Когда цветет Ликорис (гет)

Всю следующую неделю я получала странную компанию — оба старых знакомых приходили в наш дом, ели нашу еду и помогали с разработкой планов. И каждый вечер я наблюдала за тем, как Гарри собачится со Снейпом, а так же за странными, беззвучными диалогами зельевара и Малфоя. Казалось, что первые двое совсем не нуждались в поводе для ссоры, а вторые понимали друг друга не с полуслова даже — с полувзгляда. И я бы соврала, если бы сказала, что мне это не нравится.

В присутствии профессора самоуверенный слизеринец чудесным образом превращался в сущего ребенка: серые глаза загорались ярким огнем, он чаще улыбался и даже смеялся, забывая обо всем, произошедшем с ним, как о плохом сне. Со мной он был не таким: плотно сжатые губы, хмурый взгляд, ядовита ухмылка и кошмары, от которых ему некуда деваться.

Его кошмары стали и моим проклятием. Каждый раз, просыпаясь от крика Малфоя, я до дрожи боялась оставить его одного — не смотря на то, что в моем присутствии Малфой вел себя как всегда, его пустой взгляд выдавал слизеринца с головой.

Тем не менее, блондин уверенно шел на поправку. Медленно и неохотно к его ногам возвращалась подвижность, страшный кашель больше не мучил ночами, раны заживали, становились рубцами и шрамами. Профессор Снейп оптимистично уверял нас, что еще пару недель и Малфой снова сможет ходить. А пока я продолжала ухаживать за слизеринской змеей сама.

В доме сами собой устанавливались новые правила и порядки, которым все неукоснительно следовали: Малфой пил свои зелья, я варила кофе и готовила ужин для четырех человек, Гарри и Снейп приходили ровно в шесть вечера. Почти всегда по отдельности, но иногда и вместе. В такие моменты моя гостиная превращалась в площадку ринга без правил — как правило, ссора начиналась задолго до прибытия.

Сидя на кресле, я наблюдала за качающимися деревьями, время от времени бросая взгляды на настенные часы. Они должны были скоро прийти.

У нас сегодня много дел, ибо на прошлом собрании Орден решил провести одну рисковую операцию — добраться до гор и переманить на свою сторону великанов — так что мы должны были быстро придумать коварный, но действенный план.

Я неожиданно отмечаю жизнерадостное местоимение «мы», коим я всех окрестила. Это даже удивительно — то, что я с такой легкостью впустила их в свою жизнь. Даже мой дом перестал быть «моим», а стал «нашим» — мысленно я уже разделила его со слизеринцем. Я и чертов слизеринец, без спроса влезший в мою жилплощадь.

Я закатила глаза и отправилась готовить ужин. Давно пора. А то что-то ты обленилась, Гермиона.

Пока я режу мясо, в голову лезут всякие мысли о Роне, Гарри, Снейпе и Малфое. Да вообще всякие мысли лезут. И непрошенные в том числе. Например, о том, что гриффиндорец необычайно остро реагирует на хмурого профессора зелий. Как и профессор зелий, кстати.

Мысли не покидают мою дурную голову еще долгое время, я успеваю сделать жаркое и отварить картошки, и как раз ставлю на плиту небольшую кастрюльку с кофе, ибо в турку нужный объем жидкости уже не влезает.

Готовые блюда я привычно ставлю на поднос и тащу все это в комнату слизеринца, потому что все наши обсуждения теперь проходят там. Гарри сначала страшно матерился, но потом, конечно, пообвык, и в комнату блондина входит уже без матов, и даже почти не морщась.

В гостиной меня встречает делегация гостей, гриффиндорец привычно выхватывает поднос из моих рук, я здороваюсь с народом, и распахиваю двери моей бывшей комнаты.

Ну что ж, обсуждение началось.

* * *

На улице ужасная погода — дождь стоит сплошной стеной, и я не знаю, почему чертова палатка еще не развалилась под натиском ветра. На моей груди удобно развалился Живоглот. Наглая морда, достаточно умная, чтобы усесться на подоконник открытого окна, уложив себе на нос кусочек хлеба, лежала, вальяжно вытянув лапы и зевала, широко раскрывая огромную пасть. Кот был достаточно тяжелый, и мне было трудно дышать, так что я потрепал скотину по холке и попытался спихнуть его с себя. Кот остался на месте.

