Dead Code (джен)

Он не помнил, как доехал. Только мелькание огней за окнами, резкие повороты и зажатый в руке телефон — как якорь, как доказательство, что это всё не сон. Он не знал, сколько времени прошло с того момента, как мать Со Ра закричала в трубку. Кажется, не больше получаса. Но этого хватило.

Он влетел в приёмное отделение, не замечая охранника у входа. За стойкой сидела девушка — младшая медсестра, он её знал. Ли Ха Ён. Не так давно начала работать, вечно путалась в графиках. Когда‑то Со Ра её подменяла на смене.

— Ин Хо-сонбэ?! — она вскочила. — Вы…

— Где она? — голос сел, хрипел. — Со Ра. В каком отделении?

Медсестра замерла на полсекунды, потом вышла из-за стойки. В глазах — сочувствие. Такое, от которого хотелось сбежать.

— Всё уже прошло. Кесарево сделали, всё шло под контролем — профессор Пак сам оперировал. Она в палате. Сейчас за ней наблюдают, стабилизируют. Не переживайте, пожалуйста, — мягко сказала медсестра, почти шёпотом.

Ин Хо выдохнул — чуть слышно, почти с облегчением. Казалось, грудная клетка впервые за весь день впустила воздух. Он кивнул — не ей, а себе, попытался зацепиться за фразу: «всё прошло». Как будто могло быть хуже. Как будто самое страшное уже позади.

Но мысль о ребёнке догнала сразу. Холодным толчком где-то под сердцем.

Он поднял взгляд. Горло пересохло, но слова сами сорвались с губ:

— А ребёнок?

Медсестра немного замялась. Её взгляд стал осторожным — как будто она искала правильные слова, но понимала, что таких не существует.

— Мне очень жаль, — сказала она тихо, — малыш не выжил.

Он замер. Ни одной мысли. Только гул в голове, словно кто-то резко выключил звук, оставив лишь пустоту. Он не сразу понял, дышит ли. Всё происходящее будто отдалилось — голос медсестры, свет в коридоре, даже собственное тело казались чужими.

— У Со Ра началась резкая отслойка плаценты. Было сильное внутреннее кровотечение… Скорее всего, из‑за проблем со свёртываемостью — это осложнение цирроза. Её состояние ухудшилось очень быстро. Когда её доставили, у малыша уже почти не фиксировалось сердцебиение.

Она говорила мягко, стараясь не сдаваться эмоциям — но сочувствие в голосе звучало ясно.

— Мы сделали всё, что возможно. Реанимация началась сразу после извлечения. Но ребёнок был очень слаб. Срок ещё маленький, а на фоне болезни и лечения он и так боролся за жизнь… Его лёгкие не раскрылись. Даже аппарат не помог.

Он продолжал смотреть на неё — будто ждал, что она скажет: «но потом случилось чудо». Но слов больше не было.

Он кивнул. Механически. Как будто это могло отменить то, что он только что услышал. Как будто кивком можно удержать равновесие, когда рушится всё внутри. Ноги будто налились свинцом. Он не пошатнулся — просто стоял, сжав кулаки в карманах, и чувствовал, как с каждым вдохом становится тяжелее дышать.

— Я могу… увидеть её? — спросил он глухо, почти шёпотом.

Медсестра посмотрела на него с сочувствием, но качнула головой.

— Пока нет. Она ещё под наркозом. Сейчас её наблюдают врачи. Профессор Пак выйдет к вам, как только закончит осмотр.

Он не стал спрашивать, сколько это займёт. Или можно ли взглянуть на неё хотя бы издалека. Просто выдохнул — медленно, с трудом — и отступил от стойки.

Медсестра указала на кресла у стены:

— Присядьте, пожалуйста. Я принесу воды. Если что — я рядом.

Он кивнул, снова не ей — себе. И пошёл на ватных ногах. Сел. Сгорбился.

Первые минуты были пустыми. Он смотрел в пол. Не думал. Не чувствовал. Просто сидел, вцепившись пальцами в колени, будто боялся — если разожмёт — рухнет.

Потом — мысли. Рваные. Сбивчивые.

Я должен был…

Надо было раньше…

Занять. Продать. Найти выход…

Он знал, что экономил. Что тянул. Что препараты иногда приходилось брать не те, что назначили — подешевле, чтобы хватило ещё и на дорогу, и на еду. Он думал, они справятся. Он верил, что выкрутятся.

Он ошибся.

Прошло, наверное, полчаса, когда рядом раздались шаги. Он не сразу поднял голову — только когда услышал знакомый голос:

— Ин Хо.

