Похождения барда в Скайриме (джен)

Утро в «Гарцующей кобыле» пришло с первыми лучами солнца, пробивающимися через щели в ставнях, как робкие гости, не уверенные, стоит ли беспокоить спящих. Свет падал на деревянный пол, покрытый слоем пыли и разбросанной повсюду одеждой, и на кровать, где мы с Утгерд лежали, переплетённые в беспорядке одеял и конечностей. Воздух в комнате был тяжёлым, пропитанным запахом пота, мёда и той первобытной близости, которая остаётся после ночи, полной страсти. Я проснулся первым, чувствуя приятную тяжесть в теле — мышцы ныли от усталости, но это была хорошая усталость, как после удачного концерта, когда голос хрипит, а пальцы горят от струн.

Утгерд спала на боку, повернувшись ко мне, её светлые волосы разметались по подушке, как золотистый шлейф. Её лицо во сне было мягче, чем обычно — без той грубоватой маски, которую она надевала перед другими. Шрамы на плече и ключице казались не уродливыми отметинами, а частью её красоты, как узоры на древнем щите. Я смотрел на неё и чувствовал странную смесь эмоций: удовлетворение от ночи, которая была жаркой и искренней, без фальши; лёгкую грусть, потому что знал — это не начало чего-то долгого, а всего лишь яркий эпизод в моей новой жизни; и глубокую благодарность за то, что она показала мне Скайрим не как игру, а как живой, пульсирующий мир, где тела и души соприкасаются по-настоящему.

Ночь была… незабываемой. Утгерд оказалась не просто воительницей — она была вихрем, смесью силы и нежности, которая захватывала и не отпускала. Её касания были уверенными, почти требовательными, но в них сквозила уязвимость, которую она редко показывала. Мы не говорили много — слова утонули в поцелуях и стонах, в ритме, который был старше любого бардовского гимна. Теперь, наутро, я чувствовал себя обновлённым, как будто эта ночь смыла остатки моей старой жизни, оставив место для новой. Но в груди теплилась лёгкая тревога: что дальше? Мы не любовники в классическом смысле — скорее, спутники по приключению, которые нашли друг в друге отдушину.

Она шевельнулась, открыла глаза — серые, как сталь нордского меча, но сейчас в них было тепло, как в очаге после долгой ночи. Утгерд улыбнулась лениво, потянулась, и одеяло соскользнуло, обнажив её плечо.

— Доброе утро, златовласый, — пробормотала она хриплым голосом, ещё не проснувшимся полностью. — Не ожидала, что ты проснёшься первым. Барды обычно храпят до полудня.

Я усмехнулся, придвигаясь ближе и целуя её в плечо — кожу, всё ещё теплую от сна.

— А нордские воительницы обычно просыпаются с мечом в руке. Но ты выглядишь… мирно.

Она рассмеялась тихо, обнимая меня за шею и прижимаясь ближе. Её тело было сильным, мускулистым, но в этот момент — удивительно мягким.

— Мирно? После такой ночи? Ты меня почти укротил, бард. Почти.

Мы полежали ещё немного, обмениваясь ленивыми поцелуями и шутками, но воздух в комнате постепенно наливался реальностью — пора было вставать, одеваться, выходить в мир. Эмоции переполняли: радость от близости, лёгкая неловкость от того, что это могло быть прощанием, и глубокое уважение к ней. Утгерд была не просто женщиной — она была равной, партнёром в бою и в постели, и это делало нашу связь особенной.

Мы оделись молча, но комфортно — она в свою потрёпанную броню, я в тунику, которая теперь казалась слишком лёгкой для дороги. Спустились вниз, где Хульда уже хлопотала за стойкой, наливая эль ранним посетителям. Она бросила на нас многозначительный взгляд, но ничего не сказала — в Скайриме такие ночи были обычным делом.

За завтраком — свежий хлеб, сыр и кружка слабого эля — Утгерд стала серьёзной.

— Микаэль, — сказала она, отодвигая тарелку. — Я подумала… Тебе нужен дом, работа, что-то стабильное. Я давно хотела присоединиться к Соратникам. Они — лучшие воины в Вайтране, почти как семья. Пойдём со мной? Ты силён, дерёшься хорошо — они оценят. А твои песни… в Йоррваскре всегда рады бардам.

