Грешники (джен)

Автор: Katarina

Название: Изменник

Бета: I.Hate.Humanity

Рейтинг: PG

Тип: джен

Жанр: Общий

Персонажи: Джеймс Поттер, Гарри Поттер, Генрих Поттер, Рита Скитер

Размер: мини

Дисклеймер: Всё, что мне не принадлежит, мне не принадлежит.

Саммари: В восемнадцать он вступил в Орден Феникса и вместе с бабкой похоронил свою юность. В девятнадцать он поссорился с отцом, навсегда ушёл из родного дома и женился. В двадцать он вовсю изменял некогда любимой жене и каждый раз возвращался домой только ради сына. В двадцать один он потерял всё и был потерян. В тридцать шесть он склеивает осколки разбитой жизни и знает, что в первую очередь он всегда изменял себе самому.

Статус: закончен

Мало суметь уйти — сумей,

уйдя, не вернуться.

Овидий

С недавних пор ему нравилось просыпаться под шум моря по утрам. Волны негромко шелестели, ударяясь о прибрежные скалы невдалеке от дома. Солёный ветерок приятно щекотал ноздри, оставляя каждый раз на лице удивительное и почти забытое ощущение свежести и заставляя наконец-то дышать полной грудью. Стук дождевых капель о поверхность воды странным образом создавал созвучие со стонами его измученной души. Стекающие по крыше ливневые струи, казалось, смывали с него самого всю ту грязь, в которой он провёл последние полтора десятилетия. Крики чаек вдалеке сливались в единую песню, повествующую о дальних странах, где он никогда не бывал, людях, которых он ещё не повстречал, и новой жизни, которую он всё боялся начать.

Он отвык от этого. Отвык спать в мягкой постели и видеть нормальные сны. Отвык просыпаться и чувствовать пряный аромат кофе, смешанный с запахом поджаристых тостов, доносящийся из кухни. Отвык видеть свет дня и слышать ласковые голоса близких, наконец-то не обвиняющие его ни в чём. Отвык не чувствовать постоянную боль и быть хозяином собственных действий и мыслей. Отвык от лучистых глаз сына, мягких рук Риты и уверенных интонаций отца.

— Джеймс, пора вставать, — возвестил над ухом строгий голос отца, перекрывая стук барабанивших по крыше капель дождя.

Больше всего хотелось натянуть повыше тёплое одеяло, спрятать лицо в подушку и пролежать так ещё несколько часов, наслаждаясь звуками моря, доносившимися снаружи, запахом кофе и той сладкой истомой, в которой пребывало его истощённое тело, ещё не отошедшее от сна. Однако с отцом лучше не спорить, и к этой мысли истерзанный разум Джеймса пришёл довольно быстро. Мужчина нехотя оторвал голову от подушки, чувствуя, как ломота в суставах возвращается, и открыл сначала один глаз, а потом и второй. Очертания комнаты расплывались, однако сидящего на краю кровати отца он различил без особых проблем. С того самого дня, когда Рита привезла его и Гарри сюда, Джеймса ни на секунду не оставляли одного — даже ночью у его постели дежурили по очереди после того, как он в самую первую ночь разбудил всех своим громким криком.

— Доброе, — прохрипел Джеймс, подслеповато щурясь, чего было вполне достаточно, чтобы увидеть на строгом, словно высеченном из камня лице отца улыбку.

Было бы слишком наивно думать, что кошмары совсем оставили его, но теперь они хотя бы не были его постоянными спутниками. Мёртвые, окровавленные тела по-прежнему преследовали Джеймса во сне, и он кричал ночами от боли и безысходности, но стоило ему открыть глаза и проснуться, почувствовать на себе заботливый взгляд и мягкое прикосновение руки к его руке, как он успокаивался, понимая, что это всё неправда, что здесь его настоящая жизнь, где его ждут и любят. Вот только засыпать было страшно, страшно раз за разом возвращаться в свой собственный маленький ад, в котором он провёл без малого пятнадцать лет, даже зная, что выход оттуда всё-таки существует. А ещё он боялся однажды не открыть глаза и снова оказаться запертым в кошмарах собственного разума. Боялся, что это новая изощрённая пытка, и всё то хорошее, что произошло с ним за последние дни, рассеется, как сон.

— Джеймс? — вывел его из размышлений голос отца. — Как ты себя чувствуешь?

Мужчина перевернулся на спину и приподнялся, чтобы сесть на постели. Отец протянул ему очки, которые Джеймс тут же надел, после чего заботливо прикоснулся к его лбу своей тёплой сухой рукой.

— Больным и разбитым, — невесело усмехнулся Джеймс в ответ. — Но уже начинаю немного склеиваться.

