Настоящий Человек (джен)

— Ещё раз спасибо за помощь, паря. Точно не хочешь подсесть? — спросил мужчина с мощной челюстью и тронутыми сединой бровями, кивнув на свою телегу.

Мужчина был довольно высок, с тем самым животом, что появляется от многолетнего распития эля и недостатка ходьбы, зато руки у него были как дубовые корни. В былые, человеческие времена, я бы не решился ввязаться с таким дядькой в кулачный бой. Впрочем, зубов у него недоставало. Единственное, что нарушало образ отпетого дебошира, неизменный, лисий прищур его глаз.

— Мне‑то что, не убудет подвезти. Места хватит, а земли у нас тут не самые спокойные.

Речь шла о той самой телеге, которую я только что вытащил из канавы.

Я на мгновение задумался, прежде чем ответить на его предложение.

— Неспокойные говоришь? — это стало новостью для меня. — Монстры? — предположил я.

Мужчина поморщился, но покачал головой:

— Не прям уж монстры. Скорее, сейчас весна, много чего просыпается после зимней спячки. И это «много чего» голодное.

Я посмотрел на него равнодушно, прикидывая. Чувства тут роли не играли: всё «эмоциональное» во мне требовало либо убить человека, либо уйти, чтобы он не мешал. Я и при жизни не был особенно общителен, а в облике демона — существа по природе асоциального и одинокого — находиться рядом с людьми и вовсе стало для меня упражнением на терпение.

Игнорировать порывы мне было нетрудно — всё-таки опыт имелся; да и сильными их не назовёшь: скорее смутный позыв, чем навязчивый зуд.

Так или иначе, решения я давно принимаю не по принципу «делать, потому что хочется». До того как я создал своё заклинание, я и забыл уже, что люди часто мыслят именно так.

Оставались два сугубо рациональных соображения. С одной стороны, я не желал лишний раз быть рядом с человеком — вдруг мою природу раскроют, всё-таки капюшон защита так себе. С другой же, я помог ему не случайно: так было правильно. А остаться и обеспечить ему безопасность тоже можно счесть правильным выбором. По крайней мере, если риск нападения действительно велик.

Решение было очевидным.

— Вы держите путь в Небельдорф, верно? — уточнил я, уже практически зная ответ.

Сведения, что я собрал в Вальдхайме, дали мне неплохое представление о регионе. Небельдорф, насколько я понимал, речной порт на берегу глубоководной реки Мондлауф.

Мы сейчас на границе Южных земель с Центральными, хотя сами находимся уже в Центральных. До самой границы отсюда с неделю пути.

— Туда все дороги и ведут, паря, — ответил мужчина, явно позабавившись.

Я лишь кивнул.

— В таком случае, да, я не прочь составить вам компанию.

Изначально я собирался обойти город стороной, но зайти туда мысль отнюдь не худшая. Мне требовалось многое приобрести, а портовый город для таких дел место как раз подходящее.

Мужчина кивнул, поспешил привести лошадь и впрячь её, предложив мне тем временем устроиться в телеге.

Я так и сделал. Вскоре он легонько стегнул поводьями, и мы двинулись.

Мужчина пару раз пытался завести разговор, но быстро уловил, что я не расположен к нему: я нарочно отвечал кратко и не поддерживал беседу.

Тем временем я достал из сумки перерисованную карту и уставился на неё, прикидывая мой следующий шаг.

Узнал я немногое, но важное. Прежде всего, увы, Король Демонов был жив-здоров. Более того, своё наступление, из‑за которого Герой Химмель соберёт свой отряд, он ещё даже не начинал.

Сопоставить нынешний год с событиями истории было трудно: точных дат и календаря нам так и не дали. Большинство отсчётов шло от дня смерти Химмеля — тогда началась, в буквальном смысле, новая эпоха.

Это ставило меня в странное положение. Даже до Вальдхайма уже доходили слухи, что на Южных землях творится что-то неладное: какие‑то волнения, разговоры о войнах, беды с монстрами и даже демонами.

Северные земли сейчас были спокойны... ровно настолько, насколько дикие, кишащие тварями пустоши вообще могут быть «спокойными». Но я знал: именно Северу предстоит принять основной удар наступления Короля Демонов — и даже этот «мир» пойдёт прахом.

Центральные земли обычно считаются самыми тихими... если не брать в расчёт, что рано или поздно сюда дотянутся силы Короля Демонов. К тому же по этим краям уже сейчас бродит Фрирен.

Лучшая стратегия для меня — держаться глуши и молиться, чтобы случайно не наткнуться на эльфийку или на кого‑то ещё, кто распознает меня с одного взгляда и раздавит, как клопа.