Профессор Пак. Всё такой же — в очках, с аккуратной сединой у висков. Он работал с Со Ра ещё до болезни. Когда-то советовал ей специализацию. Сейчас стоял напротив её мужа — усталый, сдержанный, но с лицом человека, которому не всё равно.

Ин Хо встал. Медленно.

— С ней всё… — голос сел. Он прочистил горло. — Скажите, как она.

Профессор чуть наклонил голову:

— Мы провели операцию. Всё прошло без осложнений. Матку удалось сохранить. Кровопотеря была серьёзной, но мы остановили её. Сейчас она в палате пробуждения под капельницами и мониторингом. Начинает приходить в себя.

Пауза. Профессор посмотрел в сторону, будто собираясь с мыслями.

— Но есть и другое.

Ин Хо напрягся. Челюсть сжалась. Он знал, что будет дальше. Но всё равно ждал.

— Печёночные показатели резко ухудшились. После операции пошёл острый откат. Мы предполагаем реактивацию воспаления — возможно, даже внутреннее микро-кровотечение на фоне слабости сосудов. Цирроз даёт нестабильную картину. Сейчас она на пределе.

Он не успел задать вопрос. Профессор сам продолжил:

— Мы переведём её в отделение интенсивной терапии. Под круглосуточный контроль. Есть шанс стабилизировать состояние, но понадобится немедленная терапия — достаточно агрессивная. Часть препаратов не покрывается страховкой.

И вот это была та самая точка, где у Ин Хо внутри — щёлкнуло.

Он кивнул. Но теперь не в пустоту — а как будто утвердил решение, которое ещё даже не озвучил.

— Покажите список. Я всё достану.

Профессор только кивнул. Без вопросов. Понимая, что сейчас — это единственное, что он может сделать.

— Вы сможете увидеть её чуть позже. Я скажу медсестре, чтобы дала знать.

Он ушёл, оставив Ин Хо стоять у стены. Рядом — автомат с водой, пустой стул, яркий свет коридора. Всё казалось обесцвеченным.

Он выдохнул. И в этот момент впервые за долгое время позволил себе — закрыть глаза.

И прошептать:

— Подожди. Только подожди чуть-чуть. Я всё сделаю. Я достану. Только не уходи.

Он вышел из здания на первый этаж, туда, где разрешали курить. Дождя не было, но асфальт ещё блестел. Под ногами скомканный чек, рядом — пустой стакан из-под кофе. У двери стояла мусорка. Тихо.

Ин Хо достал сигарету. Сунул в рот, начал искать зажигалку. Руки дрожали — с момента звонка прошло около полутора часов, а казалось, что его вывернуло наизнанку.

Пальцы наткнулись на плотный прямоугольник. Не зажигалка. Визитка. Он замер. Вынул. Золотистая, тонкая. На одной стороне — номер. На другой — странные фигуры: круг, треугольник, квадрат.

Он держал её в руках, будто только сейчас осознавая, что не выбросил, вспомнив мужчину с ттакджи и кейс с деньгами.

Он посмотрел на номер, потом — на небо и набрал цифры, нажав «вызов».

Гудок. Один. Второй.

— Назовите имя и дату рождения, — раздался голос. Мужской. Спокойный.

— Хван Ин Хо. Второе февраля, семьдесят шестой, — ответил он хрипло.

— Приходите завтра в полночь на станцию Намсан, выход четыре. Один. Без опозданий.

Связь оборвалась.

Он опустил руку с телефоном, медленно втянул дым. Он не знал, что это за игра. Не знал, где окажется, сколько продержится, и что за люди будут рядом. Знал только одно: это — шанс. Возможно, последний. И у него не было права его упустить.

Он сделал выбор. Не в момент звонка. Не в ответ на дату и станцию. А раньше — в ту секунду, когда сжал визитку в кулаке, вместо того чтобы выбросить её в урну.

Он потерял всё.

Работу, к которой шёл годами. Уважение, которого добивался. Имя, которое больше ничего не значило.

Ребёнка.

Ещё немного — и потеряет её. Со Ра. Единственную, ради кого всё это ещё имеет смысл.

Он затушил сигарету, бросил окурок в урну и посмотрел на двери отделения. Надо было возвращаться. Она ждала. Или — просто жила. Ещё. Пока.

Он вернулся в отделение. В зале ожидания было немало народу. Но все люди сливались в своей массе, казались безликими. Он только сел — не успел даже облокотиться — как раздался голос:

— Ин Хо-сонбэ?