Врать отцу и отвечать классическим «всё в порядке» было бесполезно. Годы заметно состарили Генриха Поттера, делая его похожим на переживший множество бурь и лишившийся половины веток, но ещё живой и сильный вековой дуб, но отнюдь не уменьшили его проницательность. В серых глазах отца, обычно выражавших гордость, высокомерие и непоколебимую уверенность в собственной правоте, теперь плескались неподдельные участие и забота. Обычно идеально прямые плечи были опущены, пожилой мужчина заметно сутулился. Из своей прошлой жизни — как Джеймс называл теперь всё, что было с ним до тридцать первого октября восемьдесят первого, — он мог вспомнить только один эпизод, когда отец выглядел так же. Тогда во время эпидемии драконьей оспы умерла мать Джеймса, а сам шестилетний мальчик несколько дней лежал в критическом состоянии, а отец держал его за руку и с болью смотрел на него.

— Спускайся вниз, — Генрих Поттер кивнул, словно удовлетворённый состоянием здоровья сына. — Завтрак уже готов, мы только тебя ждём.

На спинке стоявшего в паре шагов стула висели простые маггловские джинсы и бежевая водолазка, надевая которую Джеймс ощутил едва различимый аромат полевых цветов, навевавших воспоминания о родной Ирландии и окружённом лугами доме, спрятанном от глаз магглов в горной долине. И ему впервые за всю проведённую здесь, на побережье, неделю захотелось вернуться туда, где прошло его детство, и откуда он не должен был уезжать. Джеймс любил море, да и домик Риты, построенный в стороне от густонаселённых мест, нельзя было назвать неуютным, но теперь, после всего, через что он прошёл, ему отчаянно хотелось домой.

Когда Джеймс спустился вниз и вошёл в кухню, его появление заметили отнюдь не сразу. Гарри, полностью игнорируя стоявшую перед ним чашку с кофе, внимательно читал какую-то книгу, которую ему явно вручил для изучения дед. Генрих сидел на соседнем с внуком стуле и, делая пометки в одной из статей свежего выпуска «Пророка», что-то внушал хлопотавшей около плиты Рите. Один только вид женщины, подтверждавший всю абсурдность ситуации, заставил его улыбнуться — широко и искренне, как когда-то давно, когда он вместе с Сириусом обсуждал очередную шалость. Если бы кто-то ему сказал, в той, прошлой жизни, что однажды он увидит блистательную и элегантную Риту Скитер в старых спортивных штанах и просторной футболке, готовящей завтрак и выглядящей при этом абсолютно счастливой, он бы рассмеялся этому шутнику в лицо. Однако сейчас одна из самых скандальных женщин магического мира действительно, совсем по-домашнему собрав свои рыжевато-русые волосы в высокий хвост и радостно сверкая хитрыми зеленовато-серыми глазами, с едва заметной улыбкой расставляла на кухонном столе, перед каждым из домочадцев, тарелки с поджаристой яичницей. Длинные ногти, которым журналистка придала аккуратную круглую форму, не были в кои веки ярко накрашены, а лицо выглядело посвежевшим без обычного вызывающего макияжа.

Когда-то давно, когда Джеймс только женился, Рита казалась ему всего лишь бледной тенью его любимой невесты. Лили была естественно-яркой во всём — ярко-рыжие волосы, ярко-зелёные глаза, которые унаследовал их сын. Скитер же… С первого взгляда казалось, что природа наделила её куда более тусклой внешностью, вот только журналистка гораздо лучше умела себя преподнести, не боясь каждый раз предстать перед публикой новой женщиной. И именно эта женщина с каждой новой встречей всё больше притягивала к себе Джеймса, заставляя образ законной жены всё больше тускнеть в его сознании и притупляя некогда сильные чувства, которые тогда ещё молодой мужчина легкомысленно называл любовью.

— Гарри, Рита, доброе утро, — стараясь придать своему хриплому голосу жизнерадостный оттенок, поприветствовал мужчина сына и бывшую любовницу.

— Садись, кофе стынет, — вместо ответа указала на свободный стул Рита, однако её лицо моментально просветлело.

Гарри ничего не сказал, лишь широко улыбнулся, поднимая на отца взгляд своих удивительных зелёных глаз, в которых в этот момент было столько счастья и неверия, что Джеймсу стало так безумно стыдно за все те годы, в течение которых этот мальчик из-за его глупых ошибок был лишён простых радостей общения с семьёй. А ещё Джеймс катастрофически не знал, как вести себя с сыном. Тому Гарри, которого он помнил и безумно любил, был всего год, а этот Гарри — взрослый шестнадцатилетний юноша, столько видевший и выстрадавший за свою ещё недолгую жизнь. Перед ним сидел юноша, которому, наверное, и не нужен уже никакой возникший из небытия отец, но который всё равно каждый раз смотрел на него с надеждой и ожиданием чего-то. И больше всего Джеймс боялся не оправдать ожиданий сына, в глубине души, однако, зная, что идеальным отцом он перестал быть ещё в тот день, когда впервые соврал Лили, заявив, что ночевал у Сириуса.

