Мои миры, твое отчаяние. Танец третий (джен)

Темная краска неровными разводами ложилась на холст. Гарри неподвижно сидел в кресле у окна, пока Эдвин рисовал его. Дориан расположился в другом углу комнаты и полировал один из своих кинжалов. Альберт выстругивал деревянную трубку и что-то насвистывал себе под нос. Девочки же предпочли остаться в Общей гостиной, чтобы помочь Каролине разобрать коробки с украшениями. Прощальный бал приближался с невероятной скоростью и на Глав школы сваливались новые заботы.

Виктор свои организационные обязанности тактично спихнул на Каберле и ушел с головой в подготовку к экзаменам МАГ. Даже близнецы Вуичи в последнее время стали лучше себя вести и не устраивали никому никаких неприятностей.

— Я люблю несчастных людей, — Эдвин смешал несколько красок на своей палитре. — Они прекрасны в своих страданиях… Счастье можно изображать достаточно долго, но оно совсем не западает в душу и не остается в памяти. Чем печальнее человек, чем больше в нем отчаяния и боли, тем ярче он предстает перед созерцателем, тем красивее кажется.

— Тогда я совершенен в твоих глазах? — апатично поинтересовался Гарри.

— Конечно, — кивнул Эрстед. — Мне нравятся черты твоего лица, твой взгляд, твои шрамы на теле, твоя аура… Ты похож на темного принца, принца павшего и разоренного королевства. Я хотел бы, чтобы ты был счастлив, но твои негативные эмоции не могут не приводить меня в экстаз как художника.

Альберт с силой подул в трубочку, чтобы избавиться от оставшейся стружки внутри нее.

— В этом мире абсолютно во всем можно найти свое очарование. Если очень-очень постараться, то его можно будет обнаружить даже в кучке экскрементов, но это не значит, что стоит стремиться разглядывать красоту только в самых низменных ее проявлениях. Я предпочитаю видеть прекрасное в рождении и рассвете, а не в смерти и упадке.

— Ты просто ничего не понимаешь в искусстве, — Эрстед критично осмотрел свой холст и добавил еще несколько мазков темной краской. — Вот что тебя затронет сильнее: слезы или смех?

Грегорович отложил свою заготовку в сторону и достал из кармана платок с узорчатым орнаментом, которым принялся стряхивать стружку со своих коленей.

— Конечно же, меня тронут слезы, но наслаждаться я буду смехом.

— Слишком много философии, — заметил Дориан. — Вообще, не имеет значения, что изображено на картине, главное — мастерство художника. Что касается меня самого, то, что бы я ни пытался нарисовать, все выходит так кошмарно, что лучше это не демонстрировать никому во избежание нервных расстройств у созерцателей.

— Как вы думаете, если бы я был вещью то, сколько бы я стоил? — неожиданно спросил Гарри.

Ребята оценивающе посмотрели на него.

— Сложно сказать, — наконец, ответил Альберт. — Зависело бы от того, какой бы вещью ты бы стал и для каких нужд ее собирались бы применять. Но если отойти от практического в сторону, то я сказал бы, что ты стоил бы ровно столько, насколько оценил бы себя сам. Никто и никогда не станет платить галеон за вещь, за которую просят только один кнат. Все зависит от тебя самого.

— Я согласен с Грегоровичем, — серьезно произнес Дориан. — И вообще, ты очень дорог для всех нас.

Эдвин повернул к Гарри картину лицевой стороной, чтобы тот мог получше рассмотреть результат многочасового труда. У Эрстеда определенно был талант к рисованию. Все его картины поражали живостью красок и реалистичностью. Казалось, что вот немного и изображенное на них сойдет с холста.

— Чего-то все-таки не хватает, — Эдвин недовольно нахмурился и скептически посмотрел на портрет, а затем на Гарри. — Пожалуй, это должно передать все до конца.

Он окунул кисть в красную краску, сделал несколько штрихов и теперь по лицу Гарри на портрете катились кровавые слезы.