Он поднял голову. Перед ним стояла всё та же медсестра — Ли Ха Ён.

— Пойдёмте. Она проснулась.

Он вошёл в палату.

Тихо. Слишком тихо для дневного времени. Занавески были полуспущены, жалюзи — прикрыты. У изголовья стояла капельница, монитор с мерно мигающим графиком.

Со Ра лежала почти неподвижно. Только веки дрогнули, когда он приблизился. Она уже пришла в себя — не совсем, но достаточно, чтобы узнать его.

— Ин Хо?.. — еле слышно. Голос хриплый, будто издалека.

Он подошёл ближе, сел на край кресла, накрыл её ладонь своей.

— Я здесь, — сказал он спокойно, сдержанно. Но в пальцах чувствовалась дрожь.

Она подняла на него мутный, потерянный взгляд.

— Это… не сон? — прошептала. — Ты правда здесь?

Он кивнул, осторожно провёл пальцами по её руке, погладил костяшки.

— Прости, что меня не было рядом.

Со Ра чуть качнула головой. Плечи вздрогнули. Глаза наполнились слезами.

— Наш мальчик… — сорвалось с губ. — Они не говорят, но я знаю…

Он не ответил. Только накрыл её ладонь обеими руками и сжал — крепко, будто этим можно было склеить всё, что треснуло между строк. Осторожно прижался губами к пальцам — прохладным, ослабленным, но живым. Её рука лежала в его ладонях, как нечто слишком хрупкое. Как память о том, что они не сумели удержать.

— Я даже его не видела… — выдохнула она. Губы дрожали. Она отвернулась, не хотела, чтобы он видел её слёзы. — Я даже не... не попрощалась…

Он тут же склонился ближе, обхватил её плечи одной рукой, второй продолжая держать ладонь. Тихо. Осторожно.

— Ты боролась. До самого конца. Всё это время… ты держалась ради него. Ради нас.

Она заплакала, тихо, почти беззвучно. Слёзы стекали по вискам, теряясь в подушке. Он склонился над ней, не в силах смотреть.

— Это всё я, — прошептал. — Всё, что случилось — из-за меня. Я не справился. Я подвёл. Не смог достать деньги вовремя. Не защитил тебя…

Он опустил голову, почти прижимаясь лбом к её руке.

— Если бы я не оступился. Если бы попросил помощи. Если бы остановился…

Со Ра подняла на него взгляд — покрасневшие глаза, тонкий, побелевший рот.

— Не смей. — Голос едва слышен. — Это… не твоя вина.

— Со Ра…

— Нам просто не повезло, — выдохнула она. — Но я всё ещё здесь. А ты — со мной.

Он вскинул взгляд. В его глазах стояла боль — и надежда. Хрупкая, но еще теплилась.

— Я не потеряю тебя, — сказал он твёрдо. — Я не позволю. Я достану всё, что нужно. Я сделаю всё. Только держись.

Она прикрыла глаза. Слёзы всё ещё стекали по щекам, но губы дрогнули — в слабой, едва заметной попытке улыбки.

— Вместе… — прошептала она.

Он снова накрыл её руку своей. И остался так. Молча. Капельница капала, монотонно. Монитор у стены мерно отбивал ритм. Он не смотрел на экран. Только на неё. И думал об одном: лишь бы продержалась. Ещё немного. Ещё один день.

Он остался с ней до утра. Не спал — просто сидел рядом, слушал её дыхание, наблюдал за линией пульса на экране. Она спала не просыпаясь. Он не отпускал её руку, чтобы знала: он рядом.

Когда за окном стало светать, он встал. Осторожно, стараясь не разбудить.

— Мне нужно идти, — тихо сказал он, когда она открыла глаза.

Со Ра только кивнула. Сил говорить почти не было. Он взял лист со списком лекарств, который оставил профессор Пак. Показал ей.

— Я всё достану. Чего бы это ни стоило. Всё.

Она слабо улыбнулась, уставшая. Но в этой улыбке было больше веры, чем за последние недели.

Он наклонился, поцеловал её в лоб.

— Мы всё исправим.

Он и сам верил в это с трудом, потому и говорил вслух. Она лишь кивнула. Ин Хо задержался на секунду — и вышел.

В коридоре, у двери в отделение, он чуть не столкнулся с Чун Хо.

— Хён… — позвал тот тихо. — Как она?

Ин Хо остановился. Помедлил, прежде чем ответить:

— Держится.

Чун Хо кивнул, не зная, что ещё сказать. Он выглядел усталым, наверное, сам толком не спал. Маль Сун стояла чуть позади, не приближаясь. Взгляд встревоженный, руки сжаты.