Гордыня для меня как грех, так и прямая угроза моему благополучию. Силен я лишь на фоне обычных, нетренированных людей.

На рационе из дворфьего пива, отжиманий и побоев Старк уже в шестнадцать лет дорос до того, что разрубил дракона надвое. Я отлично понимал, где моё место на этом фоне.

— Карта у тебя какая-то дерьмовая, — голос торговца, Шаттена, как я знал, выдернул меня из раздумий. — Купи получше, как доберёмся до города.

Я моргнул, заметив, как он косится на мою тетрадь, не отводя глаз от дороги.

— Я и собирался, — просто согласился я, убирая тетрадь обратно в сумку. — Как думаете, в городе найдутся более подробные карты севера Центральных земель?

Вопрос был насущный. Просторы континента огромны. Карта на листе меньше формата А4 способна лишь отметить его общие контуры. Точности в ней мало. Другое дело подробные, региональные карты, особенно если они сами по себе достаточно велики, чтобы вместить детали. Но я не знал, насколько часто такие встречаются.

При том, что в этом мире книги каким‑то образом попадаются даже в глухих поселениях, рисовать карты, исторически, всегда было делом непростым.

— Ха, ещё бы, — фыркнул он. — Раз помог мне, сведу уж тебя с нужными людьми, — он с любопытством покосился на меня. — Получается, ты держишь путь на север?

— Не сразу, нет, — утаивать смысла не было. — Я, наверное, не скоро туда загляну..

Путешествовать, избегая больших дорог и крупных поселений; останавливаться на годы, пока не исчерпаю местных монстров для исследований, — таков был мой план. Мне требовалось держаться подальше от цивилизации. Чем меньше искушений и отвлекающих факторов, тем для меня лучше.

Единственная причина не уходить совсем в глушь — опасность жить без новостей. Я не хочу, чтобы наступление Короля Демонов застало меня врасплох.

К тому времени, как я доберусь до Северных земель, мне оставалось надеяться, что Король Демонов уже будет повержен.

Война меня не привлекает, я не хочу в неё ввязываться. Отчасти из-за самосохранения и простого страха; отчасти — понимание, что если война начнётся скоро, я, ещё молодой и слабый демон, ничем не помогу. Ну а ещё банальное отсутствие у меня тяги к дракам.

Даже для человека война это буря, что выворачивает нравы и толкает ко греху. Ввяжись я в такое, могу натворить того, о чём не смогу пожалеть чисто физически.

— Значит, дорога без определённой цели? — будто самому себе сказал мужчина, взглянув куда‑то в небо. — Напоминает, как я в молодости шатался по миру. Я, вот знаешь, лет двадцать назад...

Чувствуя на лице тёплый весенний ветер, я прикрыл глаза и слушал историю, которая меня совершенно не интересовала.

* * *

Я подумывал отпилить рога до того, как мы доберёмся до Небельдорфа.

Капюшон кое-как скрывал моё происхождение, но я подозревал, что в большом городе меня попросят его снять — либо специально проверят, нет ли рогов, либо просто захотят увидеть моё лицо.

Однако, хоть я и мог сказать Шаттену, что мне нужно на пару минут отойти в кусты «по делу», у меня попросту не было инструмента, чтобы избавиться от рогов.

Рога — это кости, да ещё толстые и крепкие. Подаренный в деревне охотничий нож их не возьмёт. Подходящих заклинаний, чтобы помочь себе, у меня тоже не было, а вырывать их и вовсе не вариант: они прочно срослись с моим черепом.

И всё же отменять визит я не собирался; я хотел купить — или хоть как следует разглядеть — карту и вообще прицениться к тому, что можно найти в таком городе.

Так что, подъезжая к Небельдорфу, я ожидал, что в какой‑то момент мне, возможно, придётся сражаться за свою жизнь, но я был намерен попасть за его стены.

Первый вид Небельдорфа оказался не таким, как я тот представлял.

С гребня невысокого холма, на который взбиралась наша телега, открывался вид на сам город: белые стены чисто вырастали на фоне мягкого речного тумана. На углах внешних укреплений торчали высокие дозорные башни, а за ними виднелись тесной россыпью покатые коричневые крыши, будто то был сложенный пергамент под ярким дневным светом.

Дорога плавно спускалась с холма к воротам города — наезженная, но крепкая, повторяя изгибы местности.

Отсюда была видна и река: по обеим её сторонам неторопливо скользили плоскодонные торговые суда — с убранными парусами, под размеренные взмахи вёсел. Самой гавани, как и большей части города, отсюда было не разглядеть.

— У тебя в телеге ведь нет ничего противозаконного, из‑за чего нас обоих могут упечь в темницу? — неторопливо спросил я, когда лошадь начала спускаться по склону к распахнутым воротам.

