Принц (гет)

Вначале не было ничего. Ни мыслей, ни чувств, ни даже базового восприятия действительности. Абсолютное ничто. Идеальное и нерушимое.

Но затем проявилась вспышка. Видение чего-то тёплого и родного.

Он сидел возле камина, в котором так завораживающе танцевали огоньки.

А за окном бушевала буря.

Гром гремел, сверкали молнии и яростно завывал ветер, от которого ходили ходуном ставни. Но он оставался спокоен. Он сидел на диване окутанный одеялом и прижимался всем телом к любящей матери. Она медленно поглаживала его по волосам и напевала что-то вроде детской колыбельной. И даже рёв шторма был не в силах заглушить её тихий и мягкий голос.

С другого от мамы боку сидела его сестра-близнец. Она также куталась в общее для всех одеяло и смотрела в огонь, периодически отрываясь, чтобы перевести взгляд на них с матерью. Она улыбалась, не разжимая губ.

Её звали Ванда.

А его…

А его звали Пьетро.

Ванда и Пьетро Леншер.

Новая вспышка, и вот уже он на футбольной площадке. Гоняет с другими мальчишками мяч. Его поставили вратарём, хотя он и просился быть среди нападающих. Но остальные его не слушали. Они были старше. Они говорили, что в нападении от него не будет толку. Они подшучивали над ним. И это его очень злило.

Он старался проявить себя. Ловил и передавал своим все мечи, которые только к нему попадали. Ни одного гола не было забито, пока он стоял на воротах. Он делал всё безукоризненно. Но ему всё равно не позволяли выйти. И когда очередной старший решил снисходительно потрепать его по волосам, он, наконец, не выдержал. Наглый мальчишка упал на землю с разбитым носом и непонимающе посмотрел на него.

Его звали Пётр.

Пётр Максимов.

И у него не было никакой сестры. Она могла бы быть, но умерла в тот день, когда мама их в муках рожала.

Ещё одна вспышка, принёсшая с собой пригородную дорогу и бегущего по ней Пьетро. Он опоздал на автобус и теперь изо всех сил старался его нагнать. Ванда вышла чуть раньше, а потому уже сидела внутри. Пьетро видел, как она просит водителя остановиться, но тот почему-то её совсем не слушал. Он всё продолжал и продолжал набирать скорость. А Пьетро всё отказывался от злосчастного автобуса отставать. Он не хотел оставлять Ванду одну и потому бежал вслед, напрягая до предела свои детские ноги. И он не отставал. Он бежал так, как не смог бы ни один другой ребёнок.

В следующий момент уже Пётр стоял у стены и выслушивал нотации от своей матери. Одет он был в чёрные брюки, белую рубашку и чёрный же пиджак. Наряд для первого сентября. Сегодня Пётр пошёл в третий класс. Он добросовестно отстоял линейку и отсидел классный час. Ему оставалось только прийти домой. Большего от него в этот день никто не требовал. Всё было предельно просто и понятно.

Так почему же сейчас он стоял перед мамой весь грязный и с кровоточащей губой?

Этого Пётр не знал. Что-то определённо случилось, но он никак не мог этого вспомнить. Между окончанием классного часа и появлением дома зияла чёрная дыра. Небольшой кусочек жизни, который нечему было заполнить.

Хотя…

В прорехе показался Пьетро. Он шёл вместе с Вандой по обочине дороги и энергично обсуждал сегодняшний день. Они говорили о новой школе и новых же одноклассниках. Пьетро сетовал насчёт их недавнего переезда, а Ванда же, напротив, убеждала его, как в новом месте здорово. Пьетро, впрочем, не соглашался. Там, в деревне, у него остались друзья. Те, кого он знал столько же, сколько себя помнил. А здесь … Здесь нужно было знакомиться со всеми заново. Это его изрядно удручало.

Однако Ванда оставалась непреклонна. Она держала его за руку и во всех красках расписывала то, сколько перед ними теперь открывалось возможностей. Они же теперь жили в городе. Да, не таком большом, но всё-таки в городе. Да ещё и на побережье. Огромные магазины, детские площадки и даже торговые и развлекательные центры. А уж то, что купаться в море можно было хоть каждый день, и вовсе приводило Ванду в неописуемый восторг. Она была очень рада тому, что они с мамой переехали. И Пьетро не оставалось ничего, кроме как её радостью проникнуться.

