, касался ее рук с уважением и легким трепетом, от которого у нее сжимался живот. Иногда они просто сидели в тишине, пили тыквенный сок и делились историями. У него была простая улыбка — честная. Та, что не требовала доказательств, не колола душу воспоминаниями о родителях. Он смотрел и слушал.
— Ты такая… сильная, — однажды пробормотал он, когда она упала в траву после очередной безумной погони за снитчем. — Это пугает, если честно.
Она рассмеялась. Горько.
— Я не сильная. Просто не умею быть слабой. Меня за это наказывали.
Он наклонился к ней и обнял. Долго. Мягко.
И в этом объятии она впервые за долгое время позволила себе быть мягкой.
ДРУЖБА, ГЛУБЖЕ КРОВИ
На третьем курсе Скарлетт открылась миру. Ее легкий сарказм, заразительный смех и безошибочное чутье на ложь привлекли к ней не только Гриффиндорцев. Она все чаще сидела в библиотеке с Гермионой, споря о моральных дилеммах, гоняла по коридорам с Фредом и Джорджем, а однажды даже вытащила Невилла из заклинания, подложенного слизеринцами. На приемах пищи я села ближе к Ли Джордану и близнецам Уизли. Мы начали устраивать мини-спектакли в библиотеке, пародируя Снегга.
Я подружилась с Анжелиной и Кэти Белл. Девчонки были огонь: шумные, талантливые, уверенные. Мы обсуждали макияж, зелья, мальчиков. Особенно — Оливера.
— Да у тебя в глазах снитчи крутятся, когда он рядом, — поддразнивала меня Анжелина.
Я хохотнула, но покраснела. Это было правдой. Он смотрел на меня, как-то… слишком долго.
С ней начали общаться ребята из Когтеврана — особенно Луна, с которой у них завязались глубокие беседы о природе магии. Даже некоторые слизеринцы — как забавно — шептались в коридорах: «Роули стала… своя». не для них, но вообще. Живая. Но были и те, кто не прощал.
— Предательница, — фаркнула однажды Дафна Гринграсс у лавки с книгами. — Грязные Когтевранцы и Гриффиндорские псы — твой уровень теперь?
— Тот, где я могу говорить, не боясь укуса, — спокойно ответила Скарлетт. Забини, проходя мимо, взглянул на нее так, будто хотел сказать «будь осторожна». А Тео Нотт просто опустил глаза. Их дружба ушла в тень. Но боль — осталась.
ПАДЕНИЕ В ТЬМУ И ОБРАТНО
Дементоры… Они пришли как холод из самого сердца ее дома. Когда первый раз один из них вошел в поезд, ее отбросило в собственные крики детства — мать, поднимающая руку, отец, закрывающий дверь на защелку. Она потеряла сознание, упав прямо в объятия Рона, который пытался ее заслонить.
— Что ты слышала? -спросил он позже в Больничном крыле.
— Себя. Ребенком. Я кричала. Они не слушали.
Снейп неохотно, но дал ей уроки по защите от деменоров. Она тренировалась вместе с Гарри. У нее получилось. На третий вечер ее золотистая пантера прорвалась сквозь серую темень — великолепная, дикая, сияющая.
Все аплодировали. Но она дрожала.
Это был не триумф. Это была месть самой себе.
ОЛИВЕР И ПОСЛЕДНИЙ ВЗГЛЯД
Победа в кубке по квиддичу, объятия, смех, конфетти. Он поцеловал ее на глазах у всех. Медленно. Нежно. По-настоящему.
Но он закончил школу. И уехал.
Написал одно письмо. Потом еще одно. Потом — тишина.
Она хранила их в шкатулке, но не перечитывала. Только однажды, когда была была совсем одна. Плакала. Без истерики, без звука.
Потому что любовь — это когда ты отпускаешь и не проклинаешь.
Ей было тринадцать.
ИСТИНА ВСПЛЫВАЕТ
Конец года. Бой в шалаше. Правда о Питере, Сириусе, предательстве, сломанных судьбах. Скарлетт слышала, как Гарри говорил: «Он мой крестный, он не виноват.» Она поняла: истина — не в крови и даже не в памяти. Истина — в выборе.
После этой ночи она впервые сняла фамильную брошь с гербом Роули. Символом того, что хочет жить иначе.
ДРАКО, ШЕПОТЫ И ЯД
-Думаешь, тебе все простят, потому что ты теперь ловец и любимая Гриффиндорская сучка? — прошипел Малфой в коридоре
-А ты ревнуешь? — усмехнулась она. — Потому что я больше не нуждаюсь в тебе?
Он отступил. Не сказал ничего. Но в его глазах — та боль, которую не выговаривают. Слишком гордые. Слишком молодые. Слишком поздно.
ПЕПЕЛ И ЗОЛОТО
Она встретила каникулы одинокой. Без писем. Без любви. Но с ясностью. Скарлетт Роули больше не пряталась. Она выбрала быть собой. Боль не ушла. Но больше не управляла ею.
И впереди — четвертый курс. Новый год. Без Оливера. И возможно — настоящая битва — только начинается.