Мужчина, чьё имя совпадало с немецким словом «тень», лишь покосился на меня.

— В этот раз, нет, — сказал он после долгой паузы.

Как ни странно, даже с моей обострённой способностью читать мимику и язык тела, я не понял, он серьёзен, издевается, врёт — или всё сразу.

Признаться, тревожный знак.

...если подумать, в город он вёз меня; выходит, контрабандой был я сам. Правда, он об этом не знал.

Наконец мы добрались до ворот, и дальнейшая, привычная для местных рутина, показалась мне весьма занятной: я наблюдал такое впервые.

Минут десять ушло на то, что стражники спросили наши имена, взяли плату за въезд — и я вдруг понял, что это не попытка вытрясти пару монет, а обычная процедура. У Шаттена спросили, что в повозке; он, с той усталой привычностью, что бывает у человека, проделывавшего это сотни раз, начал перечислять, пока стража проверяла телегу. Затем Шаттен уплатил пошлину за товар, и нас, наконец, пропустили в город.

— Они осмотрели повозку не сказать чтобы тщательно, — заметил я, когда мы отъехали достаточно далеко, чтобы нас не услышали. — Откуда им знать, что ты не слукавил с товаром?

Шаттен только пожал плечами.

— Ниоткуда. Да им, в общем-то, и не платят за то, чтобы особенно стараться, — ухмыльнулся он. — Другое дело корабли: они возят целый груз, а я так, кое‑какие товары. Вся разница в объёмах, паря. Корабли проверяют как следует, ведь и привезти они могут много. А одиночных торговцев вроде меня досматривают по настроению левой пятки стражи, когда в городе что‑то неладно или если поступила наводка. Обычно, даже если мы, одиночки, что-то и укроем, совет да бургомистр не так уж много потеряют. К тому же большинство из нас честно указывают товар: штрафы там просто зверские, сэкономленные монеты вообще не стоят того, чтобы попасться на случайной проверке.

Я кивнул, отметив про себя, что он решил поделиться подробностями.

И всё же то, что с меня взяли деньги просто за въезд, меня раздражало. И не «по касательной», это была настоящая эмоция.

Впрочем, всё оказалось не так плохо, как я ожидал: налогообложение здесь, похоже, куда мягче, чем во многих исторических примерах моего прежнего мира...

— К слову, — добавил он с улыбкой, — я им ещё сверху подкинул, пока ты пялился на тех, кто мой товар щупал.

— Но ты же сказал, ничего незаконного не везёшь? — искренне чуть удивился я.

— И не везу. Но у них сегодня тихий день, а скучающий стражник легко развлечётся, устроив тебе основательную трёпку нервов. Могли бы и нас обоих обыскать, — вздохнул он. — И это ещё не самое худшее. Если хочешь торговать и ты не урождённый горожанин, приходится вести и хранить гроссбух. На выезде его проверяют, и ты платишь налог с прибыли.

Я забираю слова назад: это прямо то, что я исследовал для своей докторской диссертации.

— Я понял идею, — сказал я, на секунду задумавшись и в который раз приходя к той же мысли. — Налоги это... — воровство, — ...зло.

— Ну не самая ли это верная мысль за весь день, — хмыкнул он. — Но если и правда удумал странствовать, привыкай держать при себе немного лишних монет, чтобы стража тебе не докучала.

— Принял к сведению, — равнодушно отозвался я и переключил внимание на окрестности, просто оценивая то, что видел.

Внутри город раскрывался спокойным порядком. Улицы были вымощены чистым, но неровным камнем, края которого смягчились от времени и непогоды. По обеим сторонам дороги тянулись белые и бурые дома из бутовой и тесаной кладки. По форме они были схожи, но отличались в деталях: резные ставни, подвесные колокольчики, оконные ящики, переполненные лавандой или чабрецом. В воздухе вокруг легко смешивались запахи струганого дерева, свежего хлеба и кузнечного дыма.

Квартал у ворот был не слишком людным. Здесь жили ремесленники: сапожники, ткачи, бондари, кузнецы. Каждый дом служил одновременно ещё мастерской; из их распахнутых дверей виднелись отблески горнов и незаконченные изделия. У дороги теснились трактиры, открытые с раннего утра для путников и возчиков, ищущих крова и эля.

По улицам ровно катились телеги, запряжённые крепкими волами или пыльными тягловыми лошадьми. Они везли бочки, рулоны ткани, ящики с яблоками, изредка клетку с животным. Городские работяги двигались ловко и споро, бранили груз и друг друга, но шумели меньше, чем я ожидал.

А ещё у самых ворот строили три новых здания.

