Принц (гет)

— Подожди, Пьетро! — воскликнула Ванда. — Я не успеваю!

— Ну же, Ванда, — обернулся к сестре Пьетро. — Осталась совсем немного. Поднажми.

— Ты то же самое говорил пять минут назад, — возмущённо выдала Ванда, перелезая через поваленное дерево. — И десять тоже!

Пьетро бросил взгляд к уже проглядывающейся вершине, тихо вздохнул, и быстрым шагом спустился ниже.

— Запрыгивай, — сказал он, поравнявшись с Вандой и сев перед ней на корточки. — Только держись крепче и ни за что не отпускай.

— Хорошо! — обрадовалась Ванда и буквально запрыгнула на Пьетро, обхватив руками его шею.

Причём сделала это так сильно, что буквально не давала ему дышать.

— Полегче-полегче, — взмолился он, выпрямляясь в полный рост. — Задушишь же.

Ванда ослабила хватку, и, чуть прокашлявшись, Пьетро занял стартовую позицию.

— И закрой, пожалуйста, глаза, — попросил он, понадёжнее перехватывая её ноги.

— Зачем? — непонимающе спросила Ванда.

— Скоро узнаешь, — пообещал Пьетро. — Просто закрой и не открывай, пока я не скажу.

Ванда чуть поколебалась, но просьбу его всё же исполнила. И, убедившись, что веки её действительно были сомкнуты, Пьетро побежал.

Сперва медленно и осторожно, но с постепенным нарастанием скорости. Уже через десять секунд Пьетро бежал так быстро, как смог бы далеко не каждый взрослый. Ни ночная темень, ни ухабистая лесная тропинка, ни даже крутой угол подъёма с весом сестры за спиной были не в силах его удержать. Пьетро нёсся во весь опор, ограничивая себя только тем, чтобы никоим образом не навредить Ванде. Плавный разгон и такое же плавное замедление. Никаких рывков.

Всего через минуту они с Вандой были на месте. Пьетро осторожно опустил её на землю и, крепко держа за руку, подвёл ближе к краю. Прямо на них дул холодный морской ветер, а внизу разбивались о скалы волны.

— Готова? — с нетерпением спросил Пьетро.

— Да, — кивая, подтвердила Ванда.

— Тогда смотри.

Ванда послушно открыла глаза и тут же ахнула.

Это было прекрасно.

Идеально чистое звёздное небо с необычайно огромной луной. И чуть колышущееся их отражение в тёмной морской глади. Ванда смотрела на всё это, и на её лице смешались, шок, восхищение и трепет. Пьетро привёл её на высокий скалистый берег и теперь показывал всю эту красоту без каких-либо преград.

— Здорово, правда? — спросил он, также наслаждаясь чудесным видом.

— А-ага… — только и смогла выдавить из себя Ванда. — Такая… красотища… — добавила она после недолгой заминки.

— Услышал в городе, что луна сегодня будет очень близко к Земле, — поделился Пьетро, глядя на сияющий бледный диск. — Подумал, тебе понравится.

— Очень, — подтвердила Ванда. — Очень нравится, Пьетро! — почти прокричала она.

Пьетро на это лишь улыбнулся.

В следующий миг он заметил падающую звезду и тут же ткнул на неё пальцем.

— Скорее, загадывай желание! — крикнул он Ванде и сам тут же сосредоточился на том, чего хотел больше всего на свете.

Мигающая точка рассекла чёрное небо и погасла всего за несколько секунд.

— Успела? — взглянул Пьетро на Ванду.

— Да, — с улыбкой ответила она. Её зелёные глаза блестели даже ярче всех окружавших их звёзд. — А ты?

— Тоже, — утвердительно кивнул Пьетро. — Только никому о нём не рассказывай, — напомнил он. — Иначе не сбудется.

Ванда сжала его ладонь ещё сильнее.

— Сбудется, — уверенно заявила она. — Обязательно сбудется.

Пьетро издал короткий смешок и вновь обратил свой взгляд небу.

Он знал.

Он точно знал, что именно загадала Ванда.

Потому что сам Пьетро загадал ровно то же самое.

Он и она. Вместе. Прямо, как сейчас. Навсегда.

Вот, чего они оба желали.

Никогда не расставаться.

И упавшая сегодня звезда просто обязана была это желание исполнить. Ведь оно было самым чистым и искренним из всех возможных. Желание двух близнецов на границе меж небом, морем и сушей. Загаданное. И так никем и непроизнесённое.

— Хочу поднять тост, — объявил Женька и, взяв в руку стакан, поднялся из-за стола. — Сегодня — очень особенный день, — начал он предельно серьёзным и даже торжественным тоном. — Сегодня один из нас стал мужчиной.

За столом прокатилась серия смешков.

— Я помню, как Петя впервые пришёл в наш зал. Он тогда напоминал брошенного ежа. Тощий, колючий, мокрый из-за дождя и с пакетом яблок в руках.

Снова смешки.

— Он подошёл к Ане и, даже не поздоровавшись, спросил, что ему нужно сделать, чтобы записаться, — продолжил рассказывать Женька. — Помню, я сразу подумал, что этот парень — ходячий геморрой, и лучше бы он свалил подобру-поздорову. Не видел я в нём человека, который будет готов впахивать до седьмого пота и следовать тому, что ему будут говорить другие. Просто не видел, — повторил он. — И, как показала практика, наполовину я был прав. Засранец оказался очень своевольным.

Народ, улыбаясь, согласно закивал, а Витя даже похлопал Петра по спине, выражая свою полную с Женькой солидарность.

— Но впахивать он был готов, — добавил следом Женька. — Ох как готов. Никогда в жизни я не видел у человека такой одержимости на тренировках. Что и говорить, если этот полоумный уже на второй месяц умудрился порвать грушу, которая висела десять лет и чьи только удары ни выдержала. И ведь именно мне потом пришлось помогать ему весь это песок убирать.

Женька взял очередную паузу, явно намереваясь дать друзьям время оценить новую шутку, но тут пьяная компания за столиком в углу вновь начала сильно шуметь, чем сбила весь настрой.

— В общем, терзали меня смутные сомнения, — произнёс Женька, бросив на шумевших косой взгляд. — Но вот прошёл год, и мы с вам здесь. Празднуем первую победу Петьки на профессиональном ринге. Победу настолько быструю и убедительную, что даже Валерий Викторович остался доволен. А мы все с вами знаем, сколь многого это стоит.

И вновь за столом воцарилось всеобщее согласие.

— Так что выпьем, друзья мои, — подытожил Женька, поднимая свой стакан выше. — Выпьем за Петьку, за его первую победу и за то, чтобы вот так собираться ещё много-много раз.

— Аминь, — поддержал Витя, и зазвучал стеклянный перезвон.

У Вити, как и у Женьки, был стакан с водкой, а Слава вместе с Петром ограничились бутылками пива. Но так или иначе, а чокнулись и выпили абсолютно все, попутно также озвучивая Петру свои поздравления.

Когда же народ наконец немного подуспокоился и расселся по своим местам, Пётр негромко прокашлялся и попросил минутку внимания.

— Во-первых, я бы хотел сказать всем вам и особенно тебе, Женя, — повернулся он к предыдущему оратору, — большое спасибо за эти тёплые слова. Геморроем, засранцем и полоумным меня за одну речь ещё никто не называл.

Парни, включая Женьку, весело рассмеялись.

— Во-вторых, считаю необходимым уточнить, что мужчиной я стал ещё в четырнадцать лет с Ленкой из десятого «Б».

Тут к смеху присоединились и высказывания вроде: «Да-да, верим, рассказывай», — но Пётр остался невозмутим. Выждав чуть больше, чем собирался, из-за всё тех же пьяниц в углу, умудрившихся ещё и что-то разбить, он продолжил развивать свою мысль.

— А в-третьих, сегодняшняя победа, как ни крути, не только моя заслуга, — признал Пётр. — Моих здесь всего где-то девяносто девять процентов, — уточнил он. — Ещё семь десятых на Валерии Викторовиче и, конечно же, три десятых на вас.

— Вот ты п*др, — едва сдерживая смех, прокомментировал Слава.

— Ничего подобного, Ленка подтвердит, — ответил Пётр. — Но, возвращаясь к теме, я веду к тому, что не дам всем этим стараниям пропасть зазря. И сегодня — это только начало. Даю слово, что через пять лет мы соберёмся вот так, чтобы отпраздновать не просто какую-то победу. Мы отпразднуем ту, что сделает меня чемпионом мира по версии WMC. А ещё через два года у меня будет уже три чемпионских пояса. И выпить я хочу именно за это.

Снова все чокнулись и выпили, после чего принялись резво поглощать начавшую уже остывать еду. А заказали они прилично. Жареная картошка, гренки, сосиски, пара тарелок с рёбрышками, зимний салат, борщ для Славы, солянка у Женьки и ещё кое-чего по мелочи. Да, всем из них требовалось соблюдать диету, чтобы влезать в свои весовые категории, но расслабляться иногда тоже надо. И повод сегодня для этого был более чем подходящий.

— Три пояса он захотел, ишь ты, — прокомментировал Витя, несильно ткнув Петра локтем в плечо. — А Кэтрин Зета-Джонс тебе не подать?

— От её версии времён Зорро не откажусь, — заявил Пётр. — А вот нынешнюю лучше оставь себе. Просрочка — это по твоей части.

Витя посмеялся, бросил колкость в ответ и, шумно выдохнув, залпом осушил остававшиеся у него полстакана водки.

Пётр, в свою очередь, также допил пиво и с жадностью взялся за лежащие перед ним на тарелке сосиски. Он был очень голоден. Весь тренировочный цикл до дебютного боя приходилось себя во многом ограничивать, но сегодня он наконец-таки мог оторваться и насладиться вкуснейшим жаренным мясом.

— А что это за история с яблоками? — поинтересовался вдруг Слава, когда Пётр приканчивал уже третью сосиску.

Он был старше Петра на год, но вот в зал «Омега» впервые пришёл только через месяц после него. Поэтому очевидно, что лично застать данную сцену Слава не мог, а после ему, видимо, никто о ней не рассказывал. До сегодняшнего дня.

— Да нет никакой истории, — ответил Пётр, прожевав. — Я из магазина возвращался, как внезапно разразился ливень. Зонта у меня с собой не было, так что просто заскочил в первую дверь, которая мне попалась. Это была «Омега». Мысль записаться ко мне пришла уже внутри, и я тут же купил абонемент. Решил, что неплохо иметь возможность иногда что-нибудь поколотить.

— Или кого-нибудь, да? — поддержал его Женька.

— Не без этого, — согласился Пётр. — Во всяком случае, заниматься тогда тайским боксом профессионально я точно не планировал.

— Это всё судьба, — уверенно заявил Витя. — Боженька увидел твой талант и понял, что нельзя ему пропадать. Вот Он и привёл тебя туда, где его раскроют.

— Так он же мне его и должен был дать, не? — спросил в ответ Пётр. — И какими-то уж тогда больно окольными путями он меня вёл.

— Неисповедимы пути Его, — важно поднял Витя палец кверху, чем вызвал у Петра снисходительную усмешку. — Смейся-смейся, но у Него на каждого из нас есть свой план.

— Да неужели? — вопросил Пётр с нескрываемым скепсисом. — И что же он запланировал на тебя?

Ответить Вите не дало вновь напомнившее о себе трио за столиком в углу. А если точнее, то их смех. А если ещё точнее, то безудержное животное ржание, разносившееся по всему заведению и заставившее почти всех его посетителей на троицу обернуться. Пётр с друзьям исключением не стали. Хотя уже откровенно бухих мужиков это нисколько не смущало. Самый крупный из них лишь повернулся к ближайшему столику и, выпалив несколько не очень цензурных слов, «убедил» сидящую за ним пару отвернуться.

— А что насчёт них? — задал Пётр свой следующий вопрос. — На них тоже какой-то план имеется?

— Определённо, — сказал Витя. — И, надеюсь, им самим он не очень понравится.

Пётр хмыкнул и вернулся к своей тарелке. Запас сосисок иссяк довольно быстро. Пётр насыпал себе вторую порцию из общего блюдца, но и её хватило ненадолго. А сосиски-то были вкусные. Очень. Особенно с тем соусом, что в этом заведении подавали. Петру хотелось ещё.

— Может, ещё закажем? — предложил он.

— Да, давай, — поддержал его Слава. — У меня как раз пиво кончилось.

Он подозвал к их столику проходившую мимо официантку и принялся озвучивать заказ.

— Нам, пожалуйста, ещё сосисок, два пива, такого же, — приподнял он свою пустую бутылку. — Гренки у нас тоже заканчиваются…

— Ещё ноль пять водочки, — добавил Витя, выливая остатки в свой стакан.

— Да, это тоже добавьте, пожалуйста. — подтвердил Слава.

После своё предложение внёс и Женька, а по итогам всего девушка, на чьём бейдже было написано «Алла», зачитала ею записанное, уточнив точное количество гренок. Пётр с остальным заказ подтвердили, и Алла, забрав у них всю уже пустую и ненужную посуду, поспешила в сторону кухни.

Пётр проследил за её движением вполглаза и только отвернулся, как у самого его уха раздался шёпот.

— Не покидай меня…

Пётр резко обернулся, одновременно с чем раздался грохот бьющихся тарелок. Это была Алла. И всё те же три дебила. Пётр упустил сам момент, но по последствиям в происходящем более-менее разобрался. Подвыпивший здоровяк вздумал приставать к Алле, из-за чего она уносимую посуду и уронила. Даже сейчас он продолжал удерживать её за предплечье.

— Бл*, зае*али, — раздражённо выдохнул Пётр, поднимаясь из-за стола.

— Оставь, — сказала ему Женька. — Без тебя разберутся.

— Я быстро, — ответил ему Пётр и, проигнорировав дальнейшее несогласие, направился к злосчастному столику.

Шёл он до того быстро и решительно, что даже перебравшая троица мгновенно обратила на него внимание. Руку Аллы тут же отпустили.

— Здоров, мужики, — начал Пётр, останавливаясь перед столом. — Смотрю, вам весело? — спросил он и сам же не дал времени для ответа. — Здорово. Но мы тут с друзьями тоже отдыхаем, и вы нам откровенно мешаете. Сбавьте децибелы, а?

Алла в то же время отступила на два шага и, ничего не говоря, принялась спешно собирать всё, что упало.

— Мы вас чё, трогали? — вопросил здоровяк. — Нет. Вот и съе*и, пока не покалечился малыш.

— Да это малышка, — со смешком добавил его приятель в запотевших очках. — Ишь как волосы выкрасила.

Все трое громко рассмеялись.

Пётр же внешне остался совершенно спокоен. Это был далеко не первый раз, когда кто-то «оригинально» острил по поводу пепельно-серого цвета его волос. Он даже не стал объяснять, что такой цвет у него был с рождения. Небольшая генетическая аномалия. Всё равно бы не поверили или, что более вероятно, попросту бы не поняли. Интеллектом весь этот столик явно не блистал.

— Завалите ё*ла, — сказал Пётр уже более прямо, внутренне готовясь к тому, что должно было произойти дальше, — или я сам вас заставлю.

Здоровяк мгновенно встал из-за стола, едва при этом не упав, и навис над Петром всей своей массой. Разговоры в заведении тут же стихли, и взгляды всех присутствующих скрестились на двух взирающих друг на друга фигурах.

— Уважаемые посетители, — обратился к ним подскочивший сбоку администратор, — пожалуйста, соблюдайте рамки приличия. Иначе я буду вынужден просить вас покинуть наше заведение.

Тоненький голос и худощавое телосложение. Ничто из этого веса словам администратора не придавало. И закономерно его полностью проигнорировали.

— Пошёл на х*й отсюда, — проговорил здоровяк, выдыхая жуткий перегар прямо в лицо Петра. — И подружек своих забери, — брезгливо добавил он, бросив взгляд на Женьку и остальных. — А то с полу вас соскребать будут.

И затем он совершил свою главную ошибку. Он попытался Петра ударить. Явно несильно — это должно было быть что-то вроде унизительной пощёчины. Но он поднял руку и замахнулся. А Пётр просто ответил.

Его левый кулак незамедлительно впечатался здоровяку в бок, пробивая печень, а последовавший затем апперкот всё завершил. Голова мужчины резко дёрнулась назад, и он, не удержав равновесия, рухнул на пол.

Всё ещё находившаяся неподалёку Алла пронзительно вскрикнула. Ровно как и ещё несколько присутствовавших в зале девушек.

— С*ка! — воскликнул очкарик и резко подался вперёд, очевидно, желая отомстить за товарища.

Но он был таким медленным и неуклюжим.

Пётр даже не дал ему толком встать из-за стола, нанеся один единственный удар на опережение. Короткий джеб левой разбил сразу и нос, и очки. Первый, возможно, даже сломал.

В любом случае очкарика отбросило обратно на стул, после чего он полетел дальше уже вместе с ним. Падение вышло довольно громким. Даже стол чуть не перевернуло.

Ошалело взиравший на всё это третий мужик тоже начал подниматься, но Пётр взмахнул правой рукой и остановил кулак в считанных сантиметрах от его лица.

— Сиди и не рыпайся, — холодно сказал он, несмотря на жутко участившееся сердцебиение и всё нарастающий адреналин.

Мужик на секунду замер в промежуточном положении, вслед за чем медленно сел.

— С*ка, вот неймётся тебе! — выпалил подскочивший сзади Женька и, сцепив на груди замок, потащил Петра прочь. — Извините, — попросил он у администратора прощения, — мы уже уходим. Слав, расплатись.

— Да, сейчас, — бросил тот, нервно доставая из кармана бумажник.

— Отпусти ты меня, — стараясь не повышать сильно голос, запротестовал Пётр. — Я и сам могу идти.

— Молчи и топай, — отрезал Женька, а после ещё и попросил Витю помочь ему Петра на улицу вытащить.

И хотя последний особо и не сопротивлялся, отпустили его друзья только, когда уже все трое спустились с крыльца. И не просто отпустили, а буквально вытолкали его вперёд.

— Какого х*я?! — возмутился он.

— Какого х*я ты творишь?! — выпалил в ответ Женька. — Сказано же было, что без тебя разберутся! Но нет, надо же тебе вые*нуться и полезть!

— Да они ж сами начали! — крикнул Пётр. — Я…

— Да у тебя всегда кто-то другой начинает! — гневно перебил Женька. — Сколько уже можно, а?!

— Ну всё-всё, угомонились оба, — встал между ними Витя, расталкивая обоих в разные стороны. — Что сделано, то сделано. Отдышитесь.

— Ты это не мне говори! — бросил ему Пётр. — Я спокоен был, пока вы оба не набросились!

— Да-да, заткнись, — сказал Витя и чуть нахмурился. — Тебе что, ещё и вломить успели? — спросил он две секунды спустя

— Что? — переспросил Пётр. — Нет, конечно, что за бред?

— У тебя кровь из носа, — пояснил Витя, и Пётр тут же провёл пальцами чуть выше губы.

И они действительно окрасились в алый.

«Чё за х*йня?» — подумал про себя Пётр, продолжая вытирать руками нос.

И крови на оных становилось всё больше. Будто бы это не он кому-то по носу дал, а ему очень удачно заехали. Только вот такого точно не было. Да и боли Пётр никакой не чувствовал. Однако кровь почему-то всё шла и шла.