Дрожь прошла по позвоночнику Поттера. Эдвин смог так точно передать его состояние души. Гарри до сих пор не мог разобраться в том, что он испытывал по отношению к Каркарову, да и вообще определиться с тем, что из подслушанного было истиной. Когда-то он сам разыграл довольно-таки правдоподобную сцену перед Малфоем-старшим. Вполне возможно, что и директор не был серьезен и искренен в разговоре со Снейпом.

Остался ли в этом мире хоть один человек, который любил бы его просто так?

— Как вы думаете, можно ли рассматривать людей как ресурсы? — спросил Гарри.

— Однозначно, — Альберт уселся на пол по-турецки и начал крутить в руках деревянную трубочку, недовольно поглядывая в сторону картины. — Каждый из нас — ресурс. На самом деле, все мы пользуемся друг другом, как бы цинично это ни звучало. Люди общаются друг с другом по какой-то причине: кто-то боится одиночества, кому-то нужна поддержка, некоторые ищут только пользу, а другие просто сходятся от безысходности. Причин может быть много, и не всегда они глобальны. Просто никогда ничего не происходит без какого-либо мотива. Например, Офелия совершенно искренне дружит со всеми, но при этом так же великолепно использует нас. Гарри покупает ей канцелярию и сладости, у Мирославы она списывает, я защищаю ее, Эдвин помогает с тренировками, а Дориан таскает ее чемоданы и другие тяжести. Как видишь, можно быть честным, и, в то же время, и иметь свою выгоду. Так что все мы, в некотором роде, ресурсы друг для друга. Почему ты об этом спрашиваешь?

Эдвин наклонил голову и сделал вид, что вот-вот заснет.

— Только Грегорович может пускаться в долгие пространные рассуждения и лишь в самом конце поинтересоваться для чего собственно был задан вопрос. Он редкостный зануда.

Дориан усмехнулся.

— Знал бы, что водится в этом тихом омуте, — пробормотал он себе под нос.

— Меня и мое имя постоянно кто-то как-то хочет использовать в своих целях… Это очень неприятно, — Гарри поджал под себя ноги. — Порой мне кажется, что я не могу вообще никому доверять.

Альберт опустил голову и уткнулся взглядом в свои ботинки.

— А ты и не доверяй, — пожал плечами Эдвин. — Никто, кроме меня самого, не знает всех моих тайн. Так гораздо спокойнее жить.

— Но это не совсем правильно! — с горячностью воскликнул Дориан. — Должен же быть всегда кто-то, с кем можно поделиться какими-то переживаниями или сомнениями!

— Конечно, должен, — согласился Эрстед. — Но желательно, чтобы этот кто-то не обладал разумом и никак в последующем не мог обратить услышанное против тебя. Мне проще быть одному, но со своими секретами, чем обнажать перед кем то души и ждать, когда это обернется против тебя. Делиться можно чем-то незначительным, а сокровенное следует держать при себе.

Стан лишь покачал головой.

— Не уверен, что это так. Например, если бы я умолчал о некоторых вещах, то Гарри не помог бы мне. Никто не станет догадываться о том, что у тебя на душе или что происходит в твоей жизни, пока ты сам не расскажешь об этом. В конце концов, мы просто волшебники, а не люди со сверхъестественными способностями. Чужие души для нас потемки.

— Ты все-таки забавный, — Эдвин широко ухмыльнулся. — Хорошо, что хоть сейчас признал, что от действий Гарри был какой-то толк, а до этого времени сколько психовал. Я даже порой сомневался в том, парень ты или нет. Так себя обычно ведут девчонки.

— Эй! За такое и в глаз дать не грех! — воинственно воскликнул Дориан, чем вызвал приступ смеха у всех присутствующих в комнате.

— Уже боюсь, — Эрстед с притворным ужасом на лице поднял руки вверх, а потом широко улыбнулся. — Вы знаете, Новак вчера пригласил на бал Мирославу и сказал ей, что она ему очень симпатична.

— Да ты шутишь! — воскликнул Стан.

— А вот и нет! — Эдвин ударил себя рукой по левой части грудины. — Она согласилась пойти с ним. Вообще, Мира довольно-таки симпатичная, так что это неудивительно. Еще немного, и у нее раньше всех из нашего отряда появятся какие-то отношения.

