Зло во плоти (джен)

Дневник Стеллы Хопкинс

29 июня 1897 г.

Не могу поверить, что у нас все-таки получилось! От волнения я все еще вся дрожу и рискую расплескать чернила, наставив массу клякс. Нужно постараться хоть немного успокоиться и, отринув лишние эмоции, изложить все события по порядку.

После визита к профессору Хильдерну мы не стали терять времени даром и отправились к мисс Морстен. Она пребывала в большом смятении — ее бедный жених не приходил в себя, а его температура достигла критической отметки, и никакое лекарство не могло ее сбить. У мисс Морстен мы застали майора Джеймса Шолто — товарища доктора Ватсона, который привез его в Англию. Разумеется, Шерлок, Эвр и профессор Мориарти моментально набросились на него с расспросами, и майор рассказал, как они вместе с доктором Ватсоном и сержантом их батальона спустились в заброшенный колодец в поисках двух заблудившихся солдат, и что произошло дальше. От его слов у меня мороз пошел по коже. Я была уверена, что существовало рациональное, научное объяснение случившемуся, но мне все равно было страшно даже подумать о том, какой ужас им всем пришлось вынести. И та бедная девочка!.. Майор сказал, что в инстинктивном порыве человека, привыкшего приходить на помощь страждущим, доктор Ватсон попытался прикоснуться к ее останкам, но убитый горем брат девочки этому воспрепятствовал. В тот момент Шерлок сразу же предположил, что именно так доктор Ватсон и заразился этой непонятной болезнью, которая, видимо, передается исключительно при контакте с ее непосредственным источником. Мисс Морстен, однако, заметила, что это не дает ответа на другую загадку: анализ крови доктора и рядового Смолла, также заболевшего, говорил о том, что они уже должны были пойти на поправку, в то время как их горячка все еще не проходила, и они продолжали бредить.

В конце концов, после непродолжительной дискуссии был разработан план побега профессора Хильдерна из клиники его вероломного брата. Признаю, что мысль об участии в подобном, очевидно противозаконном мероприятии несколько меня испугала — я боялась, что мои никудышные актерские способности погубят всю операцию, и опасалась последствий, которые она может иметь. К счастью, Шерлок принял решение подключить к ней Грега. Конечно, будь обстоятельства иными, он ни за что бы не согласился участвовать в подобной операции, однако я знала, сколько мучений причиняют ему те нераскрытые дела, и поняла, что он пусть неохотно, но окажет нам содействие.

Учитывая состояние доктора Ватсона, мы не могли позволить себе ни малейшего промедления и решили действовать на следующий же день. Здесь я не могу не отметить, сколь своевременными оказались приезд профессора Мориарти и его готовность посодействовать в нашем деле. Он первым отправился в клинику доктора Хильдерна. Не знаю, какие высокопарные и бесстыдно хвалебные комплименты он расточал его уму и научным талантам, но своей цели он добился. Оставив клинику на попечении своего заместителя, доктора Перри, доктор Хильдерн вместе с профессором Мориарти отправился в научную лабораторию университета, в котором профессору предстояло читать лекции, якобы с целью ознакомления с новейшими трудами по психиатрии, привезенными профессором из Ирландии. И не успел их экипаж затеряться на лондонских улицах, как настал наш черед вступать в игру.

Как же все-таки удачно, что Шерлоку в ходе его детективной работы так часто приходилось практиковать искусство перевоплощения! Если бы не его умение наносить грим и менять образы, я думаю, доктор Перри и сторож наверняка узнали бы в хмуром рябом констебле и двух молчаливых медсестрах своих вчерашних посетителей. Ощущения были самые невероятные: мы стояли прямо перед ними, на расстоянии в пару ярдов, и все-таки они нас не узнали. Мы заранее условились, что с целью уменьшения риска быть узнанными по интонациям голоса говорить будет только Грег. Бедный, как тяжело ему далась эта ложь! И я все еще боюсь, что когда доктор Хильдерн поймет, что его одурачили, ему достанется больше всех. Шерлок, конечно, заверил нас в том, что в случае необходимости Майкрофт воспользуется своим влиянием, но все равно эта ситуация была очень неприятной, и лишь желание Грега защитить невинных людей от безжалостного убийцы помогло ему пересилить себя.

Согласно нашей легенде, полиция вызвала профессора Хильдерна как эксперта в области естественной истории, чтобы он помог провести анализ найденных на месте преступления улик (что, в общем-то, было не слишком далеко от истины). И, как и положено всякой полиции, она не терпела промедления, поэтому инспектор приехал в сопровождении медицинского персонала, который конвоирует профессора в участок. Доктор Перри, верный своему начальнику, колебался, несмотря на предоставленное предписание. Тогда Грегу пришлось принять свой самый суровый вид и пригрозить взысканием за учинение препятствий полицейскому расследованию. Это сработало, и доктор Перри, рассудивший, что проблемы с законом — последнее, что нужно их учреждению, согласился отпустить профессора Хильдерна.

Бедный ученый не сразу понял, что происходит. Мы с Эвр ласково взяли его под руки, и он пошел с нами скорее машинально, не осознавая, что его ведут на волю. Только после того, как мы благополучно разместились в экипаже и тронулись, он вздрогнул, словно пробудившись от летаргического сна, и с удивлением на нас посмотрел.

— Что же… — профессор оглядел нас непонимающим взглядом. — Вы что же, вы…

— Мы освободили вас, профессор, как и обещали! — воскликнула Эвр, быстро сняв платок медсестры. — Это мы были у вас вчера, помните? Меня зовут Эвр Холмс, это мой брат Шерлок и лучшая подруга, мисс Стелла Хопкинс. А инспектора зовут Грегори Лестрейд, он из Скотланд-Ярда.