Странные вещи вообще-то творятся с этими кошками: вот когда надо им по тонкой занавеске добраться до верхней полки во времена азартных поисков вкусной еды, они будто и не весят ничего вовсе; а как кому-то из представителей славного кошачьего племени вдруг захочется заставить удобного мягкого человека неподвижно лежать на месте, так к этому ничего совершенно неожиданно добавляется парочка совершенно реальных увесистых килограммов, недвусмысленно прижимающих тебя к кровати.

— Кошак, ты реально тяжелый. Давай ты пойдешь к хозяйке и будешь на ней валяться. Вставай давай, — я протянул слабую еще руку и с некоторым трудом спихнул кота с себя.

Животина странно посмотрела на меня и снисходительно мяукнула, всем свои видом демонстрируя полную покорность судьбе. Кот проворно спрыгнул с кровати и вышел из комнаты, как только я открыл дверь заклинанием.

Я протягиваю руку к початой сигаретной пачке и с наслаждением затягиваюсь сизым дымом. На колени ложиться том Шекспира, но фразы не укладываются в голове. Голова занята другим и не хочет читать, она анализирует поведение Северуса и пытается понять его, уложить в определенные рамки. Поведение не желает поддаваться законам логики, так что я покорно откладываю книгу и принимаюсь думать.

Совершенно очевидно, что еще ни на одного человека Северус не реагировал настолько сильно и остро. За всю свою жизнь я вообще не видел ни одного существа, способного так долго и качественно выводить обычно спокойного, как дохлого василиска крестного из себя. Надо признать, отец и Север частенько ругались, но это скорее походило на наше с ним общение: несерьезные подколы, беззлобные шутки, и, между делом, обсуждение действительно важных вопросов. Такого Северуса я знаю и люблю.

Этого Северуса я вижу впервые.

Даже на уроках зельеделия он был спокойным и объективным. Ладно, выразимся по другому — тогда крестный исполнял роль некого раздражающего фактора для Поттера. Дамблдор боялся, что будущий герой вырастет самодовольным горделивым слюнтяем и попросил Северуса присмотреть за ним. Крестный понял все несколько превратно, и принялся цепляется к Поттеру как репей к одежде. Нет, со своей ролью он справлялся просто отлично, ему нравилось указывать всеобщему любимцу на его место, но это скорее заслуга Дамблдора — тот любит всегда совмещать приятное с полезным.

В любом случае, это не та ситуация, которая должна быть у тех людей, которые терпеть друг друга не могут. За этим стоит нечто большее, чем просто взаимная ненависть.

Я не знаю, где крестный берет время приходить ко мне каждый день, но я готов молить всех известных мне богов, чтобы это продолжалось и дальше. К сожалению, Север теперь прилагался в комплекте с вездесущими гриффиндорцами, почти не оставляющими нас одних, но и этот вариант меня вполне устраивает. Как говорила когда-то мама: «На безрыбье и рак — рыба».

В самом деле, мне вполне хватало и тех почти безмолвных диалогов, из которых я успевал узнать все — как прошел его день, сколько часов он спал, сколько еды съел и сколько сигарет выкурил. Да и то это работало в обе стороны, так что крестный уходил вполне довольным.

В гостиной раздаются хлопки аппарации и через пару минут делегация состоящая из Северуса, Поттера и Грейнджер ввалилась ко мне в комнату.

Что ж, обсуждение началось.

POV Северус Снейп

Северус Снейп, мне кажется, ты стареешь.

Столь ужасно я не чувствовал себя довольно давно. Недоедание, недосыпание и отсутствие времени на нормальный душ медленно делали свое грязное дело. Я становился похож на длинное нескладное приведение, которое присыпали пылью заботливые людишки — так, на всякий, что б лучше видно было, а то мало ли?

Недостаток сна сказывался на характере. Я и так-то далеко не предел мечтаний, а уж злой и сонный я — просто машина-убийца. Первым это заметил, конечно, Драко, и с тех пор не перестает бросать на меня обеспокоенные взгляды, и все чаще говорит, что мне необходим отдых.

Но какой там отдых?

Каждый вечер я выхожу за антиаппарационный барьер и аппарирую в Грейнджеровскую гостиную. И каждый гребаный вечер начинаю ругаться с Поттером. Если подумать, то я ругался с ним и раньше, но раньше мы виделись крайне редко. Ну, то есть это он видел меня крайне редко, потому что, защищая паршивца от его мнимых — и не очень — напастей, обычно я пользовался чарами невидимости. Потому и материл его хоть и громко, но все же мысленно. А теперь, когда недоразумение по имени Гарри Поттер представало перед моими очами каждый чертов вечер, поводов для нападок появлялось все больше и больше.