— Я довезу тебя до пристани, мне надо ещё лавку поставить да все хлопоты разгрести, — сообщил Шаттен. — Я тебе ещё должен, но свободен буду только через пару часов. Впрочем, всё равно поехали со мной: узнаешь хотя бы, где меня потом найти, а там уже ступай и осматривайся, — в его словах звучала странная, «всё‑то я видел» нотка, от которой я невольно на него покосился. Секунду у меня ушло, чтобы понять, что это тон взрослого, снисходительно забавляющегося «молодёжной глупостью».

Я прикинул, за кого он меня принимает, и решил, что его воображаемая история меня устраивает.

— Понял.

Дальше дорога пошла круче вниз, и вскоре широкая излучина реки открылась полностью. Небельдорф стоял на пологом возвышении, мягко спускавшемся к кромке воды; две половины города лежали по обоим берегам и были связаны крепким каменным мостом. Толстые стены опоясывали весь город, а на противоположном берегу внутри городской черты виднелось ещё одно, меньшее кольцо укреплений — оно охраняло квартал на вершине холма, наверняка там пристанище какой‑то местной знати. Видимо, там жили бургомистр и городской совет.

Чем ниже мы спускались, тем заметнее становились движение и суета. С причалов снизу поднимались скрип канатов и шлепки бортов о деревянные сваи, вперемешку с криками лодочников и грохотом катящихся бочек. Под низкими навесами мерцали, словно светлячки, горны мастерских; кузнецы ковали детали для речных барж. Торговцы из корзин наперебой предлагали свежую рыбу.

Мы свернули в самый центр всей этой круговерти — на бойкую рыночную площадь, устроенную там, где излучина реки сжималась. Под пёстрыми полотнищами, тесно прижавшись друг к другу, громоздились ряды всякого: мешки с зерном, глиняные горшки, крынки с мёдом, разная мелочь. Воздух здесь был густ от запахов, незнакомых мне сейчас, но со временем ставших различимыми.

Смешанный душок кожевенной краски, жареных каштанов и брызг от реки неподалёку. Покупатели протискивались с охапками покупок, торговцы перекрикивали друг друга, расхваливая товар.

Место выглядело оживлённым, пёстрым — а ещё сущим адом. Трудно было представить что‑то более противоестественное для демона, да и для любого замкнутого, нелюдимого существа. Честно говоря, по мере того как мы приближались, мне приходилось усилием воли подавлять желание проститься с Шаттеном и свернуть куда угодно, только не сюда.

— Ну и видок, а? — толкнул меня в бок простодушный мужик со знающим тоном.

Я вдохнул глубоко-глубоко.

Господи и Владыко живота моего,

дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми.

Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему.

— И правда, — не вполне искренне отозвался я, продолжая повторять строки про себя.

К тому времени, как мы подъехали, я снова был в рабочем состоянии.

* * *

Демоны не способны впадать в депрессию или падать духом — это из того немногого, что мне по душе в моём нынешнем существовании. Конечно, со стороны, зная суть дела, нашу эмоциональную «плоскость» можно принять за лёгкую депрессию, но на деле устройство нашего разума таково, что нас не тяготит то, чего мы не чувствуем. Демону в своём теле вполне комфортно.

Быть демоном не так волнительно и дивно, как быть человеком в лучшие дни, но и истинной глубины одиночества, отчаяния и душевной боли, доступной человеку, демон не знает.

И всё же на этот раз я был взволнован — и позволил себе поддаться этому.

Мир вокруг будто исчез; существовала лишь старая, потёртая книга.

Книга о магии!

— И я тебе ещё раз говорю, эта карта повидала лучшие дни, милая. Дам за неё два серебряных. Из доброты, заметь, — прозвучал знакомый мужской голос, даже с ноткой жалости.

— Доброты? Да эта карта старше нас обоих и вдвое нас умнее. Двух серебряных на одну только её тушь не хватит, — сухо отозвалась пожилая женщина.

Я слышал их обоих, но слова почти не доходили до меня — моё внимание лежало в другой плоскости.

Вокруг лежало множество книг; среди них наверняка были гримуары с заклинаниями, но сами заклинания в них интересовали меня меньше всего.

Меня занимали теория и основы. Слишком много было того, что я открыл или думал, что открыл сам; слишком многое я не мог подтвердить, принимая за рабочие широкие принципы просто потому, что не мог доказать обратного. А здесь же, в трудах других магов, было то, что могло помочь не только творить магию, но и понимать её.

Первая книга, к которой я потянулся, говорила о мане и сосредоточении. О том, как маги учатся ощущать эту энергию. Оказывается, люди не чувствуют её естественно, как демоны, чего я не знал: в манге об этом не говорилось.

Там были построения: простейшие круги, которые можно начертить прямо на земле, где мана чуть‑чуть собиралась вокруг, чтобы юному магу было легче уловить её.

