Фламандская партия (гет)

— … таковы результаты инспекции крепостей, — подытожил генерал де Ла Валетт. — О состоянии Ле Кротуа и портов отчет должен предоставить адмирал Гитон. Мы виделись с ним в Сен-Валери-сюр-Сом накануне моего отъезда. Он планирует быть в Париже через две недели.

— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул Ришелье. — Он как раз успеет к заседанию военного совета.

— Они могут форсировать Сомму? — спросил отец Жозеф, продолжая изучать карту укреплений на северо-востоке королевства.

— Не думаю. Река хорошо простреливается с крепостных стен. Вброд ее можно перейти только здесь и… вот здесь, — генерал карандашом отметил две точки рядом с Корби и Абвилем, — но эти области находятся в зоне действия нашей артиллерии. Что касается мостов и переправ, то в случае приближения противника они будут заминированы. Я воспользовался бумагами с вашей подписью, которыми вы меня снабдили, Монсеньор, и отдал соответствующие письменные приказы комендантам крепостей.

— Вы все правильно сделали, Луи.

— А если ударят основные силы штатгальтера? — спросил отец Жозеф.

— Крепости выдержат умеренный натиск и даже три-четыре месяца осады, но если по ним ударит вся армия...

— Вряд ли это произойдет, — отозвался Ришелье, поглаживая дремавшего на руках кота. — Мы воюем не одни. Под боком у Фердинанда — Соединенные провинции и шведская армия. Бросать основные силы на Францию с его стороны было бы неразумно.

— И все же мы должны быть готовы даже к такому развитию событий.

— На заседании совета я собираюсь предложить королю создать резервные полки. Если под Труа собрать около шести тысяч человек, они в любой момент смогут прийти на помощь основным частям.

— У нас нет шести тысяч человек, — нахмурился отец Жозеф.

— Три тысячи солдат и офицеров можно перебросить из Бриансона. Остальные три тысячи наберем из числа наемников. Воевать придется на два фронта. И северо-восточный беспокоит меня куда больше из-за близости к Парижу.⁽¹⁾

— Монсеньор прав. Если, не приведи Господь, испанская армия начнет продвигаться к столице, гарнизону не помешает подкрепление.

— Допустим. А деньги?

— На это средства у нас есть.

— Да, но казна имеет свойство быстро пустеть. Если кампания затянется или нам придется обороняться, бюджет не выдержит таких расходов. Тем более что мы продолжаем осыпать золотом шведского короля и фактически финансируем его армию.

— За последние пять лет удалось собрать резерв, которого должно хватить. Кроме того, я уже обсудил этот вопрос с господином де Бульоном и господином де Бутийе.⁽²⁾ В крайнем случае они готовы чеканить больше ливров.

— Это приведет к инфляции.

— Это даст нам время!

— Я тоже читал секретный доклад господина де Бульона и знаю, что по самым скромным расчетам война нам будет стоить около 30 миллионов ливров в год. Даже если господин де Бутийе перевешает всех недобросовестных сборщиков, налоги не покроют расходы!

Ришелье бережно положил на письменный стол спящего Люцифера и налил себе вина.

— Тогда часть расходов я возьму на себя.

— Продать бриллиантовый наперстный крест, как тогда, при осаде Ла Рошели, теперь будет недостаточно.

Кардинал с мрачной гордостью посмотрел на отца Жозефа.

— В мирное время эти безделицы, — он ногтем постучал по золотой оправе хрустального бокала, который держал в руке, — лишь предметы роскоши, свидетельства иррационального, больного стремления их владельца к бесконечному обогащению. Но во время войны они мгновенно превращаются в плату, за которую наемники готовы идти хоть на край света. Своим состоянием я обязан исключительно милости короля, поэтому, если потребуется, я отдам все, чем владею, все до последнего су, до последней рубашки. И поверьте, этих средств будет достаточно, чтобы минимум год содержать французскую армию.⁽³⁾

Глухой, негромкий голос кардинала звучал так твердо, а глаза цвета грозовой шпинели сверкали такой непоколебимой уверенностью, что Ла Валетт, напряженно следивший за дискуссией, ясно ощутил: Ришелье в своей борьбе не остановится ни перед чем и сделает абсолютно все, чтобы она увенчалась победой.

— Мы больше не можем откладывать вступление в войну. Европа устала, с обеих сторон все чаще раздаются голоса в поддержку переговоров. Если мы сейчас упустим шанс выступить против испанской гегемонии, в ближайшие 10-20 лет само существовании Франции как суверенной монархии может оказаться под угрозой.

— Думаю, Монсеньор, прав, — примирительно произнес генерал, откидываясь в кресле. — Мы никогда не будем совершенно готовы.

— Значит я могу рассчитывать на вашу поддержку на совете? — спросил Ришелье, в пику отцу Жозефу делая особый акцент на слове «вашу».

— Безусловно, — с готовностью кивнул Ла Валетт и искоса посмотрел на монаха: капуцин хмурился и теребил окладистую бороду, продолжая изучать карту.

