Крёстные (гет)

Сразу после суда Сириус сбежал. Он был не в состоянии общаться с кем-то из своих, вполне хватило разговора с Дамблдором. Мудрое раскаяние директора было, наверное, совершенно искренним, но чудилось насквозь фальшивым, и оттого Сириус в придачу ко всему ощущал себя невыносимым циником. А Рем… на него просто не было сил. Только и хватило сказать: «Ты не при чём. Не вини себя. Потом поговорим, ладно?» Рему тоже тяжело — но у них обоих сейчас нечего отдать, а посему лучше разойтись и не мучить друг друга напрасными попытками утешения.

И ещё — Лонгботтомы...

Наверное, даже лучше, что он узнал о них — вот так. Когда в душе ничего, кроме пустоты и холода. Когда нечему болеть.

Хотя какое уж там «лучше»...

Ему рассказал чиновник, который вёл предварительный допрос. Как оказалось, отправить человека в Азкабан без суда — можно, а вот выпустить оттуда — никак. Впрочем. Сириус был не в обиде, точнее ему было всё равно. Личный ад с изощрённо ковырявшимися в свежих ранах дементорами был в какой-то степени даже... правильным, наверное так. Создавал иллюзию искупления. Хотя какое там... искупить что-то болью нельзя. Можно — частично — только делами.

Чем Сириус и собирался по мере сил заняться. В конце концов, у него есть обязанности.

Перед тем, как отправится в дом Эвансов, он постарался привести себя в порядок. Душ, конечно, одеться нормально, благо до его дома следователи не добрались — ввиду отсутствия следствия как такового. Похвалив себя за предусмотрительность, Сириус вытащил из тайника деньги — магические и маггловские — и купленную на чёрном рынке палочку. Не очень качественную и не слишком подходящую, но соваться сейчас на Диагон-аллею, где на каждом углу обсуждали свежие новости... лучше пока так. Подумав, аппарировал в проверенный тупичок на задворках одного лондонского паба — там если кто и увидит возникшего из воздуха человека, то примет за порождение алкогольных паров. На соседней улице обнаружилась недорогая парикмахерская. Последнее время он носил довольно длинные волосы, но теперь показалось проще обкорнать свалявшиеся космы, чем пытаться отмыть и расчесать их. Получилось, конечно, криво. А он и так выглядит достаточно погано, чтобы пугать Петунью ещё и причёской.

Наверное, он просто тянул время. Потому что совершенно не мог придумать, что ей сказать. Каяться? Глупо. Держаться строго, по-деловому? Не выйдет.

И что ей предложить, Сириус тоже не знал. Объяснение Дамблдора выглядело слишком убедительным, чтобы пытаться с налёту что-то менять. А оставить всё как есть... Конечно, деньги для Гарри он даст, на первое время хватит дядиного наследства, а там и работа найдётся — хоть какая-то, он на всё согласен. Но у Петуньи своя жизнь, планы... А появление Гарри всё нарушило.

В результате он позвонил в дверь коттеджа Эвансов, когда было уже совсем темно. Даже хотел было малодушно отложить визит на завтра, но что бы это изменило?

— Вы?

Падавшего из прихожей света вполне хватило Петунье, чтобы его рассмотреть. А ему — чтобы увидеть выражение её глаз. Не отвращение даже — ужас. Чёрт, как плохо-то! Значит, с Гарри встречаться нельзя. Не хватало ещё напугать ребёнка.

— Заходите.

— Нет, не стоит. Гарри... я бы не хотел сейчас ему показываться.

— Он уже спит. Днём сегодня так и не уснул, так я пораньше уложила. Заходите же наконец, холодно!

Сириус шагнул в прихожую, на ходу расстёгивая куртку — тонкую, летнюю, но другой дома не нашлось.

— Да он уже месяца два днём почти не спит, Джеймс предлагал и не мучаться, а Лили сомневалась. Она же любит, чтобы всё — по правилам.

Говорить о ребятах оказалось неожиданно легко. Только губы трескались как от мороза. До крови.

— Да уж — по правилам... — поморщилась Петунья и, словно испугавшись, что сказала лишнее, прижала ладошку к губам. — Ладно, пойдёмте, я только что чай заварила.

Сириус не возражал. Чай так чай.

