Грань силы (джен)

— Дорогие сограждане, — обратился Пётр ко всем, кто сейчас стоял перед ним, а также смотрел или только слушал прямую трансляцию. — Прошло уже три месяца с чудовищного теракта в Новосибирске, унёсшем жизни моего брата и ста девяноста семи сотрудников Новосибирского авиационного завода. Общее число пострадавших же достигло четырёхсот семидесяти двух, — напомнил он, назвав предельно точные цифры. — Невозможно преувеличить боль от этой трагедии. Вне всяких сомнений, это был один из самых чёрных дней в нашей современной истории.

Пётр говорил медленно и размеренно. Почти безэмоционально. Но в словах его звенела сталь.

— Тогда, вынужденно приняв мантию Верховного лидера Евразийской Федерации, я пообещал вам, что сделаю всё возможное и невозможное, дабы найти и покарать каждого, кто причастен к этому преступлению, — продолжил Пётр, позволяя холодному зимнему ветру разносить речь по всей Красной площади. — И сегодня я готов продемонстрировать вам результаты.

Пётр мельком глянул себе за спину и убедился, что на большом плазменном экране появилась картинка.

Простая гранитная стена, у которой с закованными в наручники руками стояли семь человек. Шесть мужчин и одна женщина. На всех без исключения виднелись следы побоев. У третьего мужчины слева отсутствовал левый глаз, а единственная женщина нервно поджимала к себе руки с вырванными ногтями. По краям экрана всплыли фотографии лиц каждого из семёрки, а также их полные имена и возраст.

— Эти семеро принимали непосредственное участие в подготовке и реализации теракта, — продолжил Пётр, вновь обратив взгляд к толпе перед собой. В первых рядах, разумеется, стояли представители прессы, что активно всё записывали, снимали и фотографировали. — По итогам проведённого расследование было выявлено следующее. Граждане Петров, Вавилов, Бондаренко и Николаев, будучи членами террористической группировки, известной как «Братство», отвечали за подготовку самодельных взрывных устройств и их доставку к территории завода. Граждане Сергеев и Михин, являясь сотрудниками завода, вступили с Братством в сговор по идеологическим соображениям и, получив от них СВУ, установили заряды в критических узлах производства для нанесения максимального ущерба. Гражданка Скобелева за денежное вознаграждение выполняла роль водителя транспортного средства, на котором Сергеев и Михин покинули предприятие в день теракта.

Бесчисленные разговоры и перешёптывания заполонили пространство, а лица собравшихся отражали полный спектр эмоций. Одни демонстрировали безразличие, другие — понимание и поддержку, третьи — недоумение и даже осуждение. Пётр подмечал всех.

— Вина каждого из них полностью доказана, — чётко обозначил Пётр. — Материалы расследования уже должны быть опубликованы на сайте Следственного комитета. Любой желающий может с ними ознакомиться и лично убедиться в том, что никаких сомнений в виновности этих людей нет и быть не может. Также опубликован и приговор состоявшегося вчера судебного заседания, где всех семерых приговорили к высшей мере наказания.

Пётр выдержал совсем короткую паузу.

— И сейчас прямо на ваших глазах приговор будет приведён в исполнение.

Отгремели выстрелы, и Пётр даже не стал оборачиваться, чтобы на их последствия посмотреть. Он и так знал, что все виновные понесли заслуженное наказание. Это было предельно ясно по переменившимся у собравшихся выражениям и серии почти синхронных вздохов. В то же время сам Пётр внешне оставался абсолютно спокоен. Ни единый мускул не дрогнул на его металлическом лице.

Усилившийся ветер погнал в сторону до того медленно падающий снег, и Пётр дождался, когда этот порыв закончится.

— К сожалению, на свободе по-прежнему остаются заказчики и организаторы данной трагедии, — признал он, чуть сильнее сжав края своей дубовой трибуны. Лакированное дерево тут же поддалось и с тихим треском продавилось внутрь. — Но слово, что я дал вам, остаётся в силе. Мы найдём всех и каждого и заставим их ответить за свои преступления. Мы будем преследовать террористов везде, где бы они ни скрывались и как бы ни пытались от нас убежать. В аэропортах, на вокзалах, в подвалах и даже в их собственных сортирах.

