Буква  (гет)

ЛАНЬ. В последнее время Темный Лорд доволен действиями своих подчиненных и на каждом собрании повторяет, что скоро они будут у цели. Он с почтительным вниманием вслушивается в эти слова, но они мало для него значат. У него нет цели — он лишь часть могущественной силы, которая через какое-то время должна прийти к своей победе. Он сам хотел этого, сам избрал свою участь и теперь ему некого винить. Это и есть то, что повелитель зовет «единством». Всех их, Пожирателей Смерти — его, Люциуса, Беллатрикс, и даже иностранцев Долохова и Каркаров, объединяет Черная метка. Знак, символ, средство связи. Последняя функция явно удобней, чем в Ордене, где часто используют для связи Патронусов…

Раз или два он видел собственными глазами, как серебристая Лань, которую он узнал бы где угодно, влетала в окно какого-нибудь дома. Тогда он вздрагивал, словно от укола, пронзенный вновь вспыхнувшей мыслью о Ней. Одно время ему казалось, что он почти забыл Ее — ведь они не виделись уже почти два года — срок, за который, казалось бы, любая болезненная привязанность могла быть преодолена. Могла бы… И вот всего лишь один вид Ее Патронуса снова пробуждает в его душе то, от чего он так старался уйти.

Сам он, наверное, не сможет вызвать Патронуса, даже если очень захочет. Как и большинство его соратников. На самом деле это глупо — считать, что им нет нужды защищаться от дементоров. Во всяком случае, те, кто в последнее время имел глупость попасться-таки в руки авроров и очутиться в Азкабане уж точно не согласятся с этим. Он-то на этот счет не беспокоится — не просто же так он носит на шее крошечный флакончик на тонком черном шнурке. Избежать унижения тюремного заключения не столь уж непосильная задача, как могло бы показаться. Нужно только преодолеть свой страх, а ведь именно страх и усиливают дементоры, именно страху и противодействует Патронус. И в самом деле: может ли быть более надежное средство от страха, чем воспоминания о пережитом счастье? Только вот, что делать, если эти воспоминания причиняют еще худшую боль…

Нет, он давно смирился с судьбой, давно похоронил свою прошлую жизнь. Жизнь, в которой была Она. Вступая в ряды сторонников Темного Лорда, он надеялся, что сможет расквитаться с Ней, он горел желанием отомстить. Его постигло разочарование. Да, он стал Ее врагом, он отделил себя от Нее всеми возможными преградами, он не помешал Ей стать женой своего злейшего врага — и все равно Она одержала над ним верх. Ведь Она с легкостью изгнала его из своей жизни, а он никак не может изгнать Ее из своего сердца и мыслей. Хотя, видит Мерлин, невозможно было больше стараться сделать это, чем он…

Конечно, кроме Нее в нем — Темном маге, убийце, бездушном монстре, наверное, не осталось уже совсем ничего доброго и светлого. Потому он больше и не способен сотворить самое светлое заклинание из всех существующих — заклинание, что так легко дается Ей. А ведь когда-то он сам учил Ее этому…

А вообще, все правильно… Он недостоин, ни Ее, ни Патронуса, связанного с Нею. Он недостоин света и недостоин счастья — он прекрасно это знает. И все же ему невыносимо, до боли хочется еще хотя бы раз взглянуть в глаза своего Патронуса… В Ее глаза…

ЛЕТО. Именно в летние каникулы, когда из-за жары даже война немного затихает, замедляет темп, он может найти, наконец, время, чтобы заняться одним делом. Ему давным-давно следовало бы избавиться от всех вещественных доказательств Ее существования в его жизни. Возможно, как раз эти мелочи и мешают ему раз и навсегда позабыть о Ней. И если их не будет — как знать — может исцеление пройдет скорее?

Он спускается по лестнице, держа в руках покрытую толстым слоем пыли засаленную коробку, вытащенную из-под кровати в его старой спальне, где все осталось также как было при жизни родителей. Собственно, в доме вообще ничего не изменилось — он остался таким же мрачным, темным и словно бы нежилым. Низкие потолки гостиной, которые теперь подпираются несколькими рядами книжных полок, делают комнату еще более похожей на палату для душевнобольных или на тюремную камеру. Впрочем, ему все равно. Он кладет коробку на потертый диван и, открыв, начинает перебирать то, от чего ему предстоит избавиться...

Салфетка. Белая тонкая льняная салфетка для летнего пикника. В нее была завернута еда, которую Она ему таскала из дому. Сначала он противился: не хотелось признаваться, что редкий день ему удается поесть досыта, но Она впихивала в него принесенные лакомства, не обращая внимания на протесты. А салфетку он сохранил: сложил в карман и унес. Она, конечно, ничего не заметила — для Нее это была только салфетка, ему же она стала сокровищем.