На кухне он присел на табурет и некоторое время молча смотрел, как хозяйка методично накрывает на стол. Что-то очень похожее было у них с Лили: та же экономность движений, та же аккуратность, когда всё оказывается точно на своих, привычных и отработанных местах... Он вдруг подумал, что будь Петунья волшебницей — наверное, так же, как Лили, была бы среди первых в Зельеварении. И, пожалуй, в Чарах — там тоже требуется точность движений и интонаций. А вот для трансфигурации важнее воображение, умение чётко представить желаемый результат — интересно, как с этим у Петуньи?

Мысли ползли вялые, замороженные — словно сознание старалось хоть чем-то заполнить пустоту, цеплялось за привычное, обычное, традиционное... Сириус тряхнул головой, заговорил о нужном:

— Я вам денег принёс. Вы не думайте, обычных, не магических, у меня есть. Вам же нужно для Гарри. Я потом ещё принесу, только поменять надо. Или лучше на счёт переведу, гоблины это могут, по курсу.

Петунья нахмурилась:

— Подождите, какие деньги, почему?

— Для Гарри, — Сириус даже капельку удивился. Что тут непонятного? — Я же его крёстный.

— Я тоже, если вы забыли.

— Но он же у вас живёт. И должен жить, пока, во всяком случае. Это... ну, это пока никак не обойти, понимаете?

Она пожала плечами:

— Мне объяснили. Дамблдор ваш объяснил.

— Ну вот, а вы же не можете — и работу, и ребёнка. Вон уже выглядите будто месяц не спавши.

Петунья опустила глаза. Призналась тихо:

— Знаете, я правда не высыпаюсь. Днём, пока работаю, с малышом соседка сидит, подруга мамина. Он с её внуком играет, она говорит — послушный, умненький... А ночью... Нет, он сперва засыпает. А потом плакать начинает, маму звать. И я не знаю, как успокоить. Не выходит. Долго, час или больше. Потом накричится — засыпает, а я не могу, всё жду, что снова... и потом снится, будто я там была, хотя я не знаю, конечно, как на самом деле было, но всё равно снится...

Сириус понял, что сжимает чашку, только когда та лопнула у него в руке. Горячий чай плеснул на колени, следом закапала кровь. Петунья вскрикнула, кинулась за тряпкой, бросила, метнулась к аптечке. Сириус вяло махнул рукой:

— Оставьте, не страшно. Я сейчас всё уберу. Только поколдую немножко, ладно?

— Да у вас же рука чуть не до кости…

— Ничего, я умею. Это же не проклятьем. Это несложно, вы только не сердитесь.

— Конечно, я... Да сделайте же что-нибудь!

Колдовать левой рукой, да ещё «неродной» палочкой было сложно, но он справился — не в первый раз. Наскоро затянул порезы — потом зарастёт, а пока и так сойдёт, облегчённо переложил палочку в правую руку и принялся ликвидировать учинённое безобразие. Петунья всё же отвернулась и только после его: «Ну вот, только чай придётся заново...» решилась взглянуть на результат. Спросила подозрительно:

— А чашка правда целая или это, как его, иллюзия?

— Правда, зачем бы я...

— А ваша рука? Она тоже целая?

— Почти. Через час совсем заживёт. Вы простите, сами видите, не надо было мне... Я пойду сейчас, деньги только... ах да, они в куртке…

— Куда это вы пойдёте?

— Домой, куда ещё. Вы не беспокойтесь, всё нормально.

— Не похоже. Ну, дело ваше. Но хоть чаю-то выпейте.

— Ну, чаю...

Он не успел договорить — сверху раздался детский крик, и Сириус осознал себя уже на лестнице, и думать забыв, что не хотел встречаться сейчас с Гарри, что может напугать ребёнка, да вообще обо всём. Он бы просто аппарировал, если бы знал куда.

Крик сменился плачем — жалобным, обиженным, несчастным. Сириус рывком распахнул дверь. Гарри сидел на кровати — обычной, «взрослой», роль сетки выполняли два придвинутых спинками вперёд стула, — и горько ревел, как умеют только маленькие дети, не закрывая лица. Сириус подхватил его на руки и тут только понял, что в какой-то момент успел вытащить палочку и зажечь Люмос. Наверное, ещё на лестнице, в комнате и так было не темно, точнее, не совсем темно — возле кровати горел ночник.