Эта информация взволновала профессора.

— Скотланд-Ярд?.. — пробормотал он. — Так значит, меня арестовали, да?.. Что ж, пожалуй, это к лучшему. Я должен ответить за содеянное, и я скорее умру, чем вернусь в ту проклятую камеру — она сводит меня с ума…

— Профессор, вас никто не будет судить, — Эвр взяла его руки в свои и заглянула ему в глаза. — Как я уже сказала вчера, нам нужна ваша помощь. Мы хотим понять, что нужно сделать, чтобы остановить этого монстра. А еще заболел наш друг, и мы полагаем, что вы знаете, как его вылечить. Помните? Тот, который бредит про гигантов из Новой Гвинеи.

Профессор Хильдерн неуверенно кивнул. Я видела, что ему непросто воспринимать происходящее вокруг, что он слишком потрясен этой неожиданной свободой и тем, что ему все-таки поверили. Поэтому, пока длилась наша поездка до дома Мэри, я постаралась ввести его в курс дела, и это, как ни странно, помогло ему успокоиться. Профессор Хильдерн был прирожденным ученым, и пусть когда-то его чаяния потерпели крах, новое задание, новый исследовательский вызов вдохнули в него силы.

— Вы говорите, доктор Ватсон вернулся из путешествия по Индии? — спросил он, когда экипаж остановился перед домом, и мы вышли.

— Он проходил там службу, — уточнила я. — Он военный врач.

Профессор Хильдерн задумался.

— Хм… А когда произошло первое убийство? — спросил он Грега. Тот назвал число.

— Подождите-ка, — Шерлок сразу же понял ход его мыслей. — Не хотите ли вы сказать, что существует какая-то связь между болезнью доктора Ватсона и началом убийств?

— Я думаю, мистер Холмс, связь самая прямая, — сказал профессор. — Если предположить, что в те далекие доисторические времена, к которым принадлежал найденный мной скелет, Новая Гвинея, Австралия и современная Юго-Восточная и Юго-Западная Азия были частью одного огромного материка⁽¹⁾, вполне возможно, что доктор Ватсон столкнулся с той силой, что была призвана остановить злых монстров. Скелет почувствовал пробудившуюся угрозу и решил атаковать. Все эти годы он бродил незамеченным, а теперь… — удрученный, он замолк.

— Возможно, он был не так уж и не замечен, — предположила Эвр. — Местная полиция могла списывать его деяния на разбушевавшихся животных или не пойманных преступников. Этого, скорее всего, мы никогда не узнаем.

— Так давайте же не будем тратить время на бесплодные гипотезы, — оглядевшись по сторонам, сказал Грег. — Нам лучше зайти в дом, если мы не хотим привлекать к себе лишнее внимание.

Нас не нужно было просить дважды, и мы быстро зашли в квартиру, где нас уже ждала встревоженная Мэри. Пока мы с Шерлоком и Эвр снимали с себя грим и переодевались в свою привычную одежду, профессор, не теряя времени, осмотрел доктора Ватсона. Как я и сказала, погрузившись в свою стихию, он потерял всякое сходство с тем робким узником, с которым мы познакомились вчера в клинике доктора Хильдерна, и энергично принялся за дело. В тот момент доктор Ватсон как раз пришел в себя, если это можно было так назвать — он будто не видел окружавших его людей и продолжал что-то говорить о грядущей битве со злыми гигантами. Профессор Хильдерн взял у него кровь и сразу же отправился в одну из гостевых спален, где Мэри разместила свою лабораторию. После того как он изучил анализ под микроскопом, Шерлок не замедлил продемонстрировать ему образец серебристой пыли, найденный на местах преступлений, которые мы связывали с чудовищем из Новой Гвинеи. Профессор склонился над микроскопом и через несколько секунд торжествующе воскликнул:

— Да, это оно! Этот органический материал безусловно принадлежит ему! И что-то подсказывает мне, что я знаю, как мы его остановим!

Профессор взял у Шерлока колбу с образцом пыли и с помощью пипетки впрыснул туда несколько капель крови доктора Ватсона. Затем он посмотрел в микроскоп на получившуюся субстанцию. Я ожидала, что он разразится возгласом радости, но вместо этого, отстранившись от микроскопа, он горько рассмеялся:

— Вот оно! Вот то лекарство, которое я искал, вот та сыворотка, которую я надеялся получить! Безумец! Тогда, четыре года назад, я думал, что кровь этого монстра поможет мне создать лекарство против человеческого зла, исцелить род людской от всех пороков и страстей, и как жестоко я ошибался! Теперь средство найдено, но какой ценой!.. — он обвел нас тяжелым, усталым взглядом. — И моя бедная Пенелопа. Мое несчастное дитя — почему ты не дожила до того момента, когда я наконец-то нашел исцеление?.. — он закрыл лицо руками, и его плечи поникли под гнетом его горя. Никто из нас не знал, что сказать. Еще вчера доктор Хильдерн сообщил нам, что Пенелопа Хильдерн, от родства с которой он также отказался, умерла полгода назад. В отличие от ее отца, ее безумие оказалось подлинным.

— Профессор Хильдерн, — повинуясь инстинкту, я подошла к нему и мягко тронула его за плечо. Он опустил руки; на его лице читалось глубокое страдание. — Профессор Хильдерн, вы не в силах вернуть свою дочь, но вы все еще можете остановить того монстра и спасти доктора Ватсона. Только скажите, что нам нужно для этого сделать.

