Ржавое золото ( Место для шага вперёд ) (гет)

Я замер; вокруг была непереносимая тишина гаснущего дня, синеватые сумерки опускалиь на лес и реку, а всего метрах в тридцати от меня стоял он. Не шевелился, не издавал ни звука, просто смотрел. Тёмный силуэт на фоне льда и снега, безразличный и древний. Волк. Дух леса.

Я ощутил не страх, а тот самый, знакомый по последним дням сбой сознания. Я приложил ладонь к лицу и рассмеялся. Хрипло, надрывно, звук получился чудовищным, словно ржавый механизм, который внезапно решили провернуть. Смех разорвал тишину, но Волк не шевельнулся.

— Ну, вот и всё, — прохрипел я , и, услышав свой голос, почувствовал странное, животное облегчение. Мне нужно было говорить, чтобы не позволить этой белой, безмолвной пустыне растворить меня окончательно.

— Я Итан Уолш. Говорю с волком. Здорово, правда? Ты ведь ждёшь, да? Ждёшь, когда я сдохну. Ждёшь ошибки, чтобы потом...

Я запнулся. Волк казался не просто животным, а олицетворением всех моих страхов, всех безумных мыслей последних дней. и моего главного греха. Это было не просто "дух леса", это был Сэм. Или то, что осталось от него

— А-а, вот ты кто, — усмехнулся я, и усмешка вышла жуткой, перекошенной.

— Я знал, что ты не оставишь меня. Ты пришёл за своим, да? За своим золотом. За своей... жизнью.

Волк не шелохнулся. Он лишь чуть опустил голову, словно не слышал звук моих слов, а внюхивался в него, пытаясь понять его природу.

Я сделал медленный шаг назад, не отрывая взгляда от животного.

— Ты... ты должен быть Сэмом, да? Поэтому не нападаешь. Ждёшь. Как я ждал той жилы. Ты ждешь моей слабости, Сэм? Хочешь увидеть, как я сломаюсь? Ну давай, смотри! Ты ведь это и делал все эти дни в хижине, правда? Следил. Наблюдал.

Я почувствовал укол безумия, какой-то абсолютной помешанности, но не стал сдерживать эти ощущения.

— Ты — Сэм, который не даст мне покоя, пока я не заплачу за то, что оставил тебя! Ты — Ржавое Золото, которое нашло ноги!

Я повысил голос, обращаясь к белой пустоте.

— Говори со мной, Сэм. Или ты тоже ушёл в эту чёртову тишину?

— Ты думаешь, я жадный? — я снова сделал медленное, нарочито упрямое движение, пятясь назад. Волк повторил то же самое — неспешно, на пару метров, сохраняя дистанцию.

В его глазах не было голода хищника, был лишь холодный, как лёд, интерес.

— Ты думаешь, я идиот, что остался? Что не ушёл ещё в октябре вместе с остальными? Да! Но ты не знаешь, почему, зверь! Почему я потащился в это проклятое место! Ты видел Нью-Йорк? Я видел! Я родился там. Серый, вонючий, давящий. У меня там... — я сжал кулак, в котором когда-то держал самородок,

— ...у меня там мать. И три сестры. Три девочки, Волк! Младшей, Бет, всего восемь. Она должна играть, а она прячется от квартирных хозяев, которым не заплатили за месяц. Отец пропал на заработках, мы не знаем, жив ли он, и я — единственный мужик.

Я почувствовал, как боль, которую я месяцами прятал за оцепенением Севера, вырывается наружу.

— Я не мог смотреть на мать. Её руки. Ты видел руки прачек, Волк? Кожа слезает, суставы распухли как узлы. Прачечная на Пятой улице, по двенадцать часов в чаду и кипятке, чтобы мы не умерли с голоду в нашей лачуге.

— А Мэй? Ей только пятнадцать, и она уже таскает корзины в той же прачечной, зверь! У неё постоянно болит спина, и что, ей всю жизнь теперь так?! А Дороти? Ей девятнадцать, она почти взрослая, но не может выйти замуж или получить образование, потому что каждый цент идет на нас. Я должен был им помочь! Я должен был вырвать их оттуда! Я там... я таскал мешки с сахаром в порту, Волк. По двенадцать часов, за гроши! Я дышал угольной пылью и вонью дохлой рыбы, и каждый вечер знал, что этих денег не хватит даже на половину аренды. Но и это я потерял! — Мой голос снова сорвался на крик.

— Я приходил каждый день, стоял в очереди в порту с сотней таких же голодных, как я, а бригадир отворачивался! "Нет работы, Уолш. Безработица", — вот что я слышал!

Я снова засмеялся, и на этот раз смех был полон горечи и отчаяния.

— Я не пришёл сюда, чтобы стать богатым, чтобы покупать виски и девчонок. Я пришёл, чтобы купить им жизнь. Дом, тепло, еду! Чтобы моя мать могла спокойно спать, а не работать на износ, пока я таскаю мешки с землёй! Это была не жадность, Волк, понимаешь?..