Её предложение было искренним, в глазах мелькнула надежда — может, она видела в этом способ продлить нашу связь. Но я покачал головой, чувствуя укол сожаления.

— Утгерд, это заманчиво. С тобой я бы пошёл хоть в пасть к дракону. Но… я бард в душе. Мне нужна музыка, дороги, новые истории. Я думаю о Коллегии Бардов в Солитьюде. Там учат играть, петь, как стать настоящим скальдом. Пойдёшь со мной? Столица — это приключения, дворцы, фестивали. Мы могли бы…

Она прервала меня мягко, но твёрдо, положив руку на мою.

— Нет, Микаэль. Я воин, не бард. Солитьюд — город для поэтов и интриганов, не для меня. Мне нужен хороший бой, честь, настоящее братство. Соратники — это мой путь. Но… я рада, что мы встретились. Ты сделал эти дни яркими.

Мы посмотрели друг на друга — без горечи, с теплотой. Мы были не влюблёнными, обречёнными на разлуку, а друзьями, которые нашли друг друга в нужный момент.

— Удачи тебе, Неукротимая, — сказал я, сжимая её руку. — Если когда-нибудь будешь в Солитьюде, найди меня. Я спою тебе обещанную песню.

— Удачи, златовласый, — ответила она, улыбаясь. — Не забудь меня в своих балладах. И если волки нападут — вспоминай, как я учила тебя драться.

Мы обнялись на прощание — крепко, как воины, — и разошлись. Она направилась к Йоррваскру, я — на рынок. Грусть была, но не тяжёлая — скорее, лёгкая меланхолия. Утгерд осталась другом, и это было ценно.

После прощания с Утгерд я стоял на рыночной площади Вайтрана, чувствуя, как ветер с равнин несёт запах свежего хлеба из ближайшей пекарни и конского навоза с улиц. Город бурлил жизнью: торговцы зазывали покупателей, дети с визгом носились между лотками, а стражники в потрёпанных плащах лениво прохаживались, посматривая на всех с подозрением. Грусть от расставания ещё теплилась в груди — Утгерд ушла своей дорогой, к Соратникам, а я остался один, с сумкой через плечо и планами на Солитьюд. Но оптимизм брал верх: впереди — столица, Коллегия Бардов, новые приключения. Но сначала нужно туда добраться. В игре всегда была удобная повозка возле конюшен, но здесь, в этом настоящем Скайриме, мир не всегда подстраивался под героя. Посмотрим.

Я направился к западным воротам, где располагались конюшни. Улицы вились вниз по холму, мощёные булыжником, потрёпанным тысячами ног и копыт. По пути я миновал кузницу Адрианны — стук молота эхом отдавался в воздухе, а запах горячего металла смешивался с дымом из труб. Женщины с корзинами овощей болтали у колодца, обсуждая последние новости: «Говорят, в Рифтене опять воры орудуют, а у нас, говорят, волки успокоились — спасибо тем двоим, что их перебили вчера». Я улыбнулся про себя — «те двое» были мы с Утгерд. Это придало уверенности: я уже не новичок, я часть этого мира.

У ворот стоял стражник — высокий норд в ржавеющей кольчуге, с шлемом, сдвинутым на затылок. Он опирался на копьё, жуя яблоко, и лениво оглядывал проходящих. Я подошёл ближе.

— Добрый день, воин, — сказал я, стараясь звучать уверенно. — Ищу способ добраться до Солитьюда. Есть ли карета или повозка? Может, караван какой?

Стражник сплюнул косточку яблока и прищурился, оглядывая меня с головы до ног — мою тунику, кинжал на поясе и лук за спиной.

— Карета? Ха, ты что, имперец из Сиродила? Здесь не Имперская столица с её почтовыми дилижансами. Повозки ходят редко, только когда ярл прикажет или торговцы соберутся. Последняя ушла вчера в Маркарт, с грузом руды. Следующая — может, через неделю, если повезёт. А караван… каджиты иногда заглядывают, но они кочуют по своим маршрутам. Ближайший, слышал, будет через две недели — идут из Рифтена, с мехами и специями. Если хочешь подождать, устраивайся в таверне.