Впервые Пётр позволил своим эмоциям слегка просочиться в голос. Самую малость. Но это всё равно было заметно.

— Никто не уйдёт от возмездия, — подытожил он, пока за его спиной всё продолжали транслироваться трупы казнённых.

Следом Пётр изрёк ещё несколько предложений, касающихся текущей ситуации, а также в общих чертах обозначил дальнейшие меры, направленные на борьбу с терроризмом в целом и с членами Братства в частности. Под конец же своей речи он решил ответить на поступавшие к нему отчёты об усилении волнений в обществе, которые связывались с резко возросшей активностью силовых структур.

— Мне известно, что многие находят действия сотрудников органов правопорядка и органов госбезопасности в последние месяцы слишком жёсткими и даже переходящими некие границы дозволенного, — объявил он, медленно обводя глазами собравшихся. — Разумеется, если кто-то из них нарушает ваши законные права, вы должны немедленно сообщить об этом в соответствующие инстанции и добиваться в отношении себя справедливости. Не стоит бояться и сомневаться. Перед законом все равны. В том числе и я.

Вновь завыл холодный ветер, от которого многие поёжились.

— Однако, — продолжил Пётр, — я всё же прошу вас проявить понимание и снисходительность. Наша страна сейчас находится в состоянии войны. Войны с террористами. Войны с теми, кто желает возвращения старых порядков, когда всё человечество было вынуждено пресмыкаться перед так называемыми богами. Это не вопрос политических взглядов, моральных норм или личных убеждений. Это вопрос выживания. Сдержанность и сострадание могут привести к тому, что события Ультиматума повторятся вновь. Вспомните, скольких мы тогда потеряли. Вспомните, чем нам пришлось пожертвовать. Вспомните, — медленно повторил Пётр это слово, — и задумайтесь, а не стоит ли проявить терпение и дать людям, оберегающим ваши жизни и свободы, просто делать свою работу.

На этих словах Пётр закончил. Он ещё выделил пятнадцать минут, чтобы ответить на вопросы журналистов, после чего попрощался со всеми собравшимися и в сопровождении охраны направился обратно в Кремль. Его поступь отдавалась гулким эхом по коридорам, и многочисленные сотрудники спешно прижимались к стенам, дабы не мешать ему пройти.

Вернувшись в свой кабинет, Пётр выделил три часа на работу. У главы крупнейшего в мире государства её всегда хватало в избытке. Пётр не спал, не ел и вообще не испытывал какой-либо физической усталости, однако даже ему было крайне тяжело успевать делать всё, что от него требовалось. День ото дня он лишь больше поражался тому, как его старший брат Михаил со всем этим управлялся. Пётр нёс на себе бремя власти всего три месяца, но ему уже казалось, что вскоре его несокрушимое тело попросту сомнётся под её тяжестью.

Однако он не жаловался, не перекладывал свои обязанности на других и ни малейшей мысли не допускал о том, чтобы всё бросить. Он Распутин. Благополучие Евразийской Федерации являлось его прямой обязанностью. Это была его ответственность. И Пётр не собирался ею пренебрегать.

Отчёты, доклады, постановления, приказы, законы и иные нормативно-правовые акты, нуждавшиеся в его личной подписи. Пётр внимательно изучал всё это и визировал только в тех случаях, когда был с написанным полностью согласен. Если же он чего-то не понимал, то тут же требовал разъяснений. И если оные его не устраивали, то документ немедленно разворачивался и отправлялся на доработку. Безотносительно к тому, откуда он изначально поступил.

