Грязные деньги (гет)

От автора: эта глава не бечена. Оставляйте вашу критику.

We can play it safe, or play it cool,

Follow the leader, or make up all the rules,

Whatever you want, the choice is yours,

So choose.

Мы можем действовать осторожно,

Или действовать эффектно,

Следовать за лидером или играть по своим правилам,

В любом случае, выбор за тобой,

А теперь выбирай.

(Отрывок из песни Heavy Cross)

Визенгамот постановил! Драко Люциус Малфой признаётся виновным и приговаривается к поцелую дементра по истечению десяти суток заключения в Азкабане. Следующие причины для предоставления обвинения: пособничество Пожирателям смерти, ущерб здоровью Катерины Белл и Рональда Уизли, покушение на убийство Альбуса Вульфрика Брайана Дамблдора, непоправимый ущерб зданию ирландскому банку Клевида, ранения трёх служащих этого банка, сопротивления аврорам и применение заклятия Империус к Гермионе Джин Грейнджер. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!

Несколько дней назад:

— Мне нужно поговорить с Драко. Наедине. — Слышу я за стеной следственной камеры такой знакомый голос.

Гермиона заходит в комнату, плотно закрыв дверь. Шепчет заглушающее заклятие и садится на стул напротив меня.

В Азкабан меня ещё не отправили, но пока держат под арестом до суда, отняв волшебную палочку и прочие вещи. Дементоров тут нет, но атмосфера гнетущая: старые, ободранные серые стены, два стула и стол, и кровать. Вот и всё убранство камеры.

— Драко... я пыталась сказать ещё тогда, когда нас поймали, что ты не накладывал на меня Империус. Но Гарри заколдовал меня Конфундусом, и я бездумно соглашалась с мракоборцами. — Прошептала Гермиона. Её глаза были красными, а голос как-то сел.

— Поттер сделал всё правильно. Тебе бы добавили немалый срок, а я уже и так обречён. — Сказал я.

— Ты не обречён! Я спасу тебя от поцелуя, я признаюсь, что это я ограбила... — из глаз Гермионы снова хлынули слёзы.

— Меня не спасти. Поттер, мерзавец, возбудил дела четырёхлетней давности. Покушение на убийство Белл, Уизли, Дамблдора, пособничество Пожирателям... думаешь, за такое дадут даже пожизненный срок? — с горечью проворчал я.

— Я подам апелляцию! Я не дам тебе умереть!

— Я и не умру. Просто стану бездушным. Разве тебе нужна бездушная сволочь? — попытался съехидничать я, но получилось довольно скверно.

— Драко, ты мне так нужен! — зарыдала Гермиона и как-то судорожно меня обняла. Я рассеянно погладил её по волосам:

— Гермиона... пообещай мне, что не станешь накликать на себя беду и просто забудешь об этих страшных месяцах, как о плохом сне. Тогда я смогу спокойно лишиться души. Я уже смирился. — Гермиона только всхлипывала.

— Время посещения закончено! Прошу выйти из камеры, мисс Грейнджер! — дверь открылась и в камеру вошёл охранник.

— Я обязательно, обязательно тебя освобожу! Клянусь, Драко! — прошептала Гермиона и поднялась со стула.

Я знал, что это невозможно. Из Азкабана лишь раз сбегал Сириус Блэк, и то потому, что был незарегистрированным анимагом. Превращаться я не умел, да и поцелуй дементора будет применён где-то в течении двух недель.

— Прощай, Гермиона. — Последний раз сказал я ей.

* * *

В тот же день я принесла себе клятву, что освобожу Драко любой ценой. Послезавтра его судят, за одни сутки найти решение — нереально. Но тем не менее, я стала перебирать все способы.

Трансгрессировать из Азкабана невозможно. Даже с помощью эльфов-домовиков, о которых я сначала подумала — сказался побег от Беллатрисы Лестрейндж. Попробовать метлу — тоже нельзя, в тюрьме нет никаких окон, лишь небольшая дверь. Да и дементоры сразу почувствуют исчезновение узника.

В моей памяти что-то перевернулось... Шесть лет назад я узнала о ещё одном побеге, не оглашённом министерством магии. Оборотное зелье. Больная мать. Подмена. Барти Крауч. Аластор Грюм...

Внезапно ход моих мыслей прервал скрип двери. В квартиру зашёл Гарри.

— Где ты была? — тихо спросил он.

— Не твоё дело. — резко ответила я и встала с кресла, на котором сидела. Зашла в ванную, включила воду и села на холодный пол. Почему-то шум воды помогал мне думать.

В памяти снова возникли события прошедшего дня.

* * *

Поцелуй Драко как будто отнял способность мыслить. Вся сущность Гермионы жаждала только одного: подольше испытывать такие невероятные ощущения.

Первый поцелуй с Виктором Крамом или поцелуй после уничтожения крестража с Роном не имел совершенно ничего общего с этой внезапно охватившей страстью. Когда твоя рациональная часть замолкает, и даёт волю чувствам. Что, кстати, бывало крайне редко. Гермиона Грейнджер ведь никогда не теряет голову в самых опасных и трудных ситуациях, а тут как будто запуталась в трёх соснах...