Я пролистал упражнения — на развитие контроля, памяти и воображения, на всё подряд.

— Всё равно, это же какой-то клочок пергамента с несколькими линий. Не стоят они много, — упрямо тянул знакомый голос и получал точно такой же ответ.

— Эти «линии», как ты выразился, показывают Западный Перевал до того, как рухнул мост, а ещё ими отмечены лесные тропы, которые не вносили на карты последние лет тридцать. Но, ради Богини, можете купить «какой-то клочок пергамента» в другом месте, раз уж думаете, что найдёте лучше.

— Дык может, эти лесные тропы перестали копировать не просто так...? — не унимались они.

Дальше шло длинное объяснение о фокусировании — особых предметах‑фокусах, которыми пользуются маги. Посох и прочие вещи были не для показухи и не «оружие последнего шанса». Посох обычно делали из материала, хорошо проводящего ману, и, прогоняя через него энергию, можно было добиться того, чего обычный контроль не позволял. Кроме того, в посох можно было врезать заклинание: применять его всё равно должен был настоящий маг, но так было гораздо проще — энергия почти сама складывается в верную конфигурацию от лёгкого толчка. Прекрасно для ситуаций, когда нет времени сплетать заклинание как положено. Впрочем, книга предостерегала от превращения таких вещей в костыли.

Я захлопнул книгу, решив, что и эта мне нужна, а потому добавил её к стопке.

Потом, не говоря ни слова, я подошёл к Шаттену сзади — он как раз препирался с сухонькой хозяйкой книжной лавки.

— ...и знаешь что, Айнкер, мы, пожалуй, пойдём в другое место, раз уж нас тут пытаются так нагло обобрать! — он размашисто жестикулировал, довольно правдоподобно изображая злость. — Ты сама-та глянь на парня: он же еле терпит, видя весь этот старый хлам. Но если ты всё же...

Шмяк!

На стол рухнула стопка книг.

Шаттен уставился на неё, потом на моё непроницаемое лицо, затем — на женщину, с которой торговался. Та будто подавилась.

— И зачем я вообще стараюсь? — его ладонь встретилась с лицом, а его, как он уверял, старая подруга Айнкер разразилась раскатистым, трескучим смехом.

* * *

В основном монеты достались мне из гнёзд тех летающих монстров, которых я истребил. Вся гора, у подножия которой я жил, кишела ими — всех мастей, размеров и повадок. Похоже, к тому времени, как я там закончил, я вычистил сотни гнёзд; некоторые успевали заселиться заново по нескольку раз.

Разумеется, монеты в самих монстрах не водились, зато многие, похоже, стаскивали в гнёзда всё металлическое, что попадалось. Самый распространённый вид — мелкая мохнатая рептилия, напоминавшая мутировавшую, перекачанную чихуахуа с шестью когтистыми лапами, — обожала встраивать металл в гнездо для прочности.

Само собой, помимо обилия кусков брони и оружия, попадались там и монеты. Монеты, пожалуй, единственное, что я забрал из своей старой хижины, помимо одежды и книг.

Вряд ли мои пожитки можно назвать богатством, но монет мне всё равно хватало, чтобы чувствовать себя уверенно. После продажи клыка чудовищного кабана — с помощью Шаттена (на сей раз он согласился помочь лишь при условии, что я заткнусь и просто постою у него за спиной) — у меня на руках оказалась приличная сумма.

Поэтому я решил оставить Шаттена в покое и сделать несколько покупок без его участия.

Мне казалось, он уже отплатил за мою помощь раз так дюжину. Но, по какой‑то причине, сам он так не думал: говорит, мол, чтобы я разыскал его, если понадобится что-то ещё.

Странно. Сомневаюсь, что им двигали дружба или товарищество. Уверен, моё поведение достаточно отталкивающе, чтобы отбить охоту к дружбе, не говоря уже о чём‑то большем.

Без помощи Шаттена я уже обзавёлся приличной одеждой. Новый плащ с ещё более глубоким капюшоном и несколько комплектов добротно сшитых вещей. Пороков у меня немного, и предаваться им сверх меры я не собирался, но простое удобство одежды, скроенной по твоей фигуре, слишком соблазнительная роскошь, чтобы от неё отказываться. Да и настоящая, хорошая обувь вместо ножных обмоток вещь важная, приятная и на уровне инстинкта «правильная».

Понятия не имею, как другие демоны умудряются щеголять почти полуголыми в дикой глуши. Впрочем, я до сих пор не освоил и полёт — а ведь, по слухам, это у нас, демонов, должно выходить само собой.