По истечении же третьего часа Пётр, завершив очередное совещание, поднялся из-за стола и быстрым шагом покинул свой рабочий кабинет. Его целью стал служебный лифт, ведущий к подземным комплексам на территории Кремля, доступ к которым имел лишь очень ограниченный круг лиц. Позади и впереди него, как и всегда, следовали вооружённые мужчины, присутствие которых было скорее данью формальности, нежели реальной необходимостью. Если бы вдруг перед Петром возникла угроза, способная ему навредить, эти люди ничего не смогли бы с ней сделать. Только бесславно умереть.

Лифт покачнулся и даже тихо скрипнул, когда вся пятёрка оказалась внутри. Общая масса пассажиров была близка к предельной, и почти половину от этой величины вносил Пётр. Вес его тела из органического металла достигал четверти тонны.

Спуск был довольно долгим. Но виной тому стала не недостаточная скорость самого лифта, которая соответствовала всем необходимым стандартам, а глубина, на которую Пётр с охраной погружались. Сотни метров. Это место должно было остаться целым даже в случае прямого попадания в Кремль ядерного заряда. Хотя защищались в первую очередь отнюдь не от человеческого оружия. Существовали в мире вещи куда страшнее и разрушительнее. Или, вернее, существовали такие личности.

Раздался звуковой сигнал, освинцованные двери раскрылись, и Пётр вышел в длинный и хорошо освещённый белый коридор. На него тут же уставились мельтешащие туда-сюда люди в медицинских и исследовательских халатах, чьи взгляды Пётр полностью проигнорировал. Двигаясь подобно ледоколу в арктических водах, он одним своим присутствием заставлял всех расходиться и уступать ему дорогу. Один бедолага так с этим торопился, что даже пролил на себя горячий кофе и грубо выругался как раз в тот момент, когда Пётр проходил рядом с ним. Лицо его вмиг побледнело, а глаза широко раскрылись. Но Пётр ничего не сказал. Лишь скользнул по нему мимолётным взглядом и прошёл дальше.

Из-за спины раздался полный облегчения протяжённый выдох.

Пётр знал, куда шёл, а потому, несмотря на общие размеры комплекса и местами излишнюю запутанность его коридоров, очень быстро прибыл к пункту своего назначения. Остановившись перед большим стеклом, что было задёрнуто занавеской с другой стороны, он повернулся к двум сотрудникам Главного управления охраны. Они стояли у закрытой двери полутора метрами левее и оба вытянулись в струну, успев отдать Петру честь.

— Я хочу посмотреть, — коротко сказал он, и один из мужчин спешно проговорил соответствующий приказ в висящую на пиджаке рацию.

Занавеска тут же отъехала в сторону, а взгляду Петра открылось нечто среднее между лабораторией и медицинской палатой. Куча дорогого оборудования, почти полдесятка специалистов во всё той же белой униформе и одна кровать с одним же пациентом.

Лицо Петра оставалось беспристрастным.

Он молча смотрел вперёд, вылавливая под обилием бинтов и ожогов знакомые с детства черты своей младшей сестры. И сделать это было очень нелегко. Ведь осталось их совсем немного.

Её прежде длинные пшеничные волосы практически полностью выгорели, а прекрасное юное лицо сменилось маской из оплавленной плоти и наложенных сверху повязок. Левая рука отсутствовала по локоть. На правой не хватало половины кисти. Сейчас обе они были скрыты под белым покрывалом, но Пётр хорошо знал каждую полученную травму. Он досконально изучил абсолютно все результаты обследований и заключения лечащих врачей. Сломанные кости, лопнувшие органы и ничтожный процент уцелевшего кожного покрова. Всё это уже хранилось в его голове. До последней запятой.

Ульяна Распутина.

«Снежинка».

Его единственный оставшийся в живых родной человек.

Врачи и медперсонал по другую сторону стекла замерли в напряжённом ожидании, а Пётр лишь продолжал смотреть мимо них. Ничего не говоря и даже не моргая.

Около полуминуты спустя в коридоре слева зазвучал спешно приближающийся стук каблуков.

— Как она, доктор Простович? — вопросил Пётр сразу, как стук остановился в считанных шагах от него.

Головы он при этом всё также не поворачивал.

