Джокер. Начало игры (джен)

Поезд прибыл по месту назначения глубокой ночью, и мистер Айзенберг довольно-таки бесцеремонно растолкал крепко спавшего Дадли. Не дав ему толком проснуться, мистер Айзенберг скомандовал: «На выход с вещами, живо!» и первым выскочил за дверь со своей сумкой. Поспешность была оправдана: поезд стоял на этой станции всего несколько минут и тронулся, стоило только Дадли выкинуть на платформу чемодан и неуклюже спрыгнуть самому.

Потом была долгая поездка на машине, в которой Дадли снова умудрился задремать — хотя автомобиль временами нещадно трясло на дрянной дороге и клетчатый чемодан больно стукал Дадли по ногам, подпрыгивая, словно живой. Предрассветную темноту разбавлял только свет фар, и Дадли, на мгновения открывая глаза, видел лишь какие-то пустоши и редкие кустарники по краям дороги. Кажется, он не ошибся в предположениях, и Сарн Аббакс, в котором Дадли предстояло жить под присмотром Роберта Айзенберга, пока родители в отъезде, и в самом деле — деревня в глуши. Вот он вляпался…

Предположения Дадли превратились в уверенность, когда дорога стала ровнее, а вдоль обочин потянулись заборы, за которыми угадывались очертания одноэтажных домов с покатыми крышами и кроны фруктовых деревьев. Дадли сел поудобнее и принялся гадать, в какую из этих лачуг его везут. Однако машина промчалась по деревенской улице, не останавливаясь, и покатила дальше, оставив спящие домики позади.

— Мистер Айзенберг, — недоумевающий Дадли решился нарушить молчание, царившее в салоне автомобиля, — а куда мы едем?

Роберт Айзенберг повернулся всем корпусом и растянул губы в улыбке, не торопясь отвечать на вопрос Дадли. Он вовсе не выглядел пугающим, этот «мистер Айсберг», и улыбался вроде вполне дружелюбно, но Дадли поёжился от невесть откуда взявшегося холодка, проникшего под одежду.

— Ты же знаешь, что я учитель, Дадли. Я живу при своей школе. И ты теперь будешь жить там же.

— Понятно, сэр, — вежливо кивнул Дадли и сам себе пообещал, что больше не будет ничего спрашивать у своего жутковатого надзирателя. Он так смотрит, просто бр-р-р. Как на лягушку, которую собрался препарировать. Дадли слышал про такое в школе: ребята в старших классах на уроках естествознания резали лягушек и мышей, чтобы посмотреть, как они устроены. Тогда Дадли было интересно, и они с Пирсом сразу договорились, что встанут в пару на таком уроке, как только поступят в Академию Смелтингс. Но, оказывается, чувствовать себя вот такой вот лягушкой для препарирования очень противно.

В какой же школе работает «мистер Айсберг», если до неё приходится добираться так долго? Он же что-то говорил… Школа Святого Бурбуса? Нет, Брукуса, кажется. И для кого эта школа? Для фермерских детишек? Дадли, как истинный житель Литтл Уингинга, мнившего себя сателлитом Большого Лондона, с презрением относился к детям тех, кто занимался всяким сельским трудом. Ну и, соответственно, к их родителям, не нашедшим занятия лучше, чем ковыряться в земле и выращивать свиней. Хотя, как говорил отец: «Кому-то же нужно это делать». Хорошо, что ему, Дадли Дурслю, не придётся заниматься подобным — он пойдёт по стопам своего отца, успешного бизнесмена… Тут машину встряхнуло, Дадли подкинуло на сиденье и он больно прикусил нижнюю губу. И тут же автомобиль резко свернул — Дадли, смаргивавшего невольные слёзы боли, прижало к дверце, и в оконном стекле он уловил своё нечёткое отражение: очки, тёмные лохмы, острый подбородок. Как он мог забыть… Он же всё ещё — чёртов Поттер.

— Прибыли, мистер Айзенберг, сэр, — почтительно произнёс водитель, с самой станции молчавший как рыба. — Ещё будут распоряжения?

— На сегодня свободен, Уильямс, — отозвался Айзенберг. — Завтра как обычно.

— Слушаюсь, сэр.