Так или иначе, купив одежду и пару запасных комплектов, я отправился утолить ещё одну свою страсть, прежде чем запереться в трактире и, пока хватит денег, штудировать купленные книги по магии.

Иначе говоря, я разыскивал вполне определённые инструменты.

—...эм, да, думаю, за двенадцать смогу отдать, — сказала девушка... нет, скорее уже женщина, лет семнадцати, с лёгким румянцем на щеках, указывая на посох, который я пытался купить. — Но только если возьмёте ещё гримуар, или два, хотя бы по пять монет каждый! — торопливо добавила она, будто спохватившись, что оговорилась.

— С радостью, — учтиво кивнул я. — В зависимости от содержания. Если сможете описать, какие заклинания в каждом, я подберу подходящий гримуар.

Хозяйка магазинчика на рынке — девушка, державшая магазинчик всего магического, — почему‑то замялась. Румянец с её щёк не сходил, а сама она медленно кивнула.

— Я... э‑э... могу, но я буду долго распинаться, слишком долго! — она махнула на полки за спиной, уставленные сотней книг, а затем глубоко вдохнула. — Т‑так что, может, вы придёте к закату, когда мы закрываемся, и я всё вам уже тогда объясню и расскажу? — выпалила она и, слегка неуклюже, слишком наигранно подмигнула мне.

Я просто уставился на неё.

Эмоций у меня, конечно, маловато, но я вовсе не идиот: своё отражение я видел и прекрасно понимал, что здесь происходит.

— Если продадите посох за двенадцать, обещаю вернуться к закату и купить у вас несколько гримуаров, — сказал я наконец, не позволяя сложиться улыбке в понимающую, а тем паче, упаси Боже, смущённую, как всего меня к тому тянуло.

— Да‑да, хорошо, — поспешно согласилась она, даже поморщившись — вероятно, осознала, что, торопясь, согласилась на честную цену без торга.

Деньги были отданы, предмет‑фокус получен.

— Благодарим за покупку, заходите ещё! — крикнула она мне вслед. Я было подумал проигнорировать, но это выглядело бы грубо и, пожалуй, заставило бы её тревожиться, что я не сдержу слово, — поэтому, не оборачиваясь, просто махнул рукой ей.

Торговаться я не умею от слова совсем. В моём прошлом мире торг исчез ещё до отцовских времён: в развитых странах этим уже не занимались; нынче даже на продуктовых рынках цены фиксированы. Но здесь, в этой эпохе? Это единственный способ торговли.

Никогда нельзя соглашаться на первоначальную цену: она почти всегда завышена, чтобы тебя ободрать. Нужно торговаться, чтобы выйти на справедливую стоимость. Чему я, будучи человеком, не учился и чем, как демон, толком заняться я не мог — не при моём отказе лгать и изображать эмоции.

Иными словами, покупки в этом мире обещает быть мучительным.

Надо бы разжиться таким количеством монет, чтобы вовсе не заботиться о том, что меня где‑то обдерут. Легко сказать; вот только как это провернуть я понятия не имею.

И всё же в одном я был искренне удивлён: в том, насколько доступна здесь магия. Здесь я и правда смогу раздобыть множество заклинаний.

Сотня гримуаров в крошечном волшебном магазинчике в богом забытом портовом городке звучит чрезмерно, но если учесть, сколько среди них копий самых ходовых заклинаний, уже становится не так удивительно. Полагаю, большинство попадающихся мне заклинаний будут базовыми, а если и надеяться на какие-то интересные заклинания, то такие явно будут попадаться мне значительно реже. В аниме Фрирен, казалось, гонялась за малоизвестными гримуарами ради коллекции, но в городских лавках она почти ничего не покупала: видимо, всё, что продаётся в городах, ей было давно известно.

Иными словами, равняться на неё и её ученицу в вопросе, где они добывали заклинания, бессмысленно: Фрирен сама была ходячей библиотекой.

Покинув прибрежный рынок, я неторопливо направился к трактиру, проходя через подворотни. Город оказался на удивление чистым и пах не так плохо, как я ожидал.

Встречу мне назначили на закат, но прежде я хотел как следует поесть и разобраться с частью теории магии, отложенной «на сладкое».

Очередная, одна из бесчисленных, подворотен круто свернула; на булыжнике поблёскивала солёная влага. Я завернул за угол — и на миг застыл: обстановка мгновенно сложилась в цельную картину, вышибла из головы посторонние мысли и собрала тело в готовность к бою.

Впереди, привалившись к осыпающейся стене, мялись три фигуры: позы ленивые, но их глаза острые, как кремень, а язык их тел кричали об угрозе. Главарь, бритоголовый, с серебряным кольцом в ухе, оттолкнулся от кирпичей. Его камзол, прошитый выцветшими цветочными узорами, был распахнут, открывая ремень, увешанный крохотными кошельками.

