Семья героев (джен)

Два года пролетели, словно два удара сердца — незаметные в общем ритме жизни, но каждый отмерял новую веху в их взрослении. Лес, некогда казавшийся безграничным и полным тайн, стал для них так же привычен, как собственная ладонь. Они знали каждую тропу, каждый овраг, каждый ручей в радиусе многих километров от деревни. Их тела обрели ту особую стать, что отличает юношу от мальчика — гибкую силу, скрытую в поджарых мышцах, и уверенность в каждом выверенном движении.

Но жизнь их состояла не только из тренировок и охоты. Лето перед их четырнадцатилетием выдалось особенно тёплым и ознаменовалось ежегодным праздником урожая — событием, которого вся деревня ждала с нетерпением. Это было время, когда суровый быт отступал, уступая место веселью, музыке и танцам до самого утра.

В день праздника центральная площадь гудела, как растревоженный улей. Воздух был пропитан ароматами жареного мяса, сладкой выпечки и терпкого эля. Рейн и Белл, освобождённые от своих обычных обязанностей, помогали расставлять столы и развешивать гирлянды из полевых цветов. Именно тогда их и застала Элара, дочь деревенского старосты. Росшая, рыжеволосая и веснушчатая, она обладала бойким нравом и никогда не лезла за словом в карман.

— Глядите-ка, наши "герои" решили снизойти до простых деревенских дел! — с ехидной ухмылкой протянула она, уперев руки в бока. За её спиной, краснея, пряталась её подруга Лина — тихая, светловолосая девушка, чьи глаза всегда с робким восхищением следили за Рейном.

Белл на мгновение опешил от её напора, но тут же широко улыбнулся, почесав затылок. «Привет, Элара. Мы решили, что праздник сам себя не подготовит», — добродушно ответил он, хоть и чувствовал, как начинают гореть уши. Он всё ещё был неловок в общении с девушками, но годы, проведённые с Рейном, научили его не пасовать перед вызовом, даже словесным.

— Мы всегда помогаем, Элара. В отличие от некоторых, кто только языком чесать умеет, — спокойно парировал Рейн, с лёгкой улыбкой принимая от друга ленты.

— Ах так! — глаза Элары азартно блеснули. — Тогда может, померяемся силой, а не языками? Армрестлинг! Прямо здесь и сейчас! Проигравший исполняет любое желание победителя! — она с вызовом посмотрела на Белла.

Белл с сомнением посмотрел на свою руку, потом на руку Элары. Вызов был неожиданным, но отступать было уже поздно. В его рубиновых глазах загорелся соревновательный огонёк. «Хорошо, — кивнул он с серьёзным видом, который так забавлял Рейна. — Но если я выиграю, ты поможешь нам донести вон те бочонки с элем».

Под улюлюканье собравшихся зевак они уселись за стол. Рука Элары на удивление была крепкой и мозолистой, но Белл, несмотря на всё своё смущение, оказался сильнее. Скрипнув зубами от напряжения, он медленно, но верно прижал её руку к столешнице.

— Ну что, красавчик, твоя взяла! — немного покраснев, пропыхтела Элара. — Загадывай желание. Только учти, бочонки я таскать не буду!

Белл на мгновение задумался, его лицо было совершенно серьёзным. «Тогда... — протянул он, — ты должна будешь... э-э... »

Рейн прикрыл лицо рукой, сдерживая смех. Практичность и наивность его друга были поистине безграничны.

— Позволь, я переведу, — вмешался он, положив руку на плечо Белла. — Он имеет в виду, что в качестве награды ты составишь ему компанию на первом танце у костра сегодня вечером.

Белл удивлённо захлопал глазами, посмотрел на Рейна, потом на хитро улыбающуюся Элару, и его щёки наконец-то залил румянец. Он не ожидал такого поворота.

— А он не так прост, как кажется! Договорились, белобрысый! Жду тебя у костра! — подмигнула Элара и, утащив за собой Лину, скрылась в толпе.

Вечером, когда над деревней зажглись звёзды, а в центре площади запылал огромный костёр, Белл, собравшись с духом, сам подошёл к Эларе. Первые несколько мгновений он двигался немного скованно, пытаясь вспомнить шаги, которые видел на прошлых праздниках. Но вскоре его природная ловкость взяла своё. Он перестал думать и просто позволил музыке вести его. Элара с удивлением обнаружила, что этот простодушный парень двигается с неожиданной лёгкостью и силой. Он не был изящным танцором, но в его движениях чувствовалась грация, и это завораживало.