Дадли с немым изумлением выслушал этот короткий диалог. Водитель обращался к «мистеру Айсбергу» как к какому-то… армейскому командиру. А тот отвечал с чётко прозвучавшими металлическими нотками в голосе — по представлению Дадли, именно так и разговаривали военные. Куда он попал?! И кто такой, чёрт его возьми, этот мистер Айзенберг?!

Занятый нахлынувшими мыслями, Дадли замешкался, пока вылезал из машины, и не сразу сообразил, что тёмная громада, взметнувшаяся вверх не меньше, чем на пять этажей — это и есть школа. Вначале он подумал, что это какая-то гора! В уже просветлевшем рассветном воздухе угадывались очертания не только большого здания, но и высокого забора вокруг него. Забора, обтянутого по верху какими- то… проводами? Дадли не очень хорошо разглядел, всё-таки у Поттера отвратительное зрение. Айзенберг дождался, пока Дадли вытащит свой чемодан и встанет прямо, затем подошёл вплотную и неожиданно сильно сжал пальцами плечо Дадли.

— Добро пожаловать в школу Святого Брутуса, Гарри. Уверен, ты проведёшь время здесь с пользой для себя, — с этими словами Айзенберг дёрнул Дадли за плечо и потащил за собой к воротам в заборе — те как раз приоткрылись ровно настолько, чтобы через щель мог беспрепятственно пройти не слишком толстый человек. Послушно шагая рядом с Айзенбергом — попробуй-ка не подчинись, у этого типа реально железные пальцы, точно останутся синяки на плече! — Дадли поднял глаза кверху и прищурился, силясь разглядеть, что же это за провода тянулись по верху сплошного каменного забора. Понимание пришло не сразу, ведь до сегодняшнего утра Дадли видел такое только в фильмах, но ни разу в реальности.

По верху высокого каменного забора, окружавшего странную школу Святого Брутуса, в три ряда тянулась туго натянутая колючая проволока.

* * *

Широкий, вымощенный каменными плитами двор Дадли преодолел всё так же на буксире у «мистера Айсберга». Оглядеться он не сумел — были слишком занят тем, что смотрел себе под ноги: неровно подогнанные плиты изобиловали коварными щелями и вздыбленными краями, об которые так легко было споткнуться. А вот массивную входную дверь Дадли разглядел в подробностях — перед ней пришлось стоять несколько минут после того, как Айзенберг нажал на кнопку звонка и назвал своё имя. Такие двери, наверное, бывают только в каких-нибудь банковских хранилищах или потайных бункерах — тяжеленные, обшитые металлическими пластинами. Действительно, очень странная школа… А колючая проволока на заборе — это что, защита от лесных хищников? Дадли тут же отверг эту мысль: какие лесные хищники, они же ехали через какие-то пустыри, там и деревьев никаких не было, не то что леса! Тогда зачем «колючка»? Что-то с этой школой Святого Брутуса явно не так…

Дверь открылась так же, как ворота — ровно настолько, чтобы в щель протиснулся один человек. Дадли пришлось прижать чемодан к груди, иначе тот перегородил бы ему дорогу.

Гулкий пустой холл отозвался на шаги вошедших глуховатым эхом. В углах под потолком тускло светили лампы. Дадли озирался вокруг, всё больше впадая в ступор: на школу это место походило меньше всего. Серые стены, серый пол, редкие окна с какими- то неправильными стёклами. Плохое зрение в очередной раз подвело Дадли, и он никак не мог понять, что в оконных стёклах его так напрягает. Да и видно было так себе: ещё толком не рассвело.

В холл спускалось несколько лестниц с разных сторон. По крайней правой быстро сбежал какой-то человек и торопливым шагом приблизился к Айзенбергу и Дадли.

— Роберт! — в голосе незнакомца слышались одновременно тревога и облегчение. — Как хорошо, что ты так быстро вернулся! Это что, новенький? А, неважно! Кеннард опять учудил, тебе ещё не сообщили?