— Так-так-так, — протянул он, шагая мне наперерез. Голос его был высоковат, но с рычащей ноткой. — Это у нас маг куда-то спешит? До ночки ещё далеко, пиво в трактире не протухнет.

За его спиной женщина с двумя косами усмехнулась, перебирая, как мне показалось, ожерелье из вороньих косточек. Третий, долговязый парнишка, скользнул влево, перекрывая выход из переулка.

Главарь наклонил голову, не отрывая глаз от моего посоха:

— Добротное деревце. Из тернового, да? Жаль будет, если оно вдруг... потеряется, — он поднял ладони перед собой, оскалившись. — Но мы народец дружелюбный. Подкинь монет на удачу, и мы подскажем короткую дорожку. А?

Браслеты женщины звякнули, она сместила вес, выжидая.

Я тут же изучил всех троих. Читать их позы было несложно, равно как и увидеть в них скрытую угрозу. Моим первым инстинктивным порывом было напасть, пока они расслаблены. Я знал, что сумею порвать их прежде, чем они успеют среагировать. Но вместо этого я аккуратно опёр посох о землю.

— Уверены, что это разумно? — спокойно спросил я, без тени выражения как на лице, так и во всём теле. — Подкарауливать того, кого сами считаете магом?

Главарь «по‑дружески» хмыкнул, и всё же шагнул ближе. А потом ещё ближе. Он явно сокращал дистанцию.

— Тц-тц, — театрально цокнул он. У него зубах на миг блеснуло золото, и он погрозил мне пальцем. — Ты уж лучше не завирайся. Боевые маги штука, конечно, страшная: жестом ещё обратят в пепел... — он остановился в двух шагах от меня; его нож вертелся у него меж пальцев. — Но вот ученики магов... с ними договариваться куда приятней, сечёшь?

Я смутно понял, к чему он клонит. Между настоящим магом и тем, кто ещё учится, целая пропасть — именно потому Хайтер хитростью не давал Фрирен достаточно долго уйти, чтобы Ферн успела выучиться.

Но чего я не знал, так это того, что учеников магов здесь считают настолько беспомощными, что их готовы грабить посреди улицы — и это при мане, едва отличимой от маны необученных лавочников.

И всё же я вновь себя успокоил.

— Понимаю, — спокойно сказал я, чуть наклонив голову и потянувшись к кошелю. — Могу расстаться с пар...

Договорить я не успел.

Глаза женщины сузились, и она резко свистнула — пронзительный звук прокатился по всей подворотне. Мужчина передо мной мгновенно пришёл в движение, но всё же был не слишком быстр. Я увидел, как он перевернул нож в руке, крепко сжав рукоять, и понял, куда он собирается нанести удар. Только поэтому я случайно его не убил — я знал, что его атака не будет смертельной для меня. Но в тот момент я колебался, ведь мне пришлось удерживать себя от того, чтобы не вырвать сердце из его груди.

Именно из-за этого я застыл и не смог защититься.

Лезвие вонзилось мне в живот, вероятно, глубоко задело кишечник, и я резко выдохнул от боли. Я не сопротивлялся, когда мужчина потянулся за моей спиной к зажатой в руках сумке и вырвал её, а потом оттолкнул меня, и я упал лицом вниз на землю.

Выругавшись себе под нос, мужчина поспешно скрылся вместе с подельниками — даже несмотря на то, что я уже слышал приближающиеся шаги и крики.

Было больно. Но в этой жизни я иначе воспринимал боль. Не было ни желания закричать или зареветь от боли — эмоции не вызывали у меня ни малейшей дрожи в движениях.

Я просто лежал и давал инстинктам подсказывать мне, как залатать дыру в животе.

— ...вот же ж суки! Проклятье! — кто-то подбежал ко мне, и я стал подниматься вместе с ним. — Ты как, цел?

Так странно, но новая одежда мне в этот раз действительно пригодилась: теперь у меня в капюшоне были маленькие шнурки, я специально их заказал. Это позволило мне привязать шнурки к рогам, которые изогнуты наподобие диадемы на лбу, и удерживать капюшон на месте даже при сильном ветре, несмотря на его размер.

— Думаю, да, — ответил я, прижимая ладонь к животу, чтобы скрыть пятна крови, Затем я сел и бросил взгляд на... стражника, как ни удивительно. — Они меня просто ограбили и ударили в живот.

Мужчина буквально сплюнул в сторону.

— Они? Кто эти «они»?!

Я вкратце рассказал ему, что произошло. Единственное, о чём я умолчал, это про ножевое ранение: я сказал, что мужчина с пирсингом ударил меня в живот. В общем-то, это не было ложью, я просто не уточнил, что удар пришёлся ножом.