Профессор на миг прикрыл глаза, а затем с тяжелым сердцем произнес:

— Я приготовлю сыворотку. Если нам удастся вколоть ее чудовищу, оно погибнет. С его смертью горячка оставит доктора Ватсона и рядового Смолла.

Я посмотрела на Мэри. По ее лицу было понятно, что слова профессора дали ей лишь призрачную надежду, но она была готова положиться хотя бы на это.

— И как, ради всего святого, мы выследим этот ходячий скелет, чтобы вколоть ему сыворотку? — с легким отчаянием вопросил Грег.

— Мы пойдем по его следу, — мрачно сказал Шерлок. — По сообщениям «Вестминстерской газеты», в деревушке Вест-Хартинг недавно было растерзано стадо овец. Я думаю, это его рук дело.

— Но Вест-Хартинг совсем недалеко от Масгрейва!.. — воскликнула я. Эвр прикусила губу, а Шерлок побарабанил пальцами по лабораторному столу.

— Майкрофт уже там, и они приняли все необходимые предосторожности, — сказал он. — И все-таки, я думаю, нам стоит поторопиться. Кем бы ни был тот, кто совершил все эти преступления, мы должны его поймать.

Мне остается лишь добавить, что мы приняли решение отправиться в Масгрейв первым же утренним поездом. Профессор приготовил сыворотку, и каждый из нас получил по несколько шприцев в качестве оружия. На ночь он остался на квартире у Мэри. Доктор Хильдерн, разумеется, уже понял, что его одурачили, и в данный момент Грег является тем щитом, что охраняет нас от его ярости. Пока ему удалось убедить доктора Хильдерна в том, что его сводный брат содержится в полицейском участке, но тот пообещал уже утром «привлечь все свои связи». Что ж, мы сделаем то же самое. У Майкрофта, Шерлока и Эвр достаточно знакомых в медицинских кругах, так что мы добьемся для профессора Хильдерна повторного освидетельствования, и я уверена, что по его результатам его признают психически здоровым и освободят из того ужасного места, которое его сводный брат называет клиникой для душевнобольных. И все это, разумеется, произойдет уже после того, как мы покончим с чудовищем, возвращенным к жизни исследовательским пылом профессора Хильдерна. Не могу передать, как страшно мне даже думать об этом! И все-таки это справедливо. Мы так полагались на современную науку, так верили в прогресс и превосходство нашей цивилизации, что позабыли о том, что развитие не обязательно сводится к простому продвижению вперед. Порой, чтобы понять окружающий мир, необходимо задержать этот сумасшедший бег, смирить свою гордыню и посмотреть на вещи так, будто ты ничего о них не знаешь. Тогда, быть может, у нас получится хоть немного приблизиться к постижению истины.

* * *

Дневник Молли Холмс

2 июля 1897 г.

Уже третий раз я берусь за перо, в надежде, что последовательное изложение минувших событий поможет мне успокоить мои чувства, и кажется, что мои чаяния остаются напрасными. Произошедшее в Масгрейве слишком невероятно, чтобы быть правдой, и я все еще сомневаюсь в реальности случившегося, хотя сама была этому свидетелем. Возможно, мой разум инстинктивно противится моему желанию описать эти ужасающие события и подает соответствующие сигналы моему телу, надеясь, что дрожь в руках воспрепятствует моему намерению и заставит меня полностью от него отказаться. Но нет, этого я допустить не могу! Я должна взять себя в руки и описать все так, как это было, и даже если мои потомки, которым попадется на глаза этот дневник, сочтут мой рассказ экзальтированной фантазией впечатлительной викторианской леди, я не смогу упрекнуть себя в том, что не выполнила свой долг свидетеля.

Майкрофт приехал три дня назад. Признаюсь, я была очень рада его видеть — и не только потому, что наша разлука начала меня тяготить, но и потому, что надеялась, что его присутствие ускорит разрешение конфликта между миссис Холмс и Эвр. Что ж, мой оптимизм в этом вопросе правильнее бы было назвать наивностью! Конечно, не успел Майкрофт поздороваться со всеми нами и взять на руки малыша Уильяма, как его мать подняла вопрос замужества его сестры. Судя по обеспокоенному и в то же время настойчивому выражению ее лица, моя свекровь полагала, что старший из ее детей придерживается того же мнения, что и она, или, по крайней мере, готов всячески посодействовать окончанию этого кризиса. Я сразу же поняла, что она ошибалась и в том, и в другом. Майкрофт расходился с ней во мнениях и не испытывал никакого желания вмешиваться в дела сестры. Несмотря на то, что он являлся государственным служащим, Майкрофт не считал необходимым диктовать подданным Ее Величества, с кем им следует или не следует вступать в брак. Когда же миссис Холмс воскликнула, что подобным замужеством Эвр загубит свою жизнь, Майкрофт хладнокровно заметил, что, учитывая неизбежное отделение Ирландии, в котором он не сомневался, будет полезно иметь знакомство «на другой стороне», и счел вопрос закрытым.