Альберт хлопнул в ладоши.

— А ты, как я погляжу, завидуешь ей?!

— Вовсе нет! — Эрстед нахохлился и принял гордый вид. — Я уверен, что ни одна девушка не сможет устоять передо мной!

— Конечно, — подтвердил Дориан. — А наличие пятен от краски на лице и одежде придает тебе дополнительный шарм.

Эдвин тут же наколдовал себе зеркало и начал приводить себя в порядок. Он делал это с такой скрупулезностью, будто бы его действительно уже за дверями ожидала толпа поклонниц.

— Интересно, в кого влюблена Офелия? — внезапно спросил Дориан. — Вчера вечером я видел, как она мило беседовала с Максимом Луческу. Может, это он герой ее романтической мечты?

— Весьма сомневаюсь, что это он, — тихо произнес Альберт.

— Ты что-то знаешь об этом? — Дориан медленно приблизился к нему. — Давай рассказывай!

— Ну, уж нет. Если хотите знать ответ, то сами за ней понаблюдаете и поймете.

— Пойдемте на ужин, — предложил Гарри. — Я что-то устал уже, а еще нужно закончить доклад о мандрагорах.

В школьных коридорах было пусто. В основном, сейчас все были заняты подготовкой к предстоящим экзаменам и большую часть своего времени проводили в библиотеке над пухлыми фолиантами в тщетных попытках усвоить хоть часть материала.

Даже Трапезный зал был наполовину пуст. Видимо, некоторые решили пренебречь ужином для того, чтобы подольше побыть наедине с учебниками.

Офелия уныло поглядывала на картофельное пюре в своей тарелке и кидала взгляды на подозрительно счастливую Мирославу. Эдвин и Дориан весь ужин внимательно следили за Чермак, что не укрылось от нее.

— Я как-то не так выгляжу или что-то еще?

— Нет, нет! — воскликнули одновременно Стан и Эрстед. — Все в порядке!

— Тогда к чему эти попытки протереть на мне дырку своими взглядами?!

— Ничего, совсем ничего, — воскликнул Дориан. — Наоборот, ты сегодня такая красивая!

— Спасибо, — нахмурилась Офелия. — Значит, в остальное время я похожа на чучело. С вашего позволения, я пойду к себе и почитаю конспекты.

— Какая-то она нервная, — пожал плечами Дориан.

— Я пойду за ней, — Беливук отбросила салфетку на стол, подхватила свои вещи и направилась к выходу.

Какое-то время Эдвин сидел тихо и только хмурился.

— Слушайте, а что, если Офелии нравится Мирослава. Я слышал, что такое бывает!

Альберт с невозмутимым выражением на лице отвесил ему подзатыльник.

— Не пори чепухи. Ей нравится парень.

— А что, если это Новак? А ему понравилась Мира. Да тут же любовный треугольник получается! — Дориан аж подпрыгнул на месте.

Грегорович отвесил подзатыльник и ему.

— Ей нравится точно не Новак. Вообще, она его недолюбливает.

— Хм… — Гарри нахмурился. — Мне он тоже не нравится. Я бы не хотел, чтобы Мирослава имела с ним что-то общее.

— А если она все-таки станет с ним встречаться, что будешь делать?

— Ничего. Просто порекомендую этому мистеру напыщенность не обижать ее. На этом моя роль, собственно, будет выполнена. Пусть дальше разбираются сами. Но если я увижу, что он неподобающе себя ведет по отношению к ней, клянусь, что всыплю ему по пятое число.

— Не только от тебя, — хмуро добавил Дориан. — Ему ото всех нас перепадет.

— Мне кажется, что сейчас мы похожи на сумасшедших заботливых старших братьев, — рассмеялся Эдвин.

— Это будет весело, — улыбнулся Гарри. — А давайте для их парней проводить какие-нибудь испытания?

— Нас за это точно никто не погладит по голове.

— Однозначно. Нужно будет позже составить план, — ухмыльнулся Дориан.