Несколько коротких писем, которые он от Нее получил. Почему-то Она редко ему писала, предпочитая говорить все, что хотела при встрече. Дважды Она летом уезжала с родителями заграницу — тогда Ее письма становились немного длиннее — притом, что он строчил Ей объемнейшие послания едва ли не каждый день.

Засохшая веточка жасмина из того букета, который Она однажды нарвала во время их прогулки по опушке Запретного Леса возле Хогвартса. Это было в конце четвертого курса. Букет вскоре завял, но он сохранил одну из веток — ведь жасмин всегда напоминал ему запах Ее духов…

Шелковая лента. Она не любила заплетать косы — Ее волосы были слишком густы для этого. Единственный раз, когда родители заставили Ее это сделать — перед визитом какой-то дальней родственницы — ужасно консервативной особы, которая должна была увидеть примерную школьницу, а не юную ведьму невообразимой красоты. Сразу после отъезда гостьи, Она прибежала в рощу, чтобы пожаловаться ему на скучнейший в Ее жизни вечер. Он помнит, с какой досадой сорвала Она с себя ненавистные ленты и в сердцах швырнула одну из них в траву. Он подобрал и хотел возвратить Ей, но забыл и вспомнил об этом только дома. Так эта полоска выцветшей ткани заняла свое место среди его реликвий…

Теперь он должен избавиться от всего этого хлама… Да, должен. Лучше всего сжечь. Совсем. Дотла, чтоб и пепла не осталось! Он решительно складывает вещицы обратно в коробку и направляет на нее палочку, хочет произнести заклинание, но… что-то мешает ему сделать это. Ну, же — уговаривает он себя — уничтожь их… Тщетно. Он понимает, что никогда, даже под страхом смерти не согласится расстаться с «мусором», собранным в старой коробке. И будь у него даже столько сейфов, набитых золотом, сколько у Люциуса или мерзкого Поттера — все равно у него никогда не будет ничего дороже этой коробки, дороже этих сокровищ, каждое из которых — Она. В каждом из них — то или другое лето, когда Она была возле него…

ЛИЛИЯ. Великий Мерлин, как же он ненавидит светские мероприятия! Особенно разного рода вечеринки и приемы. В школе его воротило с души от устраиваемых деканом Слагхорном вечеринок «для избранных». Все праздничные торжества в Хогвартсе он игнорировал, предпочитая с пользой провести время в библиотеке. Вот с официальными приглашениями друзей-аристократов приходилось считаться — потому что очень часто балы или званые обеды в доме того или иного чисткровного волшебника становились местом, где можно было без помех обсудить все, что касалось деятельности Пожирателей Смерти. Однако он старался не подвергать себя таким испытаниям чаще необходимого. Но в этот раз отвертеться не удалось…

Сегодняшний бал Малфоев по случаю дня рождения Нарциссы лишь слегка уступает свадебному. Если б не его почти дружеские отношения с виновницей торжества, никто не заставил бы его терять время. Но она так настойчиво просила его в этот раз непременно прийти, что он не смог отказать. Если б только он знал, что его ждет!

Зал украшен розами и лилиями — любимыми цветами хозяйки. Сама она сегодня просто обворожительна. Впрочем, все женщины выглядят на редкость великолепно. Он скользит равнодушным взглядом по роскошным нарядам красавиц и делает еще глоток вина…

В этот момент он видит именинницу. Она направляется в его сторону, ведя под руку красивую молодую женщину в длинной светло-голубой мантии, к которой приколота лилия… Ростом и сложением спутница Нарциссы так напоминает Ее, что он на мгновение прикрывает глаза, боясь поверить в невозможное…Сердце бешено вздрагивает в груди, но тут Нарцисса и незнакомка с лилией приближаются к нему. Его взору предстает очаровательное лицо, волосы, оттенка немного напоминающего Ее локоны… Нарцисса представляет гостью, как свою дальнюю родственницу из Франции, та, окинув его взглядом, на мгновение кривится, но тут же улыбается ему самой обворожительной из своих улыбок. Ярость поднимается в его душе. Как смеет эта вульгарная кукла походить на Нее! Как смеет прикалывать к своей мантии лилию, словно насмехаясь над муками его сердца!

Он почти не слышит мелодичного журчания французской речи у себя над ухом. Выдавив из себя несколько вежливых фраз, он буквально удирает из зала, пока собеседница не опомнилась. Вечер безнадежно испорчен. Он буквально вырывает свою дорожную мантию из рук эльфа в вестибюле. Хлопок аппарации — и он уже возле своего дома. Сегодня ему точно не удастся поработать — остаток ночи пройдет в компании бутылки вина. Правда, он ведь почти не пьет! Он не ожидал, что такая малость, как лилия на мантии очередной красавицы, которая по чьей-то просьбе согласилась разделить его общество, может настолько выбить из колеи! Ну почему он не может стать, наконец, равнодушным к ней? Почему не может заставить кровь не бросаться ему в лицо, а пульс не учащаться в несколько раз, стоит только чему-то напомнить о лилиях, о Ее имени? Почему ему не вырвать из сердца любовь, как вырывают цветы из земли? Почему одна лилия так глубоко пустила корни в его сердце?