Ужин в тот день прошел в напряженной обстановке. Майкрофт и мистер Холмс почти все время проговорили о политике, в то время как миссис Холмс не проронила ни слова и поднялась к себе сразу же после того, как мы вышли из столовой, отказавшись от кофе. Мистер Холмс последовал за ней, и мы остались вдвоем с мужем. Только тогда Майкрофт снял свою маску показного спокойствия и вежливой сдержанности и сказал мне, как он благодарен за то, что я неукоснительно выполнила его просьбу и отдала приказ запирать на ночь все двери и окна в Масгрейве. Его встревоженный тон заставил меня позабыть об Эвр и ее матримониальных планах, причинявших столько муки миссис Холмс. Конечно, до нас доходили новости о тех ужасных убийствах, что случились в Олдершоте, Фарнеме и Питерсфильде, однако наш мир всегда отличался жестокостью, и, к тому же, будучи невесткой детектива, я научилась обращать на подобные известия меньше внимания, чем, возможно, им уделяли другие обыватели. Майкрофт, однако, был иного мнения. Он сказал, что Шерлок, Эвр и мисс Хопкинс проводят свое расследование и намереваются посетить одного профессора, который, как они надеялись, сможет пролить свет на эту загадку, так как есть все основания полагать, что эти убийства были совершены не человеком, а неким зловещим существом, чье происхождение остается неизвестным.

Эти слова мужа вызвали во мне противоречивые чувства. Я не совсем поняла, что он имеет в виду. Неужели Шерлок и Эвр, которые всегда такое большое значение придавали рациональному объяснению физических явлений, поверили в сверхъестественную природу жестокого убийцы? Майкрофт сказал, что мое недоумение ему понятно. Он сам испытал его, когда брат впервые рассказал ему об этом деле, но теперь он понимает, что Шерлока заставила испытать сомнение найденная на месте каждого преступления улика — неизвестное вещество, которое он не сумел идентифицировать. Эта загадка не давала ему покоя, и ради ее решения Шерлок согласился пойти на крайние меры. Что же касалось Эвр, то для нее вызов традиционным научным представлениям совпал с вызовом собственной матери, поэтому было вполне закономерно, что она приняла в этом деле столь рьяное участие.

И все-таки я не могла не испытывать скептицизма. Я видела целесообразность тех предосторожностей, что мы предприняли в Масгрейве, но полагала, что противник, с которым пришлось столкнуться Шерлоку и Эвр, был человеком. Очень жестоким и физически сильным, но все-таки человеком. Впрочем, я не стала высказывать вслух свои сомнения и сосредоточилась на том, что теперь, когда Майкрофт вернулся в Масгрейв, мы сможем больше внимания уделять нашей маленькой семье.

Весь следующий день был посвящен именно этому. Из соображений безопасности мы ограничили нашу дневную прогулку садом Масгрейва, а затем до самого ужина просидели с маленьким Уильямом в нашей гостиной. Мистер и миссис Холмс, наверное, считают нас ужасными родителями, но мне так не хочется надолго расставаться с сыном, и я вижу, что Майкрофт испытывает то же самое. За то время, что он провел в Лондоне, он успел соскучиться по Уильяму и расспросил меня обо всем, что произошло в его отсутствие. Я была так счастлива быть с ними и видеть, как Уильям лучисто улыбается нам обоим. Мне кажется, что он уже нас любит, и за себя я могу сказать, что нет на свете такой силы, которая заставила бы меня перестать его любить.

После обеда нам доставили телеграмму от Шерлока. Он сообщал, что их план, в чем бы он ни состоял, увенчался успехом, и они с Эвр намеревались приехать первым же утренним поездом. Майкрофт, которого это известие словно вернуло в Лондон с его повседневными заботами, с незаметным для стороннего наблюдателя, но очевидным для меня неодобрением добавил, что вместе с ними приедет и профессор Мориарти. Столь явный афронт по отношению к миссис Холмс лишь в малой степени смягчался тем, что с ними также ехала мисс Стелла Хопкинс, подруга Эвр и во всех смыслах респектабельная девушка. Как написал Шерлок, они собирались остановиться в гостинице и «ждать развития событий». К сожалению, инспектор Грегори Лестрейд, который мог бы своим присутствием придать их предприятию необходимый ореол законности, вынужден был остаться в Лондоне, где он сдерживал праведный гнев доктора Джеймса Хильдерна. Как пояснил мне Майкрофт, именно в его клинике содержался тот профессор, у которого Шерлок и Эвр попросили помощи, и который должен был приехать вместе с ними.

Признаю, что эта телеграмма вызвала у меня самое нехорошее предчувствие. Майкрофт, разумеется, сохранил ее в тайне от своих родителей, однако у нас не было сомнений, что новое столкновение миссис Холмс и Эвр было неизбежно, ведь скрывать заселение пятерых постояльцев в нашей маленькой гостинице было решительно невозможно. Мы провели около получаса, рассуждая о том, как мы могли бы подготовить миссис Холмс к этому повороту, и в конце концов Майкрофт решил, что, пусть он этого и не желает, но ему придется взять на себя роль посредника между родственниками и раз и навсегда решить этот вопрос, даже если для этого ему придется пригласить в Масгрейв профессора Мориарти.

Однако реализация этого намерения оказалась отложенной, по причинам, о которых нам стало известно лишь впоследствии. Шерлок, Эвр и их спутники не приехали самым ранним поездом. Они смогли покинуть Лондон лишь поздним вечером, и все потому, что доктор Хильдерн, которого столь дерзкое похищение пациента из собственной клиники привело в ярость, обрушил свое возмездие на того, кто стал главным орудием в его обмане. Он привлек свои собственные контакты в полиции и подал жалобу на профессора Мориарти, обвинив того в распространении ирландской республиканской агитации, которую тот якобы ему демонстрировал. Бездоказательность этого обвинения соперничала лишь с его вопиющим нахальством, и вместе они сработали. Профессора Мориарти задержали, и Шерлок с Эвр употребили весь день на то, чтобы добиться его освобождения. Они уже хотели телеграфировать Майкрофту, но, к счастью, этого не понадобилось — влиятельный чиновник из министерства иностранных дел, которому Шерлок когда-то оказал неоценимую услугу, употребил свое влияние, и профессора наконец-то отпустили. Тем не менее, драгоценное время было упущено, и мои золовка и деверь с их спутниками еле успели на последний поезд до Масгрейва.