— Извините, что прерываю ваше веселье, — к столу подошел Каркаров. — Но вы не возражаете, если я ненадолго заберу Гарри?

Ребята отрицательно покачали головой. Поттеру ничего не оставалось, как последовать за директором.

Все время, пока они поднимались до кабинета Каркарова, мальчик не мог избавиться от чувства внутреннего напряжения. Казалось, что даже воздух вокруг него звенел и нагревался.

— С тобой все в порядке? — заботливо спросил директор.

— Возможно, — уклончиво ответил Гарри.

— Ты сегодня какой-то не такой.

— Я просто устал.

Директор гостеприимно распахнул двери своего кабинета.

— Проходи.

Медвежонок лежал на полу и передней лапой перекатывал по паркету пустой глиняный горшок. Он даже не повернул головы в сторону вошедших.

Гарри сел в кресло напротив директорского и придвинул к себе графин с соком. В последнее время он чувствовал себя здесь свободно. Но сейчас Поттер совершенно не знал, какую линию поведения выбрать.

— Как прошел разговор со Снейпом?

— Это я и хотел бы обсудить, — Каркаров сложил руки в замок. — Но начну с другого. Я… я хотел тебя усыновить…

— Думаю, он не согласился, — спокойным тоном констатировал Гарри. Если бы он не подслушал разговор до этого, то нервничал бы куда сильнее, а подобное заявление повергло бы его в шок.

— Да, ты прав, — Каркаров был несколько удивлен. — Единственный вариант, который существует для того, чтобы ты официально стал моим сыном, это оспорить права на опеку через суд. Без твоих показаний делу не дадут ход, но Снейп не выполняет даже десятой части своих обязанностей, и я уверен, что суд будет на твоей стороне.

Гарри отодвинул от себя в сторону бокал с соком. Его граненые стенки красиво блестели, играя бликами от огня свечей в люстре, что висела над столом.

— Вы точно уверены, что все согласятся с тем, что усыновить меня решите вы? Избавиться от опеки Снейпа не так уж сложно. Я много раз рассматривал подобный вариант, и приходил к неутешительным выводам. Думаю, что первым, кто захочет перетянуть меня к себе, будет Фадж. В последнее время его влияние совсем ослабло. Слишком много проколов он совершает. К примеру, он умудрился рассориться с гоблинами, и это привело к тому, что налог на хранение золота в банковской ячейке английского отделения Гринготтса увеличился практически в два раза. Я стану для прессы мальчиком-сиротой, который отчаянно нуждается в новом доме. На место Снейпа тут же слетится стая стервятников

— Ты не хочешь, чтобы я был твоим отцом? — в голосе Каркарова прозвучала печаль.

Сердце в груди Гарри дрогнуло. Он действительно запутался в том, можно ли доверять тому поведению, что демонстрирует Каркаров, или это все разыгранный спектакль. Поттер прекрасно понимал, что играть на его чувствах слишком легко. Ему всегда не хватало тепла, и он ненавидел себя за то, что начинал сразу же тянуться к людям, которые продемонстрировали ему хоть немного своего расположения.

— Хочу… Но вы ведь практически не знаете меня… На самом деле, я монстр. Для вас было бы безопаснее держаться от меня подальше.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что это правда! — воскликнул Гарри.

— То, что ты владеешь парселтангом, не делает из тебя чудовище, — возразил директор.

— У меня еще бывают неконтролируемый выбросы магии, и я вечно нахожу какие-нибудь приключения. К тому же на моем попечении находится очень необычная собака. Стоит ли упоминать, что, когда возродится Волдеморт, я стану для него целью номер один.

— Все это я уже знаю, и меня не страшит подобное.

Гарри встал со своего кресла и подошел к директору. Он поднял голову за подбородок и пристально посмотрел в глаза.

— Я, правда, дорог для вас как человек, как просто Гарри, а не как ресурс?

— Конечно же, ты важен для меня! Откуда подобные глупости?!

— Тогда позвольте мне взглянуть самому.

— Что? — Каркаров удивленно посмотрел на мальчика.