В очередной вспышке Пётр сидел на задней парте, водя пальцем по экрану телефона. Учитель физики что-то там говорил и писал мелом на доске, но Пётр его совсем не слушал. Он скучающе листал новостную ленту в социальной сети и какой-то интерес проявлял лишь тогда, когда попадались фото или рисунки с красивыми девушками. А уж если дамы были достаточно обнажены, то он даже мог сохранить тот или иной пост в закладках, дабы изучить его более дотошно позднее. Дома. За закрытой дверью.

В верхней части экрана появилось уведомление о новом сообщении. Это был Серёга. Писал, что его родители уезжали в деревню на пару дней, а потому у него можно было на ночь зависнуть. Пиво, девчонки, ночёвка. Всё было слишком привлекательным, чтобы отказываться, а потому Пётр немедленно согласился. В уме у него сразу возникло лицо Ленки из десятого «Б». А также её стройная и подтянутая фигура, от которой губы так и порывались изогнуться в довольной предвкушающей улыбке.

В следующий момент уже Пьетро сидел на заднем дворе дома, наблюдая за тем, как его сестра творила магию. Без палочки, без посоха и без дурацких невыговариваемых слов. Она просто шевельнула пальцем, и нарубленные Пьетро дрова вдруг взмыли в воздух, упав десятью метрами левее. Затем Ванда бросила взгляд на бадью, и вся вода в ней вмиг испарилась, обратившись облачком ускользающего пара.

И это было только начало.

Кружась в обворожительном танце, Ванда поднимала вокруг себя настоящий вихрь, что что срывал прочь пожелтевшие листья и вздымал кверху её длинные волосы. От её шагов из почвы высекались алые искры, а смех Ванды наполнял двор гипнотизирующим запахом лаванды и роз.

Пьетро мог только улыбаться и хлопать в ладоши.

Он искренне и бескомпромиссно радовался.

Как радовался спустя мгновение и Пётр, однако вот ему уже было совсем не до улыбки. Волнение и бьющее через край возбуждение едва не заставляли его сойти с ума. Ощущение лежащей на нём девушки так сильно разгоняло кровь, что даже приятное чувство опьянения, казалось, растворилось без следа. Ленка целовала его в шею и губы, а он неуклюже старался целовать её в ответ. Она была старше и опытнее, что порождало в Петре лёгкое чувство неполноценности. Он хотел держаться на равных или даже вести, однако ничего толком подделать не мог. Особенно когда пальцы Лены начали расстёгивать его ширинку. Внутри всё сжалось, а из головы улетучились последние здравые мысли.

Сердце Пьетро стучало даже быстрее, но причиной тому было не возбуждение, а чистый первобытный ужас. Он прижимал к себе сестру посреди разрушенного дома и в страхе взирал на того, кто парил перед ними в воздухе. Пьетро смотрел на Эрика Магнуса Леншера. Мутанта. Террориста. Одного из самых разыскиваемых и ненавидимых преступников на планете.

Пьетро смотрел на их с Вандой отца.

Матери рядом не было. С ней что-то случилось. Пьетро знал это, но… но он не помнил. Он точно видел всё своими глазами, однако вместо нужного воспоминания была лишь первая ночь Петра и Лены. Другая жизнь. Его другое «Я», не имевшее к происходящему никакого отношения. И всё же оно существовало. Там, где должно было существовать нечто совершенно иное.

Несмотря на все протесты, мольбы и угрозы, отец забрал Пьетро и Ванду с собой. Он ничего не хотел слушать, как не собирался и многого объяснять. Он лишь потребовал, и его дети вынуждены были ему подчиниться. Ведь оба его до смерти боялись.

А в которой уже по счёту вспышке памяти Пётр яростно противостоял своему собственному родителю. Но уже не отцу, а матери. Он ругался с ней, практически срываясь на крик, и она отвечала ему ровно тем же.

Дело было в её новом муже.