ЛОВЕЦ. Вчера в «Пророке» появился некролог, извещающий всех о смерти родителей Поттера. Разумеется, он не испытал ни малейшего сочувствия к врагу — только подумал о том, как на Нее подействовала смерть свекра и свекрови. Он ничуть не сомневался, что Она сейчас пытается утешить любимого мужа, как может — она поступала так всегда. Она — воплощенное милосердие и доброта, ее нежная сострадательная душа способна утешить кого угодно в любой утрате. Поттер должен быть счастлив, что рядом с ним сейчас жена. Мало кому в тяжелые времена дается иметь поддержку такого ангела…

Будто нарочно, память услужливо подбрасывает сцену смерти его матери: как он прижимал к лицу холодную руку, прося прощения за то, что не ее последние шесть лет он любил больше всего на свете. Как в одиночестве стоял у могилы и кощунственно думал о Ней. Как сидел в пустом темном доме, дрожа от холода и медленно осознавая свое ставшее абсолютным одиночество. Чего бы он не отдал, лишь бы тогда Она была с ним…

Ему пришлось пройти через тот ужас одному. Он стал гораздо сильнее, чем прежде. А вместе с тем окончательно разучился сочувствовать чужому несчастью.

Будь Она тогда возле него — Ее умение принимать беду другого, как собственную, помогло бы ему сейчас понять чувства Поттера и найти в себе хоть каплю жалости к счастливому сопернику. А так, он может только с ледяным равнодушием снова и снова перечитывать некролог — все равно горе ненавистного гриффиндорца кажется просто ничтожным в сравнении со счастьем быть с Нею. Обнимать Ее, прижать к себе, сжимать Ее руку, пытаясь через пожатие выразить благодарность за то облегчение, какое Она приносит одним лишь своим присутствием.

Отныне он, наверное, всегда будет испытывать то же самое при виде страданий других людей. Он справился со своей болью сам, а если они не могут — значит, они просто слишком слабы. А жалеть слабых — слишком большая роскошь в том мире, где он живет. В том мире, где нет Ее…

Трудно поверить, что любовь к Ней может сделать, его жестоким, но теперь он убедился и в этом. Пожалуй, жестокость — лучшее, что могло дать ему безответное чувство. Поистине позавидовать можно тем, кто, пройдя через подобное, обретает настоящую жестокость. Не иметь сердца — самый надежный способ обезопасить себя от сердечных ран.

Благодаря некрологу, он может взять реванш, злорадствуя над душевной болью гриффиндорского ловца, как когда-то тот наслаждался его унижением. Но это обманчивое впечатление. Джеймс Поттер снова оказался удачливее его. У Джеймса Поттера, как всегда, есть за что благодарить судьбу — ведь он может жить ради Нее…

ЛУНА. С недавних пор он опять начал любить лунные ночи. При свете луны особенно хорошо работается, правда, когда не спишь несколько суток подряд, силы все же начинают изменять. Повелитель не так давно приказал ему найти способ приблизиться к Дамблдору, войти к нему в доверие. В принципе это понятно: будучи рядом намного легче шпионить за ним, чем издалека. Возможно, если бы ему удалось получить работу в Хогвартсе… Идея эта не привела его в восторг, но он пообещал повелителю найти случай… А пока случая не представилось — заработка от частных заказов на зелья хватает, чтобы сводить концы с концами.

Он приобрел уже известность в определенном кругу — во всяком случае, клиенты знают его, как одного из самых одаренных специалистов в Британии. Самые знаменитые специалисты отдают должное его мастерству. Он больше уже не мучается угрызеньями совести по поводу того, как именно клиенты используют его зелья. В конце-концов, если он не даст им того, что они хотят — найдут кого-нибудь другого. А вот он в этом случае останется без средств к существованию. Но все это никак не объясняет, почему ему так нравится работать по ночам, особенно когда луна светит в узкое грязное окно. Как тогда, миллион лет назад на младших курсах, когда он тайком сбегал из замка, чтобы в одиночестве подумать о Ней… Он насмешливо называл такие прогулки «вытьем на луну», нарочно давая своему пристрастию презрительное имя, чтобы скорее от него отделаться. А последний год с лунным светом для него долго связывалось для него невыносимое ощущение стыда…

В одну из ночей он поддался на уговоры Люциуса и братьев Лестрейнджей, позволив им показать ему «одно потрясающее место, где можно неплохо расслабиться. И как раз в твоем вкусе». Считающийся фешенебельным и модным притон в Уэльсе его и в самом деле потряс. Настолько странного места ему еще не приходилось видеть. Мало того, что он носил название «Лунный свет», внутренний дизайн тоже был выдержан в серебристо-белых тонах, что, судя по всему, должно было псоздавать атмосферу невинности и добродетели, а на самом деле производило впечатление пошлой насмешки над ними.