Тем временем двери паба раскрылись, и на улицу вышел Слава.

— Ну что там? — сходу поинтересовался у него Женька.

— Оба живы, — поведал Слава, застёгивая куртку. — Вроде, ничего серьёзного. Того, что покрупнее, привели в себя нашатырём.

Женька провёл рукой по лицу и шумно выдохнул.

— Ладно, ладно, — проговорил он. — Я сейчас пойду туда и попробую всё уладить. Может, хоть заяву писать не будут. А вы давайте по домам. Завтра расскажу, что и как.

— Я с тобой, — заявил Пётр, стряхивая очередную порцию крови, но Женька смерил его гневным взглядом.

— Домой, я сказал, — отрезал он. — Проспись и протрезвей. Тебе ещё объясняться перед Валерием Викторовичем. И советую придумать что-нибудь получше, чем «они же первые начали».

— Да ладно тебе, Женька, — попытался Пётр выйти на мировую, — ты же сам всё видел, я…

— Домой, — повторил Женька. — Живо.

Пётр бросил быстрые взгляды на Витю и Славу, но обнаружил лишь разочарованные и осуждающие выражение.

— Да в п*зду вас, — бросил им всем Пётр и, развернувшись, быстрым шагом двинулся вниз по улице.

Сердце его всё ещё бешено колотилось, а злость переполняла настолько, что хотелось вернуться в паб и довести начатое до конца. И вечер испоганили, и Петра с друзьями рассорили. Уроды.

В бессильной злобе Пётр даже пнул попавшуюся на пути мусорку, опрокинув её и рассыпав по тротуару содержимое. Легче не стало. Ещё и прохожие заозирались на него, как на умалишённого.

Едва удержавшись от оскорблений в их адрес, Пётр сунул руки в карманы и ещё больше ускорил шаг.

Отметили победу, называется.

И почему только подобное вечно случалось именно с ним?

Раздался заунывный гудок, который не заглушил даже тяжёлый рок в наушниках. Оторвав взгляд от телефона, Пётр посмотрел на остановившийся в полуметре автомобиль и поднял глаза на водителя. Тот что-то гневно кричал и отрывисто махал руками. Постояв так чуть больше секунды, Пётр бегло глянул на «зебру» под своими ногами и знак пешеходного перехода впереди. Светофора при этом не наблюдалась. Картина в голове сложилась предельно ясная, и Пётр, продемонстрировав водителю свой средний палец, спокойно продолжил путь.

Гудок позади отзвучал ещё два раза, но вновь на него реагировать Пётр уже не стал. Он лишь сделал музыку погромче и, проведя пальцем по экрану, промотал новостную ленту вниз.

«Мутант или пришелец?» — вопрошал заголовок очередной статьи.

И Пётр, оставил бы её без внимания, как и почти все предыдущие, однако глаз его зацепился за фотографию знакомого лица. Молодой мужчина со светлыми, почти рыжими, волосами и короткой бородой. Под фото подпись: «Колтон Энгельбрехт, двадцать четыре года, ЮАР».

Пётр раскрыл статью полностью и принялся с интересом её читать. Хотя и так уже знал практически всё, что было в ней написано.

«24-ЛЕТНИЙ КОЛТОН ЭНГЕЛЬБРЕХТ ПОБИЛ САМЫЙ ВЫСОКИЙ РЕЗУЛЬТАТ В ИСТОРИИ ПАУЭРЛИФТИНГА, — гласило одно из предложений, выделенное заглавным шрифтом. — Его сумма составила 1200 кг (2646 фунтов) при весе тела 120 кг… Это десять своих весов. Приседания — 470 кг (1036 фунтов). Жим лежа — 260 кг (573 фунта). Становая тяга — 470 кг (1036 фунтов)».

«Я стану самым легким человеком, который сможет приседать на 500 кг (1102,5 фунта), и я сделаю это в течение года», — цитировала статья Колтона чуть далее.

Уклоняясь от идущих навстречу пешеходов, Пётр внимательно дочитал до конца, после чего широко зевнул и заблокировал экран телефона.

«Мутант или пришелец», — повторил он про себя, целиком погружаясь в свои мысли.

Ему стало действительно интересно, а что могли бы написать про него, когда он наконец-то раскроет свой истинный потенциал. Наверняка, что-нибудь подобное, ведь сам он Колтону ничуть не уступал. Не в плане физической силы, разумеется. Таких огромных весов Петру было не поднять, да и не хотел он этого делать. Но вот в части наличия самого факта природной уникальности они с Колтоном были полностью равны. Ведь Пётр тоже мог с лёгкостью делать то, чего другие не достигали и за десятилетия упорных тренировок.

Например, он ни разу в своей жизни не проигрывал в драке. Вот вообще никогда. Насколько бы старше ни был его противник, или сколько бы таковых против него ни выходило. Пётр неизменно оставался победителем. Так было раньше на заднем дворе школы, и точно так же всё обстояло сейчас в пределах ринга.

А всё потому, что Пётр был быстрее и точнее, чем кто-либо. Это можно было назвать врождённым знанием или же шестым чувством. С самого раннего детства Пётр так хорошо контролировал своё тело, что оно никогда не поступало против его воли. Он не спотыкался, не терял равновесие и не промахивался. Если Пётр посылал мысленную команду что-то сделать, то тело это просто делало. Без единой ошибки. И с молниеносной реакцией.

Пётр ступил на территорию трамвайной развязки, и в воздух взмыли десятки клевавших зерно голубей. Одна из птиц взлетела не очень удачно, отчего траектория её сместилась прямо в лицо Петру. До столкновения оставалось меньше секунды. И этого всё равно было достаточно. Отклонив корпус, Пётр пропустил голубя мимо и, не сбавляя шага, дошёл до остановки, выйдя затем на очередной пешеходный переход.

И вот так было со всем. Чей-либо удар или же брошенный кем-то мяч. Пётр всегда мог уклониться и при необходимости ответить. Взять хоть ту же троицу, с которой он разошёлся во взглядах прошлым вечером. Даже будь они все трезвы, это не изменило бы ровным счётом ничего. Для Петра они всё равно оставались бы слишком медленными и неповоротливыми. За время одного их взмаха он бы мог нанести до полудесятка точно выверенных ударов. И это, не выкладываясь на все сто.

Пётр попросту был лучше. Как Колтон, как Хафтор Бьёрнсон, как Джо Кальзаге или же Джон Джонс. Только они уже успели себя реализовать и прославиться, а он лишь начинал свою карьеру. И начинал он её с полной и безоговорочной победы… которую продолжил пьяной дракой в пабе.

Дойдя до вращающейся двери и прочитав красовавшуюся над ней вывеску: «Омега», — Пётр скинул назад наушники и негромко вздохнул.

Предполагалось, что сегодня его здесь будут поздравлять с удачным дебютом. А на деле ему приходилось готовиться к очередной выволочке.

Петру не особо хотелось заходить. Собственно, по этой причине он и простоял перед лестницей почти три минуты. Однако вечно так продолжать не могло. Да и не считал себя Пётр в чём-либо виноватым. Повторись вчерашняя ситуация ещё раз, и он бы поступил точно так же. Те три урода заслужили, чтобы их поставили на место. Если бы не Пётр, то рано или поздно это бы попытался сделать кто-нибудь другой. И вот тогда всё могло бы закончиться значительно хуже.

Переборов свою нерешительность, Пётр поднялся по лестнице и вместе с двумя мужчинами зашёл внутрь.

«Омега» представляла собой достаточно крупный спортивный комплекс, и занимались в нём отнюдь не только тайским боксом. Тут имелся и обычный тренажёрный зал, под который отводилось целых два этажа, и зал по боксу, и секция карате, и даже школа настольного тенниса. А ещё бассейн и сауна, куда Пётр нередко заходил с друзьями после очередной тренировки.

— Привет, — поздоровался он с Аней, подойдя к стойке регистрации. — Ну как оно?

— Утро доброе, — ответила Аня, принимая из его рук чёрную клубную карту. — Да, похоже, лучше, чем у тебя. Ты вообще спал?

— Час или два, — признался Пётр. — Валерий Викторович уже здесь?

— Конечно, — подтвердила Аня и, зафиксировав приход, вернула ему карту. — А что? Опять чего-то натворил?

— Вроде того, — вновь не стал лукавить Пётр.

— Вот не живётся тебе спокойно, — со вздохом проговорила Аня.

— Если под «спокойно» ты имеешь в виду «скучно», то да, это определённо так, — не без гордости заявил Пётр и даже натянул на лицо весёлую улыбку.

— А что случилось-то? — подключилась к разговору Надя, отпустив немолодого клиента.

Сегодня они с Аней стояли за стойкой вместе.

— А что могло случиться? — задала в ответ Аня риторический вопрос. — Подрался опять с кем-то. Вон, даже по рукам видно.

Пётр опустил взгляд на свои кулаки, где на паре костяшек действительно имелись едва заметные ссадины.

— У меня вчера так-то официальный бой был, — напомнил он. — С чего ты решила, что это не оттуда?

— А это так? — вопросительно выгнула бровь Аня.

— Нет, я опять подрался, — быстро ответил Пётр. — Один против троих, между прочим.

— Ух ты, — удивлённо выдохнула Надя. — И победил?

— Ну, разумеется, — кивнул Пётр. — У них не было ни единого шанса.

Он бы, вероятно, ещё какое-то время с девушками поболтал, но тут в коридоре показался строгий лик Валерия Викторовича, который одним только безмолвным взглядом сказал Петру подойти ближе. И Пётр подчинился.

— Удачи там, — бросила ему вслед Аня, но он на неё даже не обернулся.

Теперь его мысли были заняты совершенно иным.

— Здравствуйте, — негромко поздоровался он с Валерием Викторовичем. — Как?..

— Иди за мной, — коротко перебил тот и, развернувшись, быстро зашагал к своему кабинету.

Пётр пошёл следом.

Они поднялись на второй этаж, миновали раздевалки и прошли через простую коричневую дверь с табличкой. На последней были выбиты фамилия и инициалы Валерия Викторовича.

— Есть, что сказать, прежде чем мы начнём? — спросил он, усаживаясь за свой стол.

— А это на что-то повлияет? — ответил Пётр вопросом на вопрос.

— Вряд ли, — прямо сказал ему Валерий Викторович. — Но ты всегда можешь попытаться.

— При таких вводных как-то и не хочется, — заявил Пётр, садясь на свободный стул. — И слушать ваши нотации, честно говоря, тоже.

— Не будет никаких нотаций, — сказал Валерий Викторович, снимая очки, и сцепил перед собой руки. — Только факты. Во-первых, заявление на тебя писать не будут. Жене удалось с пострадавшими и администрацией бара договориться.

— Пострадавшими, — с усмешкой проговорил Пётр, но дальше развивать эту мысль не стал.

— Во-вторых, я запрещаю тебе появляться здесь весь следующий месяц, — продолжил Валерий Викторович. — Используй это время с умом и таки сделай что-нибудь наконец со своим нравом. Запишись к психологу, познай дзен, в монахи постригись — мне плевать. Но чтобы через месяц ты стал тем, с кем больше не будет подобных проблем. Или мы с тобой попрощаемся уже навсегда.

Пётр даже негромко хмыкнул.

Такого поворота событий он не ожидал. Внимательно вглядываясь в лицо Валерия Викторовича, Пётр силился понять, насколько всё это говорилось серьёзно, а не просто с целью его запугать. И ни одного намёка на притворство ему обнаружить не удалось. Валерий Викторович был предельно серьёзен.

— Ну, просто найду в таком случае другой зал, — невозмутимо ответил Пётр, хотя внутри уже начал понемногу закипать. — Выбор благо немаленький.

— Не сомневаюсь, что найдёшь, — согласился Валерий Викторович, слегка при этом кивнув. — Вопрос только в том, сколько тебя будут терпеть там? — добавил он следом. — И как скоро ты при таком подходе загремишь в тюрьму?

Пётр напрягся. Ему очень не нравилось, когда с ним разговаривали подобным образом. И пускай обычно он Валерию Викторовичу всё спускал, ибо действительно испытывал к нему определённое уважение, у всего должны были быть границы. И Валерий Викторович уже начинал эти границы пересекать.

Чуть подавшись вперёд, Пётр открыл было рот, чтобы на выпады в свой адрес ответить, однако тут у его уха зазвучал знакомый женский голос.

— Ты не можешь умереть… — прошептал он, и Пётр резко повернул голову влево. Никого не было. — Только не ты, Пьетро. Пожалуйста…

Пётр тут же повернулся в другую сторону и вновь же никого не обнаружил. Перед его глазами стоял большой стеллаж с грамотами, медалями и кубками. Никакой женщины. Из людей в комнате были только он сам и Валерий Викторович.

— Ты чего? — спросил последний.

— А вы не слышали? — спросил в ответ Пётр.

Он вновь заозироался по сторонам, но всё так же не смог никого постороннего обнаружить. И голос внезапно умолк.

— Что не слышал? — поинтересовался следом Валерий Викторович, так же начав вертеть головой. — Слушай, если это какая-то дурацкая шутка…

— Нет, — перебил его Пётр, в последний раз окидывая взглядом кабинет. — Не шутка. Наверное, просто показалось.

Тряхнув головой, чтобы прогнать это наваждение, он вновь сосредоточил свой взгляд на Валерии Викторовиче. Накатившая волна раздражения уже немного поутихла, так что можно было продолжать говорить спокойно.

— В общем, я вас услышал, — произнёс Пётр. — Есть что-то ещё, или я могу идти?

Валерий Викторович посмотрел на него с некоторым подозрением, но больше ничего спрашивать про его странное поведение не стал.

— Можешь идти, — сказал он. — И да, Петя, — продолжил Валерий Викторович, когда Пётр уже поднялся на ноги. — Я говорил тебе раньше и повторю вновь. У тебя огромный потенциал, — произнёс он уже менее суровым и куда более усталым голосом. — Не губи его. Ты потом сам себя за это не простишь.

— Я вас услышал, — повторил Пётр и, попрощавшись, вышел из кабинета.

Захлопнув за собой дверь, он не стал задерживаться в коридоре и сразу же взял курс на выход. Возле раздевалок на обратном пути ему встретился Слава.

— Привет, — быстро поздоровался он. — От Валерия Викторовича? Как всё прошло?

— А сам как думаешь? — ответил ему Пётр вопросом на вопрос, даже не подумав остановиться и нормально поговорить. — Увидимся через месяц. Если я вообще ещё захочу сюда приходить.

— Всё настолько плохо? — бросил ему вслед Слава.

— Хуже.

И на этом их разговор, собственно, и закончился. Петру вообще сейчас не хотелось видеться ни с кем их тех, кто вчера был с ним в пабе. Если бы они поступили, как настоящие друзья, и просто промолчали о случившемся, ничего выслушивать бы ему сегодня не приходилось.

Спускаясь по лестнице, Пётр задел плечом какую-то девчонку, но на её возмущённый возглас реагировать не стал. Ему хотелось как можно скорее выйти наружу и подышать свежим воздухом.

Но не получилось.

Его снова окликнули.

— Ты опять, что ли, подрался? — удивлённо вопросила у него Аня, как раз, когда он проходил мимо её стойки. — Неужели с Валерием Викторовичем?

Пётр нехотя остановился и повернулся к ней.

— Мне сейчас не до шуток, — строго сказал он.

— Да какие шутки? — ответила Аня с максимально серьёзным лицом, — У тебя кровь идёт.

Пётр нахмурился и опустил взгляд книзу. Ничего не было. Решив, что Аня всё-таки откровенно по-идиотски шутит, он уже начал поднимать на неё глаза, как вдруг заметил полетевшую вниз алую каплю. И падала она от его лица.

— Бл*ть, опять? — вопросил он, поднося к носу пальцы.

И да, у него действительно шла носом кровь. Снова.

— С*ка, — ещё раз выругался он, несмотря на то, что рядом стояла женщина с маленьким ребёнком. — Есть салфетка? — спросил он у Ани, и она тут же протянула ему платок.

Пётр с силой прижал ткань к носу и задышал через рот.

«Какого хера?» — задался он про себя вопросом.

Давление у него скакало, или что? Прежде с Петром такого не случалось.

— Вернись ко мне, Пьетро… — вновь зазвучал всё тот же до боли знакомый голос. Только вот Пётр понятия не имел, кому он мог принадлежать. — Не умирай…

— Да не умираю я, — резко выпалил Пётр, чем заставил Аню вздрогнуть.

— Я не… — начала оправдываться она.

— Я не тебе, — перебил Пётр, не став, впрочем, ничего, объяснять.

В основном потому, что сам ничего не понимал.

Попрощавшись и с Аней, и с Надей, он заверил, что платок потом вернёт и почти пулей выскочил на улицу. Уже у основания лестницы он отнял платок от лица и, взглянув на него, малость вздрогнул. Крови было много. Прямо очень много.

И не успел Пётр даже попытаться это осмыслить, как вдруг его скрутило. Живот заболел так сильно, что Пётр на одних инстинктах вцепился в него левой ладонью и присел на корточки. Он застонал. Негромко, ибо изо всех сил сдерживался. Но полностью подавить рвущийся из груди крик он всё равно не смог. Его внутренности будто в бараний рог сворачивали.

— Что с вами? — спросил подошедший сбоку мужчина. — Вам плохо? Вызвать скорую?

Пётр не ответил.

Он хотел, но попросту не мог. Стиснутые зубы банально отказывались разжиматься. А спустя две секунды Пётр понял, что не может даже вздохнуть. Лёгкие ему тоже не подчинялись. Пётр попробовал встать, но внезапно нахлынувшее головокружение заставило его упасть на колени.

Ужас.

Первобытный леденящий душу страх.

Он накрыл Петра с головой.

Что происходило? Он умирал? Почему? Как?..

И всё прошло.

Завершилось в мгновение ока.

Пётр глубоко вдохнул и, вцепившись рукой в перила, заставил себя выпрямиться. Сердце бешено колотилось, на спине проступил пот, а ладони дрожали, как при чудовищном морозе.

— Эй, парень? — вновь обратился к нему всё тот же мужчина с круглыми очками на лице. — Я звоню в скорую?

— Нет, — мотнул головой Пётр. — Не надо... Я сам дойду. Спасибо.

И, ничего больше не слушая, он действительно пошёл. Окровавленный платок всё ещё был зажат в его правой руке, а левой Пётр залез в карман джинсов, чтобы вытащить телефон. Он позвонил в клинику, в которую всегда ходил, если нужны были медицинские услуги.

Пётр не знал, что с ним происходило, но был полон решимости это выяснить.

Так быстро, как только мог.

Пётр поднял руку и бросил попрыгунчик в стену.

Мячик отскочил к стулу, ударился о его спинку, вновь улетел в стену, пересёк комнату и, отскочив от косяка, вернулся к Петру. Следующий бросок начался с пола, продолжился стеной, столом и ручкой полуприкрытой двери, а закончился всё той же ладонью. Третий заход включал в себя уже семь отскоков. А четвёртый и все десять.