— И я бросил его! Бросил! Я оставил своё проклятье в снегу, — я обернулся, указывая рукой куда-то назад.

— Я выбросил все наши планы! Все наши мечты! Ты счастлив? Я свободен от золота, но не от вины! Так веди меня, если ты призрак Сэма! Веди меня, пока я не замёрз, если хочешь, чтобы я искупил свою вину, а не просто сдох!

Внезапно я почувствовал, как этот страшный, отчаянный монолог, этот крик в белую пустоту, вдохнул в него новую, злую силу. Я снова взял курс на реку, двигаясь теперь более целенаправленно. Волк, словно услышав приказ, отступил и начал двигаться по берегу, параллельно мне, снова превратившись в тень, в безмолвного сторожа.

Я добрался до берега, где застывшая гладь обещала быстрый, но смертельно опасный путь. Я медленно опустился на колени, прощупывая поверхность палкой. Впереди, в паре десятков ярдов, я заметил еле различимое тёмное пятно. Тонкий лёд.

"Немного левее. Осторожно, но вперёд," — подумал я, делая первое скользящее движение.

Как только я приготовился сделать второй шаг, волк, который до этого двигался абсолютно бесшумно, резко остановился на берегу. Зверь поднял голову и издал низкий, гортанный, предупреждающий вой, не угрожающий, а требующий внимания звук.

Я остановился, глядя на волка. А он смотрел на лёд. Я медленно изменил траекторию, отклоняясь вправо, к более толстому участку. Волк замолчал. Я сделал шаг. Лёд под мной чуть слышно застонал, но выдержал. Я сделал ещё один шаг. Волк тихо последовал за мной по берегу.

Сопровождаеиый моим новым, безмолвным спутником, я шёл примерно еще час. Каждый шаг стоил мне неимоверных усилий, и я чувствовал, как тает мизерный запас сил. Волк продолжал оставаться на той же дистанции, но вдруг, на месте, где берег реки уходил в небольшое, укрытое от ветра ущелье, он резко остановился.

Это было не то "стоп", которое я услышал на льду, а короткое, целенаправленное движение. Зверь взглянул на меня, затем быстро нырнул вглубь небольшого лесного массива, оставив за собой лишь слегка примятый снег, и исчез.

— Куда ты? — прошептал я, понимая, что совершенно не хочу остаться снова один посреди этой холодной пустоты.

Измотанный до предела, я последовал за последним движением своего странного проводника.

Я поднялся по небольшому, укрытому от ветра склону. Оказывается, волк привел меня не просто в чащу, а за гигантский, поросший мхом валун, который возвышался над берегом, как крепостной бастион. Обойдя валун, я резко остановился. Здесь, в узкой, защищенной от всех ветров расщелине, прислоненная к неприступной каменной стене, стояла временка. Низкая, приземистая, сколоченная наспех из неотесанных бревен, она выглядела, как еще один сугроб. Ёе крышу почти полностью завалило снегом, а вход был скрыт между двумя могучими елями, чьи ветви-лапы опускались почти до земли. ​Это был не полноценный дом, а ночевка — убежище, которое ставили в спешке и бросали, чтобы переждать пару дней или оставить запасы.

Я, шатаясь, прошел последние метры, отодвинул еловые ветки, скрывавшие вход. Дверь, наспех сделанная из двух досок, была чуть приоткрыта, позволяя ветру заметать снег. Я толкнул её. Внутри было темно и промозгло, но самое главное — сухо. Я почувствовал запах старой древесины, сырости и... дыма. В углу стояла примитивная, самодельная печурка. Люди здесь были. И, судя по тому, как они оставили убежище, уходили они в спешке.

Я осмотрелся. На столе, сделанном из доски, лежали проржавевший, но целая консервная банка (пустая) и железный, чумазый котелок. Самым важным было топливо: в углу, прикрытая прогнившим куском брезента, лежала охапка сухих, наколотых веток и тонких поленьев. Этого хватило бы, чтобы растопить печь и продержаться одну холодную ночь.

Я медленно бросил свое барахло на пол и поднес руку к печи. Холодный металл. Но тут я заметил. На стенках печи, несмотря на мороз в хижине, не было инея. Я прикоснулся к кирпичной кладке рядом с трубой. Я почти не почувствовал холода. Люди ушли всего несколько часов назад!

Эта мысль ударила по мне с силой электрического разряда, сменив оцепенение на лихорадочное возбуждение. Часы разделили меня и кого-то ещё, кто был здесь, живого, настоящего, реального.

— Ты не просто спас меня, Сэм, — прошептал я, снова касаясь кирпичной кладки.

— Ты дал мне... шанс.

Снаружи уже царила полная тьма. Я не мог идти сейчас по следам покинувших хижину. Это была бы верная смерть, я бы не увидел следы в темноте и скорее всего замёрз бы. Но с рассветом, если ночью не будет снега..

Воодушевленный этой мыслью я принялся лихорадочно разжигать огонь, осознавая: я догоню их. Эти люди, кто бы они ни были, были моим единственным билетом к жизни. Я получил Место для шага вперёд.