Не прекращая реветь, Гарри сердито упёрся кулачками в грудь Сириуса, то ли требуя отпустить его, то ли просто желая рассмотреть, у кого в руках очутился. Сириус дёрнулся было отвернуться — испугается ведь сейчас ещё хуже! — но не успел. Малыш перестал плакать, состроил серьёзную рожицу и объявил:

— Сий!

Сказано это было тоном герболога, обнаружившего в лесу редкий, но в общем ожидаемый вид мандрагоры. Обнародовав своё открытие, Гарри уткнулся зарёванной мордашкой в ключицу крёстного и удовлетворённо затих. А спустя ещё минуту расслабленно сполз ниже, тихонько посапывая «нарёванным» носом. Сириус так и стоял столбом — поудобнее перехватить отяжелевшее тельце мешала зажатая в руке палочка, а уронить её на пол он боялся: вдруг стук разбудит малыша.

Петунья на цыпочках подошла к кровати, отодвинула стул, дав Сириусу возможность присесть. Теперь ему удалось хотя бы отложить мешающую палочку. Попытка осторожно переложить малыша на кровать была тут же пресечена: Гарри, обнаруживший наконец-то в этом чужом мире старого знакомого, вовсе не намерен был рисковать. Не просыпаясь, он обеими ручонками вцепился в джемпер Сириуса и ещё плотнее прижался к груди крёстного. И ничего не осталось, как ногу об ногу содрать ботинки и осторожно прилечь вместе с ребёнком. Благо кровать была не слишком узкая.

Сириус кинул на хозяйку виноватый взгляд. Та тихонько вздохнула и слегка развела руками — мол, всё понимаю, что сделаешь-то? Подняла упавшее на пол детское одеяльце и тихонько вышла, а через пару минут вернулась уже с другим одеялом, большим. Которым и укрыла обоих, не забыв недовольно поджать губы: кто же укладывается в постель в джинсах и уличном джемпере? Но надежда на спокойную ночь явно стоила того, чтобы примириться даже с таким вопиющим нарушением приличий. А Сириусу и подавно было всё равно.

Он так и не заметил, как сам уснул — по-настоящему, впервые с той ночи. Только успел подумать, что раньше Гарри никогда не звал его по имени. Да и вообще, кроме «мама» и «папа», произносил от силы три-четыре более-менее внятных слова.

Наверное, в другое время он почувствовал бы себя польщённым.

Проснувшись, Сириус почти привычно ощутил, что по нему увлечённо ползают и так же привычно, не открывая глаз, перекинулся в собаку. Тут же вспомнил, где находится, и устыдился. Судя по тому, что вопль раздался только один и восторженный, Петунья в комнате отсутствовала, но нарываться всё же не стоило. Сириус перекинулся обратно, и вовремя: во-первых, Гарри вскочил на ноги и чуть не свалился с кровати, пришлось ловить, а во-вторых за дверью уже слышались шаги. Петунья заглянула в комнату, увидела вполне мирную картину и удовлетворённо кивнула:

— Проснулись? Хорошо, а то мне уже уходить скоро. Мистер Блэк, вы его умоете?

— Гарри, как меня зовут? — требовательно вопросил Сириус. Малыш, не забывший за ночь собственные лингвистические достижения, охотно сообщил:

— Сий!

— Вот так, — удовлетворённо согласился Сириус. Момент был явно подходящий. — И никаких «мистеров Блэков», ладно? Терпеть не могу. Тем более что этот маленький обормот походя решил задачку, над которой другие, включая его отца, двадцать лет бились.

— Это какую?

— Придумать моему имени человеческое сокращение.

— А что, вас так все полным именем и звали? Даже родители? — недоверчиво прищурилась Петунья. Сириус хмыкнул:

— Родители — это отдельная песнь. Там и до «мистера Блэка-младшего» доходило. Когда маман или папА соизволяли выказать недовольство.

— А друзья?

— Они удовлетворились прозвищем. Хотя это было скорее удлинение, чем сокращение.

Петунья хмыкнула:

— Ну ладно, договорились, переходим на ты. Так умоешь его?

— Конечно!