— Здравствуйте, Верховный лидер, — первым делом поздоровалась та, чьей первостепенной задачей сейчас являлось сохранение Ульяне жизни. — Пока всё так же, — дала она ровно тот же ответ, что и прошлым вечером. — Состояние тяжёлое, но стабильное. В сознание ещё не приходила. Очевидны признаки постепенной регенерации тканей. Прогнозы, в целом, положительные, но ничего исключать нельзя. Мы сохраняем настороженный оптимизм.

Голос доктора был ровным и спокойным. Именно таким, каким и надлежало разговаривать с человеком, от воли которого зависела не только твоя будущая карьера, но и само дальнейшее существование.

— Когда она придёт в себя? — задал Пётр следующий вопрос, хоть и не рассчитывал получить на него точного ответа.

— Сложно сказать, — выдала доктор Простович вполне ожидаемую фразу. — Её физиология уникальна даже в сравнении с другими homo superior.

«Разумеется», — подумал про себя Пётр.

Конечно же, физиология Ульяны была уникальной. Она же буквально прошла через Ад и подчинила себе один из его регионов, известный как «Лимбо». Подобной ей больше не существовало. Такой просто не могло существовать.

Но именно поэтому и было так важно, чтобы она очнулась. Воля Ульяны была способна на то, чего не могло её тело. Но для этого волю нужно было сфокусировать. Ульяна должна была прийти в себя.

— Однако смею заверить, что мы делаем всё возможное, дабы этот момент наступил как можно скорее, — добавила под конец доктор Простович.

И в этот момент Пётр наконец посмотрел на неё.

Худое волевое лицо. Никакой косметики. Собранные в пучок тёмные волосы и очки поверх карих глаз. Глаз, в которых при встрече с глазами Петра, мелькнул едва заметный проблеск испуга.

— Вы не должны делать всё возможно, доктор, — поправил её Пётр. — Вы должны сделать, чтобы она пришла в себя и полностью отдавала себе отчёт в том, что происходит. Я понятно выражаюсь?

Доктор Простович потупила взгляд к полу.

— Да, Верховный лидер, — подтвердила она. — Более чем.

— Хорошо, — проговорил Пётр и вновь повернулся к Ульяне.

Ещё почти целую минуту он стоял, прислонив руку к стеклу, и мысленно разговаривал со своей младшей сестрой. Он обещал ей, что всё обязательно будет хорошо. Что она очнётся и поправится, а он тем временем найдёт ответственных за её нынешнее состояние и заставить их обо всём пожалеть.

Сперва убийство Михаила, а теперь ещё и вот это. Не говоря уже о том, что был потерян с таким трудом найденный Камень Бесконечности. Настроение у Петра с каждым днём становилось всё хуже и хуже.

И кто-то должен был за это ответить.

— Ты справишься, Снежинка, — неслышно прошептал он, отстраняясь от стекла. — Я знаю.

Следом Пётр резко развернулся и зашагал обратно к лифту. Доктор Простович ещё попыталась к нему обратиться, спешно говоря о своих проектах, которым требовалось финансирование, но Пётр даже не замедлился. Он лишь бросил ей очень простую и понятную фразу, гласившую, что она получит всё, что ей нужно, сразу, как Ульяна будет в полном порядке. А до тех пор её проекты никого не волновали.

Этого доктору хватило.

— Я сегодня ещё зайду, — пообещал Пётр напоследок, после чего поднялся на лифте и вернулся в свой кабинет.

И всё завертелось по новой.

Встречи, совещания, отчёты, приказы и так далее и тому подобное. Пётр терпеливо и с полной самоотдачей выполнял свой долг, не давая себе ни минуты покоя. Он был ровно тем, кто сейчас был нужен государству больше всего. Несгибаемым колоссом, способным выдержать всё, что бы на него ни свалилось. Мир мог трещать и разваливаться на части, но Пётр обязан был и дальше делать свою работу.

Потому что больше никого не осталось.

В данный конкретный момент был только он.

Абсолютно один.