— Сколько на этот раз? — спрашивая, Айзенберг продолжал неторопливо шагать через холл, направляясь к центральной лестнице. Дадли, понятное дело, шёл следом, снова взяв чемодан за ручку, как полагается. Очень хотелось остановиться и потереть плечо — оно ныло от стальных пальцев «мистера Айсберга». Но Дадли не рисковал отставать от Айзенберга. Ему очень не понравилось, что этот встретивший их человек — довольно-таки молодой на вид мужчина, одетый в строгий серый костюм и белую рубашку — назвал его, Дадли, «новеньким». В каком это смысле — «новенький»?!

— Трое. Джеймисон в лазарете, Смитти и Варковиц легко отделались, синяки и порезы, но я попросил Грегори подержать их в изоляторе. А то получится как с Майклом…

— Кеннард отсидел в карцере?

— Да, конечно. Ты же разберёшься, Роберт? — Дадли мысленно усмехнулся, услышав заискивающие нотки в вопросе «серого костюма». Так к нему подлизывался Пирс, когда кто-нибудь из однокурсников толкал Полкисса или говорил ему что-нибудь обидное. «Ты же разберёшься, Большой Дэ? А то эти малявки забыли, кто хозяин в школе!» Интересно, Пирс поймёт, что Большой Дэ — больше не Большой Дэ, а придурок Поттер? Всё-таки лучший друг, должен же он хоть что-то заподозрить… Погрузившись в свои мысли, Дадли больше не смотрел по сторонам и не слушал, о чём говорят идущие впереди него взрослые. Очухался только тогда, когда его снова взяли за плечо и завели в какую-то комнату.

После тусклого освещения в холле и на лестнице лампы, вспыхнувшие под потолком комнаты, показались Дадли ослепительно яркими. Пришлось даже зажмуриться на мгновение, прежде чем открыть глаза и оглядеться.

Комната напоминала кабинет директора в школе Святого Грогория, куда Дадли захаживал не так уж редко — в основном, в сопровождении родителей, когда какой-нибудь из побитых хлюпиков жаловался на Большого Дэ и Ко своим родителям, и те поднимали крик, требуя «разобраться с хулиганами». Дадли никогда не боялся ходить к директору, прекрасно зная, что никто его там не накажет. Просто придётся выслушать долгие и нудные нотации, а потом изобразить искреннее раскаяние и пообещать, что «они больше не будут». Всерьёз Дадли опасался только отца, но Вернон Дурсль, выслушав объяснения сына, обычно одобрял его действия. А что, кто научит малышню уважать силу, если им вовремя не вправить мозги? Единственный раз, когда отец не просто разозлился на Дадли, но даже наподдал ему как следует — это когда они с Пирсом и Деннисом затолкали и довели до слёз ту девчонку, Амелию Фишер. «Бить женщину — последнее дело, после такого ты не можешь называть себя мужчиной, — гневно распушив усы, бушевал тогда отец. — Я разочарован в тебе, Дадли! Разве так я тебя воспитывал?!» Дадли на ту пору исполнилось семь лет, и он ещё не был таким высоким и сильным, как сейчас. А дылда Фишер возвышалась над ним как башня, что уж говорить о мелком тощем Полкиссе! И вообще, она первая начала обзываться! Но отец не слушал оправдания Дадли и так отсыпал горячих… Дадли неосознанно потянулся рукой потереть зад, занывший от воспоминаний, но тут же опомнился и опустил руку. Не время уходить в свои мысли. Зачем его сюда привели? Он так устал с дороги и мечтает только лечь куда-нибудь и поспать. Где он будет жить? В этом кабинете? Но ведь тут даже дивана нет, не говоря уже о кровати.

— Присаживайся, Гарри, — Айзенберг указал рукой на стул, стоявший напротив стола, заставленного аккуратными стопками каких- то папок. Сам он обошёл стол и устроился в кресле. Ну точь-в-точь как директор в Святом Грогории. Даже руки в замок сцепил и положил на столешницу перед собой похоже — кажется, сейчас Дадли придётся выслушать что-то нудное и скучное. Какие-нибудь правила поведения в этой странной школе. Дадли поставил чемодан рядом со стулом и уселся так, как учила мать — выпрямив спину и чинно сложив руки на коленях. Да-да, он воспитанный мальчик и очень, вот просто очень послушный. Весь внимание.