Сириус был доволен. Он чувствовал себя сейчас — как будто в ледяной пустыне взял в руки чашку с горячим питьём. Внутри всё так же холодно, но совсем рядом — немножко тепла и есть надежда согреться. А ему очень нужно было согреться, иначе что отдавать Гарри?

Когда они появились на кухне, на столе уже стояли две тарелки с кашей.

— Слушай, а он сам есть вообще умеет? А то я всё с ложечки кормлю, а, может, уже и не надо?

Сириус задумчиво тряхнул чёлкой:

— Ну, сложный вопрос. Поесть — поест, но результат тебе не понравится. А с другой стороны — надо же ему учиться, правда, оленёнок?

— Вот, значит, и займётесь этим без меня, — с довольным видом постановила Петунья. — А то мне уже на работу пора. А почему «оленёнок»?

— Это тоже сложный вопрос...

Настаивать она не стала.

День они с Гарри провели приятно и, можно сказать, весело. Последствия завтрака Сириус, пользуясь отсутствием хозяйки, устранил с помощью магии. Через некоторое время зашла та самая соседка, о которой говорила Петунья. Её внук, Стэн, был на пару месяцев старше Гарри, малыши уже успели подружиться. Стэн был славным парнишкой, и Сириус пожалел, что при его бабушке не может поиграть с мальчиками в анимаформе. Гарри это всегда ужасно нравилось, даже больше, чем папа в оленьей шкуре. Видимо потому, что олень был для него слишком большим и величественным, а с лохматым псом можно было играть: ездить верхом, бросать мячик, кувыркаться на полу... Став постарше, он, наверное, предпочёл бы оленя... не предпочтёт.

Сириус запретил себе думать об этом. И не думал. Наверное.

Готовя обед, миссис Блант успела обрушить на его голову целый водопад информации: каких вещей не хватает Гарри, где и как это лучше купить, как вообще надо воспитывать детей... После обеда она ушла укладывать Стэна, пообещав ещё заглянуть. У Гарри сна не было ни в одном глазу, а в ответ на уговоры поспать он обиделся и принялся звать маму. Сириус махнул рукой на правила и постарался сделать так, чтобы скучать по родителям малышу стало просто некогда. От доброго нагоняя их спас острый собачий слух: услышав шаги Петуньи на крыльце, Сириус успел не только перекинуться, но и в первом приближении навести порядок в гостиной.

Весь вечер Гарри проявлял чудеса послушания: даже нелюбимую капусту съел без возражений. Но стоило Сириусу начать прощаться — поднял отчаянный рёв и вцепился в него руками и ногами. Можно было попробовать проявить суровость, но даже Петунья поняла, что это не просто капризы, и сама, хоть и с недовольной миной, велела:

— Ты бы уложил его, что ли...

Сириус облегчённо потащил всхлипывающего крестника умываться. Малыш даже во сне продолжал цепляться за руку крёстного, только через полчаса тому удалось осторожно высвободиться и спустится на кухню.

Петунья развешивала постиранное бельё. Сириус подумал, что магией это можно было бы высушить за минуту, вздохнул и отобрал у неё таз. Всё же он был выше почти на голову, и ему хотя бы не приходилось прыгать по табуреткам.

— И что теперь? — спросила Петунья, присаживаясь. Сириус пожал плечами. Ответ — с учётом всех условий задачи — у него был, но ей этот вариант вряд ли понравится. А другого, похоже, нет. Так пусть это хотя бы будет её собственное решение.

— Если он ночью опять проснётся...

Сириус снова промолчал. Вопрос явно не был даже риторическим.

— В общем, придётся тебе хотя бы немного тут пожить.

Тон Петуньи ясно говорил: «Попробуй только отказаться!» Сириус мысленно усмехнулся. Ведь прекрасно понимает, что он и не собирается отказываться! Ну да ладно, коли девушке придётся неопределённое время терпеть в доме аж двух мужиков, да ещё и магов — она имеет право покуражиться.

— Придётся, — согласился он. — Я только домой на часок сгоняю, ладно? Бельё там, зубную щётку... Ты не будешь против, если я аппарацией?

— А если буду — ты в Лондон на автобусе поедешь? — фыркнула Петунья.— Так обратно уже не успеешь, придётся на такси тратиться.

— Почему в Лондон?