Пётр вкладывал в броски всё больше и больше силы, и из раза в раз попрыгунчик следовал именно той траектории, которую он для него и задавал. При том, что на сам мячик в процессе Пётр практически и не смотрел. Полностью уйдя в свои мысли, он действовал чисто механически. Пётр просто проверял, что он всё ещё мог это делать.

В голове прокручивался вчерашний день. Кровотечение, тот странный болезненный приступ на лестнице и последующий визит к врачу. Петру повезло, и принять его смогли буквально через два часа после звонка. Кто-то из пациентов отменил свою запись, так что появилось свободное окно, которое Пётр собой и заполнил. Только вот на этом его везение и закончилось. Ведь объяснить, что с ним было не так, ему не смогли.

Терапевт выслушал Петра, внимательно осмотрел его и даже пригласил в кабинете пару профильных специалистов для консультации. И ничего. У Петра обнаружили признаки повреждения сосудов в носовой полости, из-за чего, собственно, и возникло кровотечение, однако причин этого назвать не смогли. В нос Пётр не получал, давление, по крайней мере на приёме, было в норме, явных следов воспаления из-за какой-либо инфекции тоже не нашли. Хотя как раз таки инфекция могла бы объяснить и боли в животе.

По итогу же получасового пребывания у врача Пётр получил список рекомендаций, направления на пачку анализов с обследованиями, а также три разных наименования лекарств. И смысла принимать последние он не видел совершенно, ибо получалось, что лечили ему неизвестно что, а цены на лекарства в аптеке были ну очень кусачие. Пётр в данный момент обладал слишком ограниченными финансами, чтобы вот так вот ими разбрасываться.

В общем, он ещё вчера, не покидая клиники, сходил на магнитно-резонансную томографию, дабы проверить голову, а сегодня утром сдал мочу и кровь. Оставалось только ультразвуковое исследование сделать, и тогда план минимум будет выполнен. Повторный приём Петру назначали на послезавтра.

Однако лично его всё проделанное не успокаивало вообще ни разу. Что с ним происходило он до сих пор не не знал, а воспоминания о вчерашнем приступе были слишком свежи и откровенно пугающи. Пётру ещё никогда в жизни не было так больно. Даже когда он в седьмом классе траванулся и блевал три дня подряд, живот настолько сильно не скручивало. Как же наивен он раньше был, думая, что ничего хуже того случая быть уже не могло.

Очередной бросок, и очередная серия отскоков.

Пётр внимательно прислушивался ко всем своим внутренним ощущениям, выискивая даже тени намёка на новую боль. Мобильный телефон лежал рядом, и в случае чего Пётр готов был сразу же звонить в скорую, ибо понапрасну рисковать он уж точно не собирался. Только не тогда, когда началась его карьера профессионального спортсмена.

Но всё же, сколько бы времени ни проходило, а ничего странного Пётр больше не замечал. Ни нового кровотечения, ни болей в животе, ни даже удивительно знакомого женского голоса, который ему никогда прежде не доводилось слышать.

Слуховые галлюцинации.

Именно из-за них по большей части Петра на томографию и отправили. Возникли подозрения на возможную черепно-мозговую травму. Пётр, конечно, заверял врача, что никогда так сильно по голове не получал, но тот, услышав, что он боксёр, сразу же сделал какие-то свои выводы. И переубедить его так и не удалось.

Хотя, быть может, доктор и был прав. Не всегда же требовался прямо уж сильный удар, чтобы кого-то вырубить. Достаточно было лишь правильно и в нужное время попасть. Возможно, Пётр и словил что-нибудь такое на одной из тренировок. Он уже ни в чём не решался быть уверенным.

Тем более что была в его галлюцинациях одна особенность, которую Пётр осознал далеко не сразу. Голос обращался к нему не на русском языке. И даже не на английском. Это было что-то, что Пётр если когда-нибудь и слышал, то однозначно не запоминал. И тем не менее он понял буквально каждое слово. Да так хорошо, будто с раннего детства только данным языком и пользовался. Всё казалось ему настолько родным и естественным, что Пётр и мысли не допускал, будто это мог быть не русский, пока не начал усиленно над всем происходящим задумываться.

Но толку от его открытия всё равно было мало. Ведь ответов оно не давало, а дополнительных вопросов порождало столько, что Пётр уже не знал, за что браться в первую очередь. В какой-то момент он даже подумал, что сходит с ума и всё ему просто мерещится. Идиотская мысль, которая, несмотря ни на что, упорно отказывалась куда-либо деваться. Будто червь, она копошилась в мозгу и вынуждала Петра раз за разом к себе возвращаться.

И Пётр бы, вероятно, ещё долго мог её прокручивать, однако из раздумий его вырвал звонок. Не телефонный, а дверной. Причём раздавшийся настолько неожиданно, что, бросая попрыгунчик, Пётр дёрнул рукой и зашвырнул игрушку прямо в книжную полку. Один из корешков хорошо так помялся, а отскочивший мяч затем врезался в настольную лампу, повалив её на пол. К счастью, ничего не разбилось.

— Бл*, — выдохнул Пётр, поднимаясь на ноги.

Попрыгавший ещё мячик закатился под стол.

Пётр поднял ламу, внимательно её осмотрел и, убедившись, что всё действительно было в порядке, поставил её туда, где ей и положено было быть. А тишину квартиры тем временем разрезал уже второй звонок. Чуть более продолжительный, чем первый.

Пётр повернулся в сторону коридора и молча уставился на дверь. Он не хотел её открывать. Кто бы там ни был, Пётр искренне желал, чтобы они поскорее ушли и оставили его в покое. Ему нужно было побыть одному.

Однако его надеждам не суждено было сбыться.

Звонок зазвенел в третий раз. И сразу после этого раздался голос.

— Это я, Петь, открывай, — сказала Таня. — Я знаю, что ты там.

Пётр тихо вздохнул. Вот только её ему сегодня и не хватало.

Секунду поколебавшись, он таки подошёл к двери, дабы посмотреть в глазок. И да, по другую сторону действительно стояла Таня. Её тёмные волосы были собраны в хвост, а голубые глаза словно пытались разглядеть его в ответ.

— Чего тебе? — спросил Пётр, не утруждая себя приветствием.

— Ключ пришла вернуть, — сообщила Таня и достала из кармана означенный кусок металла. — И поговорить.

— Давай завтра, а? — предложил Пётр. — И лучше по телефону. А ключ можешь оставить себе, — добавил он. — Всё равно менять замок буду.

Запорный механизм уже третью неделю как периодически клинил, и Пётр ещё два дня назад купил вместо него новый. Оставалось только один вытащить, а второй вставить. И Пётр бы уже это сделал, если бы не всё то, что с ним с позавчера приключалось.

— Я уже пришла, — ответила Таня. — Предлагаешь мне развернуться и топать домой?

— А это возможно? — с лёгким смешком поинтересовался Пётр.

— Нет, — строго отрезала Таня. — Открывай давай, или я сама это сделаю.

У Петра ещё промелькнула мысль о том, чтобы вставить ключ со своей стороны и заблокировать ей возможность входа, но это было бы совсем уж детским поведением. Он ещё не настолько пал, чтобы что прятаться в собственной квартире от бывшей девушки.

Ручка провернулась, и дверь с тихи скрипом подалась наружу.

— Ну привет, — таки поздоровался Пётр.

Таня открыла было рот, чтобы что-то ответить, но затем вдруг нахмурилась и внимательно к нему присмотрелась.

— Ты заболел, что ли? — спросила, чуть погодя, она. — Бледный весь.

— Плохо спал, — признался Пётр. — И со вчерашнего обеда ничего не ел.

— А причина?.. — вопросительно протянула Таня.

— Ты мне ключ, вроде, отдать хотела, — напомнил Пётр. — Ну так давай.

Он выставил вперёд ладонь, и Таня, немного поколебавшись, вложила ему в руку означенный предмет. Ключ был слегка шершавым и практически невесомым. И всё равно принимать его оказалось довольно неприятно.

— Дубликат не снимала, — заверила Таня, хотя в этом и не было никакой нужды.

— Заходи, — отступил в сторону Пётр. — Только учти, что уборку я давно не делал.

Бросив едва слышное: «Ну, разумеется», — Таня прошла в коридор и, разувшись, сразу же направилась к кухне.

Пётр, в свою очередь, оглядел быстро лестничную площадку и, никого более не обнаружив, закрыл дверь. Затвор негромко щёлкнул, а возвращённый ключ отправился на полку рядом с иным мелким хламом.

— Я сделаю чай, ты не против? — донеслось до Петра с кухни.

— Тогда мне кофе, — ответил он.

— Окей, — прилетело секундой позже, и Пётр взял курс на ванную.

Включив свет, он подошёл к раковине и присмотрелся к своему лицу. Выглядело оное действительно не очень. Бледнее обычного, с тёмными кругами у глаз и мелкой алой сеточкой на белках. Волосы и те пребывали в куда большем беспорядке, нежели обычно. Сегодня Пётр вообще не задумывался о своём внешнем виде.

И тем не менее совсем уж страшным ходить тоже не хотелось, так что он включил воду и наспех умылся, попутно загладив назад волосы. Ситуацию это, конечно, исправило несильно, но хоть что-то.

В кухню Пётр зашёл, продолжая вытирать лицо полотенцем, и рухнул на ближайший к себе стул за столом.

— Держи, — произнесла Таня, ставя перед ним тарелку с двумя бутербродами. Хлеб да колбаса. Ничего особенного. — Хоть так поешь.

Вопреки обстоятельствам, заметного голода Пётр не испытывал, однако от предложения отказываться тоже не стал. Так или иначе, а телу нужна была энергия.

— Благодарю, — сказал он и, отложив полотенце, надкусил первый бутерброд.

Одновременно с этим щёлкнул электрический чайник, отчего Таня повернулась к нему и быстро наполнила кипятком две заранее подготовленные чашки.

— Я вчера с папой разговаривала, — поведала она. — Он рассказал мне, что случилось.

— Ой, бл*ть, — выдохнул Пётр, сразу уловив, к чему всё шло. — Хоть ты не начинай, а? — попросил он. — При всём уважении к Валерию Викторовичу, но это вот вообще не твоё дело. Уж точно не теперь.

— Поверь, я ему сказала ровно то же самое, — ответила Таня, садясь вместе с чашками за стол.

— Но ты всё равно здесь, — заметил Пётр, принимая от неё кофе.

— Да, — подтвердила Таня, подув на чай и сделав маленький глоток. — Я всё равно здесь.

Они оба замолчали.

Пётр данного разговора просто не желал, а Таня совсем не торопилась одна его дальше развивать. И так и они просидели почти полминуты, за которые Пётр успел прикончить первый бутерброд.

— Чем планируешь заниматься этот месяц? — всё же первой нарушила тишину Таня.

— Работать буду, куда я денусь, — заявил Пётр. — За квартиру ж платить надо. Да и продукты чего-то сами собой в моём холодильнике не появляются. Залом моя жизнь не ограничивается, если помнишь.

— Кончай уже придуриваться, — попросила Таня с лёгкой примесью недовольства. — Ты понял, что я имела в виду.

— Вымаливать прощения ни у кого не собираюсь, — твёрдо сказал Пётр. — Сейчас просто подожду, а там посмотрим. Если и в дальнейшем у нас с Валерием Викторовичем взаимоотношения не заладятся, то уйду в другое место. Вот и всё.

Он взял второй бутерброд, разом откусил от него почти половину и залил в рот горячий кофе. Не без трудностей, но плохо разжёванный кусок горло всё же прошёл.

— Звучит почти как план, — с усмешкой заметила Таня.

— А это он и есть, — подтвердил Пётр.

— Ну, если уж ты всё решил, то могу лишь пожелать тебе удачи, — сказала Таня следом и отпила ещё немного чая. — Впрочем, тебе она и так, почему-то, всегда благоволила.

— Ага, конечно, — выдал с неприкрытым сарказмом Пётр, вспоминая все имевшиеся в его жизни несчастья.

Да одна только творящаяся с ним прямо сейчас чертовщина чего стоила.

— Ну давай, скажи ещё, что всё не так, — продолжила стоять на своём Таня.

— И скажу, — также не стал отступать Пётр. — Да чтоб ты знала, я…

— Живи, Пьетро, — вновь зазвучал у его уха посторонний голос. — Пожалуйста, просто живи…

Пётр резко обернулся и замолчал.

Никого.

Опять никого.

Но голос точно был. Пётр слышал его. Каждое произнесённое им треклятое слово.

Почему?

— И что же такого я должна знать? — спросила Таня. — Давай-давай, мне очень интересно послушать.

Но Пётр не ответил. Он вообще отстранился от присутствия Тани, полностью сосредоточившись на самом себе. Его правая рука поднялась к носу, чтобы проверить кровотечение, а всё остальное внимание было обращено строго вовнутрь. Боли не было. Пока. Да и кровь ещё не пошла. Пётр перепроверил это дважды.

Однако предыдущие разы точно говорили, что за галлюцинациями должно что-то последовать. И у Петра оставалось совсем немного времени, чтобы к этому подготовиться.

— Петя? — уже немного взволнованно обратилась к нему Таня. — Ты в поряд…

— Нет, — перебил её Пётр, резко вставая со стула. — Не в порядке.

Он схватил полотенце и заранее прижал его к носу.

— Мне нужно позвонить, — сказал он, делая первый шаг к выходу с кухни. — У меня…

Договорить он не успел. Его снова скрутило. Да так, что Пётр попросту упал.

Он ещё попытался ухватиться дрожащей рукой за спинку стула, но не смог этого сделать. Ноги подкосились раньше.

— Петя! — воскликнула Таня и, судя по всему, подбежала ближе. Но Пётр её уже не видел. Перед глазами всё поплыло. — Петя, что с тобой?! Петя?!

Пётр хотел ей ответить. Он правда хотел сказать Тане, как ему сейчас было плохо, и попросить вызвать скорую, но сведённые судорогой зубы банально отказывались разжиматься. Наоборот, с каждой его попыткой заговорить они лишь ещё сильнее вдавливались друг в друга, порождая новые очаги боли.

— Не оставляй меня, Пьетро, — вернулся голос. — Кто угодно, но только не ты. Прошу, вернись ко мне. Умоляю.

Боль усилилась, а Пётр забился в конвульсиях. Абсолютная каждая мышца в его теле была напряжена до предела, и он был уверен, что чувствовал, как они рвались.

Таня что-то в панике кричала. Пётр улавливал отдельные слова про кровь, про помощь, про время, но в какую-то осмысленную речь это уже не складывалось. Боль пожирала абсолютно всё.

Всё, кроме Её голоса.

— Ты обещал, Пьетро, — продолжала вещать Она. — Ты клялся, что мы всегда будем вместе. Что ты никогда не бросишь меня.

В венах побежал огонь. По крайней мере, именно так оно Петром ощущалось. Чудовищное жжение растекалось по его груди к животу и далее ко всем конечностям. Думать уже не было никакой возможности. Остался лишь бесконечный мысленный крик, порождённой уже, казалось, вечной агонией.

— Ты не уйдёшь, слышишь меня? — заявил голос, сменив мольбу на требование. — Я не позволю тебе этого сделать!

К огню добавилась молния. Она впилась Петру в позвоночник и тут же распространилась по всей нервной системе. Что не выжег огонь, расплавила уже она. Но и на этом всё не закончилось. Боль не исчезла, хотя болеть уже было попросту нечему. Ведь у Петра ничего не осталось. Не было ни рук, ни ног, ни головы. Только сознание. Съёжившийся до размеров атома пучок дистиллированного мучения.

— Живи, Пьетро! — потребовала Её голос, и Пётр физически ощутил его невозможное давление. — Живи, ради меня! Живи!!!

Взрыв.

Произошёл самый настоящий взрыв.

Кроваво-алая вспышка озарила собой бездну страдания, и в тот миг, когда она уже должна была стереть Петра окончательно, он увидел лицо. Лицо настолько прекрасное, насколько это только было возможно.

Бог?

Дьявол?

Нет…

Это был самый смысл всего сущего.

Это была Она.

— Ванда, — произнёс Пётр имя, которое никогда не слышал, но знал даже лучше своего собственного.

А затем его поглотила тьма.

Вначале не было ничего. Ни мыслей, ни чувств, ни даже базового восприятия действительности. Абсолютное ничто. Идеальное и нерушимое.

Но затем проявилась вспышка. Видение чего-то тёплого и родного.

Он сидел возле камина, в котором так завораживающе танцевали огоньки.

А за окном бушевала буря.

Гром гремел, сверкали молнии и яростно завывал ветер, от которого ходили ходуном ставни. Но он оставался спокоен. Он сидел на диване окутанный одеялом и прижимался всем телом к любящей матери. Она медленно поглаживала его по волосам и напевала что-то вроде детской колыбельной. И даже рёв шторма был не в силах заглушить её тихий и мягкий голос.

С другого от мамы боку сидела его сестра-близнец. Она также куталась в общее для всех одеяло и смотрела в огонь, периодически отрываясь, чтобы перевести взгляд на них с матерью. Она улыбалась, не разжимая губ.

Её звали Ванда.

А его…

А его звали Пьетро.

Ванда и Пьетро Леншер.

Новая вспышка, и вот уже он на футбольной площадке. Гоняет с другими мальчишками мяч. Его поставили вратарём, хотя он и просился быть среди нападающих. Но остальные его не слушали. Они были старше. Они говорили, что в нападении от него не будет толку. Они подшучивали над ним. И это его очень злило.

Он старался проявить себя. Ловил и передавал своим все мечи, которые только к нему попадали. Ни одного гола не было забито, пока он стоял на воротах. Он делал всё безукоризненно. Но ему всё равно не позволяли выйти. И когда очередной старший решил снисходительно потрепать его по волосам, он, наконец, не выдержал. Наглый мальчишка упал на землю с разбитым носом и непонимающе посмотрел на него.

Его звали Пётр.

Пётр Максимов.

И у него не было никакой сестры. Она могла бы быть, но умерла в тот день, когда мама их в муках рожала.

Ещё одна вспышка, принёсшая с собой пригородную дорогу и бегущего по ней Пьетро. Он опоздал на автобус и теперь изо всех сил старался его нагнать. Ванда вышла чуть раньше, а потому уже сидела внутри. Пьетро видел, как она просит водителя остановиться, но тот почему-то её совсем не слушал. Он всё продолжал и продолжал набирать скорость. А Пьетро всё отказывался от злосчастного автобуса отставать. Он не хотел оставлять Ванду одну и потому бежал вслед, напрягая до предела свои детские ноги. И он не отставал. Он бежал так, как не смог бы ни один другой ребёнок.

В следующий момент уже Пётр стоял у стены и выслушивал нотации от своей матери. Одет он был в чёрные брюки, белую рубашку и чёрный же пиджак. Наряд для первого сентября. Сегодня Пётр пошёл в третий класс. Он добросовестно отстоял линейку и отсидел классный час. Ему оставалось только прийти домой. Большего от него в этот день никто не требовал. Всё было предельно просто и понятно.

Так почему же сейчас он стоял перед мамой весь грязный и с кровоточащей губой?

Этого Пётр не знал. Что-то определённо случилось, но он никак не мог этого вспомнить. Между окончанием классного часа и появлением дома зияла чёрная дыра. Небольшой кусочек жизни, который нечему было заполнить.