Рейн же стоял в стороне, наблюдая за ними, когда рядом неслышно возникла Лина. — Это было жестоко с твоей стороны, — тихо сказала она. — Он должен учиться, — так же тихо ответил Рейн, не отрывая взгляда от танцующих. — В городе ему придётся общаться не только с монстрами.

— Вы ведь уйдёте? — в её голосе прозвучала грусть. — После фестиваля. Все об этом говорят.

— Да.

Они помолчали, глядя на пляшущие языки пламени. Этот праздник, полный жизни и смеха, казался прощанием. Последним ярким воспоминанием перед долгой и неизвестной дорогой.

...

Сегодняшний день был особенным. Воздух, казалось, звенел от предвкушения. Четырнадцать лет. В этом мире это был не просто очередной день рождения, а порог, переступив который, ты переставал быть ребёнком. Это был возраст, когда мечты либо обретали плоть и кровь, либо обращались в пыль несбывшихся надежд.

На их тренировочном полигоне, который за эти годы превратился в идеально ровную, утоптанную площадку с несколькими истерзанными манекенами по краям, царила необычная тишина. Рейн и Белл стояли друг напротив друга, босые по пояс, и их дыхание сливалось в единый ритм с шелестом листвы. Это был не просто очередной спарринг. Это был экзамен. Итог всех прожитых вместе лет.

— Готов? — голос Рейна был спокоен, но в глубине его янтарных глаз плясали предвкушающие огоньки.

— Более чем, — ответил Белл. Улыбка коснулась его губ, но рубиновые глаза были предельно серьёзны. Он больше не был тем мальчиком, которого нужно было подталкивать. Он был воином, готовым бросить вызов своему учителю и другу.

Движение началось без предупреждения. Белл сорвался с места, и земля, казалось, изогнулась под его ногами. Он не просто бежал — он сокращал дистанцию с ошеломляющей скоростью, используя технику, которой Рейн учил его годами: короткие, взрывные шаги, переносящие вес тела с пятки на носок, превращая каждый толчок в импульс.

Первый удар был обманкой — финт в корпус, рассчитанный на то, чтобы заставить Рейна сместиться. Но Рейн не двинулся с места. Он видел эту уловку за мгновение до того, как она была исполнена. Вместо того чтобы уклоняться, он сделал короткий шаг навстречу, его ладонь, подобно голове кобры, метнулась вперёд, целясь не в кулак Белла, а в его локоть, чтобы нарушить структуру атаки и вывести того из равновесия.

Но Белл был готов. В последний момент он изменил траекторию удара, его кулак раскрылся, и пальцы попытались захватить запястье Рейна. Одновременно его вторая рука нанесла хлесткий удар по рёбрам. Рейн был вынужден отступить, разрывая контакт. На его боку мгновенно проступило красное пятно.

«Быстро, — с внутренним удовлетворением отметил Рейн. — Он не просто реагирует. Он думает, адаптируется прямо в бою.

Бой превратился в калейдоскоп стремительных атак и контратак. Белл был подобен шторму — его удары сыпались градом, каждый был нацелен на уязвимые точки, каждая атака перетекала в следующую без малейшей заминки. Он использовал всё, чему научился: резкие смены уровня, удары ногами в голень, чтобы сбить темп, короткие толчки плечом, чтобы разорвать дистанцию. Его стиль, отточенный Рейном, был прагматичен и жесток, лишённый всякой показухи.

Рейн же был скалой посреди этого шторма. Его движения были экономичны, почти минималистичны. Он не тратил силы на лишние уклонения, предпочитая встречать атаки Белла жёсткими блоками и парированиями, отводя его удары в сторону и используя инерцию друга против него самого. Он видел бой на несколько шагов вперёд, предугадывая намерения Белла по малейшему напряжению мышц, по повороту плеча, по смене взгляда.

— Неплохо, — выдохнул Рейн, когда ему удалось уйти от очередной серии ударов и на мгновение зайти Беллу за спину. — Но ты слишком предсказуем. Ты атакуешь сериями по три-четыре удара, а потом делаешь паузу, чтобы восстановить дыхание.