— Ну, не знаю... — Петунья слегка растерялась. — Мне почему-то казалось, что ты там живёшь.

— Жил, — Сириус постарался тоном показать, что не намерен обсуждать эту тему. — Нет, мой дом гораздо дальше. Так что на такси только к утру бы обернулся.

— Ну так тем более... возьми там, что надо, поспишь пока с ним вместе, а потом что-нибудь придумаем, нельзя же приучать.

— А что тут придумывать, надо его кроватку сюда забрать, она, наверное, не пострадала.

— Через пол-Англии тащить?

— А что такого? — Сириус сообразил, что для неё это совсем не очевидно, и пояснил:

— Можно временно уменьшить и хоть в кармане принести. Я вообще не понимаю, почему никто тебе не предложил, когда ты туда ездила. Вот хоть Рем бы мог... да и вообще, странно, что он не вызвался помогать.

— Да он подходил, предлагал. А я сказала, что мне помощь от всяких уродов не нужна. Он и отстал, обрадовался, небось, что можно не беспокоиться...

Не стой Сириус в этот момент на цыпочках с детскими штанами в руках — он бы залепил ей пощёчину. Или как минимум сказал бы что-нибудь особо пакостное. А так успел сообразить, что она не в курсе. И всё равно...

Наверное, выражение лица у него было соответствующее, потому что Петунья откровенно испугалась.

— Да я же это вообще про магов, понимаешь? Ну, злая была на всех, что за меня всё решили, даже на похороны не позвали, будто Лили мне и не сестра. А он сразу отошёл, даже ни капельки не настаивал. Так ты думаешь, обиделся?

Сириус постарался взять себя в руки. Чёрт, Петунью можно понять, окажись он сам в такой ситуации — ещё и не так бы ругался, а то и поломал что... или кого. И конкретно Рема она обидеть не хотела, так уж вышло...

— Он не обиделся. Он просто принял это — как должное.

— Да почему? Он вроде нормальный, руки-ноги на месте и вообще... симпатичный даже. С чего ему на свой счёт-то принимать?

А стоит ли ей рассказывать? Может ещё хуже выйти, магглы, вроде как, тоже к оборотням относятся хуже некуда. Но с другой стороны — если звать Рема в дом, так не рассказывать нечестно, а не звать...

— Да уж лучше бы руки-ноги, — осторожно начал он. — Проблем бы меньше было, наверное. А ликантропия — поди, объясняй каждому, что это не опасно! Точнее, иногда опасно, но это же от человека зависит. Рем в жизни никому плохого не сделал, а многие смотрят на него всё равно как на монстра какого. Вот он и считает, что когда от него шарахаются — это норма жизни. А ты говоришь — настаивать!

— Погоди, я не понимаю. Ликантра… это что?

— Ликантропия. Болезнь такая. Передаётся через укус. Про оборотней слышала?

По её лицу было ясно, что слышала, и отнюдь не научные трактаты.

— Но это же!.. Они же правда опасные! Они же людоеды! Они же...

— Совершенно безопасны триста сорок дней в году! — жёстко оборвал её Сириус. Надо сразу всё объяснить, пока она себе ужасов не навоображала. — Даже если он в человеческом облике тебя на кой-то чёрт укусит — ничего не будет! Опасны оборотни только в полнолуние, три дня максимум, когда превращаются в волков, в остальное время — обычные люди, нормальные. То есть всякие есть, но большинство оборотней, и Рем тоже, в полнолуния всякие меры принимают, чтобы с людьми не встречаться. Им это на фиг не нужно, понимаешь?

— Да, не нужно... его же кто-то укусил, разве нет? Значит, правда кусают! И убить могут.

Сириус вздохнул, подумал мельком — вот ведь умная она, сообразила. Значит, можно всё объяснить — они-то поняли, чем она хуже?

— Среди обычных людей тоже убийцы есть, что с того? И Рема не «кто-то», а Грейбек, есть такая мразь, никак поймать не могут. Он помешан на том, чтобы побольше людей в оборотней превратить. Специально подгадывает, чтобы когда обернётся — рядом ребёнок был. Иногда заранее крадёт... Отец Рема ему как-то помешать попытался, вот он потом Рема и цапнул, нашёл момент. Рем совсем маленький был, четыре года или пять. Родители делали, что могли, только эта дрянь не лечится. Вот представь: пятилетнего малыша в клетку запирали, и он там сам себя царапал да грыз. А ещё оборачиваться само по себе дико больно, особенно в первые годы, Рем как-то проговорился. Любой бы озверел, а он — нет, он добрый, как не знаю кто!