Хотя…

В прорехе показался Пьетро. Он шёл вместе с Вандой по обочине дороги и энергично обсуждал сегодняшний день. Они говорили о новой школе и новых же одноклассниках. Пьетро сетовал насчёт их недавнего переезда, а Ванда же, напротив, убеждала его, как в новом месте здорово. Пьетро, впрочем, не соглашался. Там, в деревне, у него остались друзья. Те, кого он знал столько же, сколько себя помнил. А здесь … Здесь нужно было знакомиться со всеми заново. Это его изрядно удручало.

Однако Ванда оставалась непреклонна. Она держала его за руку и во всех красках расписывала то, сколько перед ними теперь открывалось возможностей. Они же теперь жили в городе. Да, не таком большом, но всё-таки в городе. Да ещё и на побережье. Огромные магазины, детские площадки и даже торговые и развлекательные центры. А уж то, что купаться в море можно было хоть каждый день, и вовсе приводило Ванду в неописуемый восторг. Она была очень рада тому, что они с мамой переехали. И Пьетро не оставалось ничего, кроме как её радостью проникнуться.

В очередной вспышке Пётр сидел на задней парте, водя пальцем по экрану телефона. Учитель физики что-то там говорил и писал мелом на доске, но Пётр его совсем не слушал. Он скучающе листал новостную ленту в социальной сети и какой-то интерес проявлял лишь тогда, когда попадались фото или рисунки с красивыми девушками. А уж если дамы были достаточно обнажены, то он даже мог сохранить тот или иной пост в закладках, дабы изучить его более дотошно позднее. Дома. За закрытой дверью.

В верхней части экрана появилось уведомление о новом сообщении. Это был Серёга. Писал, что его родители уезжали в деревню на пару дней, а потому у него можно было на ночь зависнуть. Пиво, девчонки, ночёвка. Всё было слишком привлекательным, чтобы отказываться, а потому Пётр немедленно согласился. В уме у него сразу возникло лицо Ленки из десятого «Б». А также её стройная и подтянутая фигура, от которой губы так и порывались изогнуться в довольной предвкушающей улыбке.

В следующий момент уже Пьетро сидел на заднем дворе дома, наблюдая за тем, как его сестра творила магию. Без палочки, без посоха и без дурацких невыговариваемых слов. Она просто шевельнула пальцем, и нарубленные Пьетро дрова вдруг взмыли в воздух, упав десятью метрами левее. Затем Ванда бросила взгляд на бадью, и вся вода в ней вмиг испарилась, обратившись облачком ускользающего пара.

И это было только начало.

Кружась в обворожительном танце, Ванда поднимала вокруг себя настоящий вихрь, что что срывал прочь пожелтевшие листья и вздымал кверху её длинные волосы. От её шагов из почвы высекались алые искры, а смех Ванды наполнял двор гипнотизирующим запахом лаванды и роз.

Пьетро мог только улыбаться и хлопать в ладоши.

Он искренне и бескомпромиссно радовался.

Как радовался спустя мгновение и Пётр, однако вот ему уже было совсем не до улыбки. Волнение и бьющее через край возбуждение едва не заставляли его сойти с ума. Ощущение лежащей на нём девушки так сильно разгоняло кровь, что даже приятное чувство опьянения, казалось, растворилось без следа. Ленка целовала его в шею и губы, а он неуклюже старался целовать её в ответ. Она была старше и опытнее, что порождало в Петре лёгкое чувство неполноценности. Он хотел держаться на равных или даже вести, однако ничего толком подделать не мог. Особенно когда пальцы Лены начали расстёгивать его ширинку. Внутри всё сжалось, а из головы улетучились последние здравые мысли.

Сердце Пьетро стучало даже быстрее, но причиной тому было не возбуждение, а чистый первобытный ужас. Он прижимал к себе сестру посреди разрушенного дома и в страхе взирал на того, кто парил перед ними в воздухе. Пьетро смотрел на Эрика Магнуса Леншера. Мутанта. Террориста. Одного из самых разыскиваемых и ненавидимых преступников на планете.

Пьетро смотрел на их с Вандой отца.

Матери рядом не было. С ней что-то случилось. Пьетро знал это, но… но он не помнил. Он точно видел всё своими глазами, однако вместо нужного воспоминания была лишь первая ночь Петра и Лены. Другая жизнь. Его другое «Я», не имевшее к происходящему никакого отношения. И всё же оно существовало. Там, где должно было существовать нечто совершенно иное.

Несмотря на все протесты, мольбы и угрозы, отец забрал Пьетро и Ванду с собой. Он ничего не хотел слушать, как не собирался и многого объяснять. Он лишь потребовал, и его дети вынуждены были ему подчиниться. Ведь оба его до смерти боялись.

А в которой уже по счёту вспышке памяти Пётр яростно противостоял своему собственному родителю. Но уже не отцу, а матери. Он ругался с ней, практически срываясь на крик, и она отвечала ему ровно тем же.

Дело было в её новом муже.

Пётр никак не мог ужиться со своим новоявленным отчимом. И неприязнь эта была взаимной. Дело даже дошло до рукоприкладства, итогом которого стала необходимость вставлять отчиму два новых зуба. Причина конфликта в воспоминании не озвучивалась, но она была и не важна. Важен был лишь текущий меж матерью и сыном разговор.

Мама обвиняла Петра в том, что он эгоист, ни во что её не ставит и не даёт ей нормально построит собственную жизнь. Парировал же Пётр все обвинения тем, что мать сама попросту не умела выбирать себе мужчин. Что его родной отец, бросивший её, едва она забеременела, что этот вот «предприниматель», о гнилой душонке которого он начал предупреждать её практически сразу.

В какой-то момент мама не выдержала и, обливаясь слезами, начала бить посуду. И Пётр тоже сорвался. Он в последний раз высказал ей всё, что думал и о ней, и об отчиме, после чего заявил, что переезжает жить к другу. А затем ворвался в свою комнату, быстро собрал рюкзак и, хлопнув дверью, ушёл.

Ушёл так, как не мог уйти Пьетро.

Его отец таскал их с Вандой по всему миру и вынуждал участвовать в том, что сам он называл войной за выживание мутантов. Пьетро обчищал инкассаторские машины, врываясь в них прямо на полном ходу, вламывался в тюрьмы, освобождая других мутантов-преступников, и даже служил курьером, что должен был доставлять взрывные устройства.

Пьетро ненавидел абсолютно всё из этого, но против отца пойти не мог. Он исполнял его волю беспрекословно, требуя взамен лишь, чтобы Ванде подобным заниматься не приходилось. Но отцу на его требования было плевать. Ванду он использовал так, как считал нужным, а мнение своего сына даже не думал учитывать. И неважно, сколь много заданий Пьетро успешно выполнял, уважения и признания со стороны отца к нему не прибавлялось.

Пётр же, с трудом окончив школу, уехал из родного города и больше свою мать никогда не видел. Он перебивался временными подработками, снимал найденную через знакомых квартиру и в какой-то момент пришёл в спортивный зал, где стал усиленно тренироваться. У него даже в первые в жизни появилась настоящая девушка, а не очередная подружка на одну-две ночи. Пётр постепенно начинал жить так, как и должен был нормальный взрослый человек.

Только вот буйный нрав его продолжал вырываться наружу.

Пётр с завидной регулярностью влипал в неприятности, и несколько раз достаточно плотно беседовал с представителями правоохранительных органов. К счастью, без составления соответствующих протоколов.

А в параллели жизнь Пьетро также не стояла на месте.

Война, которой так грезил его отец, наконец-то началась по-настоящему. Только вот объявил её не он и не ему. Безумный, но чрезвычайно сильный мутант, назвавший себя Апокалипсис, затопил Манхэттен, заморозил несколько городов Европы и породил ряд других катаклизмов и бедствий по всему миру. Он толкал речи о дарвинизме, о праве сильного, об эволюции, и объяснял этим убийства миллионов и миллионов людей. А также других мутантов. Тех, кого он считал слишком слабыми, чтобы унаследовать Землю.

Разумеется, его нашли и убили.

Цена была ужасна, но Апокалипсис всё же был остановлен. Во всех смыслах.

Однако дело его продолжило жить, ибо борьба с его смертью не прекратилась. Она лишь перешла в другую фазу. После едва не устроенного им геноцида мало какая страна продолжала относиться к своим гражданам-мутантам, как и прежде. Мгновенно появились ущемляющие их права законы, расплодились концентрационные лагеря и разгорелись не знающие пощады гонения.

Следующая ступень эволюции?

Нет, просто выродки, наделённые такими способностями, которые позволяли им уничтожить мир. Потому их нужно было подавлять и контролировать. А в отдельных случаях даже убивать и массово стерилизовать.

Человечество должно выжить.

Простой и понятный мотив.

И очень многие пошли за семьёй Леншеров, увидев, во что сей посыл выливался. Отец Пьетро собрал вокруг себя миллионы, с которыми захватил целый остров восточнее Мадагаскара, и основал там исключительно мутантскую страну. Ту, в которой он, разумеется, стал единоличным правителем. И «Магнус» перестало быть просто вторым именем. Это стало титулом. Первый Магнус Дженоши. Вот, кем он отныне был.

А Ванда и Пьетро стали его невольными наследниками.

Снова вспышка.

Пётр стоял на ринге и защищался от ударов наступающего оппонента. Это был спарринг. Тренер запретил ему отбиваться и велел полностью сосредоточиться на защите. Пётр уклонялся от джебов, блокировал удары ногами и отступал всякий раз, как его пытались затянуть в клинч. Ничего особенного. Как бы ни старался его спарринг-партнёр, а Пётр всё равно оставался неуловим. Как и всегда.

А всего мгновение спустя уже Пьетро демонстрировал чудеса скорости, преодолевая до ста метров за одну секунду. Он даже позволял себе бегать по водным и вертикальным поверхностям.

Затем вновь наступила очередь Петра.

И снова Пьетро.

Их жизни чередовались одна за другой, сливаясь во что-то вроде лоскутного одеяла. Или, скорее, пазла, что был собран из двух других. Элементы идеально подходили друг к другу по форме, однако совершенно не соответствовали по содержанию. И чем больше этих элементов становилось, тем более ненормальной получалась картина.

Он совершенно не понимал, кем он был.

Его звали Пьетро? Это у него была сестра, с которой они почти никогда не расставались, и безумец-отец, готовый ради власти на всё? Это он был мутантом, способным бежать быстрее гоночных болидов?

Или же он — это Пётр? По-своему уникальный, но всё же обычный человек. Его ли это нрав порождал в жизни столь много неприятностей? Он ли порвал все связи со своей единственной семьей?

Какая их этих двух личностей принадлежала ему? Какую из их жизней он прожил?

Может быть обе? Или вообще ни одну?

Он не знал. Не понимал. Хотел, старался, но… ничего не выходило. А воспоминаний меж тем становилось всё больше. Детство, юношество и первые шаги взрослого. Пробелы одной жизни заполнялись воспоминаниями из другой и наоборот. Они не были параллельны. Они насильно объединялись в одну.

Стало больно.

Он не знал, что именно болело, и даже не представлял, а что в принципе могло бы у него болеть. Но боль определённо была. И она медленно, но уверенно нарастала.

Он смотрел на Петра и Пьетро и видел, как много боли испытали они за свои короткие жизни.

Это была их боль?

Это от них она ему досталась?

Почему?

За что?

Кожа вспыхнула пламенем. Не буквально, но ощущалось всё именно так. Он вспомнил, как Пётр в детстве схватился за раскалённую сковороду. Сейчас он чувствовал нечто похожее, однако кратно сильнее и больше.

В горле что-то заскреблось.

Пьетро продирался сквозь море огня и, стараясь не вдыхать много дыма, отчаянно искал выживших.

По ушам резанул женский крик.

Пьетро обернулся к нему и увидел придавленную балкой девушку. У неё была зелёная чешуйчатая кожа, а в глазах с вертикальными зрачками застыли слёзы. Она сильно кашляла и молила о помощи.

Игнорируя горящую прямо на нём одежду, Пьетро подскочил к ней и голыми руками сдвинул пылающую балку в сторону. Он велел ей уходить. Пьетро помог девушке подняться, указал на выход и тут же вернулся к поискам остальных выживших.

Должны были быть ещё.

Просто обязаны.

Пьетро заходил всё глубже и глубже, смотря и прислушиваясь, как вдруг на краю восприятия что-то пошевелилось. Что-то большое и быстрое.

А долей мига спустя боль стала просто невыносимой. Из медленной и жгучей она превратилась в резкую и пронзительную.

А ещё потекла кровь. Очень много крови.

Пьетро попытался бежать, но споткнулся и упал на колени. А затем чей-то пинок повалил его набок.

Очередной удар.

Последний.

Мир замедлился, как никогда прежде, но повлиять это уже ни на что не могло.

Смерть Пьетро всё-таки настигла. Она его догнала.

Так почему же он проснулся и открыл свои глаза?

Он довольно долго смотрел в потолок, не шевеля ни единым пальцем.

Но даже так ему было тяжело.

Тяжело дышать, тяжело думать, тяжело просто существовать. Его будто поместили под гигантский невидимый пресс, что давил буквально на каждую клеточку его тела. И сильно легче со временем не становилось. Он едва всё это выносил.

Однако какой-то прогресс всё же был.

Он не знал, сколько времени на это ушло, но в какой-то момент просто почувствовал, что может наконец повернуть головой. И если верна была фраза: «Движение — это жизнь, а жизнь — это движение», — то именно этот самый поворот и должен был доказать ему, что он всё ещё жив. Жив по-настоящему.

Мышцы шеи нехотя принялись сокращаться, и взгляд его от серого потолка сместился к такой же серой стенке. А мгновение спустя вниманием его завладела та, кто, как оказалось, всё это время находилась рядом.

Ванда.

Пьетро не видел её лица, но и раскиданных поверх одела каштановых волос ему было достаточно, чтобы признать любимую сестру. Она сидела на кресле возле кровати и, крепко держа его за руку, полулегла на постель рядом с ним. Плечи её медленно вздымались и столь же медленно опускались вниз.

Ванда спала, поверну голову к изножью.

Пьетро открыл было рот, чтобы к ней обратиться, однако по итогу не выдавил из себя ни слова. И причин тому было сразу несколько.

Он не хотел её беспокоить, не был уверен, с чего начать, и, что самое важное, Пётр попросту эту девушку не знал. Он впервые в жизни её видел. А она сидела тут, у его кровати, и переплетала его пальцы со своими. Это было довольно странно. Пётр пока банально не понимал, как на всё происходящее реагировать.

Посмотрев ещё с пару секунд на затылок сестры, Пьетро обежал взглядом остальное помещение. И сразу же его узнал. Не мог не узнать, ведь это была его собственная комната.

Глаза Пьетро скользнули по вмонтированным в потолок светильникам и остановились на большом панорамном окне с видом на город. Сейчас оно было частично задёрнуто шторами, однако льющиеся из-за стекла лучи солнца всё равно обеспечивали достаточный уровень освещения. По крайней мере, жаловаться на излишнюю темень Пьетро уж точно не приходилось.

А потому он спокойно продолжал изучать своё окружение.

Изучать и частично поражаться, ибо даже из текущего его положения было видно, что своей площадью комната превосходила всю квартиру Петра. Человеку банально не нужно было столько места для своих нужд. Никому не нужно. И Пьетро в том числе, что можно было понять хотя бы по тому, как много пустого пространства в комнате оставалось.

Пьетро жил здесь уже не первый год, а всё равно не смог свою обитель чем-то осмысленным наполнить. Стол с компьютером у стены, беговая дорожка, шкаф с одеждой, пара тумбочек и набор вычурной, но в меру практичной мебели. Вот, собственно, и всё, что бросалось в глаза. И это при том, что почти всю мебель Пьетро попросту навязали. Сам он выбирал лишь кровать, компьютерный стол и компьютерное же кресло с откидывающейся спинкой и на колёсиках.

Пьетро помнил, что имелся здесь и отгороженный дверью санузел, однако, лёжа на кровати, посмотреть на него не мог. Да и не было в том сейчас никакой нужды. В туалет, во всяком случае, ему уж точно не хотелось.

Пролежав неподвижно ещё какое-то время, Пётр всё же решил попробовать подняться. Хотелось получше осмотреться, чтобы понять ситуацию, в которой он оказался. Да и не мешало задуматься о том, что ему делать дальше. Проснуться-то он проснулся, но одним этим ведь всё не ограничивалось. Не мог же он просто лежать в постели и надеяться на лучшее.

Надо было что-то предпринять.

И начать Пётр решил с того, чтобы освободить свою руку. Очень медленно и с максимальной осторожностью Пьетро разжал пальцы сестры и вытянул ладонь на себя. Ванда от этого, к счастью, не проснулась. Даже не поёрзала.

Но самая сложная часть была ещё впереди. Петру предстояло как-то заставить себя встать на ноги.

Сперва он всё так же медленно сполз на противоположный край кровати, после чего свесил с него ноги. Босые стопы коснулись пола, и холод последнего тут же отозвался в теле волной мышечного напряжения. И это помогло. Пётр упёрся руками в кровать и резче, чем рассчитывал, принял сидячее положение.

Голова от такого закружилась, а перед глазами затанцевали тёмные пятна.

Однако сдаваться Пётр не стал и, немного отдышавшись, продолжил.

Ноги всё больше дрожали по мере того, как на них перемещался вес всего тела. Поначалу Пётр оторвал от кровати свой таз, а затем, поймав равновесие, убрал и обе руки. И последнее действие едва не обернулось для него мгновенным падением. Колени предательски подогнулись, но Пётр усилием воли заставил их держаться, несмотря ни на что. Они могли бежать со скоростью в двести миль в час, так что уж с небольшой прогулкой по комнате просто обязаны были справиться. Пьетро знал это лучше, чем кто-либо ещё.

И всё равно первый шаг походил, скорее, на скольжение. Стопа, практически не отрываясь от пола, сместилась вперёд на жалкие десять сантиметров. Разочарование от подобного «движения» было почти что унизительным.

Однако шаг всё же был сделан. Лёд тронулся.

Второй дался Петру с точно таким же сопротивлением, а вот уже третий показался ему ощутимо легче. А затем и четвёртый, и пятый. Когда он дошёл до окна и выглянул наружу, Пётр уже мог, не трясясь, стоять на своих двоих, пускай и всё ещё в процессе тяжело дышал.

И, сдвинув влево плотную штору, он уставился на панораму города, усиленно его вспоминая.

Дженоша.

Уединённый остров и расположенный на нём одноимённый город-государство. Пьетро помнил, как ходил по его улицам и общался с местными жителями. Ванда часто составляла ему компанию.

Например, вон тот большой фонтан возле статуи его отца. Там каждую пятницу давала выступление группа мутантов-циркачей. Пьетро хорошо помнил, насколько завораживающее зрелище они порой устраивали. Особенно в последний раз, когда Ванда вызвалась к ним присоединиться. Её способность к манипуляции вероятностями и взаимодействию с квантовыми возможностями для стороннего наблюдателя зачастую выглядела как просто магия. Пьетро и сам долго время считал её кем-то вроде волшебницы. Или, быть может, ведьмы. Очень доброй и красивой ведьмы.

Пьетро всё это помнил.

Пьетро здесь уже был.

Но вот Пётр?

Он видел представшую ему картину в самый первый раз.