Пётр никак не мог ужиться со своим новоявленным отчимом. И неприязнь эта была взаимной. Дело даже дошло до рукоприкладства, итогом которого стала необходимость вставлять отчиму два новых зуба. Причина конфликта в воспоминании не озвучивалась, но она была и не важна. Важен был лишь текущий меж матерью и сыном разговор.

Мама обвиняла Петра в том, что он эгоист, ни во что её не ставит и не даёт ей нормально построит собственную жизнь. Парировал же Пётр все обвинения тем, что мать сама попросту не умела выбирать себе мужчин. Что его родной отец, бросивший её, едва она забеременела, что этот вот «предприниматель», о гнилой душонке которого он начал предупреждать её практически сразу.

В какой-то момент мама не выдержала и, обливаясь слезами, начала бить посуду. И Пётр тоже сорвался. Он в последний раз высказал ей всё, что думал и о ней, и об отчиме, после чего заявил, что переезжает жить к другу. А затем ворвался в свою комнату, быстро собрал рюкзак и, хлопнув дверью, ушёл.

Ушёл так, как не мог уйти Пьетро.

Его отец таскал их с Вандой по всему миру и вынуждал участвовать в том, что сам он называл войной за выживание мутантов. Пьетро обчищал инкассаторские машины, врываясь в них прямо на полном ходу, вламывался в тюрьмы, освобождая других мутантов-преступников, и даже служил курьером, что должен был доставлять взрывные устройства.

Пьетро ненавидел абсолютно всё из этого, но против отца пойти не мог. Он исполнял его волю беспрекословно, требуя взамен лишь, чтобы Ванде подобным заниматься не приходилось. Но отцу на его требования было плевать. Ванду он использовал так, как считал нужным, а мнение своего сына даже не думал учитывать. И неважно, сколь много заданий Пьетро успешно выполнял, уважения и признания со стороны отца к нему не прибавлялось.

Пётр же, с трудом окончив школу, уехал из родного города и больше свою мать никогда не видел. Он перебивался временными подработками, снимал найденную через знакомых квартиру и в какой-то момент пришёл в спортивный зал, где стал усиленно тренироваться. У него даже в первые в жизни появилась настоящая девушка, а не очередная подружка на одну-две ночи. Пётр постепенно начинал жить так, как и должен был нормальный взрослый человек.

Только вот буйный нрав его продолжал вырываться наружу.

Пётр с завидной регулярностью влипал в неприятности, и несколько раз достаточно плотно беседовал с представителями правоохранительных органов. К счастью, без составления соответствующих протоколов.

А в параллели жизнь Пьетро также не стояла на месте.

Война, которой так грезил его отец, наконец-то началась по-настоящему. Только вот объявил её не он и не ему. Безумный, но чрезвычайно сильный мутант, назвавший себя Апокалипсис, затопил Манхэттен, заморозил несколько городов Европы и породил ряд других катаклизмов и бедствий по всему миру. Он толкал речи о дарвинизме, о праве сильного, об эволюции, и объяснял этим убийства миллионов и миллионов людей. А также других мутантов. Тех, кого он считал слишком слабыми, чтобы унаследовать Землю.

Разумеется, его нашли и убили.

Цена была ужасна, но Апокалипсис всё же был остановлен. Во всех смыслах.

Однако дело его продолжило жить, ибо борьба с его смертью не прекратилась. Она лишь перешла в другую фазу. После едва не устроенного им геноцида мало какая страна продолжала относиться к своим гражданам-мутантам, как и прежде. Мгновенно появились ущемляющие их права законы, расплодились концентрационные лагеря и разгорелись не знающие пощады гонения.

Следующая ступень эволюции?

Нет, просто выродки, наделённые такими способностями, которые позволяли им уничтожить мир. Потому их нужно было подавлять и контролировать. А в отдельных случаях даже убивать и массово стерилизовать.

Человечество должно выжить.

Простой и понятный мотив.