В то время, однако, мы ничего не знали о причинах, нарушивших их планы, и к вечеру следующего дня нам с Майкрофтом лишь с большим трудом удавалось скрывать охватившую нас тревогу. Разговор за ужином, который я принудила себя поддерживать, помог мне скрыть отсутствие особого аппетита, и, хоть мне и было совестно, я мысленно поблагодарила судьбу за то, что миссис Холмс снова рано ушла к себе, сославшись на мигрень. Беспокойство за родных пробудило во мне смутный страх за маленького Уильяма, и я еле дождалась окончания ужина, после чего пошла его проведать. В детской, утишившей мои тревоги своим уютом, было очень тихо. Няня дремала в кресле с вязанием на коленях, а Уильям мирно спал в своей колыбели. Отчего-то у меня на глазах выступили слезы, и я поспешила покинуть детскую, чтобы не разбудить сына и няню. Когда я вернулась в спальню, Майкрофт уже был там, и по его взгляду я поняла, что он испытывает то же гнетущее предвкушение чего-то страшного, что и я.

В ту ночь мы оба не могли заснуть. Я лежала, прижавшись к груди мужа, и слушала его рассказы о проведенном в Масгрейве детстве. Не думаю, что Майкрофт отдавал себе отчет в том, что он тогда говорил. Наверное, таким образом он давал выход сковывавшему его сердце напряжению, потому что его слова были полны меланхолии, необычной даже для Холмсов. Он говорил, и у меня перед глазами возникали картины, словно сошедшие со страниц романов сестер Бронте. Трое детей с необыкновенными способностями, что бродят по туманному лесу и ищут в окружающей природе отголоски той мелодии, что звучит у них в душе. Возможно, именно это и притянуло к ним столь чудовищную, но одновременно загадочную историю, развязки которой мы ожидали, прислушиваясь к малейшему шороху за окном? Может ли быть так, что по воле необъяснимой судьбы, которой мы продолжали верить наперекор всяким рациональным доводам, нам было суждено встретиться с тем существом, которое вселяло сакраментальный ужас в сердце освобожденного Шерлоком и Эвр профессора?..

Часы пробили половину двенадцатого, и тогда это началось. В первобытном безмолвии Масгрейва мы услышали шаркающие, мучительно медленные шаги так отчетливо, будто они раздавались прямо у нас в спальне. Мы одновременно сели, и хотя в ночной полутьме я не могла разглядеть выражение лица Майкрофта, я и без того знала, что он испытывает. Леденящий душу ужас заструился по моему позвоночнику, будто холодная родниковая вода. Босиком, даже не накинув халата, я подошла к окну, и кровь застыла у меня в жилах.

По дорожке, ведущей к дому, медленно двигалась громадная фигура, закутанная в темный плащ. Грузная, она шла неторопливо, шаркая ногами и слегка покачиваясь. Я сразу поняла, что кто бы ни скрывался под плащом, он точно не был человеком. Мне были хорошо известны строение человеческого тела и его пропорции, и даже на таком расстоянии я поняла, что это существо было в полтора раза выше среднего человеческого роста. Оно медленно подняло левую руку, и плащ соскользнул, обнажив плоть. В холодном лунном свете она напомнила мне разлагающиеся внутренние органы мертвеца — такая же мутно-серая и склизкая, но живая и оттого вызывающая глубочайшее отвращение. Когда существо приблизилось, я увидела, что на его левой руке не хватает среднего пальца, и почему-то это увечье, встречающееся среди обычных людей, заставило меня содрогнуться от омерзения. Как будто бы этим дефектом чудовище претендовало на человечность, на принадлежность к людскому роду, и это противоестественное притязание вызвало у меня тошноту.

— О Господи… — прошептал у меня за спиной Майкрофт. Будто парализованные, мы продолжали следить за явившимся на порог нашего дома монстром, не в силах тронуться с места. И лишь в тот момент, когда он поднял свою четырехпалую лапу и с глухим стуком обрушил ее на дверь, мы пришли в себя, словно на нас вылили ушат холодной воды.

— Уильям!.. — выдохнула я, глядя в охваченные ужасом глаза мужа. Одновременно мы сорвались с места и, не сговариваясь, побежали: я — в детскую, Майкрофт — в спальню его родителей.

К тому моменту, когда, объятые страхом, мы сгрудились в коридоре второго этажа, ритмичные удары по двери превратились для меня в роковой набат, оповещающий о конце времен. Если бы Масгрейв не был построен как крепость, служившая своим хозяевам надежным укрытием в неспокойные времена Гражданской войны, парадная дверь, наверное, не продержалась бы под натиском чудовища так долго. Майкрофт уже собирался отдать распоряжения охваченным паникой слугам, как вдруг мы услышали лошадиное ржание и стук колес приближающегося экипажа.