Эти устремлявшиеся кверху небоскрёбы, меж которыми парили умевшие летать мутанты. И это окружавшее город со всех сторон море. Ни с чем из этого ему сталкиваться прежде не приходилось. Ничего из этого он ранее не знал.

Пётр поднял левую руку и поднёс её к стеклу. Появилось полупрозрачное отражение. Наклонившись ближе, он точно так же увидел и своё лицо, однако сразу пришёл к выводу, что этого ему недостаточно. Нужно было что-то более чёткое. Он должен был на себя посмотреть.

Пьетро помнил, что в шкафу имелось ростовое зеркало, а потому незамедлительно направился к нему. Шаги давались всё легче и легче, так что всего через несколько секунд, он уже дёрнул дверцу из белого дерева на себя.

И лицо его было… нормальным. Знакомым.

Именно таким, какое он и ожидал увидеть. Это лицо знал Пьетро, и это же лицо знал и Пётр. Это было их лицо. А, значит, это совершенно точно было и его лицо. Никому другому оно не принадлежало.

Пьетро приподнял подбородок, покрутил его из стороны в сторону, а после внимательно присмотрелся к собственным глазам. Всё такие же голубые, как и прежде. Никаких перемен. Даже прозрачное третье веко было на месте. Главная защита его глаз никуда не делась. Это радовало.

И в то же время удивляло, ибо у Петра ничего подобного в прошлом не было. Его глаза всегда были нормальными человеческими. С самыми обычными веками. Ведь он-то мутантом никогда не являлся. Уж точно не в том смысле, которое вкладывал в это слово Пьетро.

Тогда что же?..

Раздался стук в дверь.

— Леди Ванда? — вопросил на английском тонкий девичий голос. — Это София. Простите за беспокойство, но ваш отец настаивает, чтобы вы вышли и поели. Он очень волнуется.

Пьетро тут же глянул на свою сестру, но та даже не шелохнулась. Лишь продолжила полусидеть-полулежать на его кровати.

— Леди Ванда? — вновь заговорила София по прошествии нескольких безмолвных секунд. — Прошу прощения, но мне было приказано войти, даже если вы не будете отвечать.

Ушей Пьетро достиг щелчок открываемого замка.

— Пожалуйста, простите, — вновь извинилась София, толкая дверь и заходя внутрь. — Прошло уже два дня и…

Она замерла, едва переступив порог. Тёмно-карие глаза упёрлись во всё так же стоящего у шкафа Петра и очень широко раскрылись. А мгновение спустя из её тонких пальцев выскользнул поднос.

Столкновение металла со мрамором выдалось громким. И лишь немногим тише разбилась фарфоровая посуда.

— Сэр… Пьетро?... — глухо спросила София, медленно отходя в коридор.

Однако для ответа времени не дали.

С обеих сторон от Софии тут же появились две фигуры в униформе дворцовой охраны и, заслонив её собой, точно так же ошалело уставились на полуголого Пьетро.

— Какого?.. — выдал парень со светящимися зелёным светом глазами.

Пьетро его узнал.

Джулиан. Телекинетик. Один из самых молодых сотрудников службы безопасности дворца. Они с Пьетро разговаривали пару раз. Ничего особенного. В основном банальный обмен приветствиями.

Но, по крайней мере, они были знакомы.

— Не может быть… — выдохнула следом металлическая девушка, которую Пьетро уже припомнить не мог.

И именно она быстрее всех с первичным шоком и справилась.

— Ты кто такой? — вопросила она предельно суровым голосом, одновременно с чем пальцы её левой руки обратились пятёркой острейших лезвий. — Как ты сюда попал? И как смеешь ты принимать этот облик?

Пётр замер в нерешительности.

Сперва он действительно почувствовал себя каким-то воришкой, пробравшимся на чужую территорию, однако быстро вспомнил, что это была комната Пьетро. Это была его комната. Он имел полное право здесь находиться.

— И как, — начал он на русском, — я должен, — продолжил на румынском, — это понимать? — закончил Пьетро на чистом английском.

Обращался он к Джулиану, как к единственному, кого хоть сколько-то знал. И лишь по истечении пары секунд понял, что что-то с его речью было не так.

А меж тем ворвавшаяся к нему парочка заметила мирно дремлющую Ванду. Которая почему-то до сих пор не проснулась.

— Миледи! — повысив голос, обратилась к ней девушка и тут же бросилась к кровати. Лезвия на её руке при этом никуда не делись. — Мил…

Пьетро оказался рядом.

Меньше, чем за секунду, он пересёк половину комнаты и схватил неизвестную за запястье. И сжал пальцы так сильно, что на металлической коже проявились заметные вмятины.

— Не трогай её, — потребовал он, опять смешивая разные языки.

— Что ты с ней сделал?! — выкрикнула в ответ девушка, одновременно с чем вторая её рука обратилась длинным обоюдоострым клинком. — Отвечай немедленно, или я…

Пьетро вновь не дал ей договорить.

Только лишь он заметил угрожающее ему острие, как инстинкты Петра сделали своё дело. Сжав левый кулак, он быстро нанёс точный удар девушке под дых, и её буквально от него отбросило. Она не согнулась и не упала. Она именно что отлетела, врезавшись затем в стену рядом с дверью. Тело её при этом сплющилось и оползло вниз.

— Сессили! — обернувшись к ней, выкрикнул Джулиан, но быстро взял себя в руки и вновь повернулся к Пьетро. — На землю! — потребовал он с горящими гневом глазами.

И это была не просто команда.

Пьетро ощутил, как его начала захватывать некая сила, что пыталась свалить его на пол и скрутить за спиной руки.

Да только вот покоряться ей Пётр уж точно не собирался.

Он резко подался в сторону, оказавшись у самого окна, и быстрее, чем Джулиан смог отреагировать, подскочил к нему слева. Локоть уже был согнут и занесён для хорошего удара, однако в последний момент Пьетро сменил траекторию и уберёг парня от участи обзавестись сломанной челюстью. При условии, что он в принципе смог бы это столкновение пережить.

Однако и просто ничего не делать тоже было нельзя.

Потому Пётр толкнул Джулиана плечом в грудь, сбив его на пол, и тут же отбежал к Ванде.

— Просыпайся, — попросил Пьетро, несильно тряся сестру за плечо. — На нас напали. Не знаю, что происходит, но нужно бежать. Сейчас же!

Но Ванда не реагировала.

— Руки прочь от неё!

Не вставая с пола, Джулиан послал в Пьетро телекинетический удар, который угодил тому в бок и отбросил на тумбу. Отчётливый треск разрезал воздух, но, к счастью, сломано было лишь только дерево. На Пьетро даже царапин не осталось.

Что, впрочем, очень быстро могло измениться.

Металлическая девушка — Сессили — тоже уже пришла в себе и, вскочив на ноги, ощетинилась множеством шипов и лезвий. Которые к тому же ещё и прямо на глазах удлинялись. Сессили и шагу по направлению к Петру не сделала, а сформированные ею орудия уже преодолели несколько метров, готовясь вот-вот его пронзить.

Но Пьетро видел их. Каждое поблёскивающее на свету острие.

И он доподлинно знал, что был быстрее их всех.

Схватив отломанную ножку, он подался влево и швырнул её перед собой, целясь Сессили точно в колено. И он попал. Металлические отростки как раз добили тумбочку, когда снаряд из дерева достиг положенной цели. Сессили потеряла равновесие и чуть отшатнулась вбок.

А Петру только это и было нужно.

Он тут же оказался рядом с ней и мощным ударом отправил Сессили в новый полёт. Она, в отличие от Джулиана, была Пьетро совершенно незнакома, да и свою удивительную стойкость продемонстрировать уже успела. Можно было не сдерживаться.

Но, к сожалению, одной только Сессили дело не ограничивалось.

Джулиан вновь атаковал Пьетро телекинезом, опять попытавшись его обездвижить. И пускай Пьетро, как и в первый раз, смог нежелательных последствий избежать, глобальной проблемы это не решало. Он всё ещё понятия не имел, почему тот, кто их с сестрой должен был защищать, вдруг нападал на него в его же собственной комнате.

В чём причина?

«Контроль разума? — предположил Пьетро, лихорадочно размышляя. — Копирующий способности перевёртыш? Или же…»

— Да чего ты творишь, Джулиан? — вопросил он, подскочив к поднимающемуся охраннику спереди. — Почему?

Тот выглядел растерянным.

Это хорошо читалось по его лицу.

— Прочь! — выкрикнул он и испустил вокруг себя телекинетическую волну.

Пьетро успел среагировать, а потому выскочил из зоны поражения за считанные мгновения до того, как его бы зацепило. Но вот пол вокруг себя Джулиан попортил знатно.

А позади него уже спешила в атаку Сессили. Одна её рука вновь стала клинком, а вторая обратилась уже палицей. Неестественно вытянув торс, она нависла над Джулианом и устремила к Пьетро сразу оба орудия.

Он, конечно, и тут уклонился, однако всё множащиеся в голове разрозненные мысли чуть-чуть его замедлили. Рука-меч Сессили его всё же достала. Слегка. Лезвие оставило на коже совсем крохотную царапину. Ничего хоть сколько-нибудь серьёзного.

И тем не менее Пьетро словно парализовало.

Этот красный след на его груди… Он напоминал ему кое о чём… О том, что произошло совсем недавно…

Он напоминал Пьетро о его смерти.

— Но как?.. — вопросил он сам у себя, не успев, впрочем, закончить.

В комнате появились новые лица, и Пётр тут же переключил всё внимание на них. Очередные сотрудники дворцовой службы безопасности. Кого-то Пьетро припоминал, а кого-то сейчас видел впервые. Но вот ту, что стояла впереди всех, он знал очень хорошо.

Фиолетовые волосы и фиолетовые же глаза.

Элизабет Брэддок.

Телепат.

«Спи», — раздался в голове её тихий голос.

И сознание Петра его тут же покинуло.

— Так и кто ты такой? — спросила Элизабет, садясь за стол с противоположной стороны.

Перед собой она бросила толстую папку, из которой выпало несколько фотографий Петра и Пьетро, изображавших разные периоды их жизни. На той, что проскользила к Петру ближе всего, были изображены он и какая-то девушка. Фото, судя по всему, было сделано в торговом центре. Пётр узнал его по фудкорту на фоне.

Присмотревшись к лицу девушки повнимательнее, он попробовал вспомнить её имя, но, как ни старался, так и не смог этого сделать. Хотя они точно были знакомы. Более того, они какое-то время состояли друг с другом в отношениях. Пётр даже помнил, как целовал её и спал с ней, но вот имя… Оно в его воспоминаниях попросту отсутствовало.

Пётр двинул правой рукой, чтобы взять фотографию и поднести её ближе, однако вдруг обнаружил на своих запястьях наручники. Он был прикован к небольшому кольцу, вваренному прямо в поверхность металлического стола.

— Ещё раз, — вновь обратилась к нему Элизабет, раскрыв перед собой папку и начав перебирать собранные в ней бумаги и фото. — Кто ты такой?

— Что это за глупая шутка? — задал Пьетро встречный вопрос. — Ты прекрасно меня знаешь, Элизабет. Уже два года как.

— Вообще-то, два с половиной, — поправила Элизабет, беря из папки фотографию, на которой были запечатлены она и Пьетро. Ночь, парк, Барселона. Их первая встреча, состоявшаяся по приказу его отца. — И знакома я была с Пьетро Леншером, а не с тобой.

— Я и есть Пьетро/Пётр, — резко ответил Пьетро. — И я приказываю немедленно прекратить этот балаган и объяснить мне, что происходит. Почему на меня напали? Почему приковали наручниками? — дёрнул он обе руки на себя, звякнув металлическими звеньями. — И куда ты меня притащила, чёрт возьми?

Пьетро окинул взглядом небольшое помещение, в котором присутствовали только они вдвоём. Всё походило на комнату для допросов из типичных американских сериалов. Даже большое стекло с левого боку имелось, которое по всем законам жанра должно было быть прозрачным с другой стороны. Плазменный телевизор на одной из стен разве что немного из общей картины выбивался.

— Повтори, как тебя зовут? — переспросила Элизабет.

Пьетро нахмурился.

— Пьетро/Пётр Леншер/Максимов, — отчеканил он каждое слово, уже даже не пытаясь скрывать своего раздражения. — Отпусти меня, Элизабет, — потребовал он. — Сейчас же! Когда отец узнает, что вы тут устроили, он с вас всех шкуру спустит. Вы тут совсем с ума посходили?!

На последней фразе Пётр откровенно взорвался, однако хоть сколько-нибудь значимого впечатления это на Элизабет не произвело. Она спокойно его крик выслушала и продолжила пристально взирать на него своими неестественно фиолетовыми глазами. И от взгляда этого ему становилось как-то не по себе. Будто бы его буквально видели насквозь. Каждый его потаённый страх и каждую же мысль.

— Как минимум у одного из нас с головой точно не всё в порядке, — согласилась Элизабет и взяла в руку пульт, которого мгновение назад в комнате однозначно не было.

Она нажала на красную кнопку, и экран телевизора загорелся, показывая побережье моря и бегущую по краю воды собаку.

Пьетро узнал этот момент. Он был в нём. В детстве.

И в подтверждение его мыслей через пару секунд в кадре показалась маленькая Ванда, что подбежала к собаке и, почесав её по влажной холке, крепко обняла.

— Осторожней, Ванда, — раздался детский голос Пьетро.

— Да ладно тебе, она не кусается, — ответила ему сестра. — Сам посмотри, — добавила она, поцеловав собаку в нос. — Прелесть же.

Камера приблизилась и опустилась ниже. На экране появились согнутые мальчишеские ноги и протянутая вперёд рука.

Съёмка велась от первого лица.

— Она может быть заразна, — сказал Пьетро, сам принявшись осторожно собаку поглаживать. — Так что хотя бы не давай её себя лизать, хорошо?

Пьетро смотрел на всё это и понимал, что ему показывали его же собственное воспоминание. Воспоминание, которое уже в следующую секунду сменилось видом тёмной комнаты и мерцающим экраном подключённого к системному блоку монитора.

Комната Петра и его же компьютер, за которым он играл в очередной шутер.

— Вот, — сказала Элизабет, отмотав воспоминание назад и поставив на паузу как раз в тот момент, когда побережье сменялось на комнату. Момент, когда на экране частично проявились оба этих момента памяти. — Что это такое? Ты можешь мне сказать?

Пётр открыл рот для ответа, но не смог выдавить из себя ни слова.

Глядя вот так со стороны, он понимал, что именно её смущало, однако не мог Элизабет этого объяснить. На экране всё было именно так, как он и помнил. Ровно в той же самой последовательности. И Пьетро не знал, как это можно было объяснить. Даже не представлял.

— Это же всё не по-настоящему, да? — спросил Пьетро, опустив глаза на разбросанные перед ним фотографии. — Ты, я… всё это… Мы в моей голове?

— Да, — подтвердила Элизабет.

— Тогда к чему расспросы? — вновь поднял на неё взгляд Пьетро. — Я не сопротивляюсь. Смотри всё, что хочешь. Бери и разбирай.

Элизабет тихо вздохнула.

— В том-то и дело, что я уже всё посмотрела, — поведала она, поднимая листок бумаги, на котором была приведена распечатка некоего разговора. По отдельным фразам Пётр догадался, что это была выдержка из одного из споров между ним и Валерием Викторовичем. — Досконально изучила каждое доступное тебе воспоминание. И всё равно не смогла понять, кто или что ты такое?

— Я сказал тебе, кто я, — ещё раз напомнил Пьетро.

— Да-да, ты держишь в уме два абсолютно равнозначных для тебя имени, — опустила листок Элизабет. — Одно принадлежит мутанту, которого я достаточно хорошо знала и который был убит два дня тому назад. Второе же — это имя человека, который о мутантах даже никогда не слышал. Что довольно странно, учитывая в каком мире мы живём, согласись?

Пётр ничего не ответил. Для него странным был сам факт существования кого-то вроде мутантов. Хотя в то же время Пьетро действительно к их числу относился. И знал о своей природе уже достаточно долгое время.

— Ты знаешь и помнишь многое из того, что знать и помнить должен был лишь Пьетро, — повела Элизабет дальше свои рассуждения, медленно раскладывая на столе бумаги. — И столько же в имеющихся у тебя воспоминаниях Пьетро пробелов, которые заполнены ещё одной жизнью. Пётр Максимов. Не совсем заурядный, но всё же человек, чьи воспоминания к тому же во многом противоречат, как воспоминаниям Пьетро, так и просто общеизвестным фактам. Если сосредоточиться только на них, то может сложиться впечатление, что проживал он в каком-то другом мире.

Элизабет посмотрела Петру прямо в глаза, но он снова промолчал. Ему и на это нечего было ответить.

— Я знаю, что ты хочешь разобраться не меньше моего, — заявила Элизабет, выдержав короткую паузу. — Ты растерян, зол и напуган. Ты знаешь меня, но вместе с тем разговариваешь со мной впервые в жизни. Это даже с моей перспективы воспринимается странно, а уж то, что ты при таких вводных до сих пор можешь внятно мыслить, иначе как чудом и не назовёшь. Попробуй я так слить в ком-то два столь различных жизненных опыта, и это в лучшем случае закончилось бы необратимыми повреждениями рассудка, — признала она несколько задумчивым тоном. — А с куда большей вероятностью бедолага бы просто умер или превратился в лишённый разума овощ.

— Меня это обрадовать должно или что? — вопросил Пётр, чуть дрогнувшим голосом.

— Скорее, насторожить и натолкнуть на новые мысли, — поправила его Элизабет. — Ты явно не сам с собой это сделал. Постарался кто-то другой. И ты совсем не против того, чтобы узнать, а кто именно это был, верно?

Пьетро шумно выдохнул.

— Это какой-то идиотизм, — проговорил он. — Мы же в моей голове. Ты читаешь все мои мысли. Зачем спрашивать и обсуждать? Сковырни поглубже, не знаю, но сама найди ответы на свои вопросы, и покончим уже с этим, — наполовину попросил, а наполовину приказал он. — Мне нужно к Ванде, — добавил Пьетро, не пряча своего беспокойства. — С ней что-то не так. Она не просыпалась, когда я пытался её разбудить.

Но Элизабет лишь продолжила сверлить его пристальным взглядом.

— Как ты умер? — задала она свой следующий вопрос. — Кто убил Пьетро Леншера?

— Не знаю! — выпалил Пьетро, с силой дёрнув на себя наручники. Цепь, к сожалению, снова не поддалась. — Не знаю я, ясно?! Я помню огонь, дым и!..

Он замер с открытым ртом, поскольку всё, что срывалось с его уст, материализовывалось прямо на глазах. Пьетро, Элизабет и стол между ними переместились в то самое море огня и дыма, на котором заканчивались воспоминания Пьетро.

Это было место его смерти.

— Мы в пункте временного размещения в порту Дженоши, — сказала Элизабет. — Недавно прибыл очередной корабль с беженцами из Австралии. Он перевозил подвергшихся гонениям мутантов. Они сошли на берег всего несколько часов назад. Затем прогремел взрыв, и Пьетро Леншер одним из первых ринулся в огонь. А спустя десять минут его нашли с пробитым сердцем и перерезанным горлом.