— А ты слишком много говоришь! — огрызнулся Белл, резко разворачиваясь на пятке. Его нога взметнулась вверх, нацеленная в голову Рейна. Удар с разворота — опасный и сложный приём.

Рейн пригнулся, пропуская свистящую над головой ступню. Ярость Белла делала его сильнее, но и более опрометчивым. Пока Белл завершал разворот, теряя на долю секунды равновесия, Рейн шагнул вперёд, его рука легла на опорное колено друга, а плечо врезалось тому в грудь.

Подсечка. Классический приём, который они отрабатывали тысячи раз. Но в этот раз что-то пошло не так. Белл, уже падая, умудрился извернуться в воздухе. Он упал не на спину, а перекатился через плечо, и, не останавливаясь, ударил ногой снизу, выбивая опору из-под самого Рейна.

Они рухнули на землю почти одновременно, подняв облачко пыли. Мгновение они лежали, тяжело дыша, глядя в чистое голубое небо сквозь прорехи в листве. А потом Белл рассмеялся. Громко, раскатисто, от всей души.

— Кажется… ничья? — прохрипел он, вытирая пот со лба.

Рейн улыбнулся в ответ. Он мог бы увернуться, мог бы закончить бой раньше. Но он хотел увидеть именно это. Не победу, а упорство. Способность бороться до самого конца, даже когда кажется, что всё проиграно.

— С днём рождения, Белл, — сказал он, поднимаясь на ноги и протягивая другу руку. — Пожалуй, ты сдал.

...

Не сложно было понять, что время, которое казалось бесконечным, неумолимо подходило к концу. Лето, последовавшее за их днём рождения, было наполнено последними, отчаянно-яркими днями детства. Но с первыми холодными ветрами, принесшими запах увядающей листвы, стало ясно, что меняется не только сезон. Осень в том году пришла рано, окрасив лес в медь и золото. Дни стали короче, а ночи — холоднее. И с каждым днём угасал дедушка Белла. Его смех звучал всё реже, а шутки потеряли свою остроту. Он больше не сидел целыми днями на крыльце, предпочитая дремать в своём кресле у очага. Его могучее тело, скрытое под маской дряхлости, наконец, начало сдаваться по-настоящему.

Белл метался, не находя себе места. Он пытался ухаживать за дедом, варил ему похлёбки, которые тот едва пробовал, укрывал его пледом. Но он был бессилен перед главным врагом — временем.

В один из вечеров, когда ледяной ветер завывал в трубе, дед подозвал их к себе. Он с трудом говорил, его голос превратился в слабый шёпот.

— Не кисните, птенцы, — прошептал он, и тень его прежней улыбки тронула его потрескавшиеся губы. — Так бывает.

Он посмотрел на Белла, и в его выцветших глазах плескалась безмерная нежность.

— Ты… хороший мальчик, Белл. У тебя душа героя. Не потеряй её. Не дай этому грязному миру запачкать её.

Затем он повернул голову к Рейну. Его взгляд стал ясным и пронзительным, как в ту ночь, когда он взял с него обещание.

— Я доверил его тебе, парень.

Это были его последние слова.

На следующее утро Белл нашёл его в кресле. Он сидел так же, как и всегда, с трубкой в руке, словно просто задремал, глядя на тлеющие угли. Но очаг давно погас, а в доме стояла звенящая, ледяная тишина.

Похороны были простыми. Вся деревня пришла проститься со стариком-чудаком, который хоть и был пришлым, но стал неотъемлемой частью их жизни. Артур и несколько других мужчин вырыли могилу на небольшом холме за деревней, откуда открывался вид на бескрайний лес.

Белл стоял у свежего земляного холмика и молчал. Он не плакал. Все слёзы он выплакал в ту ночь, в пустом, остывшем доме. Сейчас в нём была лишь звенящая пустота — оглушительное эхо смеха, который он больше никогда не услышит, и холод на месте тепла, которое всегда было рядом. Он смотрел на рыхлую землю, но видел лишь лицо деда, застывшее в вечном покое. Рейн стоял рядом, положив руку ему на плечо. Он не говорил утешительных слов. Какие слова могли помочь, когда рухнул целый мир? Он просто был рядом. И это было всё, что требовалось.