Как один, мы метнулись к окнам и с замиранием сердца увидели, как из повозки, запряженной двойкой лошадей, выпрыгивают Шерлок, Эвр, мисс Хопкинс и двое незнакомых мужчин. Тот из них, кто был помоложе, мог быть только профессором Мориарти, а второй, постарше — профессором Хильдерном. Увидев чудовище, последний вскричал:

— Порождение ада! Вот и настал тот день, когда ты наконец-то возвратишься в преисподнюю, из которой тебя исторгла моя гордыня!

Невзирая на опасность, он ринулся на монстра, сжимая в руке крупный шприц, из тех, что используют в ветеринарии. Его рука была занесена для удара, но чудовище оказалось сильнее. С неожиданным для его комплекции проворством оно схватило профессора за загривок и отшвырнуло в сторону. Шприц оцарапал его склизкую кожу, но не причинил ему вреда. Тем временем мисс Хопкинс подбежала к профессору Хильдерну, чтобы оказать ему помощь, и монстр, взревев, кинулся на нее.

— Даже не смей!.. — это был Шерлок. В мгновение ока он оказался между чудовищем и мисс Хопкинс и ловко вонзил шприц ему в живот. Однако ввести жидкость до конца он не успел — чудовище, издав клокочущий рык, схватило его за голову и, наверное, раздавило бы его череп, если бы Эвр и профессор Мориарти не набросились на него сзади, повиснув на него руках.

Миссис Холмс вскричала от ужаса, глядя, как чудовище выпустило ее сына, и Шерлок мягко соскользнул на траву. Тем временем монстр развернулся и сбил с ног Эвр и профессора Мориарти. Последний уже успел вонзить в него шприц, и, возможно, поэтому чудовище увидело в нем первоочередную угрозу, потому что оно схватило его за одежду и швырнуло вперед, в стену дома.

Эвр исторгла душераздирающий вопль и кинулась к своему жениху. Мисс Хопкинс оттащила в сторону бесчувственного Шерлока и тем спасла ему жизнь — иначе раненый монстр раздавил бы ему голову. Шатаясь, он побрел в сторону леса. В пылу схватки с его головы слетел капюшон, и нашему взору предстал его омерзительный голый череп, похожий на гниющий плод, зараженный смертоносной бациллой. Несколько долгих мгновений мы смотрели ему вслед, а затем его поглотил черный лес.

Будто загипнотизированная случившимся, я лишь с опозданием отреагировала на победу наших отважных спасителей. Мистер и миссис Холмс уже бежали на первый этаж, за ними торопились слуги. Майкрофт, белый как полотно, тронул меня за руку, и, кажется, только в этот момент я поняла, что по-прежнему держу на руках Уильяма, которого я забрала из колыбели. Малыш не плакал, но хныкал, не понимая, что происходит, и зачем его побеспокоили в столь поздний час. Осознав, от какой страшной участи он был спасен, я прижала его к груди. У меня на глазах выступили слезы, и Майкрофт, обняв меня, коснулся губами моей макушки. В тот момент я почувствовала, как он дрожит, и меня будто снова окатило холодной водой. Шерлок и профессоры — мы должны спешить!..

Когда мы вышли во двор, миссис Холмс, впавшая в истерику, с рыданиями причитала над своим младшим сыном, который все еще лежал на земле. Как мы вскоре узнали, он и профессор Хильдерн отделались легким сотрясением, однако этот факт не сразу успокоил бедное сердце страдающей матери. А вот профессору Мориарти повезло гораздо меньше. Передав Уильяма Майкрофту, я быстро его осмотрела. Ударившись о стену, он сломал несколько ребер, и вся правая сторона его тела превратилась в сплошной ушиб. Пока я отдавала приказы слугам, которым предстояло перенести его в дом и срочно вызвать доктора, Эвр держала его за руку и плакала. Впервые с нашего знакомства я видела ее плачущей, но она не стеснялась этих слез. С носилками подбежали слуги, и пока они осторожно укладывали на них профессора Мориарти, к Эвр подошла миссис Холмс. Шерлок уже пришел в себя, и несчастная мать не знала, имеет ли она право обратиться к единственной дочери. Эвр повернула к ней свое залитое слезами лицо, и миссис Холмс, притянув ее к себе, позволила ей уткнуться в свое плечо.

Пока вокруг царила суматоха, мы потеряли из виду профессора Хильдерна. Только когда Шерлока вслед за профессором Мориарти препроводили в дом, мисс Хопкинс, которая, к счастью, отделалась лишь легкими ушибами, с тревогой обратила внимание Майкрофта на его отсутствие. Мой муж уже собрался отрядить несколько человек на его поиски, как в этом отпала необходимость.

То и дело останавливаясь, чтобы отдышаться, профессор бежал к нам из леса. Его волосы были всклокочены, одежда запачкана, а глаза горели тем, что человек, которому не довелось пережить того, через что прошли мы в ту ночь, назвал бы безумием. Но я мгновенно опознала это как лихорадочный блеск, свойственным всем ученым, чей эксперимент еще не окончен.

— Оно ушло! — остановившись, выдохнул он. — Мы ранили его, но не убили! Сыворотки оказалось недостаточно, и оно ушло!

Мое сердце рухнуло куда-то в пятки. Мисс Хопкинс побледнела, а Майкрофт с решительным видом поджал губы.

— Пройдемте в дом. Мы должны организовать поиски. Оно от нас не уйдет, мы не можем этого допустить.

Я не буду описывать здесь дальнейшие события той бесконечно долгой ночи, когда никто из нас не сомкнул глаз. Скажу лишь, что Майкрофт собрал поисковый отряд, однако, как мы потом узнали, необходимость в нем отпала. Чудовище встретило свой конец, и сразил его тот, кому было предназначено сокрушить его еще в те древние времена, когда жители Новой Гвинеи слагали свои удивительные прозорливые легенды. Но свидетелем этого не довелось стать никому из нас.