Да, Джеймс Поттер, честный и благородный гриффиндорец, изменял жене, и она об этом, по меньшей мере, подозревала. И если с самим фактом супружеской измены его совесть ещё как-то уживалась, то куда сложнее дела обстояли с осознанием того, что, раз за разом предавая Лили, он предавал свою семью, можно сказать, изменял себе самому. «Джеймс, неужели это то, ради чего ты ушёл из дома?» — звенел у мужчины в ушах полный укора голос отца. Он рассорился с отцом, изменив своей семье, своему роду, чтобы жениться на Лили, на женщине, которую он любил и собирался любить вечно. А вместо этого он — не прошло ещё и года со свадьбы! — при первой же возможности начал ходить налево. Стал дважды изменником. Нет, трижды — раз за разом уходя ночевать к Рите, Джеймс предавал самое родное, самое дорогое существо во всём мире — собственного ребёнка.

— Рита, яичница недосолена, — заметил Генрих после первой же порции завтрака, отправленной в рот.

— Ну извините уж, лорд Поттер, я всё-таки журналистка, а не профессиональная кухарка, типа той же Молли Уизли, — театрально всплеснула руками Рита. — Гарри, будь добр, передай своему деду соль, она как раз рядом с тобой стоит.

Бросив короткий и немного настороженный взгляд на скандальную журналистку, юноша выполнил её просьбу. Надо сказать, отношения между этими двумя были довольно натянутыми, что особенно проявлялось со стороны Гарри. Причину Джеймс выяснил уже на второй день своего пребывания здесь, когда только приехавший отец минут десять тряс перед носом Риты прошлогодними газетами и, не стесняясь в выражениях, обвинял её в том, что она очерняла честное имя его законного наследника. Самому Джеймсу ознакомиться с этими статьями не дали, но у него были все основания полагать, что неприязнь сына к Рите вполне обоснована. Какова будет реакция мальчика, если он узнает о том, что его отец изменял его матери именно с этой женщиной, Джеймс думать не хотел. А ещё меньше он хотел думать о том, что, скорее всего, Гарри уже и сам обо всём догадался, а, значит, в перспективе маячил серьёзный разговор.

— Передайте кто-нибудь, пожалуйста, сахар, — попросил Гарри, медленно помешивая свой кофе, а когда Джеймс поставил перед ним сахарницу, юноша улыбнулся: — Спасибо, папа.

Папа… Джеймс почувствовал, как на его лице абсолютно непроизвольно тоже расплывается улыбка, и он, подняв непослушную руку, с любовью взлохматил и без того лохматые волосы сына. Кажется, он начинал снова жить. Более того, он почувствовал, что готов опять решать проблемы, преодолевать препятствия, сражаться. За сына, которого он толком не знал, но любил. За отца, прощение которого он мечтал заслужить. Наверное, даже за Риту.

Должно быть, со стороны они могли бы сойти за семью. А ещё было бы отнюдь неплохо, если бы это было действительно так. Неплохо было бы каждое утро просыпаться и чувствовать, как аромат свежего кофе щекочет ноздри, спускаться на завтрак, обнимать сына и помогать ему с какой-то очередной подростковой глупостью или просто наблюдать, как он читает книгу, обсуждать с отцом политику Министерства и вместе ругать Дамблдора, строя планы мести, есть недосоленную или пересоленную стряпню Риты и передавать друг другу за завтраком соль и сахар. Жаль только, что едва ли это возможно. Никакая они не семья.

— Что дальше, отец? — Джеймс поставил чашку с кофе на стол и прямо и вполне осмысленно посмотрел на старшего мужчину.

— Что ты имеешь в виду? — удивлённо посмотрел на сына Генрих, однако в его глазах мелькнула хитрая искорка.

— Мы ведь не будем всё время прятаться здесь, я прав? Должны же мы, в конце концов, обрадовать старичка и его птичек моим возвращением с того света.

— О да, — на лице пожилого виконта появилась кривая ухмылка. — Пришло время показать им всем, насколько страшной может быть месть Поттеров.

— Если ты, конечно, уже оправился, — легко нахмурилась Рита. — И если Гарри готов.

— Со мной всё будет в порядке, — Джеймс сжал плечо сына. — Ну так что, Гарри? Ты готов?

— Всегда готов, — юноша с улыбкой осмотрел остальных собравшихся за столом, и их лица тоже заметно просветлели.

Хотя, нет, они, наверное, семья. Очень странная, но всё-таки семья. Или, по крайней мере, со временем смогут ей стать. Если захотят, конечно. Что касается Джеймса, то он хотел этого уже сейчас.