— Мое присутствие на совете не потребуется, — наконец произнес он. — Король и так вас поддержит, это ясно. Будет лучше если в ближайшее время я отправлюсь в Пуату и Аквитанию. Попробую воспользоваться старыми связями и за разумную плату завербовать подходящих людей для вашего резерва.

Ришелье и Ла Валетт одновременно посмотрели на отца Жозефа. В ответ на их взгляды, полные удивления и восхищения, он пожал плечами:

— В конце концов, должен же хоть кто-то на этом свете выступить против Габсбургов.

— У меня хорошее предчувствие. Фортуна будет нам благоволить, — сказал Ришелье и заходил по комнате, в радостном возбуждении потирая руки. — Мы двадцать лет шли к этому. Столько сил, столько трудов…

— В вашем случае уместнее было бы говорить о Господе Боге, а не о Фортуне, — назидательно отозвался монах. — Кто как не он благоволил вашим замыслам и отводил от вас опасность даже в самые темные времена?

— К слову об опасности… — оживился Ла Валетт. — Есть ли новости об Итальянце?

Ришелье мгновенно помрачнел.

— К сожалению, за эти три месяца мы не узнали ничего нового. Вероятно, как я и думал, он решил затаиться после неудавшегося покушения и теперь наверняка планирует новое.

— Мадам де Комбале знает?

— Нет... Пока нет. Я лишь сказал ей, что была попытка переворота, но заговорщики или сосланы, или казнены.

— А как вы объясняете ей целую армию, которая охраняет дворец?

— Настойчивыми просьбами короля соблюдать осторожность накануне войны. Поймите, мне бы не хотелось волновать ее раньше времени, — тихо добавил Ришелье.

— И это вы называете «раньше времени»? — не выдержал отец Жозеф. — Вас больше полугода преследует убийца, о котором мы до сих пор ничего не знаем! Кроме того, что он хитер и изворотлив, как сам дьявол, умеет проходить сквозь стены, зовет себя Итальянцем и пользуется безграничным доверием королевы-матери!

— Может быть и правильно... — задумчиво ответил Ла Валетт к пущему возмущению монаха. — К слову об итальянцах... А где сейчас Мазарини?

— В середине января он уехал в Рим, но должен вернуться в первых числах апреля.

— Вы доверяете ему?

— К чему этот вопрос, Луи?

— Я просто хочу понять расстановку сил.

— Да, я ему доверяю.

— И очень зря.

— Отец Жозеф, прошу вас, давайте не будет снова говорить об этом, — устало отозвался кардинал. — У меня достаточно оснований считать, что Мазарини никакого отношения не имеет к заговору.

— Ну если вы так считаете... — голосе отца Жозефа послышались ядовитые нотки.

— Значит, у нас по-прежнему нет подозреваемых? — продолжил Ла Валетт.

— Я приказал тщательно следить за Рубенсом. Когда выяснилось, что Итальянец действует по поручению Марии Медичи и наверняка вхож в высшие круги, то решил уделить художнику более пристальное внимание.

— Да, но какое отношение он имеет к Италии? Он же фламандец.

Вместо ответа кардинал подошел к бюро, отпер ключом, который носил на цепочке карманных часов, одно из отделений, достал письмо и молча протянул его Ла Валетту.

Генерал погрузился в чтение.

— Обыкновенное письмо родственнику... брату...

— Да. Но обратите внимание на подпись.

— Pietro Pauolo… Черт возьми! Он подписывается на итальянский манер!

— Именно. Даже в личной переписке со своей фламандской родней. Рубенс много лет прожил при мантуанском дворе и даже был в числе свиты герцога Винченцо Гонзага на заочном бракосочетании Марии Медичи во Флоренции. Он не раз бывал и в Риме, где, насколько мне известно, близко сошелся с кардиналом Монтальто, племянником Сикста V, и многочисленным семейством Шипиона Боргезе. Вполне возможно, у него там остались тесные связи и свои интересы. Тем более, что он близко знаком с Барберини.

— Дьявол! Как мы раньше про него не вспомнили? Он ведь, кажется, и приехал как раз накануне первой встречи заговорщиков!

— На него ничто не указывало. Он не встречался ни с кем из заговорщиков, ни с кем не переписывался. Он бывал в Лувре, но все время оставался на виду, работая над портретом короля.

— Что он тогда вообще здесь делает?

— Официально? Пишет картины.

— А неофициально?

— Пишет картины. Он снимает дом с мастерской неподалеку от Королевской набережной, изредка посещает светские мероприятия и салоны, выезжает на этюды в Сен-Дени, Версаль и Нантер. Словом, ведет тихую и неприметную жизнь.

— Слишком тихую и слишком неприметную. Даже для шпиона, — добавил отец Жозеф.

— Чертовщина какая-то... А письма?

