Игрушка (гет)

Искренне раскаявшись, Галадриель сказала с грустной улыбкой:

— А ты, дитя, похоже, очень сильно любила его.

— Он был для меня всем, — со спокойной обреченностью ответила «Игрушка» и все-таки сломалась. Лицо сморщилось, как у ребенка, из груди вырвалось давно сдерживаемое судорожное рыдание, трясущиеся руки подползли к лицу, ногти впились в волосы. — Всем, он был для меня всем, — вырывалось из нее вместе с всхлипами, — моей жизнью, моим светом. Я... не... хочу... Не хочу жить...

Сердце королевы сжалось, она готова была сама заплакать. Но больше ей хотелось обнять это дрожащее тело, обогреть, успокоить, напеть ей песню, которой эльфы убаюкивают своих малышей. Убаюкивали, когда те еще рождались. Нос защипало, глаза заволокло туманом, она сама не заметила, как притянула юную наложницу к себе, обвила ее руками, будто пытаясь запеленать, как прижалась губами к мягким, теплым кудрям на макушке. Сквозь сомкнутые губы она мычала мотив той древней колыбельной, чьи слова позабыла две эпохи назад. И сама убаюкивала себя, впадая в сонное оцепенение. Галадриель поняла, что очень сильно устала, даже выносливый эльфийский организм нуждается в отдыхе, а его не было уже давно. Ее убаюкивало и то, что вздрагивающее тело Игрушки тоже постепенно успокаивалось. Девушка обмякла, уткнувшись лицом в руки Галадриель, мгновенно ставшие мокрыми от ее слез. Всхлипы раздавались все реже, судорога сотрясала спину наложницы все слабее. Им просто надо отдохнуть. Им всем надо отдохнуть.

Сквозь дрему пробилась мысль, которую Галадриель пыталась отогнать, но, поняв, что не может, лениво оформила в слова:

— Забавно, что такая юная девочка говорит, как ученый старец.

«Спит. Зачем ее будить?» — пронеслось в голове королевы, но она все-таки, следуя каким-то скорее инстинктам, потрясла мирно вздымающуюся во сне спину наложницы.

— Сколько же тебе лет?

Сонно моргая осовелыми глазами, девчонка приняла положение сидя. Галадриель с удовлетворением заметила, что недолгая дрема пошла ей на пользу: мертвенно-бледные до этого щеки разрумянились, в глазах и губах появился блеск.

— Лет? Каких лет? — пролепетала она.

— Тебе на вид не больше четырнадцати, — усмехнулась Галадриель. — А говоришь, как наш библиотекарь. А тот видел еще свет Древ.

— Восемнадцать, — Игрушка окончательно проснулась и снова приобрела прямоту и ясность взгляда. — Он сказал, что только в этом возрасте человеческие женщины становятся готовы к вынашиванию ребенка не только физически, но и психологически. Выгляжу младше из-за систематического недоедания в раннем детстве. Плюс генетика нашего племени.

— Вот и я о чем, — рассмеялась Галадриель, — «психологически», «генетика»! Много ли верблюжьих пастушек из северного Харада употребляют такие термины в разговоре?

— У Него прекрасная библиотека. Была... Чтением я спасалась от одиночества. А когда появлялся Он, один разговор с Ним часто стоил десяти прочитанных книг. Люди быстро учатся. Наверное, смертный удел подстегивает нас торопиться во всем — в познании, чувствах, действиях. Мы жадно поглощаем все, от еды до информации, мы питаемся эмоциями и фонтанируем ими, причем с равной страстностью — и добрыми, и злыми.

Девушка легко встала и подошла к столику с кувшином вина и фруктами. Налила воды в хрустальный бокал королевы, отпила глоток, отщипнула крупную зеленую виноградину и задумчиво положила ее в рот. Она двигалась с ломким изяществом, как вчерашний подросток, только начинающий осознавать силу своей притягательности. От бледной немочи не осталось и следа.

Галадриель рассердила та бесцеремонная непосредственность, с которой Игрушка угощалась с ее стола, не спросив разрешения. Особенно вид бокала в хрупких пальцах человеческой девушки выводил ее из себя. Следуя неосознанному порыву подойти и забрать свою вещь, она дернулась... но не смогла пошевелиться. С нарастающей паникой королева делала попытки снова и снова и всякий раз застывшее тело не шевелилось даже на волосок.