Да еще и Драко начал странно посматривать на меня, и это тоже невероятно раздражает.

Я закрываю глаза и касаюсь руками тяжелых век. Ужасно хочется спать, и единственное мое желание — лечь и уснуть. Но, боюсь, мне не суждено спать до самого окончания войны. Огонь в камине давно потух и по полу ползет противный холодный ветер. Он тянет руки-лапы к ногам, заставляя меня зябко ежиться и вспоминать свою ненависть к холодным помещениям. Это осталось еще с детства, когда зимой ложиться спать приходилось в одежде — денег на отопление дома у нас не было.

Пришлось вставать, тащиться к камину и разжигать погасший огонь заново. Небольшая гостиная окрасилась тусклым светом горящего дерева, запах паленых щепок разъедал чувствительный, после приготовления очередной порции зелий, нос. Хотелось спать.

В такие минуты раньше со мной всегда были Малфои, а теперь единственный оставшийся в живых представитель этого славного рода живет у истовой гриффиндорки, которую я всегда терпеть не мог.

И Поттера не мог. Но защищал я его исправно.

Люц всегда говорил, что это странно: Поттер сколько угодно мог быть сыном Лили, но крови он мне попортил немало. Эпидемии вежливых улыбок поражали педсовет слишком уж часто и слишком уж плохо влияли на мой характер. Я ненавидел Поттера, но тем не менее, исправно защищал паршивца от всего на свете. Даже не потому, что он был сыном Лили — женщины, которую я считал лучшим другом, которую любил, но в решающий момент не смог защитить — и даже не по приказу Дамблдора. Я делал это просто так, привычно и неотвратимо — как будто зубы чистил или завтракал.

Я никогда не относился к Лили как к возлюбленной — она всегда была для меня другом. Ее смерть до сих пор мучает меня, порою мне снятся кошмары, в которых она приходит ко мне и спрашивает: «Почему, Северус? Почему ты не помог? Не спас? Не успел?». И каждый раз я просыпаюсь в поту, подрываюсь с кровати и бегу проверять Поттера — жив ли, дышит?

Люциус, Цисси, вы слишком рано ушли.

Ухмылка сама собой появляется на лице — сейчас Нарцисса отпустила бы едкий комментарий в мою сторону, а Люц налил бы всем по стакану огневиски. Мы бы сидели у жарко растопленного камина всю ночь: травили бы байки, обсуждали бы планы на ближайшие выходные и много смеялись. А ночью обязательно пришел бы Драко, забрался к Цисси на колени и молча слушал бы сказки, выдумываемые нами прямо на ходу, на полу пьяную голову.

Бесценные воспоминания почти десятилетней давности. Я протягиваю руку и привычным жестом достаю сигарету из новой пачки, мимоходом бросая взгляд на циферблат.

До встречи с Драко еще пара часов, я вновь закрываю глаза, бросаю недокуренную сигарету в огонь и проваливаюсь в глубокий сон, клятвенно пообещав себе проснуться в половине шестого.

Внезапно я резко подскакиваю в своем кресле. Огонь в камине не прогорел до конца, а в дверь моих комнат громко стучали, и, судя по всему, еще и пытались взломать защитное заклинание. Я мгновенно напрягаюсь, досадуя за то, что не отреагировал на это безобразие раньше. В руках мгновенно появляется волшебная палочка, кулаки сжимаются сами собой, а на лбу появляются глубокие складки. Я медленно подхожу к двери, готовый моментально отразить любую атаку.

— Северус, открой дверь! Северус, ради Мерлина, открой эту чертову дверь!

Голос у Минервы срывающийся и тонкий, как гитарная струна — натяни чуть сильнее и порвется. Она сильно напугана — видно, давно здесь стоит. Я открываю дверь и отхожу в сторону. Декан Гриффиндора начинает захлебываться не высказанными фразами, но справляется с собой и молча заходит в комнату. Как только дверь закрывается, Минерва поворачивается ко мне и пытается прожечь в моей спине горячую дырку. Как жаль, что меня подобным не проймешь — проверенно на студентах.

— Северус, что случилось? Ты не открывал...

— Я спал, — Минерва замолкает на середине фразы и удивленно смотрит на меня.

— И не проснулся от моего стука?