И очень многие пошли за семьёй Леншеров, увидев, во что сей посыл выливался. Отец Пьетро собрал вокруг себя миллионы, с которыми захватил целый остров восточнее Мадагаскара, и основал там исключительно мутантскую страну. Ту, в которой он, разумеется, стал единоличным правителем. И «Магнус» перестало быть просто вторым именем. Это стало титулом. Первый Магнус Дженоши. Вот, кем он отныне был.

А Ванда и Пьетро стали его невольными наследниками.

Снова вспышка.

Пётр стоял на ринге и защищался от ударов наступающего оппонента. Это был спарринг. Тренер запретил ему отбиваться и велел полностью сосредоточиться на защите. Пётр уклонялся от джебов, блокировал удары ногами и отступал всякий раз, как его пытались затянуть в клинч. Ничего особенного. Как бы ни старался его спарринг-партнёр, а Пётр всё равно оставался неуловим. Как и всегда.

А всего мгновение спустя уже Пьетро демонстрировал чудеса скорости, преодолевая до ста метров за одну секунду. Он даже позволял себе бегать по водным и вертикальным поверхностям.

Затем вновь наступила очередь Петра.

И снова Пьетро.

Их жизни чередовались одна за другой, сливаясь во что-то вроде лоскутного одеяла. Или, скорее, пазла, что был собран из двух других. Элементы идеально подходили друг к другу по форме, однако совершенно не соответствовали по содержанию. И чем больше этих элементов становилось, тем более ненормальной получалась картина.

Он совершенно не понимал, кем он был.

Его звали Пьетро? Это у него была сестра, с которой они почти никогда не расставались, и безумец-отец, готовый ради власти на всё? Это он был мутантом, способным бежать быстрее гоночных болидов?

Или же он — это Пётр? По-своему уникальный, но всё же обычный человек. Его ли это нрав порождал в жизни столь много неприятностей? Он ли порвал все связи со своей единственной семьей?

Какая их этих двух личностей принадлежала ему? Какую из их жизней он прожил?

Может быть обе? Или вообще ни одну?

Он не знал. Не понимал. Хотел, старался, но… ничего не выходило. А воспоминаний меж тем становилось всё больше. Детство, юношество и первые шаги взрослого. Пробелы одной жизни заполнялись воспоминаниями из другой и наоборот. Они не были параллельны. Они насильно объединялись в одну.

Стало больно.

Он не знал, что именно болело, и даже не представлял, а что в принципе могло бы у него болеть. Но боль определённо была. И она медленно, но уверенно нарастала.

Он смотрел на Петра и Пьетро и видел, как много боли испытали они за свои короткие жизни.

Это была их боль?

Это от них она ему досталась?

Почему?

За что?

Кожа вспыхнула пламенем. Не буквально, но ощущалось всё именно так. Он вспомнил, как Пётр в детстве схватился за раскалённую сковороду. Сейчас он чувствовал нечто похожее, однако кратно сильнее и больше.

В горле что-то заскреблось.

Пьетро продирался сквозь море огня и, стараясь не вдыхать много дыма, отчаянно искал выживших.

По ушам резанул женский крик.

Пьетро обернулся к нему и увидел придавленную балкой девушку. У неё была зелёная чешуйчатая кожа, а в глазах с вертикальными зрачками застыли слёзы. Она сильно кашляла и молила о помощи.

Игнорируя горящую прямо на нём одежду, Пьетро подскочил к ней и голыми руками сдвинул пылающую балку в сторону. Он велел ей уходить. Пьетро помог девушке подняться, указал на выход и тут же вернулся к поискам остальных выживших.

Должны были быть ещё.

Просто обязаны.

Пьетро заходил всё глубже и глубже, смотря и прислушиваясь, как вдруг на краю восприятия что-то пошевелилось. Что-то большое и быстрое.

А долей мига спустя боль стала просто невыносимой. Из медленной и жгучей она превратилась в резкую и пронзительную.

А ещё потекла кровь. Очень много крови.

Пьетро попытался бежать, но споткнулся и упал на колени. А затем чей-то пинок повалил его набок.

Очередной удар.

Последний.

Мир замедлился, как никогда прежде, но повлиять это уже ни на что не могло.

Смерть Пьетро всё-таки настигла. Она его догнала.

Так почему же он проснулся и открыл свои глаза?