Я кивнул, скрывая разочарование. Две недели? Слишком долго. Я не могу торчать здесь, тратя септимы на еду и жильё, когда дорога зовёт.

— А лошади? — спросил я. — Может, нанять или купить?

Стражник хмыкнул и кивнул в сторону конюшен — деревянных построек у ворот, где слышалось ржание и запах сена.

— Там спроси у Бьорна, хозяина. Но предупреждаю: кони нынче дороги. Корм взлетел в цене из-за плохого урожая, да и война с эльфами не так давно окончилась — все боятся, что имперцы реквизируют скот. Иди, поговори. И будь осторожен на дороге — бандиты шастают везде, особенно у Перевала Дракона.

— Спасибо, — сказал я, протягивая ему септим за совет. Он взял монету, не моргнув, — похоже в Скайриме такие «чаевые» были нормой.

Я прошёл к конюшням, чувствуя, как солнце припекает спину. Воздух здесь был густым от запахов: свежего сена, лошадиного пота, навоза и кожи от сбруи. Несколько лошадей стояли в загонах — крепкие нордские скакуны, с густой шерстью, приспособленные к холоду. Один, гнедой жеребец, фыркнул, увидев меня, и тряхнул гривой.

Хозяин, Бьорн, был коренастым нордом лет пятидесяти, с седой бородой, заплетённой в косички, и руками, покрытыми шрамами от укусов. Он как раз чистил копыта серой кобыле, напевая под нос старую нордскую балладу о Йормунгаре. Увидев меня, он выпрямился, вытирая руки о фартук.

— Чем могу помочь, странник? — спросил он грубовато, но без враждебности. — Лошадь нужна? Или просто посмотреть пришёл?

— Нужна, — ответил я. — До Солитьюда. Сколько за самую простую? И можно ли нанять, а не покупать?

Бьорн рассмеялся — низко, рокочуще, как гром в горах.

— Нанять? Это не таверна с комнатами. Лошади — не девки на ночь. Покупай или иди пешком. Самая простая — вот эта, Старая Берта, — он кивнул на потрёпанную кобылу с седеющей мордой. — Двести септимов. Она не резвая, но выносливая, как норд в битве. Корм — ещё двадцать за мешок, хватит на неделю. Сбруя в комплекте.

Двести? У меня было ровно столько в кошельке — после того, как я отдал долг Утгерд, хорошо хоть за комнату и мед она заплатила, хах. Но если я все это потрачу на лошадь, останусь без денег на еду и другое. Я попробовал поторговаться — в Скайриме это было искусством.

— Двести — круто, — сказал я, качая головой. — Она старая, хромает на левую? Сто пятьдесят, и я возьму.

Бьорн прищурился, но в глазах мелькнула искра — он любил торг.

— Хромает? Это она от старости мудрая, а не хромая! Сто восемьдесят, и ни септимом меньше. Плюс корм в подарок. Иначе иди пешком — до Солитьюда дней пять, если не заблудишься.

Мы поторговались ещё минут десять: я ссылался на гражданскую войну, он — на цены на овёс. В итоге сошлись на ста семидесяти пяти. Но даже это было слишком — я представил, как останусь с жалкими двадцатью пятью септимами на всю дорогу. А если лошадь заболеет? Хотя она и так выглядела, как будто вот-вот копыта отбросит. Нет, рискованно.

— Ладно, подумаю, — сказал я, отступая. — А другие варианты? Может, попутчики? Караван?

Бьорн почесал бороду.

— Попутчики? Иногда фермеры едут в Мортал или Рорикстед, но до Солитьюда — редко. Каджитский караван, как сказал стражник, через две недели. Они берут пассажиров за плату — пятьдесят септимов, плюс охрана. Но ждать… эх, время — деньги. Пешком иди, парень. Дорога главная, не свернёшь — через фермы, мимо руин. Только волков остерегайся и бури. Осень — время штормов.