* * *

Дневник Джона Ватсона

7 июля 1897 г.

Первая запись в этом дневнике после того, как моя жизнь изменилась навсегда!.. Я вижу, как моя рука выводит слова на бумаге, но мне все еще трудно в это поверить. Кто бы мог подумать, что на мою долю выпадет столько потрясений, которые я буду не в состоянии до конца осмыслить, пожалуй, еще долгие годы (если у меня это вообще когда-нибудь получится). Единственным, но столь дорогим утешением служит мне уверенность в том, что моя дорогая Мэри никогда меня не покинет. Если она осталась со мной в те ужасные недели, когда мой разум мне не принадлежал, а тело отказывалось повиноваться, ничто на свете не сможет ее устрашить.

Окончания нашего путешествия в Англию я не помню. Хотя мое беспамятство прерывалось довольно продолжительными периодами бодрствования, я не осознавал того, что происходит вокруг. Все смешалось в один нескончаемый сон, из которого мой несчастный разум был не в состоянии вырваться. Снова и снова я погружался в тот проклятый колодец, снова и снова дотрагивался до того места, на котором лежали истлевшие останки бедной девочки, снова и снова слышал душераздирающие вопли обреченного Смолла. «Пожалуйста, не делайте этого! Умоляю вас, помогите! Оно уже близко! Оно идет за мной!..» Я не понимал, кто это кричал, несчастный солдат или я сам. Кажется, теперь это было неважно. Единственное, что отныне имело значение, так это то, что чем ближе мы были к Англии, тем реальнее становились мучившие меня кошмары. Чудовище, привидевшееся мне на мостике нашего корабля, вновь и вновь посещало мои сновидения, с той лишь разницей, что теперь я как бы со стороны смотрел на разворачивавшийся перед моими глазами ужас. Этот монстр, этот сгусток зла во плоти, был лишен милосердия и сострадания, убивая все, что вставало у него на пути. Я видел, как он расправился с целой семьей, как он размозжил череп молодой женщины, и, охваченный горячкой, желал лишь одного — поскорее умереть, чтобы больше не видеть этих леденящих душу картин. Тогда я отдал бы все, чтобы это прекратить, даже собственную жизнь, и эта цена не казалась мне слишком высокой.

Проблеск сознания вернулся ко мне, когда я впервые за много месяцев услышал голос Мэри и почувствовал ее присутствие. Осознание того, что она рядом со мной, наполнило мое сердце такой глубокой радостью, что на несколько мгновений я поверил в то, что мой кошмар наконец-то окончен. Однако эта эйфория оказалась недолговечной. Монстр из моих сновидений не хотел меня отпускать. Тогда я понял, что лишь встретившись с ним лицом к лицу, я смогу это прекратить. Только посмотрев в глаза абсолютному злу, я мог надеяться вернуться к свету.

Я снова погрузился в фантасмагорию сна и яви, и с каждым днем мое состояние все ухудшалось. Уже давно я перестал различать смену дня и ночи, но теперь эта потерянность в привычном для человека временном ритме вызвала в моем сердце нешуточный страх. Я словно на один шаг приблизился к могиле и ощутил на своей коже холодное дыхание смерти, безразличной и к времени, и к тому, что наполняет его течение.

Осознание близкого конца, испугав меня, также придало мне сил, и я понял, что Мэри и ее друзья привели ко мне доктора, который взял у меня кровь. Странно, но что-то в его облике показалось мне знакомым. После его ухода мне стало так страшно, что я был готов умолять его не покидать меня. Но все было напрасно. Я снова впал в забытье, а когда пришел в себя, со мной была лишь Мэри. Моя бедная дорогая Мэри.

Не знаю, сколько прошло времени после ухода профессора и остальных, но следующего гостя я запомнил очень отчетливо. Это был майор Шолто. Я не видел его лица и все еще балансировал на тонкой грани между бредом и реальностью, но я почувствовал его присутствие и заранее понял, что он собирался сказать. Осознание случившегося заставило меня похолодеть. Я слышал, как Мэри подавила горестный вздох, и мне хотелось вскричать от отчаяния, но я будто онемел. Несчастный Смолл скончался. Завладев его разумом, чудовище забрало и его тело, и я знал, что буду следующим, что меня постигнет та же судьба, если я не сумею дать ему отпор, если я не найду в себе силы исполнить предназначение, возложенное на меня теми, кто жил задолго до рождения современного человека. Отец Неба заплачет о потерянном рае, и его слезы, упав на злую кость, дадут ей жизнь. И борьба между добром и злом продолжится на земле.

Если только я не положу этому конец.

Майор ушел, а Мэри вернулась в мою комнату. Впервые с моего возвращения в Англию решимость покинула ее, и, опустившись на стул, она дала волю слезам. Не в моих силах было ее утешить. Но я мог навсегда покончить с этим кошмаром, даже если это будет стоить мне жизни.

В тот вечер Мэри не покинула меня ни на минуту, но ожидание и шаткие надежды слишком измучили ее, и она заснула. Вскоре после этого все мое тело пронзила острая боль, которая прекратилась так же быстро, как появилась. Я чувствовал себя так, будто мне вправили вывихнутое плечо. Мой разум слегка прояснился, так что впервые за долгие недели я смог надолго ухватиться за реальность, держа кошмарное наваждение на расстоянии вытянутой руки.