Неделя после похорон прошла в тумане. Рейн приходил с рассветом и уходил затемно. Он не лез с разговорами, не пытался его утешить. Он просто был там. Молча колол дрова, носил воду, готовил простую еду, которую Белл едва пробовал. Он взял на себя всю рутину, давая другу пространство, чтобы прожить свою боль. По вечерам они сидели у очага и разбирали наследие старика. Это были книги. Десятки потрёпанных томов об истории, монстрах, героях и далёких землях. Каждая страница была пропитана запахом табака и приключений. Они не читали, а скорее перебирали их, как святыни, прикасаясь к миру, который им только предстояло открыть.

— Что теперь, Рейн? — тихо спросил он. Его голос был хриплым, но твёрдым.

— Теперь — Орарио, — так же тихо ответил Рейн. — Мы пойдём по дороге, которую он нам указал.

— Я боюсь, — признался Белл. — Впервые в жизни мне по-настояшему страшно.

— Я знаю, — сказал Рейн. — Мне тоже. Но мы пойдём вместе. Страх легче нести на двоих.

На следующий день они вынесли из дома всё лишнее, раздав соседям. Дом они заперли, решив оставить его таким, каким он был при жизни старика. Их уход не был ни для кого секретом. Деревня жила слухами, и все знали, что два её самых сильных юноши собираются в путь.

Вечером, когда они в последний раз шли по центральной улице, их окликнули. Элара и Лина стояли у колодца, и их лица в свете заходящего солнца казались непривычно серьёзными.

— Так это правда? — спросила Элара, её голос был лишён обычной язвительности. — Вы уходите?

— Уходим, — просто ответил Белл.

Наступила неловкая тишина. Они стояли, не зная, что сказать. Все слова казались пустыми и ненужными. Они вспоминали детство: как вместе убегали от разъярённого гуся старого мельника, как искали сокровища в заброшенном сарае, как Элара учила их плести венки, а они её — стрелять из рогатки. Эти воспоминания, тёплые и немного грустные, висели в воздухе.

— Ну и катитесь, — наконец фыркнула Элара, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Только... только не погибайте там, идиоты. Слышите? Если я узнаю, что вас сожрал какой-нибудь гоблин, я вас из-под земли достану и сама прибью!

Её лицо исказилось, и из глаз хлынули слёзы. Крупные, злые слёзы, которые она тут же принялась яростно вытирать тыльной стороной ладони. Эта сильная, уверенная в себе девушка, которая никогда не показывала слабости, плакала. Это удивило всех, включая её саму.

Белл растерялся. Он шагнул к ней, неуклюже протянул руку, но не знал, что делать. Он просто стоял, бормоча что-то вроде: «Ну, ты чего... мы же ще приедем... наверное...»

Лина, стоявшая всё это время молча, подошла к Рейну. Её светлые глаза были полны невысказанной тоски. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, её губы дрогнули.

— Рейн, я...

Он мягко прервал её, положив ей руку на плечо. Его взгляд был тёплым, но в нём не было и намёка на ложную надежду.

— Береги себя, Лина, — тихо сказал он. Его голос был спокоен, как всегда. — Становись только краше. Будь сильной. Не жди, что кто-то придёт и защитит тебя. И помни, даже в самой тёмной ночи всегда можно найти звёзды. Если смотреть достаточно внимательно.

Он слегка сжал её плечо и отступил на шаг. Он всё понимал. Но его путь лежал далеко от этой тихой деревни.

На рассвете они покинули дом. Прощание с семьёй Рейна было коротким и тяжёлым. Ливия плакала, не скрывая слёз, снова и снова обнимая сына. Артур вручил ему небольшой, но увесистый мешочек с Валлис.

— Будь мужчиной, — сказал он. И в этих двух словах было всё: и отцовское напутствие, и гордость, и боль расставания.

Они в последний раз поднялись на холм. Две фигуры застыли у безымянного могильного холмика.

— Спасибо за всё, дедушка, — прошептал Белл. — Я стану героем. Обещаю.

Они постояли ещё немного, а затем, не оборачиваясь, пошли прочь.

Дорога змеилась перед ними, теряясь в утреннем тумане. Деревня осталась позади, её звуки растаяли, уступив место тишине их собственных шагов. Детство осталось позади. Впереди лежала неизвестность. Новый мир, полный опасностей, чудес и приключений.

Рейн посмотрел на Белла. Пустота в его глазах исчезла. На её место пришла решимость — твёрдая, как сталь. Он шёл вперёд, сжимая рукоять своего ножа, и его белоснежные волосы трепал ветер перемен.