Я кивнул, размышляя. Пешком — медленно, опасно, но бесплатно. Я вспомнил карты из игры: от Вайтрана до Солитьюда нужно было идти через равнины, холмы, мимо форта Греймур, где обитали бандиты, и через леса с медведями. Должно быть дней четыре-пять, если не задерживаться, если я правильно понял. Но я совсем не уверен, масштабы тут совсем другие. Хотя я и не воин — после охоты на волков с Утгерд чувствовал себя увереннее. Лук и кинжал есть, броню скоро куплю. Решено: пойду пешком. Это приключение, и материал для новых песен.

— Спасибо, Бьорн, — сказал я. — Пойду готовиться. Если передумаю — вернусь.

Он махнул рукой:

— Удачи, странник. Боги с тобой.

Выйдя из конюшен, я постоял у ворот, глядя на равнины за городом — золотистые поля, уходящие к горам, с редкими фермами и дымом из труб. Ветер нёс прохладу, листья кружились в воздухе. Грусть от расставания с Утгерд смешалась с возбуждением: один на дороге, как настоящий странник. Нет повозки — ну и ладно, это не игра. Здесь мир живой, с задержками и рисками. Две недели ждать караван? Нет, я не могу сидеть на месте. Лошадь стоит слишком много — лучше потратить на снаряжение. Я решил: куплю всё необходимое в лавках, а потом — в путь. Солитьюд ждёт, и я дойду, даже если придётся петь волкам колыбельные.

От ворот я повернул назад в город, решив сначала зайти в «Товары Белетора» — универсальную лавку на рыночной площади, где можно было купить всё от иголки до древнего артефакта. Солнце уже поднялось выше, заливая Вайтран золотистым светом, и рынок оживал: торговцы раскладывали товары, крича о свежих фруктах, мехах и зельях. Запахи смешивались — сладкий медовухи из бочек, острый специй из имперских караванов и землистый аромат свежей кожи от сапожников. Я шёл, чувствуя вес кошелька на поясе — двести септимов, заработанных кровью и потом, — и размышляя о списке: еда, фляга, плащ, сумка, может, что-то для защиты или огня. Пешком до Солитьюда — это не прогулка, а выживание: ночи холодные, дожди осенние, а дикие звери не спят.

Лавка Белетора стояла в центре площади — деревянное здание с покосившейся вывеской, где внутри царил хаос: полки забиты тканями, посудой, книгами, едой и безделушками. За прилавком стоял сам Белетор — бретонец средних лет с хитрым взглядом, ухоженной бородкой и манерой говорить, будто продаёт тебе не товар, а мечту. Он был в ярком жилете, увешанном амулетами, и сразу учуял покупателя.

— Добрый день, странник! — воскликнул он, раскидывая руки. — В «Товары Белетора» вы найдёте всё, кроме совести моих конкурентов! Что ищете? Зелье любви? Древний свиток? Или просто хлеб на дорогу?

Я улыбнулся, подходя ближе. Запах в лавке был густым: пыль от старых книг, воск от свечей и лёгкий аромат трав из пучков на полках.

— Всё для дороги до Солитьюда, — сказал я. — Еды на неделю, фляга, тёплый плащ, сумка. И, может, огниво с верёвкой. Также голку с ниткой и мешок, чтобы все это туда положить. Пешком иду, так что лёгкое, но надёжное.

Белетор прищурился, оглядывая меня — мою тунику, оружие от Утгерд — и кивнул, будто оценивая платёжеспособность.

— Ах, пешком в столицу? Смелый выбор! Волки, бандиты, бури… Но с моим товаром выживете. Смотрите: хлеб — свежий, из местной пекарни, десять септимов за краюху на три дня. Сыр — твёрдый, нордский, не портится, пятнадцать. Вяленое мясо — оленье, с солью и травами, двадцать за пачку. Фляга — кожаная, с пробкой, не протекает, тридцать септимов.

Мы торговались минут пятнадцать: он жаловался на налоги ярла, я — на пустой кошелёк. В итоге: еда (хлеб, сыр, мясо) — тридцать септимов, плащ — сорок пять, сумка (кожаная, с ремнями) — пятнадцать. Ещё огниво и верёвка (десять метров, крепкая) за десять.

— Сто септимов ровно, — подытожил Белетор, сгребая монеты. — Удачи в пути, бард. Если вернётесь богатым — заходите, у меня и редкости есть: древний амулет с защитой от холода или книга баллад из Солитьюда.