— Наверное, ты теряешься в догадках, куда я тебя привёз? — Роберт Айзенберг смотрел на Дадли насмешливо, всем своим видом показывая, что его ничуть не обманула показная благопристойность позы мальчика. — Это школа Святого Брутуса, Гарри. Специализированное образовательное учреждение для детей с неискоренимыми криминальными наклонностями. Здесь живут и обучаются те, кто в силу возраста не подлежит заключению в тюрьму, но и оставлять их на свободе общество не может. Потому что все дети здесь — преступники. Пока тебе всё понятно?

— Да, сэр, — Дадли наконец-то сообразил, что его так смущало в окнах в холле школы. Они показались ему будто бы расчерченными на квадратики, и теперь он понял, что это такое. Решётки. На тех окнах не дефекты стёкол и не разводы грязи — это решётки. Школа для детей-преступников… И он будет жить здесь?!

— Тебе сказали, что ты будешь под моим присмотром только то время, пока твои родственники отдыхают на курорте, — между тем продолжил Роберт Айзенберг. — И это правда. Но только частично. Прежде чем мы продолжим нашу беседу, — с этими словами Айзенберг вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенные бумаги и принялся их разворачивать, — я покажу тебе кое-что. Придвинься ближе.

Дадли придвинул свой стул вплотную к столу. Нехорошее предчувствие заворочалось внутри него, заставляя чаще биться сердце.

— Это выписка с отдельного банковского счёта Петуньи Дурсль, твоей тёти и законного опекуна, — демонстрируя Дадли лист бумаги официального вида, проговорил Айзенберг. На листе была таблица с цифрами. Дадли неплохо ладил с точными науками, — в отличие от лабудени вроде литературы, истории и всяких там географий и ботаник, — поэтому сообразил, что именно ему показывает Айзенберг. Вот графа «приход», вот «расход», всё ясно. У матери есть отдельный банковский счёт? Вроде бы отец объяснял ему, что у них с матерью счёт общий и есть ещё один, специально для Дадли — на его обучение. А это тогда что за деньги? Такие небольшие суммы…

Поняв по виду Дадли, что он вник в суть документа, Айзенберг продолжил:

— Это деньги, которые Петунья Дурсль получает от службы опеки на твоё содержание. Как полному сироте, тебе полагается социальная выплата вплоть до твоего совершеннолетия. Петунья предоставила данные с самого начала выплат по текущий момент. Пока всё понятно?

Дадли кивнул.

— Теперь смотри сюда, — Айзенберг развернул следующий лист. Там тоже была таблица из двух столбцов — в правом был текст, набранный мелким шрифтом, в левом — цифры. — Эту таблицу Вернон Дурсль составил лично, суммируя все средства, потраченные на тебя за то время, которое ты провёл в доме своего опекуна. Сюда вошло всё, вот, читай: первой графой идут затраты на оформление документов на тебя. Вернон мне сказал, что тебя подбросили на крыльцо их дома без метрики о рождении и вообще без всего. Затем вторая графа: ребёнком ты довольно часто болел, получал разные травмы. Тебя возили в больницы и покупали лекарства. У твоей тёти сохранены все больничные счета и аптечные чеки, если сейчас ты мне не поверишь — сможешь перепроверить, когда вернёшься домой. Прочитал? Смотрим дальше: затраты на твою одежду. По словам твоей тёти, одежда на тебе буквально сгорала. Ей приходилось без конца штопать и ставить заплатки. Когда твой кузен тебя перерос, Петунья нашла выход из положения — начала одевать тебя в те вещи, которые стали малы Дадли. Это немного уменьшило расходы, но всё равно оказалось каплей в море. Идём дальше: по твоей вине было сломано и выведено из строя много вещей. В частности, пять раз разбивалось кухонное окно. По одному разу — окна в гостиной и спальне твоего кузена. Из-за твоей неосторожности начиналось возгорание, портившее мебель, шторы и даже полы, их потом пришлось перестилать во всём коридоре второго этажа. О разбитой посуде, треснувших зеркалах и прочих хрупких вещах даже можно не упоминать — за восемь с половиной лет твоего пребывания в доме опекуна было столько заново куплено, и не по одному разу, что впору открывать посудную лавку. Ты хорошо видишь цифры во втором столбце? Это совокупная сумма всех затрат на ремонты после того, как ты что-то ломал.