Гарри положил руку на щеку директору.

— Извините.

Сила дементора, так долго сдерживаемая, поднялась в нем по первому требованию. Это было нечто мрачное, холодное и очень голодное. Гарри усмирил в себе эти чувства и потянулся всем своим существом к эмоциям директора.

Нечто жаркое побежало по его венам, заискрилось где-то у него внутри, засияло множеством оттенков. Первым ощущением была эйфория. Сильная, дурманящая, всепоглощающая. Ее тут же сменила жажда. Будто бы он несколько дней шел под палящим солнцем, и теперь ему милостиво позволили напиться из источника. Но, сколько бы он не выпивал, это казалось недостаточным.

Немного насытившись, он все-таки смог наконец-то увидеть сокрытое.

Каркаров испытывал сильное сожаление от того, что ему не удалось уладить дела с усыновлением быстро и без проволочек. Он действительно хотел, чтобы Гарри стал его сыном, но корыстные желания в нем тесно переплетались с желанием позаботиться и помочь. От этого странного сочетания стало не по себе. Гарри поспешно оторвал свою руку от лица директора.

Разочарование. Первая эмоция, что появилась в нем самом. Гарри безумно хотел, чтобы действия Каркарова были обусловлены только душевными порывами, но глупо было сбрасывать со счетов возможную выгоду.

Больно не было. Почему-то стало спокойно, будто бы сложная задача разрешилась сама собой. Каркаров не был плохим, он так же не был хорошим. Глупо пытаться кого-то идеализировать. Директор просто человек. Со своими слабыми и сильными сторонами.

Горечь. Где-то внутри. Едва ощутимая, но едкая, словно кислота. Каркаров любил его, но он так же видел в нем решение многих проблем. Он был бы хорошим опекуном или родителем. Возможно, директор мог бы предложить ему гораздо больше, чем кто-либо.

Нечто горячее, удушающее все еще не исчезло из его груди. Странное, обжигающее пламя зарождалось в нем, вытесняя любые напоминания о том холоде, который он ощущал после того, как выпустил силу дементора.

Поттер посмотрел на директора. Тот сидел в той же позе, что и до этого. Его глаза были расширены. Его тело сотрясала крупная дрожь. Он был объят страхом. Гарри, сам того не желая, поднял на поверхность худшие воспоминания директора.

Мальчик хотел успокоить его, но когда он сделал к нему шаг, тот сильнее вжался в спинку кресла.

— Я не причиню вам больше вреда, — пообещал Гарри. — Я всего лишь хотел узнать ваши мотивы. Теперь вы видите, что я монстр? Я не смогу стать вашим сыном. Мне, правда, жаль. Возможно, это была бы не только взаимовыгодная сделка для нас двоих, и существовал шанс стать семьей друг для друга.

— Я не хочу бояться тебя, — прохрипел директор. — Но я боюсь. Я такой трус… редкостный трус… И я очень боюсь бояться снова… Видеть в тебе его…

Он дрожащей рукой поднял свою палочку со стола и приставил к своему виску.

— Правда не хочу, — прохрипел он, и прежде, чем Гарри успел как-либо отреагировать, произнес: — Обливейт.

На какой-то миг взгляд директора расфокусировался, а сам он обмяк, но спустя несколько мгновений Каркаров вышел из оцепенения, удивленно моргнул и уставился на свою палочку, все еще зажатую в руке.

— Хм, — он растерянно смотрел вокруг. — Ты не знаешь, что я хотел?

— Вообще-то, вы собирались сделать нам горячий шоколад, — тихо ответил Гарри. — Мне действительно жаль, что я не могу стать вашим сыном. Это слишком рискованно для нас двоих, но я этого очень хотел бы.

— Спасибо, — Каркаров грустно улыбнулся. — В любом случае, ты мой наследник. Я уверен, что в предстоящей войне победа будет на твоей стороне и тогда ты сможешь растить в моем доме своих детей. Было бы здорово, если бы я тоже остался в живых. Мне хотелось бы услышать, как кто-то называет меня дедушкой.