— Как видишь, нет, — я закатываю глаза и развожу руки в стороны. Минерва с минуту удивленно смотрит на меня, но быстро успокаивается и берет себя в руки. Я подкармливаю вечно голодный огонь очередным поленцем, и, усаживаясь поближе к камину, достаю очередную сигарету. Минерва падает в соседнее кресло, молча тянется к сигаретной пачке и с наслаждением закуривает. Я приподнимаю бровь: — Ты не курила больше года. Что случилось?

— Ты напугал меня, идиот! — Старая кошка хмуриться, подтягивает к себе пепельницу и прикрывает глаза. Она тоже устала — подготовка замка к возможной осаде полностью на ней. — Я поговорить пришла. Слышала, ты и Гарри у Гермионы были. Чего это ты так гриффиндорцев полюбил?

— Не полюбил, а смерился с их существованием еще приблизительно на своем первом учебном курсе, — ворчу я, затягиваясь горьковатым дымом. Минерва бросает на меня раздраженные взгляды и ждет продолжения: — Ты же не знаешь еще... у Грейнджер Драко живет, вот я туда и наведываюсь.

— Что?! — Минерва вскакивает на ноги и начинает расхаживать перед камином, все увеличивая темп. — И ты никому не сказал, что Малфой — двойной агент Малфой — жив и находится у Гермионы?!

— Ну почему же? Директор в курсе, гриффиндорцы твои не против, за своим я лично присматриваю. Все хорошо. Минерва, ради Мерлина, прекрати изображать скорый поезд и сядь уже на место!

Декан Гриффиндора резко останавливается и падает обратно в кресло.

— Северус, скажи что с девочкой все в порядке.

Она почти умоляюще смотрит на меня, я вздыхаю и хватаю ее за руку:

— Все в порядке. И с Грейнджер, и с Драко, и даже с Поттером. Твоя девочка сидит в своем лесу, рисует карты, строит планы и поит младшего Малфоя зельями. Расслабься, Минни. Все в порядке.

Она недоверчиво смотрит на меня, но мои слова все-таки берут над ней верх и старая кошка кивает.

— Если с ней что-то случится, я превращу тебя в розовый куст, Северус. Имей в виду.

Я возвожу очи горе и тихо смеюсь. Минерва не исправима. Вера верой, но любимые ученики превыше всего.

Еще какое то время мы сидим в уютном молчании и курим, глядя в огонь. Я смотрю на часы, давлю сигарету в пепельнице и поднимаюсь с насиженного места. Тащиться в гриффиндорское логово совершенно не хочется, тем более что на улице ледяной ливень и сильный дождь, а здесь тепло и уютно. Я бросаю тоскливые взгляды на дверь в свою спальню, но умудряюсь справиться с собой. Теплая мантия оказывается в моих руках, пачка сигарет предусмотрительно прячется в карман — не дай Мерлин промокнет. Минерва поднимается на ноги и взмахом волшебной палочки тушит горящий огонь. Комната погружается во мрак, но нам это совершенно не мешает — Минерва, как представительница кошачьих, прекрасно может видеть в темноте, а я знаю каждый угол не только своих комнат, но и всех подземелий в целом. До больших дверей мы идем молча, а у выхода Минерва порывисто обнимает меня. Я приподнимаю уголок губ в намеке на улыбку и мягко высвобождаюсь из ее захвата.

— Все будет хорошо, расслабься.

Старая кошка улыбается и машет мне в след рукой. Я толкаю тяжелую дверь и поплотнее закутываюсь в моментально промокшую мантию.

В гостиной у Грейнджер тепло. Я скидываю мокрую ткань с плеч, шепчу нужное заклинание и уже сухая ткань ложиться на спинку красного кресла. Рядом раздается хлопок аппарации и Поттер, похожий на большую мокрую собаку встряхивает головой, разбрызгивая вокруг себя миллион капель.

— Вижу, пользоваться волшебной палочкой вас не учили, Поттер, — ехидно заявляю я и досадливо морщусь.

Ну вот, опять.

POV Гарри Поттер

В Хогвартсе установилась давящая тишина. Малышня не бегала по коридорам, ученики не обсуждали квиддичные матчи, никто не кричал, не хвастал своими амурными похождениями, старшие курсы не бились в истерике из-за предстоящих экзаменов. Потому что экзаменов не было. И квиддича не было. И даже малышня сидела дома под надежной защитой родителей и их друзей. Война в самом разгаре, мир опасен.

В гостиной гриффиндора на удивление тихо, как ночью, когда все уже разошлись по своим спальням. Огонь в камине горит не переставая — эльфы делают невозможное умудряясь поддерживать жизнедеятельность замка, заодно обеспечивая всех его обитателей продуктами пропитания. Откуда они их берут до сих пор не понятно, но пока это снимает с повестки дня один из серьезных вопросов, педсовет и мы всем довольны.