— Ничего, — ответил кардинал. — Никаких переписок, никаких тайных визитов или посланий. Он не получает даже писем из Нидерландов! А между тем Медичи пользуется щедрым гостеприимством в его амстердамском доме на Аудезейдс.

Ла Валетт запустил пальцы в волосы и подпер ладонью лоб.

— Получается, Рубенс может быть тем самым Итальянцем?

— Возможно, — ответил Ришелье, запирая письмо художника обратно в ящик бюро. — Или же он мог играть второстепенную роль и быть звеном между Итальянцем, Медичи и ее сообщниками в Италии и Испании. Но нам еще только предстоит это выяснить. Поймите, Луи, я не могу предпринимать явные шаги против Рубенса, поскольку он по-прежнему занимает, пусть и формально, дипломатический пост при штатгальтере. Любой неосторожный выпад приведет к скандалу, совершенно лишнему накануне грядущей войны.

— Значит, нам остается только наблюдать? — заключил генерал.

— Получается, что так. Я был бы признателен за вашу бдительность, Луи, но я очень прошу соблюдать осторожность. Итальянец призрачен, а потому опасен, особенно теперь, когда его план провалился и он наверняка ищет новые, более надежные способы убить меня.

— Буду смотреть в оба. Но осторожно, — с улыбкой, добавил Ла Валетт.

— Да, но вы, генерал, совершенно бесполезны в этом вопросе, — ответил отец Жозеф. — При дворе знают о вашей дружбе с Монсеньором. Теперь, когда аресты и казни возымели эффект, никто не станет говорить сколько-нибудь открыто в присутствии кардиналиста.

— Отец Жозеф прав, — проговорил Ришелье так задумчиво, словно обращался к самому себе. — Придворные слишком осторожны и подозрительны. Нам нужен кто-то, кто вращается в свете, кто вхож в салоны и пользуется абсолютным доверием и симпатией знати...

— Если такой человек и существует в природе, то он явно не на вашей стороне, — ответил капуцин, который был настроен сегодня мрачнее обычного.

Ла Валетт предположил, что всему виной было нежелание кардинала рассказывать мадам де Комбале об истинной картине происходящего. В душе генерал понимал отца Жозефа, но еще лучше он понимал Ришелье, который не желал тревожить покой племянницы и боялся ее возвращения в монастырь. Ла Валетт и сам этого боялся, а потому старался, насколько это было возможно, гасить искры споров.

В дверь кабинета постучали. Полог откинулся и в проеме показалась фигура слуги. Увидев задумчивого кардинала в компании Ла Валетта и отца Жозефа, молодой человек растерялся.

— Входите, Эрик, входите. Мы уже закончили.

— Монсеньор, прошу прощения... Но господин де Бомон сказал, это срочно.

Слуга протянул бумаги: аббат просил отпустить средства оплату счетов за дом на Королевской площади, которым владел кардинал и где жил до переезда во дворец.

Ришелье подошел к столу, чтобы поставить подпись. На мгновение его рука, сжимавшая перо, остановилась.

Дом номер шесть... Как он раньше об этом не подумал...

— Передайте господину де Бомону, что завтра я сам туда съезжу, — ответил кардинал, расписываясь и возвращая документы Эрику. — Хочу лично распорядиться насчет некоторых картин и мебели.

— Хорошо, Монсеньор.

Ришелье потер худые руки. Его глаза заблестели, а на губах на долю секунды мелькнула довольная улыбка. Не обращая внимания на Ла Валетта и отца Жозефа, которых удивила такая резкая перемена настроения, он сказал:

— Что ж, господа. Если мы закончили, то самое время вернуться в гостиную. Мари наверняка нас уже заждалась. Кстати, Луи… Надеюсь, в пятницу вы будете у короля?

— Ну разумеется! Не могу же я оставить вас одного в этой банке со змеями!

— В прошлый раз вышло не так уж скверно. Довольно скоро все разъехались, и мы остались с Их Величествами почти одни.

— Еще хуже, — проворчал генерал.

Продолжая живо обсуждать грядущие светские мероприятия, друзья вышли из кабинета и отправились в гостиную, где их встретила счастливая мадам де Комбале.

1) На всякий случай хочу предупредить: военные события, которые будут описаны в фанфике, вымышленные. Они будут расходиться с тем, что в реальности было после вступления Франции в Тридцатилетнюю войну. Все это исключительно ради художественного замысла, а не от незнания истории))

Вернуться к тексту

2) В тот период Клод де Бульон и Клод де Бутийе вместе занимали должность главы министерства финансов. Будучи сторонниками Ришелье, вели активную борьбу с коррупцией и искали пути более эффективного сбора налогов.

Вернуться к тексту

3) Ришелье обладал огромным состоянием, которое на момент его смерти составляло более 20 миллионов турских ливров. Он регулярно использовал личные средства для государственных нужд, поэтому есть версия, что его стремление к роскоши и богатству, которое ему ставили в укор, на деле было лишь попыткой надежно вложить средства, чтобы затем использовать как резервный фонд для казны.

Вернуться к тексту