— Я понял, сэр, — Дадли предполагал, конечно, что житьё Поттера в их доме влетает отцу и матери в копеечку — сам же недавно вспоминал, как отец сетовал на лишние фунты в счетах за воду и электричество, но совершенно не ожидал, что суммы затрат окажутся четырёхзначными. Чёртов Поттер! И это ещё не итоговая сумма…

— Кроме того, Вернон включил затраты на лечение членов семьи, пострадавших по твоей вине. У Петуньи есть все справки с описанием травм, счета за лечение, рецепты лекарств и чеки. Она очень аккуратна и дотошна в плане сохранения документации, — неожиданно сделал комплимент матери Айзенберг, и Дадли, несмотря на то, что пребывал в шоке от увиденного и услышанного, не смог не улыбнуться в ответ на одобрительную улыбку «мистера Айсберга». Да, его мать очень умна. Почти как отец. Недаром же отец её выбрал!

— Ты улыбаешься, как будто я сказал что-то приятное для тебя, — Роберт Айзенберг подозрительно уставился на Дадли, а тот внутренне запаниковал, потому что действительно повёл себя как идиот — ведь для того, кем он стал, Петунья Дурсль вовсе не любимая умная мамочка, а злобная тётка! Дадли поспешно стёр улыбку с лица и постарался скукситься посильнее, будто вот-вот заревёт. — Да, именно так ты и должен реагировать, Гарри. Ведь то, что твоя тётя сохранила все эти документы, означает только одно…

Роберт Айзенберг положил бумаги перед собой и что-то быстро нарисовал в них ручкой. Потом снова поднял так, чтобы Дадли увидел. Оказалось, Айзенберг обвёл кружочками две суммы — то, сколько денег поступило на банковский счёт Петуньи Дурсль из службы опеки, и то, сколько семья Дурслей израсходовала на Гарри Поттера. Да, за восемь с половиной лет.

Дадли сглотнул. Трёхзначное число против солидного пятизначного выглядело примерно так же, как замухрышка Поттер против здоровяка Вернона Дурсля.

— Ты в неоплатном долгу перед своими тётей и дядей, Гарри, — проникновенно проговорил Роберт Айзенберг. — И это я молчу про моральный долг. В материальном отношении тебе в будущем придётся работать как проклятому и отдавать им всё заработанное, чтобы компенсировать затраченные на тебя деньги. А знаешь ли ты, мальчик, что такое деньги, вложенные в ребёнка? Это рулетка. Ребёнок может погибнуть, сбежать из дома, рассориться с родителями и оборвать с ними все связи — и вложенные деньги просто пуф, — Айзерберг изобразил руками, как разлетаются во все стороны искры от этого самого «пуф», — и исчезают в никуда. Родители всегда рискуют, вкладываясь в своих детей. А в твоём случае рискуют даже не твои родители, а твоя тётя и её семья. Как думаешь, к чему я всё это тебе говорю?

— Я… я должен быть благодарным ма… тёте Петунье и дяде Вернону, сэр, — запинаясь, пробормотал Дадли. — Должен постараться беречь одежду, не ломать вещи и… и не вредить им. И вернуть долг, когда стану взрослым.

— Всё верно, — Роберт Айзенберг аккуратно сложил листы с цифрами и сунул их обратно во внутренний карман пиджака. Встал из-за стола, подошёл к двери. Дадли услышал, как щёлкнул замок. «Мистер Айсберг» запер дверь на ключ? Зачем?

— Оказывается, ты совсем неглуп, Гарри, — Айзенберг снова опустился в своё кресло и сцепил руки в замок. — Но то, что ты сказал… Этого недостаточно.

— А что я должен сделать ещё… сэр? — Дадли почувствовал, что ему снова становится зябко. Как тогда, в его спальне — когда «мистер Айсберг» подошёл совсем близко.

— Твои тётя и дядя… и кузен Дадли… они уже довольно пострадали от твоей… неосторожности. Скажи, пожалуйста, ты осознаёшь, что ты, мягко говоря, опасен для окружающих?