Конечно, она слышала хлопок, с которым трансгрессировал Гарри, но Гермиона не стала долго над этим думать. Её внимание занимали гораздо более... страстные вещи.

А потом прибыла дюжина авроров. С этих пор Гермиона не особенно что-то помнила. Только едва заметный шёпот Гарри, расплывчатая темнота, крики, вопросы, на которые она отвечала согласием, не поняв даже их суть.

Очнулась она уже в квартире.

— Где Драко... что ты со мной сделал... что тут за ерунда происходит? — закричала Гермиона, поднимая взгляд на Гарри.

— Этот слизеринский ублюдок, который тебя совратил и заставил нарушить закон уже под следствием. Прости, мне пришлось наложить Конфундус, чтобы ты не вмешалась, — хмуро ответил Гарри. Гермиона ахнула.

— Мы доверяли тебе! Ты предал нас! Теперь мы попадём в Азкабан! Сволочь! — из глаз Гермионы хлынули слёзы.

— С тобой всё обойдётся. Но Гермиона, пойми, Малфой хотел убить Дамблдора, Кэтти Белл, Рона! Я отговорил его тогда от тюрьмы лишь потому, что его мать спасла мне жизнь! — потерял терпение Гарри. — Но это уже слишком! Гермиона, ты бы никогда бы так не напилась, что просто так пошла бы грабить банк! Признайся, Малфой наложил на тебя Империус!

— Нет! Как ты мог! — ошалело сказала Гермиона.

— Я забочусь о тебе, я ведь люблю тебя! Это для твоего блага! Тебе ничего не сделают авроры, а Малфоя почти наверняка ждёт поцелуй дементора! — воскликнул Гарри.

Гермиона неверяще помотала головой и с плачем бросилась вон. Гарри тяжело вздохнул.

* * *

— Гермиона, ты сейчас встречалась с ним? — услышала Гермиона за дверью. Она умылась и открыла дверь.

— Какая тебе разница, Гарри? Погубил жизнь, так не лезь в душу! — гневно сказала она.

— Гермиона... нам надо поговорить. Я жалею, что поступил так. Но разве я мог позволить себе смотреть на то, как он с тобой обращается?

— И как же он со мной обращался? — выкрикнула Гермиона.

— Он играет твоими чувствами! Сначала, значит, втянул в эту скверную историю с деньгами, а потом совратил!

— Драко не совращал меня, Гарри! Это был лишь поцелуй, и как ты заметил, я ему ответила! — со слезами в голосе сказала Гермиона.

— Ну конечно, твоё сердце растаяло из-за гадкого слизеринца! Думаешь, он стал бы просто так целовать тебя? — спросил Гарри.

— На что ты намекаешь? — насторожилась Гермиона.

— Он с одиннадцати лет называл тебя грязнокровкой. Да он даже брезговал прикасаться к тебе!

— Ты ведёшь себя как ребёнок. — Внезапно тихо сказала Гермиона. — Это было девять лет назад. Всё изменилось.

— Он называл тебя так и в шестнадцать, и в семнадцать... — начал Гарри.

— Я не желаю больше об этом разговаривать. — Резко сказала Гермиона и хлопнула дверью.

* * *

К моему колоссальному облегчению, Гермионы на суде не было и она, соответственно, не дала никаких показательств против себя. К поцелую дементора меня всё-таки присудили. Не сказать, что я об этом не догадывался, но всё же, это была моя последняя надежда.

Я говорил, что в той камере, в Лондоне, угнетающая обстановка. Ерунда. Она не идёт ни в какое сравнение с камерой в Азкабане.

Грязная подстилка на полу (заместо кровати), пыльный столик с лежащим на нём заплесневелым хлебом, ужасные стены с крошащимся камнем. Но самое ужасное — дементоры, которые летают совсем близко. Я заново испытывал все моменты унижения, горя, боли. Меня как будто пронзали Круциатусы, которые я нередко получил, служа Тёмному лорду. В соседней камере кричала, бьясь в рыданиях женщина. Я не видел её, но представлял, как она сносит муки. Один охранник, с самым сострадательным видом дал мне, принося завтрак, верёвку.

— Зачем? — спросил я.

— Как зачем? — удивился он. — Ты предпочтёшь поцелуй дементора быстрой безболезненной смерти?

И всё-таки, я наотрез отказался. Может потому, что знал, что самоубийство — ужасный грех, а может и потому, что всё-таки на что-то надеялся. Как говорят, надежда умирает последней. А пока я пытался крошить стену руками, хотя совершенно знал, что мне отсюда таким образом не выбраться. Просто потому, что хоть какая-то работа создаёт иллюзию движения к цели, и помогает ненадолго забыть о лишениях. Даже когда в метре от меня летает дементор.

* * *

Самое большое препятствие — страх. Самая большая ошибка — пасть духом. Самая мощная сила — вера!

(Неизвестный автор)