— Мы… только приехали. Я не стал сразу заходить. Думал, ты с ней, — пробормотал Чун Хо. — Ей лучше?

Ин Хо кивнул.

— Более-менее. После такого — это почти чудо.

— А ребёнок… — начал брат, но тут же осёкся.

Ин Хо не ответил. Только опустил взгляд. Этого было достаточно.

Чун Хо вдохнул поглубже и шагнул ближе.

— Я не знаю, что сказать.

— И не надо, — перебил Ин Хо.

Он устал. От слов, от лиц, от сочувствия.

— Если тебе что-то нужно… хоть что-то, — сказал Чун Хо. — Я рядом. Правда. Просто скажи.

Ин Хо посмотрел на него. Несколько секунд. А потом медленно кивнул.

— Побудь с ней немного. Я скоро вернусь.

— Ты куда?

— Надо достать лекарства. Профессор дал список.

Чун Хо помедлил.

— Может, вместе?

Ин Хо отрицательно качнул головой.

— Нет. Лучше побудь с ней, пока меня не будет.

Он сжал брату плечо — коротко, но по-настоящему.

— Спасибо, что пришли.

И пошёл к выходу, даже не обернувшись.

Домой Ин Хо вернулся после обеда. Квартира встретила тишиной. Прошёл на кухню, достал список препаратов, выданный Паком. Лист дрожал в пальцах.

Проверить цены было несложно. Каких-то полчаса — и в голове уже стояла сумма. От трёх до пяти миллионов вон в месяц. Минимум. И это — без учёта госпитализации, анализов, переливаний. Просто поддержка. Просто шанс, что она продержится. В обычных аптеках таких лекарств не найти. Некоторые — по спецдоставке, под заказ. Через частные клиники. Через те самые связи, которых у него больше не было.

Он уставился в монитор. Экран плыл. Надежда, что на игре он сможет поднять хотя бы сумму на первый месяц пульсировала в голове.

В больницу он заехал снова ближе к вечеру. В палате было тихо. Со Ра спала — лицо бледное, губы пересохшие. На руке — катетер, к которому тянулись несколько трубок. Монитор пищал размеренно, фиксируя каждый вдох.

Он пробыл с ней несколько часов. Просто сидел рядом, держал за руку, смотрел, как вздымается грудная клетка. Врачи сказали: состояние — стабильное. Насколько это вообще возможно после всего, что с ней сделали.

Он ушёл уже около одиннадцати. Не стал будить. Наклонился, коснулся губами её лба — едва-едва. Было страшно оставлять её, уходить, ввязываясь в совершенно непонятную и явно мутную авантюру. Но иного выхода не было.

Станция оказалась ближе, чем он думал. Он пришёл немного раньше назначенного времени. Вокруг — обычные люди. Никто не обращал внимания.

Через несколько минут подъехал чёрный лимузин. Без опознавательных знаков. Он сел. Дверь закрылась — плавно, как в вакуум. Газ ударил почти мгновенно. И всё вокруг поплыло. Он отключился.

Очнулся уже в зелёной спортивной форме и с номером на груди — 132. Вокруг — сотни таких же. Одетых одинаково, с одинаковыми выражениями лиц: тревога, напряжение, страх.

Прошло четыре дня.

Четыре адских, грязных, унизительных дня. Он держался в тени. Не лез, не высовывался, не вступал в разговоры. В общей комнате таких было мало — все стремились сгруппироваться, но он знал: чем меньше тебя замечают, тем больше шансов дожить до утра.

Но людей становилось всё меньше.

И когда число участников резко просело — с четырех сотен до ста, а потом и меньше — тишина между ними стала глуше. Взгляды — цепче. И один из них, явно старше, вдруг задержал на нём взгляд.

— Эй… — голос был хриплым, с примесью сигарет и ненависти. — Ты же, коп?

Ин Хо не ответил.

— Да точно, я тебя где-то видел. Инчхон? Или Сеул-джунбу? — Мужчина встал, щурясь. — А ну скажи, как тебя звать.

Ин Хо молчал.

— Ага. Так и думал. Не ссы. Не узнаю — так кто-нибудь другой вспомнит. У нас тут публика… благодарная, — усмехнулся он, и кто‑то в углу хрипло рассмеялся.

— Так ты, выходит, не просто коп, а ещё и в говне по уши, раз сюда загремел, — с другой стороны зала подхватил кто‑то ещё. — Видать, не такой уж и правильный. Деньги тоже прижали, да?