Дадли мигом припомнил летающие по воздуху ножи и вилки, рассыпающееся на осколки кухонное окно и невидимое пламя, лизавшее его тело. Отца тогда тоже обожгло…

— Да, сэр, — прошептал Дадли внезапно онемевшими губами. — Я… я опасен.

— А ты знаешь, что вещи, которые с тобой происходят — вовсе не такая уж редкость?

— Что? — вскинулся Дадли. Есть ещё такие ненормальные, как Поттер? Ещё кто-то умеет бить стёкла и заставлять предметы летать непонятно какой силой?!

— С разными людьми происходит много чего необъяснимого с точки зрения здравого смысла. Невежи называют это дьявольщиной или чудесами — смотря что кому повезёт увидеть. Или напротив, не повезёт, — Айзенберг не сводил с Дадли прищуренных глаз, и Дадли мёрз всё сильнее. — Но так думают именно что невежи, Гарри. Есть специальные научные учреждения, где изучают такие явления и людей, которые их совершают. Тебе ничего не говорит аббревиатура МИ-6?

Дадли вздрогнул. Ещё как говорит! Отец часто рассуждал на тему забастовщиков и террористов — особенно после просмотра вечерних новостей — и Дадли всегда с удовольствием слушал его тирады, хотя иногда мало что понимал. Про государственную антитеррористическую службу отец всегда говорил с уважением и даже некоей завистью — наверное, тоже когда-то мечтал там служить, носить мундир с погонами, а не заниматься мелким бизнесом. Защитники короны и победоносные рыцари из МИ-6 боролись с террористами всех мастей и неизменно побеждали — так говорили в новостях. Террористов ловили, отдавали под суд и сажали в тюрьмы. И правильно! Ведь террористы — это отморозки, которые устраивали уличные беспорядки, избивали мирных жителей и поджигали их дома. Поджигали дома…

Айзенберг только что показывал ему бумаги, где было написано чёрным по белому, что Поттер поджигал мебель у них дома. Шторы. И пол. Дадли не помнил, чтобы у них вёлся ремонт, наверное, был тогда совсем маленьким. Как и чёртов Поттер. Значит, он умел это делать уже тогда… А раз он умеет поджигать… и заставляет летать вилки с ножами… и бьёт окна… значит, он… значит, чёртов Поттер… который отнял у Дадли его тело, а своё, вместе с непонятной силой, отдал Дадли… он, значит… нет, не может быть!

Видимо, весь мыслительный процесс в последовательности своих стадий отчётливо отразился у Дадли на лице, поэтому Айзенберг даже не шелохнулся, когда Дадли вскочил со стула, уронив чемодан, и кинулся к двери. Без толку дёрнув несколько раз дверную ручку, Дадли обернулся и закричал:

— Выпустите меня отсюда! Я не террорист! Вы не имеете права!

— Никто и не говорит, что ты террорист, Гарри, — с некоторой даже ленцой отозвался Айзенберг и кивнул на покинутый Дадли стул. — Сядь обратно, пожалуйста. Ты неплохо держался до этого момента. Может, попробуешь выслушать до конца всё то, что я хочу тебе сказать?

Дадли пришлось вернуться и снова сесть на стул. Дверь заперта, а этими худыми Поттеровскими руками он точно не сломает замок, не говоря о том, чтобы проломить дверное полотно.

— Твои тётя и дядя не считают тебя террористом, Гарри, — вкрадчиво начал Айзеньерг, шаря глазами по расстроенному лицу Дадли. Казалось, «мистер Айсберг» чего-то ждал, но Дадли не мог взять в толк — чего именно. — И ты, видимо, плохо понял то, что я сказал. Да, МИ-6 занимается внутренней безопасностью нашей страны и поимкой террористов, но мы ведь говорили с тобой о необъяснимых явлениях и необычных людях… Есть целые специальные лаборатории, Гарри, в которых изучают таких людей. Секретные лаборатории, ты понимаешь, да? И тех людей, кто попал в такие лаборатории, больше никто никогда не видел…

— Но я же… — начал Дадли и поражённо замолчал. Он вспомнил, как совсем недавно ботаник Перкинс, сынок полисмена, болтал на перемене про такие секретные лаборатории. И про Супермена. Дескать, если бы Супермен был по-настоящему, его бы мигом отловили и разделали на фарш в такой лаборатории — чтобы разобраться, как у него получается летать и драться с целой толпой. Потому что это очень важные свойства для армии, и если удастся понять, как оно всё работает… Получается, его тоже могут забрать в такую лабораторию и разрезать на части, чтобы понять, как Поттер заставляет вещи летать?! Но это же тело Поттера! Это его должны забрать в лабораторию и резать! А он — Дадли! И мать с отцом никогда не позволят его забрать, никому!