К тому моменту, как я закончил, казалось, что стражник злился на случившееся даже больше меня. А я, несмотря на свою демоническую сущность, был довольно-таки раздражён.

Лицо стражника перекосилось, словно он откусил что-то гнилое.

— Блядские вейкинские крысы, — пробурчал он и пнул валявшийся рядом камешек. — Возомнили, что все подворотни теперь их личные охотничьи угодья. Спустились со своих холмов в своих съеденных молью шелках да с «благословениями». Тьфу! — он снова сплюнул, на этот раз почти у моих ботинок. — На прошлой неделе они утащили аж целую телегу торговца. «О, звёзды сказали, что она принадлежит нам!», — передразнил он насмешливым, протяжным голосом, нелепо помахивая руками.

Он махнул большим пальцем в сторону гавани:

— Видал? В городе есть настоящие стены, настоящие стражи. А эти стервятники всё равно проникают сюда, как какой-то вонючий дымок. Вот клянусь, хуже сраных демонов. Ни дома, ни законов, одни липкие пальцы да враньё, — его губы презрительно скривились, когда он взглянул на мой живот, хотя в полумраке и на чёрной одежде пятна крови было не видно. Я лишь радовался, что оно не бросается в глаза. — Бьюсь об заклад, этот гад с ножом наверняка обвешан «святыми амулетами», да? «На удачу»... Ха, удачу, как же. Всё это нищебродский хлам для простаков.

Он наклонился и понизил голос до рычания:

— А знаешь, что хуже? Они размножаются, как тараканы. У того, что напал на тебя, наверняка есть пятёрка братьев и сестричек, которые возятся сейчас возле пристани и обчищают там карманы. Весь этот хренов клан прям какая-то чума, сжечь бы их всех нахер, как заразу, — он выпрямился, поправил ремень, тяжело выдохнул. — Считай, повезло тебе, что не пырнули. Мы тут чуть ли не каждую неделю трупы с перерезанным горлом находим.

Он зло уставился в темноту подворотни.

— Ты это, кричи в следующий раз. Мне только дай повод, с радостью всажу копьё в первого вейкинца, которого увижу там, где ему нечего делать. И не я один так думаю.

Чем больше он рассказывал о племени или клане, тем сильнее мне это напоминало что-то из прошлой жизни. Но сейчас наложить проклятие на себя, чтобы вспомнить, было бы затруднительно.

— Сильно сомневаюсь, что они хуже демонов, — наконец сказал я, ведь это было единственное, что я мог честно сказать в их защиту. — К тому же каждый достоин честного суда. Сомневаюсь, что всё племя состоит сплошь из негодяев и преступников.

Мужчина лишь усмехнулся.

— Ха! Демона тут не видели уже лет пятьдесят, а вот вейкинскую падаль... Каждый день кого-нибудь убьют, обкрадут или изнасилуют. Они ещё начнут вопить что есть сил, когда режут тебя, будто это их самих грабят! Вот в чём их хитрость: чем громче вой, тем глубже удар. В одной руке у них твой кошель, а другой — вытирают «честные-пречестные слёзки»! И попробуй только дать им сдачи, тут же станешь чудовищем, а они — простыми «бедными путниками». Ты бы знал, сколько раз они пытаются выкинуть эту дебильнейшую ахинею! Пфах! — он снова сплюнул в сторону.

Я снова испытал неприятное чувство дежавю.

Почему-то мне захотелось возразить просто из принципа, но я сдержался.

— Так или иначе, спасибо за помощь, — сказал я мужчине, который спугнул воров и, по сути, вынудил их меня пырнуть. — Я учту ваше предупреждение о вейкинцах.

По крайней мере, на ближайшие несколько минут, пока не доберусь до своих книг.

У стражника злой вид немного смягчился. Он, видимо, вспомнил, где мы находимся и что только что произошло.

— Да... Слушай, извини насчёт кошелька, хотя бы за это. Ты точно в порядке? Дойти до постоялого двора сам сможешь, может, помочь?

Я лишь покачал головой.

— Я справлюсь. В конце концов, сам виноват, что полез в такие закоулки.

Мне следовало бы соображать лучше. Обидно, что в этой жизни здравый смысл у меня почти не работает.

Мужчина ещё раз покачал головой.

— Ладно, не буду больше тебе докучать, — он кивнул, поправил шлем и зашагал прочь из подворотни.

Я подождал пару секунд и направился в противоположную сторону, туда, куда изначально собирался идти.

В глубине души меня не отпускало ощущение, что сегодняшняя развязка дня подозрительно напоминала мне Берлин. Разве что на рынке тут было меньше шансов попасть под колёса.