Пьетро чувствовал это. Раны, которые она называла. Они болели в эту самую секунду. И болели настолько, что Пьетро не мог дышать.

— Кто это был? — потребовала Элизабет ответа. — Ты же видел нападавшего?

— Я… — хрипло выдавил из себя Пётр. — Я не…

Он действительно видел, но не мог вспомнить. Это был кто-то большой и сильный. Пьетро это знал, но вот лицо и хоть какие-то детали от него ускользали.

А Элизабет всё продолжала давить и требовать. Она окунала Пьетро в это воспоминание, буквально силой заставляя его заново всё пережить. Элизабет хотела, чтобы он вспомнил то, чего не знал.

Всё превратилось в настающую пытку, которая, однако, совершенно внезапно прекратилась. Огонь, боль и даже сама Элизабет. Они в какой-то момент просто пропали, уступив место холодной и пустой черноте, что, впрочем, также не продлилась слишком уж долго.

Её разрезал властный мужской голос, заставивший Пьетро открыл глаза.

— Довольно! — гневно заявил седовласый мужчина, в котором Пьетро узнал своего отца. — Ты пропустила во дворец постороннего, потеряла тело моего сына и теперь ещё смеешь оправдываться?!

Лампа под потолком накренилась в сторону, а сковывающие Пьетро металлические путы впились в его кожу чуть сильнее. Внешние проявления вспышки гнева того, чья мутация заключалась в управлении магнитными полями.

Впрочем, стоящая напротив Элизабет не стушевалась.

Она не опустила виновато глаза, а продолжила твёрдо смотреть на отца Пьетро, встречая его испепеляющий взгляд с выражением непоколебимо профессионализма.

— Я не оправдываюсь, Магнус, — спокойно ответила она, как и подобало главе дворцовой службы безопасности. — Как уже сказала, мы проверили записи с камер видеонаблюдения. Никто посторонний в комнату с вашими детьми не входил. Штатные мутанты-сканеры это тоже подтверждают.

— Тогда это кто?! — не понижая тона вопросил отец, тыча пальцем в скованного Пьетро.

И Пьетро сам бы ему с удовольствием ответил, однако рот ему закрывало нечто вроде намордника, что не позволял вымолвить ни слова. Элизабет для ведения допроса определённо не требовалось, чтобы её «собеседник» мог с ней по-человечески говорить.

— Пока не могу сказать, — признала она, бросив на Пьетро быстрый взгляд. — Но он совершенно точно обладает воспоминаниями вашего сына. По крайней мере, их частью, — уточнила она. — В том числе и о моменте его смерти. Если позволите мне продолжить изучение его разума, то я узнаю, кто его уб…

— Нам и так это хорошо известно! — перебил её отец. — Моего сына убили люди! Те самые люди, что похвастались этим, не успело даже остыть его тело!

Он посмотрел на Пьетро с такой смесью гнева и отвращения, будто тот являлся самой худшей из мерзостей этого мира.

— И я никому не позволю глумиться над ним ещё больше, — сказал отец уже тише, но со всё той же сквозящей в голосе ненавистью.

А мгновение спустя Пьетро ощутил, как его оковы и намордник начали сжиматься.

Он задёргался на приваренном к полу стулу и напряг каждую мышцу в своём теле, пытаясь сопротивляться. Время замедлило свой ход, а скованные конечности затряслись с такой силой и частотой, что могли бы дробить камень.

Но металл — это не камень. Особенно тогда, когда его целостность поддерживал один из самых могущественных мутантов планеты.

— Магнус, прошу вас, остановитесь, — обратилась к отцу Пьетро Элизабет. — Если он умрёт, то узнать, кто он и куда пропал настоящий Пьетро, станет несравнимо сложнее. Он всё ещё может располагать информацией…

— Ты сама сказала, что не смогла найти в его голове ничего полезного, — вновь перебил отец, продолжая наращивать давление. — Может, хоть его мёртвое тело даст нам больше ответов.

Будь Пьетро обычным человеком, его бы уже несколько секунд как не стало. Но мутация, делавшая кожу, мышцы и кости достаточно прочными, чтобы выдерживать нагрузки на запредельных скоростях, выручала своего обладателя и здесь.

И, если сам Пьетро, возможно, и был уже мёртв, то вот Пётр от своей жизни отказываться не собирался. И было совершенно неважно, где он находился и кто там посчитал нужным его убить. Пётр готов был сражаться до последнего вздоха.

— Магнус… — вновь обратилась Элизабет к его отцу.

— Я всё сказа… — опять не пожелал он её дослушивать, однако на сей раз Элизабет не отступила.

— Нет, дело в другом, — перебила она. — Ваша дочь, она очнулась, и она уже…

Дверь за их спинами резко распахнулась.

— Ты что творишь, отец?! — выкрикнула переступившая порог Ванда, и давление на Пьетро тут же ослабло. — Что вы все здесь творите?!

— Простите, Магнус, — извинился вбежавший вслед за ней Джулиан. — Я пытался её остановить, но…

— Молчать! — рявкнула Ванда, и незримая сила вышвырнула Джулиана обратно в коридор, а дверь за ним сама собой захлопнулась. — Отпустите Пьетро, — потребовала Ванда, становясь между братом и отцом. — Немедленно.

— Ванда, успокойся и послушай, — заговорил с ней отец, делая шаг навстречу. — Кто бы это ни был, это не Пьетро, — мягко сказал он. — Твой брат мёртв…

Ванда стрельнула в Пьетро глазами, и все замки на его оковах синхронно щёлкнули. Цепи со звоном опали вниз, и даже намордник с лица сполз сам по себе.

— Ванда! — повысил голос отец, но Ванда его полностью проигнорировала.

Она быстрым шагом подошла к Пьетро и, нагнувшись, обвила руками его шею.

— Как ты? — спросила она с неподдельной заботой в голосе, обнимая Пьетро так сильно, как, наверное, только могла.

А Пьетро тут же обнял её в ответ.

— Хорошо, — ответил он, вдыхая запах её волос. — Теперь всё хорошо.

От осознания того, что с Вандой было всё в порядке, Пьетро и самому стало гораздо легче. Даже разливающаяся по всему телу боль, казалось, разом поутихла.

— Ванда, отойди от этого мерзавца, — потребовал их отец, поднимая в воздух все сброшенные с Пьетро оковы. — Это не Пьетро. Пьетро мёртв. Мы оба выдели его тело.

— Нет, — твёрдо сказала Ванда, разрывая объятья и заглядывая Пьетро прямо в глаза. — Это он. Я точно знаю.

По её щекам текли слёзы, а на устах играла бесконечно счастливая улыбка.

Подобную реакцию просто невозможно было изобразить. Её можно было только почувствовать.

— Но, миледи, это невозможно, — влезла в разговор Элизабет. — Да, у него есть некоторые воспоминания вашего брата, я это видела, но это совершенно точно не сэр Пьетро. Я была у него в голове, и это…

— Он, — упрямо повторила Ванда и, придерживая за руку, помогла Пьетро встать на ноги. — И, если вы хотите убить его, — добавила она, повернувшись к отцу и Элизабет, — тогда вам придётся сначала убить меня.

Её слова повисли в воздухе.

Заявление Ванды подействовало на всех не хуже ледяного дождя. Отец, Элизабет и даже сам Пьетро замерли и посмотрели на неё широко раскрытыми от удивления глазами. На несколько долгих, почти бесконечных, секунд в комнате воцарилась абсолютная тишина.

— Ванда… — первым выдохнул Пьетро, но более ничего сказать не успел.

Вмешался его отец.

— Дочь моя, — заговорил тот тихо, но предельно серьёзно. — Отойди от него. Сейчас же.

Подвластные его мысли оковы всё так же парили в воздухе, и Петру было предельно ясно, что стоит Ванде сделать шаг в сторону, как весь этот металл полетит прямо в него. И он рефлекторно сжал её ладонь чуть крепче.

— Выпустите нас, — так же тихо и твёрдо ответила Ванда. — Сейчас же.

Воздух почти физически задрожал от нарастающего между ними напряжения.

Все снова замолчали.

Элизабет бегала встревоженным взглядом от отца к Ванде и Пьетро и не смела больше встревать в уже откровенно семейную ссору. А Пьетро в то же время молча смотрел на то, как его сестра и отец доходят до точки кипения, лихорадочно размышляя, как же ему это остановить. Он должен был что-то сказать. Как-то успокоить отца, убедив его, что Пьетро — это действительно его сын. Что он именно тот, за кого себя выдавал.

Только вот было ли это правдой?

Часть Петра однозначно сказала бы, что нет, ибо он своего отца отродясь не видел. Но сейчас это было и неважно. Главное — снизить градус всеобщего накала.

— Отец… — осторожно начал он.

— Молчи, тварь, — тут же перебил тот. — Я тебе не отец, и не смей меня так называть, прикрываясь лицом моего мёртвого сына.

— Но это Пьетро! — возмутилась Ванда. — Это он, как ты не видишь?!

— Это ты не видишь, Ванда, — отрезал отец. — Горе застило тебе глаза, чем этот жалкий притворщик и пользуется. Очнись, дочь моя. Прошу, не надо его защищать.

Ванда вновь не сдвинулась с места, а на лице её застыла маска непоколебимой решимости. Ничто не могло заставить её отойти от Пьетро. Уж точно не тогда, когда ему угрожала смертельная опасность.

Но и он сам совсем не хотел подвергать её подобному риску. Пётр не мог просто прятаться за её спиной и надеяться на лучшее. В конце концов, на кону стояла именно его жизнь.

— Ванда, я же о тебе забочусь… — продолжил отец.

— Заботишься? — неожиданно даже для самого себя перебил его Пьетро. — Ты разрушил наш дом, отнял у мамы, заставил воевать ради твоих собственных амбиций, а теперь ещё и угрожаешь одного из нас убить. Это твоя забота, отец?! Так ты себе её представляешь?!

Он сжал левую руку в кулак и сделал короткий шаг отцу навстречу.

Они смотрели друг другу в глаза, в то время как парящий в воздухе металл сдвинулся на пару сантиметров к Петру. Но он не дрогнул. Даже не скосил в сторону взгляд. Он продолжал смотреть на своего отца, пока сердце бешено колотилось, а время то замедляло, то вновь ускоряло свой ход

Где-то на краю сознания пробежала мысль, что Пьетро опять намешал в своей речи несколько разных языков, но в данный момент ему было на это откровенно плевать. Его отец — полиглот. И что русским, что румынским, что уж тем более английским он владел на достаточном уровне, чтобы всё сказанное Пьетро понять.

— Мы уходим, — вновь взяла слово Ванда, делая шаг вперёд. — Мы вернёмся в комнату Пьетро и будем ждать там, пока ты наконец не успокоишься и не будешь готов с нами просто поговорить.

— Нет, — резко сказал отец. — Ты не останешься с ним наедине. Ни за что.

И снова они все упёрлись в тупик.

Или, по крайней мере, так Пьетро сперва показалось.

— Он вернётся в комнату, — продолжил отец, одарив Петра презрительным взглядом, — а мы с тобой поговорим. Прямо сейчас.

Пьетро аж немного растерялся от такого заявления. Всего несколько секунд назад отец готов был буквально его раздавить, а теперь вдруг проявлял милость? Подобные перемены просто не могли не вызвать в нём замешательства и изрядной доли скепсиса.

И Пьетро в своём недоверии был не одинок.

— Если ты рассчитываешь нас так разлучит, чтобы… — заговорила Ванда, но отец быстро её перебил.

— Я рассчитываю с тобой «просто поговорить», Ванда, как ты сама того и желаешь, — сказал он чуть более сдержанным и спокойным тоном. И было прекрасно видно, насколько нелегко это ему далось. — Кем бы или чем бы это ни было, — на мгновение повернул он голову к Пьетро, — его не тронут, пока мы не закончим. Даю тебе слово.

И в подтверждение его слов весь нацеленный на Петра металл мягко опустился на пол.

Ванда меж тем посмотрела на отца так, будто пыталась прочесть его мысли. Не по-настоящему, разумеется, но малейшие признаки лжи и недосказанности она на его лице определённо выискивала. И, по всей видимости, ничего не нашла.

— Хорошо, я согласна, — объявила она и повернулась к Пьетро. — Я скоро к тебе приду. Только дождись, хорошо?

Пьетро открыл было рот, чтобы ей ответить, но, испугавшись, что опять напортачит с языком, лишь коротко кивнул.

— Брэддок, отведи его в комнату, запри и приставь охрану, — отдал распоряжение отец. — Никто не входит и не заходит, пока я не разрешу.

— Будет исполнено, Магнус, — отозвалась Элизабет и, подойдя к двери, открыла им с Пьетро путь наружу. — Идём, — сказала она ему. — И не вздумай пытаться сбежать. Всё равно не позволю.

Пьетро не сомневался, что свою угрозу она более чем могла реализовать, однако и мыслей о побеге у него никаких не было. Уж точно не в одиночку.

Он снова посмотрел на Ванду, в последний раз сжал её руку и, осторожно поглядывая на отца, вышел в коридор. Там их уже ждали Джулиан и его напарница Сессили.

— Ведём его обратно, — коротко сказала Элизабет, и, хоть на лицах обоих и читался целый ворох вопросов, озвучивать их они не стали. Лишь дали понять, что всё исполнят. — Не отставай, — бросила затем Элизабет Петру.

И, несмотря на всё только что произошедшее, он просто не смог про себя не улыбнуться.

— Это такая шутка? — спросил он.

Но ответа не получил.

Весь их подъём сперва по лестнице, а затем и на лифте прошёл практически в полной тишине. Исключение составляли только изрекаемые Элизабет короткие команды, а также вздохи и ахи попадавшихся им на пути обитателей и гостей дворца. Все они смотрели на Пьетро, как на настоящее привидение, и либо застывали в изумлении на месте, либо спешно сворачивали в ближайший боковой коридор. Дополнительное доказательство того, что он для всех был мёртв.

И хоть мысли об этом и вгоняли в нечто вроде депрессии, Пётр ни на секунду не переставал поражаться тому, как все эти невольные свидетели его воскрешения выглядели. Одно дело — помнить, и совершенно другое — вот так вот их видеть. Подобного разнообразия даже в зоопарке было не сыскать, а ведь это всё представители одного и того же вида.

Мутанты.

И Пьетро был одни из них.

Эта мысль всё ещё очень странно укладывалась в его голове. Вроде, понятная и естественная, а вроде…

Не было подходящих слов, чтобы испытываемое Петром описать. Ему даже подумалось, что, когда Элизабет говорила о поразительности того, что он может внятно мыслить, она ему изрядно так польстила. Во всяком случае ни в воспоминаниях Пьетро, ни в воспоминаниях Петра ничего подобного точно не было. Хотя тот же Пьетро и отличался невероятной скоростью своего мышления. Ещё одно проявление его мутировавшего генома. Оно было с Петром и сейчас, но, как и всё остальное, воспринималось уже совершенно иначе. Нормально и ненормально одновременно.

Это почти сводило с ума.

Идя по коридору, в котором Пьетро бывал уже много раз, он вновь подумал о Ванде. Она осталась там с отцом один на один. Защищала его. Спасала. Вполне возможно, что ещё и рисковала собой.

Конечно, отец не должен был ей ничего сделать. К Ванде он всегда был более благосклонен и терпелив. Но Пьетро всё равно переживал. Не мог не переживать. Это же была его сестра.

Вскоре группа в последний раз свернула налево и в поле зрения показалась дверь в покои Пьетро. Немногим более десяти минут прошло с того момента, как Петра вывели из комнаты допроса, что красноречивее всяких слов говорило о размерах замка Магнуса. И ведь это Пьетро и остальные просто поднялись и прошлись ногами к восточному крылу. Потенциальный же путь от одного края замка к другому занял бы у них гораздо больше времени.

— Заходи, — приказным тоном сказала Элизабет, когда Джулиан открыл перед ними дверь.

Пьетро внимательно посмотрел на её лицо, потом глянул на Джулиана и, проигнорировав испепеляющий взгляд Сессили, вошёл внутрь. Дверь за ним мгновенно захлопнулась.

Пётр остался один.

Он был откровенно растерян и не знал, что делать, однако банально стоять на месте или даже лежать ему не позволяло бушевавшее внутри беспокойство. Денёк у него выдался крайне насыщенный, и пока нельзя было сказать, чем он должен был закончиться. Пьетро чувствовал себя заключённым, ожидавшим приглашения на собственную казнь. Что, на самом-то деле, было чрезвычайно близко к истине.

Пётр опустил глаза к полу, где всё так же валялся поднос и всё, что на нём сюда принесли. От вида испорченной еды у Пьетро заурчало в желудке. Он ничего не ел уже чёрте знает сколько, а его ускоренный мутацией метаболизм требовал постоянной подпитки извне. Пятнадцать-двадцать тысяч калорий в сутки — вот его норма. И это ещё если день был не слишком энергозатратным. В отдельных случаях Пьетро и до тридцати тысяч доходил.

— Могли бы хоть убраться, — посетовал вслух он, переводя взгляд на разломанную прикроватную тумбу.

Пётр подошёл к ней ближе и, сам не до конца понимая, зачем, начал собирать обломки в единую кучку. Наверное, хотел исправить хотя бы что-то из того, что было сломано. Или же просто искал способ выплеснуть куда-то внутреннее напряжение. Телу нужно было действие. Вот Пьетро и действовал.

После тумбы он сорвал с одной из подушек наволочку, намочил её в ванной комнате и вымыл пол в том месте, где София выронила поднос. В памяти невольно вспыхнули образы того, как мама приучала их с Вандой к чистоте и заставляла выдраивать свои комнаты едва ли не до блеска. Пьетро всегда управлялся быстрее и неизменно отправлялся на помощь сестре.

С другой стороны, Пётр уборку никогда не жаловал и отбивался от неё всеми возможными способами.

И снова этот контраст вводил его в замешательство.

Почему он всё это помнил? Как это было возможно?

Кто же он, в конце концов, такой?

Разобравшись с полом, Пьетро всполоснул наволочку в раковине и повесил её на борт ванны. А затем, после недолгих раздумий, он и сам принял душ. Понадеялся, что горячая вода поможет прочистить голову и даст толчок к тому, чтобы во всём разобраться. Да и пахло от него, правды ради, очень не очень. Как от чего-то сгнившего.

Пётр выкрутил правый кран до предела, и сверху на него полился едва ли не кипяток. Мало какой человек смог бы выдержать это спокойно, но для Пьетро такая температура была самой что ни на есть подходящей. Стандартную тёплую он уже с шестнадцати лет практически не чувствовал.

Закончив с водными процедурами и насухо затем обтеревшись, Пьетро вышел из ванной и взял курс на шкаф. Спортивные брюки, футболка и носки. Простой и практичный набор, который никак не сковывал его движения. Одевшись, Пётр вновь посмотрел на себя в зеркало, и увидел там лицо двух разных людей.

Подойдя ближе, он, как и после пробуждения, присмотрелся к себе очень внимательно, но ответов на терзавшие его вопросы опять не нашёл. Понятнее совсем не становилось.

Но понять нужно было.

Он умер. Пьетро умер. Он помнил это очень хорошо. Просто прекрасно, благодаря недавнему «общению» с Элизабет. Только личность убийцы оставалась для него загадкой, с чем, по-хорошему, тоже не мешало бы как можно скорее разобраться.