На улице давно стемнело, но комнату освещало несколько тусклых свечей, и, хоть руки мои дрожали, я кое-как сумел одеться и встать. Отвыкшее от самой простой физической активности тело громко запротестовало, и колоссальным усилием воли я приказал себе не обращать внимания на боль. Держась за стены, чтобы не упасть, я спустился в коридор и вышел на улицу. Я знал, что не могу идти пешком, но выбора у меня не было — в столь поздний час в этом районе можно было встретить лишь редких прохожих, торопящихся поскорее вернуться домой. С трудом ориентируясь в пространстве, я побрел по дороге, лишь смутно представляя, где нахожусь. Так прошло около получаса, если не больше, и мне вдруг повезло. У одного из домов на противоположной стороне улицы кэбмен только что высадил гуляку-пассажира, и, спотыкаясь и едва не падая, я побежал к нему, что-то бормоча — на крик у меня просто не было сил. Судя по выражению лица кэбмена, я производил впечатление самое жалкое, но несколько банкнот, продемонстрированных моей дрожащей рукой, переменили его отношение, и он все-таки согласился меня подвезти.

Я приказал ему ехать на юго-запад, прочь из города. Я понятия не имел, где мне следует искать моего врага, но страшный доисторический вирус, который я подхватил в том богопротивном колодце, вел меня в нужном направлении. Лондон остался позади, и все вокруг погрузилось в беспросветную голодную тьму. До рассвета было еще около часа, но я не знал, суждено ли мне его пережить.

Кэб на всех парах несся по проселочной дороге, как вдруг лошадь с протяжным ржанием остановилась, и от отдачи меня откинуло назад, а извозчик едва не свалился с козлов. Нещадно ругая бедное животное, он принялся стегать его плетью, но все было напрасно. Мой голос отказывался мне подчиняться, но мне все-таки удалось заставить его прекратить истязание. Дальше ехать не было нужды. Моя поездка окончилась здесь.

Я едва не вывалился из кэба, и лишь чудом мне удалось устоять на ногах. Извозчик, которому моя судьба была безразлична, уже поворачивал назад, а я сошел с дороги и углубился в лесную чащу. Не знаю, сколько времени я шел, спотыкаясь и безуспешно уворачиваясь от терзавших меня ветвей. Верхушки деревьев посеребрились белесым светом — начинался рассвет. Осознание того, что скоро наступит день, заставило меня остановиться, и если бы у меня были силы, пожалуй, я бы рассмеялся. При свете теплого летнего дня все показалось мне таким пустым и суетным. Даже страх за мою жизнь отступил под воздействием этой вечной красоты, что разворачивалась у меня перед глазами. Разве может зло восторжествовать в этом первозданном мире, столь спокойном и столь совершенном? И разве значат мои собственные тщания хоть что-нибудь по сравнению с этой бесконечной нетронутой гармонией?..

Тогда я не нашел ответа на эти вопросы. Нет его у меня и сейчас. Все, что я знаю, так это то, что тяжелая склизкая поступь вернула меня в реальный мир, положив конец моим идиллическим размышлениям. Собрав остаток сил, я заставил себя обернуться, и зловещая фигура из моих кошмаров медленно показалась из-за деревьев. Ее ужасающий вид был таким же, как я его запомнил. Лысый череп, обросший серой плотью, был подобен комку грязной глины, наспех вылепленному неопытным мастером. Огромные руки больше напоминали лапы, и на левой отсутствовал средний палец. Чудовище источало омерзительный смрад, и от него волнами исходила смертельная угроза. Когда оно заметило меня, из его гортани вырвался гневный рык. Я знал, что оно было ранено — иначе я никогда не нашел бы в себе силы забраться так далеко — и понимал, что лишь древний вирус, выбравший меня своим вместилищем, был способен его уничтожить.

И борьба между добром и злом продолжится на земле.

Чудовище издало громоподобный рев и, превозмогая боль, двинулось прямо на меня. Каждая клеточка моего тела вопила от страха, призывая меня спасаться бегством, но я смог его обуздать. Собрав все свое мужество, я ринулся вперед, и мои пальцы сомкнулись на влажном, омерзительно скользком запястье чудища.

Как только я коснулся его, мы оба взревели от боли. Чудище подалось назад, но я не выпускал его, и оно увлекло меня за собой. Мы рухнули на землю, и свободной лапой оно попыталось отбросить меня, но вместо этого его пронзил еще один болевой спазм. У меня все потемнело в глазах; размытые картины далекого прошлого и несбыточного будущего пронеслись перед моим мысленным взором, и сквозь мое тело словно прошел электрический заряд.

И борьба… между добром и злом… продолжится… на земле.

Последним, что я увидел в тот день, были две огромные глазницы, сквозь которые ко мне взывала бездна. Ее ярости, ее жадности хватило бы для того, чтобы поглотить все человечество, и все-таки я сумел удержаться. Не знаю, что меня спасло — сидящая во мне бацилла, моя собственная сила воли или любовь к Мэри, о которой я подумал в тот миг. Но в ту последнюю секунду, когда меня окружила тьма, я уже знал, что это еще не конец. Я уже верил, что когда-нибудь я вернусь к этому дневнику, который станет для меня и для всех тех, кому он попадется на глаза, памятником поверженной самонадеянности и возрожденного желания жить.

1) Теория о так называемом "суперконтиненте" была впервые выдвинута в 1912 году Альфредом Вегенером, однако, поскольку действие фанфика происходит пусть и несколько раньше, но в ту же эпоху, автор надеется, что читатели простят ему это допущение.

Вернуться к тексту