— Устроился удобно, — снова тот, первый. — Сажал, наказывал, протоколы штамповал. А теперь с нами тут… в одной форме. На равных, мразь.

Кто‑то встал. Подошёл ближе.

— У меня сестра из-за тебя в тюрьму пошла. Ты вёл её дело. Ты всё про неё знал — и всё равно добил. А теперь ты тут. Один.

Ин Хо смотрел в лицо. Молчал. Не потому что не знал, что ответить — просто смысла не было.

— Чё, язык проглотил, а?

— Да чё с ним говорить. Он всё уже понял, — хмыкнул кто-то с верхней полки. — С таким не играют. С таким — ночью. Или пока камеры не видят.

Той ночью он не спал. Сидел в углу, спиной к стене. Не выпуская из рук нож — тот самый, что «случайно» оказался в его порции ужина. Теперь Игры были не только на арене. С этого момента — и ночью, в общей комнате.

Он выжил. Как-то дотянул до финала. Даже во время той бойни, когда многие не проснулись. Просто не высовывался. Прятался. Дышал тише.

А потом — его вызвали. Поздно ночью. После банкета, где оставшиеся пытались глотать еду, не глядя друг другу в глаза.

Длинный коридор.

Тёмный кабинет.

Мужчина в золотой маске.

— Садись, — голос зазвучал сразу. Удивительно обычный. Спокойный. Будничный. — Нам нужно поговорить.

Ин Хо сел, не глядя на собеседника.

— Ты ведь понимаешь, кто ты, верно? — продолжил тот. — Не номер сто тридцать два. Не просто игрок.

Пауза.

— Ты — бывший детектив. Один из тех, кто любит верить в закон. И тем интереснее, что ты оказался здесь.

Маска чуть наклонилась набок, будто изучая.

— Любопытно наблюдать, как быстро рушится принцип, когда на кону — жизнь. Или чья-то смерть.

Ин Хо продолжал молчать.

— Знаешь, почему тебя ещё не убили? — голос по-прежнему звучал спокойно, почти с любопытством. — Твоя стойкость — это развлечение. А развлечение здесь — высшая ценность.

Пальцы мужчины коснулись бокала. Вино почти не колыхнулось.

— Но всё веселье когда-нибудь заканчивается. И тут возникает вопрос: ты хочешь умереть на арене… или выйти отсюда с деньгами?

Ин Хо не ответил. В этот момент собеседник положил перед ним на стол кинжал.

— Возьми это и избавься от мусора, пока он не избавился от тебя, — добавил он с той же холодной ясностью.

Ин Хо побледнел. По виску стекал пот, дыхание сбилось. Рука дрожала, но он всё же протянул её и взял оружие.

— Завтра всё закончится, — продолжил голос. — Ты выйдешь отсюда с выигрышем и спасёшь жену. Ты ведь за этим пришёл?

Он смотрел на кинжал, не двигаясь. Всё будто происходило не с ним. Но пальцы сжались крепче. Он пришёл ради Со Ра. И сделает всё, чтобы уйти отсюда живым. Чего бы это ни стоило. Он и так потерял слишком много времени. Не знал, что его ждёт за пределами игры — но не хотел думать о том, что потеряет всё, так и не выйдя за эти стены.

Ин Хо вернулся в общую комнату, дрожа уже не от страха, а от напряжения в каждой клетке тела. Игроки спали после плотного ужина, не подозревая, что их ждёт.

Он стоял у койки первой жертвы. Долго. Смотрел, будто загипнотизированный. Уговаривал себя. Убеждал: из тех, кто остался, нет никого, о ком он потом пожалеет.

А дальше — всё случилось само собой. Руки двигались, будто без участия сознания. Он даже не понял, когда переступил черту. Не просто перерезал горло. Ударил ещё. Несколько раз. Яростно. В грудь. Как будто хотел не убить — вычеркнуть. Стереть.

Яркая вспышка.

Холодный свет.

Издалека — механический голос, объявляющий номера выбывших игроков.

Игра окончена. Игрок 132 победил.

Всё остальное — как в тумане.

Он очнулся, когда машина уже остановилась. Его вытолкнули на улицу. Он сорвал с глаз повязку. На нём — прежняя одежда. Чистая. Ни пятна. В руке — золотая карта. Внутри — пустота.

Но в голове — только одно: в больницу.

Он бежал. Через кварталы, под дождём, с зажатой в кулаке картой. Поднимался по лестницам, перескакивал через ступени.

Но когда оказался на месте — было уже поздно.

— Она умерла вчера, — сказали ему тихо.

И всё вокруг снова стало беззвучным.