Сириус понял, что выбрал правильную тактику — какое женское сердце не дрогнет от такой картинки? Петунья явно сдала позиции, но не до конца:

— А если они такие безобидные, почему тогда ваши от них шарахаются?

— А почему у вас от негров шарахаются?

— Так не все же! — возмутилась Петунья. — Даже уже мало кто! Это же... ну, предрассудки просто.

— Вот и у нас — предрассудки. Плюс такие, как Грейбек — их мало, но и одной такой мрази хватает, чтобы эти предрассудки подпитывать. А страдают хорошие люди, вон Рему работы не найти, хотя он на курсе в числе первых был.

Что Люпин был вообще единственным оборотнем, после обращения закончившим Хогвартс, Сириус сообщать не стал. Разве в этом дело?

— Ну, я же не знала... — смутилась Петунья. — Я подумала, что он только из вежливости, а на самом деле и не хотел помогать. Думаешь, не так?

— Нет, конечно! Он с радостью поможет, чем сможет, только не деньгами, ему самому жить не на что. Я думаю, если что — можно будет Гарри днём с ним оставлять, не всегда же твою соседку просить.

Спорить Петунья не стала.

Сборы заняли минут десять: умывальные принадлежности, бельё, носки, пара рубашек, старые джинсы в качестве домашней одежды... что ещё? Ах да, пижама. Всё же чужой дом, и вообще...

Сириус спал без пижамы лет с десяти — с тех пор, как эта мысль пришла ему в голову. Тот шёлковый пафос с гербами, что маман заказывала, не спрашивая мнения сына, ежевечерне отправлялся комком под кровать — если Сириус просто не брал пижаму со стула, то Кричер тотчас доносил родителям. По приезде в Хогвартс все пижамы немедленно полетели в мусорную корзину, откуда были извлечены домовиками, не представлявшими, что можно выкинуть совершенно новую одежду, зато хорошо знавшими способность учеников к разбрасыванию вещей. Нормальный человек запихал бы их в чемодан и забыл — упрямый Блэк отправился жечь в камине. От акта вандализма его удержала припозднившаяся четверокурсница. Выяснилось, что с помощью пары несложных (ломать — не строить) заклинаний вышивка превращается в моточек серебряной нити, а всё остальное — в кучу разнокалиберных, но вполне пригодных для рукоделия лоскутов. За пять лет чуть не все гриффиндорцы наплели себе шёлковых закладок, Слагхорн получил пару самодельных коробочек для сладостей, а мадам Пиннс — лично от Сириуса — футляр для своего любимого манускрипта «Каталог возможно полный истинно магических трактатов, лично автору известных, либо из надёжных уст о коих он слышал». Последнее оказалось стратегически удачным ходом: растаяв от такого внимания, она позволяла Мародёрам невозбранно рыться на всех полках и даже листать — правда, не вынося из библиотеки — книги из Запретной секции.

Оказавшись после пятого курса в доме Поттеров, Сириус послушно надевал одолженные хозяином пижамы — те, что носил Джеймс, были в то лето коротки даже самому Джеймсу, как раз начавшему резко расти. В августе, покупая новые пижамы сыну, миссис Поттер купила одну и Сириусу — однотонную, под цвет глаз, с чуть более тёмной отделкой.

— Я знаю, что ты не любишь, — с улыбкой сказала она. — Но всё же возьми, вдруг пригодится.

И вот теперь — пригодилась...

Сириус обнаружил, что уже минут пять стоит неподвижно над раскрытым ящиком. Чтобы разжать руки, понадобилось ощутимое усилие. Проклятье, нужно что-то с собой делать! Нельзя так. Решено: он завтра же свяжется с Ремом. И работу начнёт искать, пока не извёл себя до полной потери способности к разумной деятельности. Им с Петуньей ещё Гарри воспитывать. А у него и помимо этого дело имеется. Мерзкое дело, к которому пока непонятно даже, как подступиться. Ну да ничего, вдвоём с Ремом они что-нибудь придумают...