Студенты разбрелись по своим комнатам, или бродят неприкаянными призраками по опустевшему замку. Преподаватели сутками не выходят из своих кабинетов: МакГонагалл отрабатывает заклинание, оживляющее рыцарские доспехи и пытается найти замену старого щита; Спраут выращивает кусты плотоядных растений; Хагрид уговаривает кентавров и других обитателей Запретного леса помогать нам. Флитвик зарылся в старые гримуары и на пару с Люпином, вернувшимся в замок, снова открыл дуэльный клуб, объединенный с собранной вновь Армией Дамблдора. Орден Феникса обучает всех подряд новым заклинаниям, а сам Директор заперся в своем кабинете, пытаясь выяснить слабые места вражеской армии и Волдеморта.

И только Снейп каждый гребанный вечер находил время приходить к Гермионе домой. У него там, конечно, крестник, но почему так часто, черт возьми?!

День деньской чертова змея сидела в своих подземельях, изредка вылезая, чтобы пошипеть на остальных преподавателей и посетителей лазарета, но все остальное время носатый урод проводил у себя в подвале. Профессор Дамблдор говорил, что он занят чем-то очень важным, но на деле Снейп как обычно варил свои мерзкие зелья. Время от времени он появлялся в Большом Зале на занятиях по защите — с жуткой самодовольной ухмылкой — и проводил пар тройку показательных дуэлей. Реальную конкуренцию ему составляли только Флитвик, Хмури и Дамблдор — Ремус был хорош в теории, но на практике сильно уступал бывшему Пожирателю.

Оставшиеся в школе ученики редко пересекались где-то кроме спален и Большого Зала — будь то спарринги или завтраки. Например, я не видел Рона почти два месяца — в спальню он приходил поздно ночью и сразу падал спать, на завтраках почти не появлялся, обеды пропускал, и ни с кем не разговаривал. Глаза у него запали, он сильно похудел, даже ярко рыжие волосы его, казалось, потухли, да веснушки растеряли былой цвет. Он ничего не говорил мне, я ничего не понимал.

У Гермионы свои проблемы — живущий у нее Малфой тянул из девушки все соки, она устала. К тому же все эти планы нападений давались ей нелегко. Я приходил каждый день, надеясь хоть чем-то ей помочь, но все равно каждый чертов вечер заканчивался тем, что я снова ссорился со Снейпом, совершенно не обращая на подругу внимания.

Миона много раз говорила, что чертова змея на нашей стороне, и что Снейп нисколько меня не ненавидит, но уверенность в ее словах таяла, умирала в мучениях. Каждый раз, когда сальноволосый урод видел меня, мы принимались ругаться. Иногда начинал он, иногда я, но все равно Снейп доводил меня до белого каления. Я старался быть тише воды и ниже травы, но зельевар неизменно находил какой-нибудь повод для нападок. Иногда я ловил на себе его странные взгляды, умоляющие меня подкинуть ему еще парочку. Кроме того, теперь Гермиона четко ассоциировалась у меня с Малфоем, но избегать встречи с ней у меня не было никакого желания (правда-правда).

Время Х все приближалось, пора было отправился к аппарационному барьеру. За окном шел сильный дождь, и выходить из натопленной гостиной совершенно не хотелось.

С трудом переборов себя я встал, натянул мантию и толкнул дверь-портрет. Полная Дама уже давно не требовала паролей, просто пропуская в комнаты всех желающих, не зависимо от их факультета или звания. Мимо меня прошмыгнула стайка пятикурсников слизеринцев, без труда зашедших в нашу гостиную.

Что ж, если слизеринцы ходят в гости к гриффиндору, мир действительно на грани нервного срыва.

Стоило мне выйти на улицу как мерзкий, промозглый ветер моментально забрался под мантию, а дождь, не теряя времени даром, вымочил меня до нитки. Я чертыхнулся и побежал к краю антиаппарационного барьера.

В гостиной гриффиндорки тепло и уютно, в камине весело потрескивают поленья, а на ковре валяется Живоглот. Я радостно улыбаюсь и встряхиваю головой так, что брызги разлетаются в разные стороны.

— Вижу, пользоваться волшебной палочкой вас не учили, Поттер, — долетает до меня язвительный комментарий, и улыбка медленно сползает с моего лица.

Ну вот, опять.