— Мне надо домой, — Дадли снова вскочил. — Мне надо обратно! Мне надо к моим… к тёте и дяде! Я должен им сказать что-то важное! Они не могут! Меня нельзя в лабораторию! Я не… Выпустите меня! — Дадли в два прыжка доскочил до двери и бешено затряс дверную ручку. — Выпустите меня отсюда! Я буду кричать! Я… я…

— Здесь хорошая звукоизоляция, Гарри, можешь кричать сколько хочешь — тебя всё равно никто не услышит, — Роберт Айзенберг продолжал сидеть за столом, но теперь он весь напрягся и даже наклонился вперёд, внимательно наблюдая за Дадли. — И дверь ты открыть не сможешь, ключ в моём кармане. К тому же, мы ещё не окончили разговор.

— Не о чем нам больше разговаривать! — Дадли трясло уже не от непонятного холода, возникавшего от близкого соседства «мистера Айсберга», а от злости. — Мне нужно домой! Сейчас же!

— Так открой эту дверь, Гарри, — вкрадчиво предложил Айзенберг. — Открой без ключа… ты же умеешь?

Дадли почувствовал, как его начинает затапливать уже знакомый жар. Сначала потеплело в затылке, потом огненные ручейки побежали за ушами, по шее, опустились на плечи. Дверная ручка в ладони ощутимо нагрелась. Дадли обернулся на ненавистного Айзенберга и увидел, как тот в азартном ожидании приподнялся с кресла и смотрит на него во все глаза.

«Опытные бойцы заставляют своих противников терять голову от гнева, всячески их провоцируют, — вдруг прозвучал в голове Дадли голос тренера. — Могут говорить всякие гадости, выводя из равновесия. Молодые часто на это ведутся и теряют контроль. Показывают свои слабые места, раскрываются. И тут-то их вырубают. Не ведись на провокации, Дурсль. Голова всегда должна оставаться холодной, ум — трезвым. Даже если тебя начнут обзывать, или обзовут твою мать — сохраняй хладнокровие. Иначе с ринга ты уйдёшь не своими ногами, а тебя вынесут на носилках».

Роберт Айзенберг провоцировал его. Чего он добивался? Чтобы Дадли показал, на что способен — заставил вещи летать, поджёг шторы на окнах кабинета, разбил что-нибудь без рук? Для чего это нужно Роберту Айзенбергу? Для чего он сначала запер дверь на ключ, а потом запугал Дадли упоминаниями о секретных лабораториях и МИ-6? Мысли Дадли вертелись с бешеной скоростью. Может… может быть, если кто-то доставит такого человека со странными способностями в секретную службу, ему дадут деньги? Ну, как дают награду за поимку опасных преступников? Дадли видел такое по телевизору, и ещё фильм один был, они с Пирсом смотрели в кинотеатре, когда родители возили их в Лондон. Там одна пожилая леди стукнула воришку сковородкой и почти убила, а потом ей дали кучу денег за это, потому что этот воришка оказался бандитом и убийцей, и был в розыске. Может, «мистер Айсберг» тоже собирался так поступить с Дадли? Всем же хочется кучу денег.

Жар в затылке угас, огненные ручейки перестали жечь кожу за ушами. Дверная ручка в ладони Дадли снова была прохладной, будто и не раскалилась почти докрасна мгновение назад.

— Я не умею открывать двери без ключей, сэр, — хрипло проговорил Дадли и выпустил из руки дверную ручку. Повернулся к Айзенбергу лицом, выпрямился. — Мне правда нужно домой. Выпустите меня, пожалуйста. Я не буду кричать. Простите, что так некрасиво вёл себя.

