Мистер Барроу: Закаты над Йоркширом (гет)

Запах сменился. Вместо въедливой овчины и воска теперь витал горьковато-сладкий аромат лаванды. Гвен принесла ее из сада, спрятав пучок в фартуке. «Перебить запах, — объяснила она просто, толкая ступкой сухие цветы в ступке на тумбочке. — И для вида. Леди Мэри такую в ванну кладет». Это было практично и по-хозяйски умно. Я кипятил смесь ланолина и масла на свече, осторожно всыпая восковую стружку. Лавандовый порошок добавил последним. Воздух наполнился чистым, почти аптекарским запахом. Уже не подозрительным, а… благородным.

Гвен наблюдала, присев на краешек стула. Она принесла не только лаванду. Из мешочка, спрятанного под платьем, появились пять жестяных баночек — аккуратных, чуть помятых, но идеальных. Старый Гиббс отдал за гроши. И — главное — деньги. Еще шесть шиллингов и четыре пенса. Продано шесть банок. Ее комиссия — отдельно, в кармане фартука.

— Молли рассказала Бетти, Бетти — кузине в коттедже фермера, — тихо докладывала Гвен, пока я разливал горячую смесь. — Говорят, после стирки руки как новые. Миссис Бёрд даже для мужа попросила. Говорит, у него от земли трещины. — В ее голосе звучало не удивление, а удовлетворение. Деловое. Она аккуратно расставляла пустые баночки, ловя капли. Наши руки иногда касались в полутьме. Никаких искр. Просто тепло от свечи и совместного дела.

Я закручивал крышки, ощущая их прохладу. Десять банок. Вдвое больше первой партии. И деньги. Настоящие деньги. Не только на ингредиенты. На книги для нее. На прочную бумагу. Возможно, даже на старую, подержанную пишущую машинку… когда-нибудь. Мы не говорили об этом вслух. Но цифры висели в воздухе, звенели в кармане. Возможности.

— Лаванда — хорошо, — сказал я, передавая ей последнюю баночку. — Умно. А если… попробовать розмарин? Или мяту? Для другого запаха. Для мужчин, может. Конюхи, кузнецы…

Гвен взяла баночку, взвесила на ладони. Карие глаза в свете свечи казались темнее, серьезнее.

— Можно. Розмарин в огороде есть. Мята у ручья дикая. Но… — она посмотрела на меня. — Надо больше банок. И… место. Варить тут опасно. Запах, хоть и лаванда, но сильный. И свечи жгутся. Видно.

Проблема. Практичная и неизбежная. Моя каморка была ловушкой. Арендовать угол в деревне? Слишком дорого, слишком заметно. Сарай? Рискованно. Я размышлял вслух, глядя на пламя:

— Старый ледник. За конюшней. Там давно ничего не хранят. Холодно, но стены толстые. И далеко от дома. Можно проникнуть через дыру в задней стене. Если очистить от паутины…

Гвен кивнула, уже обдумывая.

— Паутину уберем. Можно коробку старую поставить, чтобы свет свечи не виден был снаружи. Я присмотрю, когда там никого. — Она говорила спокойно. Не как о преступлении, а как о логичном шаге. Расширении производства. Это было ново. Это было… обнадеживающе.

Утром Карсон, проверяя мою работу с серебряным кофейником, бросил беглый взгляд на мои руки.

— Руки в порядке, Барроу? — спросил он неожиданно, его тон был скорее констатацией, чем заботой. — Видел вчера — красные были.

Я сглотнул, машинально сжимая тряпку.

— Да, мистер Карсон. Стараюсь… ухаживать. Для службы важно.

Он хмыкнул, одобрительно или просто констатируя факт.

— Верно. Опрятность слуги — честь Дома. Продолжайте. — Он двинулся дальше, к Анне и ее груде накрахмаленных салфеток. Я поймал взгляд Гвен через комнату. Она быстро опустила глаза, но уголок ее губ дрогнул. Почти улыбка. Наша маленькая победа над щелоком и трещинами. Наше крошечное, нелегальное благополучие.

О'Брайен прошла мимо, не глядя. Ее игнорирование было плотным, как стена. Но не враждебным. Выжидающим. Я чувствовал ее настороженность, как холодок от этой стены. Она не простила. Она запомнила. Но пока не трогала. Перемирие, купленное угрозой. Шаткое, но работающее.

Вечером, неся графин с водой в комнату Его Светлости, я прошел по длинному коридору. Окна выходили на запад. Последние лучи солнца заливали парк золотом, касаясь верхушек деревьев и дальних крыш деревни. Где-то там, в тени, ждал старый ледник. Наше будущее предприятие. А в запасе — десять лавандовых баночек и звон монет. Не богатство. Фундамент. Камень за камнем, баночка за баночкой. Мы строили что-то свое. Маленькое. Хрупкое. Но реальное. И пахло оно не страхом, а лавандой и возможностью.