Сервис, конечно, был и впрямь на высшем уровне — здесь подавали дорогие вина, играла тихая и нежная музыка, а девушки были одеты в длинные серебристые, белоснежные или слегка голубоватые одеяния… Многие из них могли бы поспорить своей красотой с вейлами. И все-таки, если б его спутники не торчали все время рядом и не подливали ему бокал за бокалом, он сбежал бы оттуда в первую же минуту. Грязь, замаскированная под чистоту — терпеть такое было выше его сил. Но, видимо, в тот вечер в его голове слишком настойчиво крутились мысли о Ней, или же девицы все-таки что-то подсыпали ему в вино… Дальнейшие события он помнит очень смутно, зато четко знает, что никогда в жизни не чувствовал большего отвращения к себе, чем на следующее утро.

И ведь он был лишен даже удовольствия высказать притащившим его в «Лунный свет» друзьям все, что думает о них! Они встретили его дружескими шутками и приветственным похлопыванием по плечам. Не говорить же было о своих бесплодных дурацких чувствах к Ней, о глупой верности, которую они заставили его нарушить… Он просто не встречался с ними после этого неделю — не мог их видеть. И еще дольше не мог смотреть на лунный свет…

ЛЮБОВЬ. Он не раз уже задумывался о том, почему же с ним так? Почему для того, чтобы возникла любовь ему было достаточно только взгляда, а избавиться от нее настолько трудно? Ему всегда трудно было смириться с тем, что существуют вещи, которые он не может контролировать. Первой из таких вещей была любовь к Ней…

Отчего его так огорчает невозможность вызвать Патронуса. Ведь сторонникам Темного Лорда и впрямь ни к чему это заклинание. Все Пожиратели Смерти прекрасно обходятся без призрачных воплощений счастья. Им ведь не нужно защищаться от дементоров — естественных своих союзников. Так почему же он никак не может, как все другие, навсегда забыть о том, что вообще знал такое заклинание? Зачем ему серебряная Лань с Ее глазами? Однако он чувствует себя пустым без нее… Что за непонятная сила помешала ему сжечь мусор, столько лет бережно хранимый в старой картонной коробке, мусор, ценный лишь тем, что бесконечно бередит незаживающую рану в его душе? Однако он прячет проклятую коробку от чужих глаз, как прячут самое дорогое. Не может он избавиться окончательно от Ее незримого присутствия в его доме и в его сердце?

Даже лучший по всеобщему мнению способ забыть не оправдал себя. Ни благожелательные усилия Нарциссы все еще изредка пытающейся сблизить его с какой-нибудь женщиной, ни изысканные «развлечения» на манер достославного «Лунного света», ни оргии, вдохновленные изощренной фантазией Темного Лорда. «Черт, да не сошелся же на Ней свет клином!» — часто повторяет он себе самому. Есть ведь и другие…

О, эта извечная фраза, которую наверняка приходилось слышать каждому, кто пережил несчастную влюбленность. Среди сочувствующих всегда находится тот, кто скажет что-нибудь в этом роде. И, разумеется, из самых благих побуждений. Непонятно: неужто они и в самом деле воображают, будто таким способом можно вылечить от любви? Есть и другие, куда более достойные по крови и главное, куда менее недоступные… Интересно: а что же у них приготовлено на случай, если вдруг для тебя нет никого другого? Если в целом свете существует лишь один-единственный человек? Как для него, например…

Ему ведь тоже стараются показать, как много он теряет. Он и сам знает, что если бы захотел, то мог бы насладиться еще многими удовольствиями, в которых сейчас отказывает себе добровольно. Только к чему они ему? Что бы ни заставляли его делать его соратники, его враги и сам повелитель — к любви это не будет иметь ни малейшего отношения. Как ни трудно признаться, но бывают минуты, когда он даже рад, что Она не с ним, потому что ни единой капли мерзости и грязи не должно Ее коснуться. Ни малейшей тени не может упасть на Ее образ. Может быть, он уже окончательно погряз в пучине зла и порока, но его любовь к Ней осталась чистой. Чистой, как лепесток лилии, как лунный свет, как заклинание Патронуса. Как нежные слова и мелодичные звуки, хранящие его тайну…