— Но Вернон же мне очень красочно описал… — начал было и тут же оборвал сам себя Роберт Айзенберг. Лицо его поскучнело и выражало теперь только разочарование. — Вернись на своё место, Гарри. Разговор не окончен.

Дадли в третий раз уселся на уже опостылевший стул. Он должен выбраться отсюда во что бы то ни стало. И пока этого не произойдёт, он будет очень послушным и спокойным. И выслушает всё, что «мистер Айсберг» собирается ему сказать — до последнего словечка.

— Ты останешься в школе Святого Брутуса до следующего лета, — сухо объявил Роберт Айзенберг. — Твои опекуны перевели тебя сюда, чтобы ты здесь окончил начальное обучение. С сегодняшнего дня ты ученик класса под моим личным кураторством, Гарри Поттер. Вот договор об обучении, подписанный от твоего имени твоим законным опекуном миссис Петуньей Дурсль. Вот чек об оплате твоего полного пансиона сроком на год. С Уставом школы, правилами поведения и распорядком дня тебя ознакомит староста класса. Сегодня тебе даётся время на обустройство, к занятиям приступишь с завтрашнего утра. Вопросы?

У Дадли был только один вопрос, точнее, просьба — пусть уже закончится этот кошмарный сон! Пусть уже он откроет глаза и окажется в своей комнате! И чтобы рядом были отец с матерью! И его друзья! И никакого чёртова Поттера, нигде, никогда!

Если он сейчас снова начнёт скандалить, кричать, требовать, чтобы его отпустили домой — тот странный жар в голове может вернуться. А если из-за этого что-нибудь полетит или загорится — этот чёртов «мистер Айсберг» продаст его в секретную лабораторию за большие деньги. Недаром же он так жадно зыркал на Дадли и так расстроился, когда ничего не загорелось и не сломалось! Дадли нутром чуял, что он правильно всё понял про «мистера Айсберга». Вот же гад!

Отступить и всё проанализировать. Так учил тренер, так учил отец. Если не получилось победить сразу — отступиться и ждать подходящего момента.

— Я же не преступник, — рискнул всё-таки возразить Дадли. — Почему дядя и тётя перевели меня именно в эту школу?

— Ты преступник, просто это пока не доказано судом, — охотно пояснил Роберт Айзенберг, глаза которого, по причине, не понятной Дадли, снова сверкали азартом. — Ты устраивал пожары и наносил раны своим родственникам. Жаль, что они тогда не догадались вызвать полицию и зафиксировать всё документально. Тогда ты был бы здесь не по просьбе моего друга Вернона, а по решению судьи. Так что не обольщайся, Гарри. Тебе не место среди порядочных людей. Но здесь тебя научат уважать законы и не портить чужое имущество. Ещё вопросы есть?

— Нет, сэр, — Дадли больше не мог слушать весь этот кошмарный бред, он устал паниковать и бояться, просто физически устал от сидения на неудобном стуле. Кажется, сегодня его не погонят учиться? Пусть тогда покажут, где уже можно просто лечь и поспать!

Роберт Айзенберг отодвинул в сторону одну стопку папок и Дадли увидел, что за ней скрывался телефон. Немного странный — без привычных кнопок с цифрами для набора номера. Айзенберг поднял трубку, немного подождал и коротко приказал: «Маккарти ко мне».

Через минуту в дверь кабинета деликатно постучали. «Мистер Айсберг» поднялся и пошёл открывать, на ходу доставая ключ от двери из кармана брюк.

За дверью обнаружился подросток, на вид немного старше Дадли — в тёмно-синем форменном пиджаке, таких же брюках, сером джемпере под горло и тщательно отполированных ботинках. Эти сверкающие ботинки почему-то позабавили Дадли, и он не смог удержаться от тихого смешка.

Айзенберг резко обернулся на этот звук, а ученик при полном параде — видимо, тот самый Маккарти, которого Айзенберг вызвал по телефону — качнулся через порог, разглядывая Дадли через плечо учителя.

У них были очень похожие взгляды, у Роберта Айзенберга и пока не знакомого Дадли Маккарти. Они оба разглядывали Дадли как лягушку, уже привязанную к лабораторному столу. И примеривались — какую лапу сначала ей отрезать? Или сразу голову?