Однако…

Однако куда более важным вопросом всё же оставался: «Почему он жив, если умер»?

А также почему он помнил жизнь Петра?

Или же это Пётр помнил жизнь Пьетро?

Но тогда разве не должен он был сейчас находиться в своей квартире и там, например, пить чай или кофе? Почему Пётр был здесь, в комнате Пьетро, и ждал, когда его участь решат люди, которые не совсем люди, при этом являющиеся и одновременно не являющиеся его родственниками?

Что это всё за бред?

— Ха-а, — шумно выдохнул Пётр и отвернулся от зеркала.

Чем больше он об этом думал, тем запутаннее всё становилось. Он не понимал, где кончался Пётр, а где начинался Пьетро. И попытки отделить одного от другого даже в собственных мыслях ни к чему толковому не приводили. Это был путь в никуда.

Но что тогда ему со всем этим было делать?

Ища выходы, Пётр вновь обратил внимание на содержимое шкафа. Если он не мог ничего выяснить, капаясь в себе, может, стоило покопаться в том, что его окружало?

Пьетро помнил, что те немногие личные вещи, что отец позволил ему забрать из старого дома, он хранил в этом самом шкафу. Присев на корточки, Пётр схватился руками за походную сумку на самом дне и вытащил её наружу.

Простая, чёрная, сравнительно небольшая.

Пьетро доставал её раз или два в месяц. Иногда вместе с Вандой. В эти тихие и свободные от отца минуты они обсуждали то, какой была их жизнь и какой она могла бы быть. Прекрасные мгновения, всегда напоминавшие Пьетро о том, кто он, откуда и к чему стремился.

Было бы здорово, если бы это помогло ему и сейчас.

Расстегнув молнию, Пётр достал уже сдувшийся баскетбольный мяч. Мама купила его Пьетро на двенадцатилетние. Он тогда с площадки просто не вылезал, носясь по ней с одного края до другого и неизменно закидывая мяч в кольцо. Ванду это жутко бесило, ведь играть с ним неравных она не могла, а окрылённый радостью от подарка Пьетро крайне редко ей поддавался. После он, конечно, успокоился, но вот первое время…

Губы Петра сами собой изогнулись в улыбке.

Следом он достал старую игровую приставку c надписью «Nintendo» и несколько картриджей к ней. А после был семейный альбом с фотографиями, на разглядывание которых Пьетро убил почти полчаса. Он хорошо помнил, как делались одни из них, и абсолютно ничего не знал о других. Пьетро взял в руки фотографию с собой, мамой и Вандой на фоне большого дуба и изо всех сил постарался вспомнить, где и когда это было.

Ничего…

Просто ничего.

Для него этого никогда не происходило. И при этом он прекрасно помнил, как Пётр залез на похожее дерево, чтобы повесить тарзанку. Он эксплуатировал её целых три года, прежде чем стальной трос не износился окончательно.

Весёлое было время.

Вскоре, Пьетро докопался до по-настоящему раритетного кассетного плеера, что был обклеен кучей названий и логотипов различных групп. Подарок от Ванды на Новый Год. Она нашла его с набором кассет на какой-то барахолке и выпросила у мамы денег, чтобы купить. Было невероятным везением, что он тогда ещё работал и выдавал вполне приличное звучание. Пётр помнил, как Пьетро мог часами не снимать гарнитуру, заслушивая плёнки едва ли не до дыр. Если бы не «колдовство» Ванды, то до нынешних времён ни кассеты, ни плеер бы точно не дожили. А так можно было включать хоть сейчас.

И именно это Пьетро и сделал.

Он отыскал в сумке кассету с бессмертными хитами Джима Кроче, вставил их в плеер и, надев на уши гарнитуру, нажал нужную кнопку. Заиграла размеренная мелодия песни «Time In A Bottle».

Не прекращая слушать, Пётр встал с пола и подошёл к панорамному окну, снова глянув на Дженошу. С момента его пробуждения мало что изменилось. Только ходящих, скользящих и летающих по улицам мутантов стало больше.

Жизнь на Дженоше шла своим чередом.

И, кем бы он на самом деле ни был, отныне это была и его жизнь.

Время текло медленно. Мучительно медленно.

Пьетро успел дважды перебрать весь шкаф, навернуть по комнате с три десятка кругов и прослушать едва ли не всю свою коллекцию кассет. И ничего. Дверь так ни разу и не открылась, и к нему никто не пришёл. Даже когда Пётр сам стучал со своей стороны и просил ему принести что-нибудь поесть, в ответ он получал одну лишь тишину. Будто бы его решили просто замуровать в этой комнате и забыть, как страшный сон. Неприятное ощущение. Очень.

И всё же Пьетро продолжал ждать. Он ругался так, чтобы в коридоре его точно было слышно, но попыток вырваться и сбежать не предпринимал. Лишь пнул пару раз на эмоциях в стену, отчего на той образовались заметные вмятины.

Солнце уже час как скрылось за горизонтом, и не находящий себе места Пётр последние двадцать минут просто лежал на кровати и смотрел в потолок. Голова всё ещё полнилась всевозможными мыслями о том, кто он такой, где находился и как в такую ситуацию попал, однако ничего путного из них не выходило. Искомых ответов Пьетро не получал, а бесконечные размышления об одном и том же только ещё больше ухудшали его настроение. Даже лёгкая мигрень начала себя в какой-то момент проявлять.

А не думать не получалось.

Пётр искренне пытался и даже пробовал заснуть, закрыв глаза, но всё было без толку. Мыслительный процесс просто не желал останавливаться. Он даже особо не замедлялся. И хоть Пьетро и побаивался того, что в комнату войдёт его отец или кто-то из его подчинённых и объявит о решении его казнить, он всё равно хотел, чтобы что-то уже поменялось. Ожидание убивало не хуже любого яда.

Пётр поёрзал на кровати и шумно выдохнул.

И ровно в этот самый момент дверь его в комнату распахнулась.

Пётр резко вскочил с кровати и в мгновение ока приготовился как драться, так и бежать. Ноги его были чуть присогнуты, а руки подняты в стандартном для тайского бокса положении. Лишь короткая мысленная команда отделяла Пьетро от того, чтобы незамедлительно начать действовать.

Но он её не давал.

Напротив, Пьетро заметно расслабился, едва понял, что среди вошедшего к нему десятка лиц была и Ванда. Она ловко выскочила из-за спины отца и прежде, чем кто-либо успел ей возразить, оказалась рядом с Пьетро.

— Ванда, — недовольно окликнул её отец, но в очередную ссору превращать это не стал. Он даже не потребовал от Пьетро отойти, ограничившись лишь крайней неодобрительным взглядом. — В этом нет необходимости, — сдержанно сказал он, сцепив за спиной руки. — Мы же обо всём договорились. Пьетро никто и ничто не угрожает.

Пётр аж слегка рот приоткрыл от неожиданности.

Отец назвал его по имени. Там, в комнате допроса, он и тени сомнения не показывал, что не видел в нём своего сына, а теперь вдруг такое. Это малость обескураживало и вместе с тем давало новый повод для беспокойства. Его отец никогда не славился тем, что легко мог поменять своё мнение о чём-либо. Что же такого произошло, пока Пьетро был заперт в своей комнате?

— Значит, ты мне веришь? — прямо спросил Пётр, стараясь говорить на чистом английском.

Проведённое в одиночестве время дало ему возможность попрактиковаться, хотя отделять в голове один язык от другого всё ещё было довольно нелегко. Всё же русский и румынский были для него родными, а на английском Пьетро был банально вынужден постоянно разговаривать в последние несколько лет.

— Есть неопровержимые доказательства, — ответил отец, одарив его пристальным взглядом своих тёмно-карих глаз. — Мы провели целый ряд тестов и все они подтверждают, что ты мой сын. Доктор Фоли клятвенно заверил меня, что ты не клон и не перевёртыш.

На этих словах вперёд выступил парень с отливающей золотом кожей и выглядевший заметно младше Пьетро. На вид ему было лет пятнадцать или около того. И если Пьетро и знал его раньше, то сейчас совершенно точно не помнил.

— Всё так, — сказал он почти по-детски высоким голосом. — Я тщательно изучил все переданные мне образцы и могу подтвердить, что вы именно тот, кем выглядите, сэр. И я понятия не имею, как это возможно, — добавил он с неуверенной улыбкой. — Я был тем, кто констатировал вашу смерть. Ваши клетки были мертвы и…

— Но сейчас-то он жив, — перебила Ванда. — И это самое важное, — добавила она, обхватывая ладонь Пьетро своей.

— Да, — кивнув, подтвердил доктор Фоли. — Но всё же нам нужно провести дополнительные исследования. Сделать полное сканирование тела, взять образцы костного мозга, а также хотелось бы…

Заметив, как на него начали смотреть остальные, доктор сам себя остановил, смущённо попросил прощения и отступил на полшага назад, вновь встав рядом с самой крупной фигурой в комнате. И уж её-то обладателя Пьетро помнил очень хорошо.

Виктор Крид.

Личный телохранитель отца, представлявший собой более чем двухметровую волосатую гору мышц с ярко выраженными звериными чертами во внешности. Он ехидно хмыкнул, обнажив на мгновение металлические зубы, и сложил на груди громадные руки, когти на которых так же имели хромированный блеск. Виктор смотрел на Петра так, будто хотел разорвать его прямо здесь и сейчас, но это, в целом, был его обычный взгляд. Он на всех глядел, как на потенциальную добычу. Пьетро это всегда нервировало и даже пугало, но вот Пётр видел в этом, скорее, провокацию. Ему не нравилось, когда на него так смотрели. Совсем.

— Доктор прав, нам ещё многое предстоит узнать, — снова взял слово отец. — Состояние твоего разума тоже оставляет ряд пока нерешённых вопросов, — заявил он, быстро скосив взгляд на Элизабет. — Поэтому, Пьетро, я запрещаю тебе покидать дворец, пока мы не выясним, как и почему ты вернулся из мёртвых. Также за тобой будет вестись круглосуточное наблюдение.

Дальше отец озвучил ещё несколько новых правил и обязательных ежедневных процедур, которые Пётр обязан был соблюдать в дальнейшем, но слушал их Пьетро лишь краем уха. Куда больше его внимания было обращено к лицу отца, его взгляду и мельчайшим проявлениям мимики. Пьетро силился понять, что же именно за всеми этими словами крылось. О чём его отец думал, узнав, что его сын восстал из мёртвых и что он сам его чуть не убил во второй раз. Сожалел ли он, радовался ли, или, быть может…

— А сейчас позволь доктору и его помощникам взять у тебя ещё крови для анализов, — закончил отец и Пьетро рефлекторно кивнул.

Он сел на кровать и, практически не шевелясь, дал доктору Фоли и трём женщинам в медицинских халатах и масках над ним посуетиться. И одной лишь кровью дело не ограничилось. У Пьетро также взяли образцы слюны, залезли ватными палочками в нос и уши, и даже срезали небольшую прядь волос. И всё это на глазах у Ванды, отца, Элизабет, Виктора, Джулиана и Сессили.

Было довольно неуютно.

Впрочем, долго дело не продлилось. Даже забор крови прошёл на удивление гладко, хотя Пьетро и до последнего не верил, что обычная игла сможет достать вену на его руке. Он ожидал, что она, скорее, погнётся, не сумев даже слегка оцарапать кожу, но доктор Фоли заверил его в обратном. Он коснулся пальцем нужного места с внутренней стороны локтя, и Пётр ощутил лёгкие мурашки. А затем игла, не причинив никакой боли, вошла внутрь, и колбочка за считанные секунды наполнилась тёмной кровью. Ровно как и две, пришедшие ей на смену.

Когда же доктор Фоли закончил, у Петра даже алой точки на руке не осталось, не говоря уже о кровотечении. Жгут был снят, игла вынута, а прокол мгновенно затянулся. И хоть раны на Пьетро и всегда заживали куда быстрее, нежели у обычных людей, это было неестественно даже для него. Вероятно, доктор Фоли с его собственной мутацией постарались. По крайней мере, никого из присутствовавших увиденное однозначно не удивило.

Завершив всё необходимое, доктор Фоли поблагодарил Пьетро за содействие и, получив разрешение от его отца, покинул комнату вместе со всеми своими помощницами.

— И что дальше? — спросил Пётр, поднимаясь на ноги. — Вы все собираетесь тут стоять и вести за мной «круглосуточное наблюдение»? — спародировал он отцовский тон на последней фразе.

И судя по тому, как прищурились у него глаза, отцу данный ход не очень-то понравился.

— Нет, — произнёс он демонстративно спокойным тоном. — Охрана будет стоять у входа. Если куда-то идёшь, они тебя сопровождают. И это не обсуждается, — добавил отец с лёгким нажимом. — Мы выясним, что с тобой произошло. А до тех пор, будь добр, соблюдать установленные правила.

Виктор издал приглушённый рычащий смешок, от которого Пётр инстинктивно напрягся всем телом.

— Хорошо, — ответил Пьетро после короткой заминки. — Как пожелаешь, отец.

— Ценю твоё понимание, — заявил отец и явно засобирался покинуть комнату. — Пойдём, Ванда. Твоему брату нужен отдых. Не будем ему мешать.

— Вы идите, отец, — твёрдо сказала Ванда, делая короткий шаг вперёд. — Я бы ещё хотела поговорить с Пьетро наедине.

Отец чуть нахмурился.

— Пойдём, Ванда, — повторил он несколько более строгим и раздражённым голосом. — У вас ещё будет время. Но сейчас Пьетро лучше побыть одному.

— Нет, — вмешался Пётр. — Если Ванда хочет остаться, то я не против. На самом деле, буду только рад.

Он мельком глянул на Ванду, на что она ему едва заметно кивнула.

— Магнус, я не думаю… — взяла слово Элизабет, но отец оборвал её, подняв левую руку.

— Будь по-вашему, — сказал он. — Мы оставим вас. Брэддок, позаботься, чтобы моим детям никто не мешал, — разворачиваясь, отдал он распоряжение. — Надеюсь, хоть с этой задачей ты справиться в состоянии.

И, не дожидаясь ответа, отец быстрым шагом покинул комнату. Виктор ушёл вместе с ним, а Элизабет, Джулиан и Сессили немного подзадержались. Последним двум Элизабет приказала всё так же стоять у дверей в покои Пьетро, пообещав заодно прислать им смену в полночь. Оба приказ покорно приняли и вышли в коридор.

— Простите за всё, что сегодня было, — попросила Элизабет прощения, когда остались только она, Ванда и Пьетро. — Мне, правда, очень жаль. Я не хотела проявить к вам неуважения.

— Не стоит, Элизабет, — мягко сказала Ванда, подойдя к ней ближе. — Вы лишь делали свою работу. Мы всё понимаем. Правда, Пьетро? — спросила она, обернувшись.

— Да, — малость неуверенно подтвердил Пётр. — Конечно. Никаких обид.

Он даже слегка улыбнулся, но умом понимал, что Элизабет, как телепат, могла безо всякого труда разгадать его ложь. На Пьетро напали, едва он проснулся, вырубили, буквально заковали в цепи и устроили ему ментальный допрос. И всё это с подачи и при непосредственном участии самой Элизабет. Такое сложно просто взять и простить. Особенно Петру, который в принципе крайне редко спускал кому-либо с рук агрессию в свою сторону.

Но Ванда стремилась всех примирить, и Пьетро искренне хотел её в этом поддержать. Тем более что именно её дипломатичность сегодня его от повторной смерти и уберегла.

— Благодарю, — ответила Элизабет. — Если вам что-нибудь понадобится, сразу говорите Джулиану и Сессили. Они позаботятся, чтобы всё исполнили.

— Тогда могу я попросить, чтобы нам с братом доставили сюда ужин? — поинтересовалась с улыбкой Ванда. — Мы оба уже давно ничего не ели. А зная Пьетро, уверена, что он и слона сейчас вмиг проглотит.

— Двух — и ни слоном меньше, — добавил в шутку Пьетро, отчего Ванда весело рассмеялась.

Элизабет заверила, что всё будет сделано в кротчайшие сроки, и, попрощавшись, их покинула. Ванда и Пьетро остались одни.

— Наконец-то, спокойствие, — с облегчением выдохнула Ванда.

— И не говори, — согласился Пьетро. — Сумбурный выдался денёк, ничего не скажешь. Даже страшно подумать, что будет дальше.

— Как ты? — спросила Ванда ровно то же самое, с чего начала их разговор и в допросной. Она действительно за него волновалось. — Ничего не болит?

— Я в порядке, — ответил Пьетро. — Правда. Не то чтобы в полном, но жить буду. Наверно.

— Не шути так, — нахмурилась Ванда.

— Прости, я не специально, — заверил Пьетро. — В голове всё ещё жуткий бардак и… Слушай, а тот парнишка — точно врач? — поинтересовался он, пытаясь перевести тему. — Что он со мной вообще сделал, когда брал кровь? Это было довольно странно.

Ванда очень пристально на него посмотрела, и в глазах её заплескалось новое, немного отличное от прежнего беспокойство.

— Так ты и правда не помнишь? — тихо спросила она. — Элизабет говорила мне, но… Как много ты забыл?

Пётр не ответил.

Не сразу, по крайней мере. Вопрос был простой, но вместе с тем и невероятно сложный. Требовалось немного времени, чтобы обдумать и сформулировать толковый ответ.

— Не знаю, я же не помню, — начал Пьетро с очередной шутки. Очевидно, настолько же неудачной, как и предыдущая. Ванде она уж точно не понравилась. — А если серьёзно, то я не столько забыл, сколько помню что-то другое, — продолжил Пётр. — Целую другую жизнь, если угодно. Хотя не целую, а, скорее, половину. Или… не знаю, это сложно, — признался он. — Я весь день пытаюсь разобраться, но пока выходит не очень.

Он отвернулся и в который уже раз за сегодня направился к окну.

— Я помню тебя, помню отца, помню Дженошу, — указал Пьетро на светящиеся внизу дома и улицы. — Но помню и другие вещи, — невольно перешёл Пётр на русский. — Помню, как рос без сестры, как никогда не знал своего отца, как…

Он отвернулся от окна и негромко выдохнул.

— Я смотрел наш альбом, — кивнул он на лежащую на кровати книгу. — Всматривался в каждую фотографию, пытаясь вспомнить, когда и где они были сделаны. С каким-то получилось, с другими не очень. Я понимаю, что не помню огромный пласт своей жизни, но… Не знаю… Это даже не кажется мне таким уж неправильным. Ведь нет дыр, есть куски… Разные и зачастую неподходящие друг другу, но они есть. Память есть. Просто… она будто бы моя и не моя одновременно.

Ванда села на кровать, взяла в руки альбом и начала медленно его листать.

— А что ты помнишь? — спросила она. — О себе и о… нас? — подняла она исполненный надежды и муки взгляд.

Пьетро снова не стал спешить с ответом. Он прокручивал в голове их общие воспоминания и делал это с такой скоростью, на какую способен был лишь только он.

— Помню наш дом в Румынии, — сказал он, медленно подходя к кровати. — Самый первый. Старый и покосившийся. Помню, как ругалась мама, когда мы с тобой залазили по дереву на его крышу. Постоянно твердила, насколько это опасно.