Я упаковал всё в сумку — лёгкую, но вместительную — и вышел, чувствуя себя готовее. Всего сто септимов осталось. Вспомнил слова Утгерд: «Не геройствуй без доспехов». Пора в кузницу.

По пути случилось маленькое событие: у фонтана на площади стоял мальчишка — лет десяти, норд с вихрастыми волосами, — продающий яблоки. Он подбежал ко мне.

— Дядя, яблоко? Свежие, с фермы! Один септим за корзину!

Я улыбнулся, хотел было купить пару, но остановился, денег было впрытык. Мальчишка скорчил рожу, когда понял, что я покупать не буду, но промолчал.

Кузница «У Воительницы» была у восточных ворот — открытая площадка с наковальней, горном и полками оружия. Огонь ревел, выплевывая искры, а воздух был горячим, с запахом раскалённого металла и угля. За работой стояла Адрианна Авенничи — совсем молодая нордка с рыжими волосами в косе, мускулистыми руками и лицом, покрытым сажей. В игре она была замужем за Ульфбертом, владельцем, но часто работала одна — он предпочитал болтать с клиентами. Может тут еще даже не успела выйти замуж?

Адрианна ковала кинжал, молот бил ритмично, как барабан в балладе. Я подошёл, поправив за спиной лук от Утгерд — сувенир с волчьей охоты.

— Добрый день, красавица-кузнец, — сказал я с улыбкой, опираясь на прилавок. — Твой огонь горит ярче любого очага в Вайтране, а молот поёт лучше барда.

Она оторвалась от работы, вытерла пот со лба и рассмеялась — звонко, но с ноткой усталости. Её глаза — зелёные, как леса Скайрима — заискрились.

— О, бард? Сладкие слова не куют мечи, но спасибо за комплимент. Редко слышу такое от странников. Что нужно? Оружие? Броня? Или просто поговорить?

— И то, и другое. Броню подержанную, лёгкую — кожаную, для дороги. Копьё старое, но острое. Иду пешком в Солитьюд, так что нужен совет: как защититься от волков и бандитов?

Адрианна отложила молот, подошла к полкам — там висели доспехи: от простых кожаных до железных нагрудников.

— Солитьюд? Долгая дорога, через холмы и руины. Берите эту — кожаная куртка с наплечниками, подбита мехом, крепкая, но не тяжёлая. Сто септимов. Выдержит клыки волка или стрелу, если повезёт. Копьё — железное, старое, но заточено вчера, пятьдесят. Рукоять из ясеня, не сломается.

Броня была потрёпанной — швы зашиты, кожа в царапинах, — но удобной. Я примерил: сидела плотно, не стесняла движений.

— Сто — дорого, — сказал я, начиная торг. — Вмятины, запах старый. Семьдесят, и копьё за двадцать.

Она усмехнулась, скрестив руки — мускулы напряглись под блузкой.

— Вмятины? Это история! Её носил стражник, выжил в стычке с бандитами. Девяносто за броню, сорок пять за копьё. И совет бесплатно: держитесь главной дороги, не сворачивайте в леса у форта Греймур — там разбойники. Если увидите бандитов — пойте им колыбельную, может, уснут от скуки.

Я рассмеялся:

— Колыбельную? А если не уснут? Тогда я вспомню твои глаза — они вдохновят на подвиг. Они будут зеленее даже эльфийских лесов.

Она покраснела слегка, но отмахнулась рукой, скрывая улыбку.

— Ха, льстец! Ульфберт услышит — и… Но… спасибо. Девушки в Вайтране редко слышат такое. Отдам броню за восемьдесят и наконечник от копья за пятнадцать. И удачи — в Солитьюде барды в цене, особенно с таким языком.

Я заплатил девяносто пять септимов — оставалось всего пять. Надел броню сразу: тяжёлее, чем моя кожанка, но явно даёт плюс сто к уверенности. Наконечник кинул в сумку, надо будет сделать для него древко. Кинжал так и остался на поясе.

— Спасибо, Адрианна, — сказал я. — Если вернусь — спою тебе балладу о кузнеце с огнём в глазах.

Она подмигнула:

— Иди уже. И не флиртуй с каждой на дороге — в Скайриме это может быть опасно.