— Ну что вы, кто знает, может быть, вы еще сто раз женитесь, и у вас будет много-много детей.

— Какой же ты забавный, — усмехнулся директор. — Кажется, я заболеваю, — пробормотал он. — Что-то меня бьет озноб. Мне на ночь стоит выпить Перечного зелья. И еще какое-то ощущение, что я что-то забыл. Хотя с этими проверками подобное немудрено.

— Наверное, вы перетрудились, — слезы подступили к глазам. — Берегите себя. Если это все, то мне пора возвращаться к себе. Очень хотелось бы лечь спать раньше полуночи.

— Конечно. Не переусердствуй с подготовкой к экзаменам. И еще, — Каркаров потер виски. — Снейп просил разрешения присутствовать на твоей дуэли. Ты ведь сражаешься с Крамом?

— Да.

Директор поморщился. Видимо, заклинание имело побочный эффект в виде мигрени. Гарри очень хотелось как можно скорее покинуть это душное помещение. Находиться рядом с Каркаровым сейчас было просто невыносимо.

— Постарайся продержаться хотя бы две минуты. Виктор очень сильный. Твой уровень пока что ниже, но для второкурсника ты весьма искусен.

— Значит, вы разрешите ему появиться здесь?

— У меня нет причин отказывать ему в подобном.

— Понятно, — Гарри кивнул директору. — Я постараюсь не подвести. До свидания.

Странные желания Снейпа сейчас были где-то совсем на периферии. Хотелось убежать от всего, но прежде от самого себя.

В его спальне уже было темно. Гилберт, закутавшись в одеяло, словно в кокон, по всей видимости, видел уже не первый сон. Гарри тихо прошел к комоду, и, немного порывшись в нем, нашел небольшой нож. Мальчик положил его в нагрудный карман сюртука.

На его собственной кровати, растянувшись во всю длину, спал Гримм. Поттер осторожно погладил его.

— Интересно, твоя ненависть ко мне была бы такой же сильной, как нынешняя любовь, если бы я, например, оказался сыном не Джеймса Поттера, а Северуса Снейпа? Мое имя ведь имеет так много значения.

Гарри поспешно отдернул руку и вышел из комнаты. Спальня Дориана была через три двери от него. Сосед Стана старался проводить в своей комнате как можно меньше времени. Видимо, он очень боялся Дориана.

На стук в дверь никто не ответил, и тогда Поттер сам вошел внутрь. Стан лежал на кровати и листал какой-то журнал на румынском языке.

— О, это ты. А я думал, кого это такого интеллигентного принесло. В рядах «Благоразумных» как-то не принято стучать. Только вламываться. Считай, что ты меня сегодня удивил, — Дориан усмехнулся и отложил журнал в сторону, но, посмотрев на лицо друга, тут же утратил всю веселость. — Гарри, что-то случилось?

— Ты хочешь моей крови?

— Возможно, — Стан пожал плечами. — Но причем тут это?

Поттер достал нож и словно завороженный уставился на него.

— Я хотел бы, чтобы ты выпил немного мой крови.

Дориан неуверенно заерзал на кровати. Видимо он очень колебался, перед тем как дать свой ответ.

— Хорошо, но, признаться, я не вижу в этом смысла.

Гарри снял с себя сюртук, бросил его на стул, а затем с силой провел ножом по предплечью. Красные капли побежали вниз, несколько из них упали на белую простыню. Дориан жадно впился в предоставленный ему дар.

Боль, жжение и умиротворение смешались воедино. Поттер сделал глубокий вдох, а потом блаженно улыбнулся.

— Мы ведь монстры, не так ли? — прошептал он и продолжил, вглядываясь в ярко-алые глаза друга. — Да, монстры… Я не один…

Стан не слушал его бормотания, он был слишком увлечен своей трапезой, потому даже не заметил, как в комнату заглядывал его сосед. Гарри подозревал, что теперь тот скорее предпочтет спать на диване в Общей гостиной, чем останется с Дорианом наедине.

Во всем теле появилась странная легкость. Боль постепенно исчезала. Оставалось только тепло. Наконец-то он почувствовал покой…