Пьетро сел рядом и взял в свои руки ладонь сестры.

— Помню переезды. Помню, как начали пробуждаться наши силы, — продолжил рассказывать он. — Ты подожгла яблоню просто потому, что не могла допрыгнуть до ветки.

— В неё ударила молния, — поправила Ванда.

— Но она же загорелась? — настоял на своём Пьетро, чем вызвал у неё поистине очаровательную улыбку.

— Я хотя бы не заставляла маму раз в две недели покупать очередную пару кроссовок, — сделала Ванда ответный ход.

— Это продолжалось всего пару месяцев, — сказал в своё оправдание Пьетро. — Я довольно быстро всему научился, в отличие от тебя.

— Действительно, у тебя же такая сложная в освоении мутация, — прокомментировала Ванда с неприкрытым, но крайне весёлым сарказмом.

— Сложнее, чем кажется, — не стушевался Пьетро.

Он продолжил рассказывать Ванде о том, что помнил из общей для них жизни и подытожил всё словами: «Я помню, что мы всегда были вместе». Это, казалось, её обрадовало, но вместе с тем Пьетро заметил и какую-то печаль. А ещё неуверенность и, возможно, страх?..

Сложно было сказать.

Но то, что произошло дальше, повергло его в куда большее недоумение.

Ванда глубоко вдохнула, будто собираясь с силами, а затем посмотрела Пьетро прямо в глаза.

— А это?.. — спросила она и, не закончив, резко подалась вперёд, чтобы поцеловать его в губы. — Это ты помнишь?

Пьетро думал так быстро, как никогда прежде.

Ванда его поцеловала. Его сестра поцеловала его в губы. И это был вот ни разу не невинный сестринский поцелуй. Это был поцелуй женщины, адресованный мужчине.

А ещё она задала вопрос.

«Это ты помнишь?» — повторил про себя Пётр.

Нет. Этого он определённо не помнил. Как и ничего хотя бы отдалённо похожего.

Пьетро проматывал в голове абсолютно всё, что знал о себе и Ванде, и не мог найти ни одного такого же воспоминания. Он прежде не целовал свою сестру. В той части его воспоминаний, что принадлежала Пьетро, таких моментов попросту не было. А в воспоминаниях Петра и подавно, ибо до сегодняшнего дня он Ванду даже не видел.

Первой мыслью стало то, что Ванда над ним просто подшутила. Они с Пьетро с раннего детства дразнили друг друга и подтрунивали. Обычные братско-сестринские забавы. Ничего особенного. Зная, что Пьетро многого не помнил, Ванда могла бы…

Нет, не могла. Это какой-то бред. Пьетро же буквально вернулся из мёртвых. Какие к чёрту шутки? Тем более такого содержания?

Но тогда что это было?

Время вновь замедлило свой ход, отчего Пётр мог очень внимательно к Ванде присмотреться. Зрачки чуть расширены, рот приоткрыт, выражение лица взволнованное и даже… испуганное?..

Чего она боялась? Услышать отрицательный ответ? Или же быть отвергнутой, учитывая все странности в нынешней личности брата?

Нет, не это важно. Важно то, почему она в принципе своего брата поцеловала?

Да, у них с Пьетро всегда были очень близкие отношения. А как иначе? Они же близнецы. Они были вместе буквально с утробы матери и с самых ранних лет постоянно находились рядом друг с другом. Пьетро и Ванда всегда поддерживали один другого. И помогали. Они по-настоящему дружили. Да, бывало, и ссорились, куда же без этого, но в целом у них были образцовые семейные узы. Даже мама их за это хвалила.

Пьетро искренне любил свою сестру.

Но разве имела эта любовь и такую аморальную сторону?

Нет, нет, нет. Он опять слишком торопился. Нужно было вернуться к началу и подумать. Здесь должно было быть какое-то рациональное объяснение. Просто обязано.

Пётр вновь сосредоточил своё внимание на Ванде.

Она была привлекательной девушкой. Очень привлекательной. Это невозможно было отрицать. Он сомневался, что встречал хоть кого-то более красивого в любой из двух жизней, которые помнил. Но она же была его сестрой. Родной! Будучи детьми, они даже купались вместе в одной ванне, и Пьетро и мысли не допускал о том, чтобы…

У него разболелась голова.

Это была вполне реальная физическая боль, вызванная без меры ускоренным восприятием. Слишком много информации поступало ему в мозг в единицу времени и слишком же быстро её приходилось обрабатывать. Будь Пьетро сытым и отдохнувшим, дела обстояли бы совершенно иначе, но сейчас, после целого дня голода и стресса… Нагрузка была слишком большой. Пётр должен был замедлиться.

Но имелась проблема.

Ванда.

Она всё ещё была здесь, сидя напротив, и ждала ответа на явно с трудом заданный вопрос. И стоило Пьетро притормозить, как ему от неё уже было не убежать. Что-то пришлось бы сказать.

Вот только что?

Пьетро не хотел обижать Ванду. Ни в коем разе. Он её слишком любил, да и она банально спасла ему жизнь этим утром. В очередной раз, ибо за бурные из-за отца последние годы вытаскивать его из лап смерти ей приходилось минимум трижды. И если у них с Пьетро действительно были подобные отношения, то… Как же она должна была себя почувствовать, узнав, что, вернувшись с Того Света, он об этой связи попросту не помнил?

Об этом даже думать не хотелось, не то что воплощать в жизнь.

Однако… Однако какое-то решение всё же необходимо было принять. Чем больше Пётр оттягивал неизбежное, тем сильнее у него болела голова.

И хотя он, несмотря на все усилия, так и не нашёл достойного ответа, время всё равно принялось ускоряться. Пётр не хотел этого и всячески сопротивлялся, однако победить собственную природу не мог. Пьетро увидел, как медленно вздымалась и опускалась грудь Ванды, вторя её дыханию, а также уловил движение её руки. Ванда подняла свою ладонь, чтобы коснуться его щеки.

И Пётр не дал ей этого сделать.

Тяжело и учащённо дыша, он перехватил Ванду за запястье и осторожно опустил его вниз. Это был его ответ. Лишённый слов, но предельно понятный.

— Ванда, я… — начал было объясняться Пьетро, однако в этот момент раздался стук в дверь.

— Сэр, миледи, — донёсся с другой стороны голос Джулиана. — Ваш ужин готов. Разрешите войти?

Пётр перевёл взгляд на дверь, а после снова посмотрел на Ванду. Губы её плотно сжались, а глаза явно заблестели сильнее, чем должны были.

— Да, конечно, — чуть дрогнувшим голосом произнесла она и, высвободив руку, резко поднялась на ноги. — Заходи.

Отвернувшись от Пьетро, она быстрым шагом направилась к двери, которая уже открывалась. Джулиан вкатил внутрь тележку, а сопровождавшая его Сессили окинула Ванду с Пьетро подозрительным взглядом. Хотя, если точнее, то подозрительным он был по отношению только лишь к Петру.

— Большое спасибо, — поблагодарила Ванда. — Мой брат очень голоден. Приятного аппетита, Пьетро, — добавила она, обернувшись, и улыбка на её лице была столь фальшивой, что не обманула бы Петра, даже будь он полуслеп на оба глаза.

Ванда едва сдерживала слёзы.

— Не буду тебе мешать, — сказала она, вновь отворачиваясь. — Спокойной ночи. Я ещё навещу тебя завтра.

— Ванда… — пробовал окликнуть её Петро, но сестра его уже не слушала.

Она просто ушла, а в присутствии Сессили и Джулиана он не мог ей сказать то, что было по-настоящему нужно.

Охранники обменялись вопросительными взглядами, после чего отливающая металлом Сессили обратилась к Петру.

— Что-то случилось, сэр? — осторожно, но с лёгким нажимом поинтересовалась она.

Пьетро посмотрел на неё и, прекрасно понимая, что после сегодняшнего утра особой любви к нему Сессили не питала, лишь тихо вздохнул.

— Нет, — мотнул он головой. — Всё в порядке. Ванда просто устала. Это был… тяжёлый день. Для всех.

Сессили ещё пару секунд сверлила его пристальным взглядом, вслед за чем произнесла что-то вроде: «Да, вы правы. Прошу прощения, если влезла не в своё дело», — и вместе с Джулианом вышла обратно в коридор. Дверь захлопнулась, отрезая Петра от всего мира и вновь оставляя его наедине с собой.

— Бл*ть, — тихо выругался он.

Это был какой-то п*здец.

Схватившись за ручку, он подтащил тележку к кровати и, приземлившись на оную, принялся есть. Быстро, жадно, и по большому счёту механически. Тело его действительно нуждалось в энергии, и потребность эту необходимо было закрыть. Но вот разум… Разумом Пётр не желал есть совершенно.

Перед его мысленным взором стояло лицо Ванды.

То самое, якобы улыбающееся, но на самом деле льющее слёзы. От него внутри всё сжималось и скручивалось, заставляя Пьетро испытывать почти физические муки. Он чувствовал себя последней сволочью на Земле. Это из-за него она плакала. Это он заставил её страдать.

Пётр злобно разорвал пополам запечённую утку и голыми руками закидывал в рот жирное мясо. На вкус он внимания не обращал, хотя приготовлена птица была просто бесподобна. Повар сегодня расстарался на славу. Пьетро вспомнил добродушного на вид толстячка, который заведовал дворцовой кухней. Франклин Дьюкс. Он же «Пузырь», как его нередко называли за глаза остальные. Пьетро не знал, готовил ли эту утку именно он, но вкус действительно был очень достойный. В любой другой вечер Пётр бы искренне им наслаждался.

Сейчас же он просто ел.

На то, чтобы расправиться с говяжьим супом, уткой, тарелкой картофельного пюре, двумя свиными стейками, куриным салатом и литром апельсинового сока у Пьетро ушло неполных десять минут. Свою сверхскорость он при этом к делу не подключал. Просто был настолько голоден.

Закончив, он тщательно вытер руки с лицом бумажными полотенцами и, постучавшись в дверь, вернул тележку своим охранникам/тюремщикам. Организм требовал добавки, однако Пётр сейчас не хотел ни с кем разговаривать, чтобы об этом попросить. Ему нужен был покой. Хотя бы на какое-то время.

Вернувшись к кровати, он устало рухнул на спину и, сложив за головой руки, уставился в потолок.

Всё было сложно. Очень и очень сложно.

И Пьетро пока искренне не знал, как ему вступать в следующий день.

* * *

Ночь прошла беспокойно. Сколько ни старался, Пётр так и не смог уснуть.

Он ворочался, кутался в одеяло, сбрасывал его и накрывал голову подушками. Ничего не помогало. Хоть Ванда и ушла уже много часов назад, а мысли о ней не покидали Пьетро ни на миг. Даже переживания о собственном воскрешении беспокоили его не так сильно, как их с Вандой поцелуй и её практически рыдающее лицо. Они вспыхивали перед глазами всякий раз, как он смыкал свои веки.

Пётр пытался понять, как это могло случиться. Изо всех сил пытался.

Он раз за разом погружался в их совместные воспоминания, ища там что-то, что подсказало бы ему, как они дошли до такого. Это же неправильно. Они брат и сестра. Они не должны были… Как они могли?..

Но Пьетро ничего не находил. Итоговый вердикт от изначального нисколько не отличался. Он такого просто не помнил.

Но это же было? Ванда же ему не врала? Зачем бы ей? Может, они всё-таки пошу…

Нет, нет и ещё раз нет. Здесь не было и не могло быть ничего смешного.

Пётр в очередной раз перевернулся на спину и уставился в потолок. Солнце уже начало подниматься над горизонтом, разгоняя доселе царивший в комнате мрак. Жаль лишь, что что разум Петра оно так же прочистить было не в состоянии. Это бы ему очень сильно помогло.

Шумно выдохнув, Пьетро приподнялся на локтях и принял сидячее положение.

Так продолжаться не могло. Не мог он просто лежать здесь и думать о том, чего банально не знал. Ему нужно было поговорить с Вандой. Она всё помнила и, следовательно, могла объяснить, как это произошло. Пьетро должен был узнать всю историю, чтобы решить, что ему делать дальше.

Вернее, что им делать дальше. Речь шла отнюдь не про него одного.

Окончательно укрепившись в своём стремлении, Пётр соскочил с кровати и направился в ванную комнату. Там он быстро привёл себя в порядок, насколько это было возможно, после чего достал из шкафа первый попавшийся комплект одежды. Простая белая футболка да не сковывающие движения чёрные штаны. И пара шлёпанцев, чтобы не разгуливать по замку босиком.

Пьетро посмотрел на себя в зеркало, и, если не считать кругов под глазами, выглядел он вполне приемлемо. На сына правителя суверенного государства, конечно, не тянул, но он и не на светский раут собирался. Пьетро просто хотел поговорить со своей сестрой.

Дёрнув на себя дверь, он тут же столкнулся со своими новыми охранниками. И, в отличие от прошлого раза, теперь он узнал их обоих.

Слева к нему повернулся двухметровый антропоморфный кусок гранита, что каким-то чудом умудрился натянуть на себя униформу дворцовой службы безопасности. Его звали Санто Виккарро.

— Доброе утро, сэр, — поздоровался он своим низким скрежещущим голосом, от которого в голову сами собой лезли мысли о камнепаде. — Вам что-то нужно?

— Утречка, — куда более вальяжно поприветствовал Пьетро второй охранник, не прекращая при этом играть пальцами с зажигалкой. Сент Джон Эллердайс. Худощавый блондин со способностью манипулировать огнём, но не его создавать. — Как спалось?

Санто одарил коллегу недобрым взглядом, но комментировать его фамильярность не стал. Петру это, в целом, тоже было безразлично.

— Нормально, — солгал он, отвечая сперва на последний вопрос. — Хочу пройтись, — ответил Пьетро уже на первый. — Вы, я так понимаю, идёте со мной?

— Таков приказ, — подтвердил Санто.

Несмотря на достаточно грозный внешний вид и грубый голос, он всё равно умудрялся звучать уважительно и с лёгким уколом вины. Он явно понимал, что должен был не столько оберегать Пьетро, сколько за ним следить, и, судя по всему, ему это не очень-то нравилось.

— Тогда идём, — сказал Пьетро, делая шаг наружу.

Закрыв дверь, он уверенно двинулся по коридору, а Санто и Джон пристроились чуть позади него. Первый буквально гремел при каждом шаге, а второй порождал ритмичные щелчки, то откидывая, то вновь захлопывая крышку зажигалки. Шуму от их троицы было слишком много. Особенно как для раннего утра.

На первых порах Пётр хотел направиться прямиком к Ванде, но, приняв во внимание своё нынешнее сопровождение, решил с этим повременить. Не хотел он доставлять ей настолько сильные неудобства. Беседа им и без того предстояла очень непростая. Да и по-хорошему оную вообще не стоило начинать с того, чтобы будить Ванду в такую рань. Пьетро очень хотел с ней поговорить, это правда, но и чувство такта тоже иметь было надо.

Поэтому он взял курс на лестницу.

С Санто спуск на лифте им всё равно не светил, ибо слишком уж он был огромный, а так ещё и можно было немного осмотреться. Пётр всё ещё испытывал это двоякое чувство: дворец был ему знаком и совершенно чужд одновременно. Со своей комнатой он уже более-менее примирился, но всё остальное по-прежнему вызывало лёгкие мурашки. Что-то вроде эффекта зловещей долины.

На пути им попадались другие сотрудники службы безопасности, а также просто редкие жаворонки. И те, и другие смотрели на Пьетро крайне неоднозначно. Он всё ещё был сыном их повелителя, но при этом и являлся буквально живым мертвецом. Может, с отцом Пьетро по большей части всё и уладил, но вот остальным определённо требовалось время, дабы к нему привыкнуть. Петру и самому оно требовалось. Из-за всех этих взглядов он вновь начал размышлять о том, насколько всё же неправильным выглядело его нынешнее существование.

Только лишь Ванда принимала это так, как, наверное, и подобало любящей семье. Как Чудо.

Правда, сама любовь её оказалась очень далека от понятия правильного.

Пьетро вздохнул.

Это превратилось в какой-то замкнутый круг. Мысли о смерти приводили его к Ванде, а попытки не думать о Ванде, возвращали его к размышлениям о смерти. И при этом ни в первом, ни во втором случае какого-то приемлемого разрешения добиться своими силами не получалось. Всё становилось только сложнее и запутаннее.

Желая хоть как-то переломить ситуацию, Пётр, оказавшись на первом этаже, ускорил шаг и направился во внутренний двор. Островок природы и зелени в этом монументальном царстве металла и камня. Свежий воздух. Именно то, что сейчас Пьетро и было нужно.

Санто и Джон едва за ним поспевали, временами даже переходя на лёгкий бег, что в исполнении Санто было одновременно и комично, и опасно. Пол и стены из-за него вполне явственно потряхивало.

Впрочем, до двора было не далеко, и совсем скоро они втроём остановились под сенью большого ветвистого дерева. В нос тут же ударил запах цветов, коры и чего-то землистого. Пьетро вдохнул его полной грудью, и ему сразу стало спокойнее. Это напомнило ему о тех местах, где они с Вандой росли, будучи ещё детьми.

Простые, понятные и невероятно счастливые времена.

Петру хотелось бы вновь там оказаться.

И, по всей видимости, не ему одному.

— Доброе утро, миледи, — поприветствовал Санто также показавшуюся во дворе Ванду.

Джон вторил в свойственной ему манере.

— Оставьте нас, — не попросила, но приказала Ванда, подходя к Пьетро ближе. — Я хочу поговорить с братом наедине.

Спорить с ней никто не стал. Санто вместе с Джоном отошли от них на почтительное расстояние, но встали так, чтобы хорошо обоих видеть. Задачу по охране и слежке с них никто не снимал.

У Пьетро образовался ком в горле.

— Присядем? — спросила с улыбкой Ванда, указывая на ближайшую к ним скамейку.

Пётр кивнул.

— Ты не помнишь, — утвердительно произнесла она, когда они оба сели.

— Нет, — подтвердил Пьетро.

— Совсем ничего? — уточнила Ванда.

— В этом плане — нет.

— Ясно…

Повисла тишина. Тяжёлая, неловкая и настолько густая, что Петру захотелось срочно чего-нибудь выпить. Чего-нибудь очень холодного.

Он смотрел себе под ноги, пока не решаясь поднять на Ванду глаза.

— Ты… можешь мне рассказать? — неуверенно спросил он, сплетая пальцы в замок. — Как это было, и почему мы?.. Ну… ты понимаешь… — не стал он этого произносить, скосив взгляд на Санто и Джона.

Слышать они их были не должны, но риск раскрытия всё равно присутствовал.

— Конечно, — сказала со смешком Ванда. И смешок этот вышел очень грустным. — Но сперва давай немного прогуляемся, — предложила она и, взяв Петра за руку, встала на ноги. — Ты ведь не против?

Пётр заглянул в её изумрудные глаза и увидел в них страх.

Скрываемый, но самый что ни на есть настоящий.

Ванда боялась, что он откажется.

Но разве мог Пьетро ей отказать?

— Конечно, — ответил он тем же самым словом, что чуть ранее произнесла она сама. — Куда пойдём?