Упрямая (гет)

Уныние

( в которой рассказывается о средствах борьбы с депрессией)

— Уныние — смертный грех, — часто говорила мне бабушка — стоматолог-протезист. Она была идеальной протестанткой, поэтому для любого случая у неё находилась подходящая строфа из Библии.

Я вспоминала её слова, когда на горизонте начинали маячить трудности, неприятности или непреодолимые препятствия.

Только после очередной неудачной попытки усмирить несговорчивого профессора, воспоминания о бабушкиных притчах перестали на меня воздействовать.

Мной овладела самая настоящая депрессия: пропал аппетит, а все прежние увлечения стали мне глубоко безразличны.

Кроме, пожалуй, чтения.

К ТРИТОНам я была готова и часто засиживалась за учебниками просто так, на самом деле витая где-то далеко.

А ещё я всё время следила за Снейпом, провожая взглядом его худую, чуть сутуловатую фигуру. Впрочем, я перестала улыбаться, взрывать котлы и навязывать ему своё общество, а на уроках вела себя тихо, как мышка.

Он же делал вид, что не замечает меня. Снейп смотрел сквозь меня, будто я превратилась в Почти Безголового Ника.

Я тосковала. Моя депрессия нашла выход: я стала писать письма.

Каждый вечер я ходила в совятню, как на работу, и отсылала послания Северусу Снейпу. Иногда письма были короткими, но чаще — длинными.

В первом письме были извинения и робкая попытка объяснить, для чего я всё это делаю.

В следующем я немного пожурила профессора за его отношение к Гарри.

И только потом, в последующих письмах, я, мало-помалу, стала писать о себе.

Я не укоряла его, не просила ни о чём. Я писала только о чувствах и ощущениях. О ненависти и разочаровании после убийства Дамблдора. Об ужасе, когда увидела, что со Снейпом сделала Нагайна. О стыде, когда посмотрела его воспоминания. О горечи, когда поняла, что времени на спасение профессора почти не осталось. И, наконец, о робкой надежде, о восхищении и радости, когда он начал поправляться.

Я ничего не писала о повторном приступе ненависти — для меня эта тема была закрыта. Я так же умолчала о разговоре с Макгонагалл, невольно подтолкнувшей меня искать с ним дружбу.

А потом я писала всё обо всём, что совершенно не касалось Снейпа. О прочитанных книгах и интересных статьях. Об избалованных и недисциплинированных младшекурсниках. О мальчишках, всё время говоривших о квиддиче, и девчонках, словно сошедших с ума в преддверии выпускного бала.

Короче, о всякой чепухе. Хотя нет, о серьёзных вещах я тоже писала. Например, о ТРИТОНах и выборе будущей профессии.

Но, разглядывая по утрам в Большом зале непроницаемое лицо Снейпа, я недоумевала: он не выглядел, как человек, которого каждый вечер забрасывали корреспонденцией.

Я ждала, по крайней мере, разноса и снятия баллов, когда написала о наблюдениях за ним. Особенно подробно я описала траурную церемонию в честь годовщины Победы над Волдемортом.

Мне пришлось по душе, что не было веселья, фейерверков и длинных пафосных речей министерских чиновников. В этот день волшебники, приехавшие из разных уголков страны, вместе с учениками Хогвартса вспоминали и скорбели. Обо всех погибших и раненных. Об обездоленных детях и осиротевших родителях.

Церемония проходила на хогвартском кладбище, на котором были похоронены Альбус Дамблдор и почти все, кто погиб, защищая нашу школу.

Когда все уже расходились, я осторожно пошла за Снейпом. Он подошёл к могиле Дамблдора и ещё долго стоял там, отрешённый и задумчивый.

Но даже после этого письма я не заметила никакой ответной реакции со стороны профессора Снейпа.

Тогда я решилась и написала о взрыве котла.

Реакции — ноль.

У меня возникло подозрение, что мои письма Снейп не читает, а, скорее всего, сжигает в камине.

Мне было обидно, но писать я не перестала — иллюзия общения помогала переносить тоску и уныние.

А потом настала пора экзаменов.

ТРИТОНы я сдавала легко и довольно успешно. Особенно понравилось министерской комиссии моё виртуозное владение палочкой. На экзамене по трансфигурации миссис Мэрчбэнкс даже аплодировала мне.

Я подробно описывала экзамены в ежевечерних посланиях, как будто огню, пожиравшему мои пергаменты, это было интересно.

После сдачи зельеварения, я, на свой страх и риск, в письме назвала профессора Северусом, мотивируя это тем, что он для меня больше не преподаватель.

Я размышляла так: если Снейп читает мои письма, то, после такой фамильярности, по идее, должен меня убить или хотя бы проклясть. Незавидная судьба, конечно, но что поделаешь — депрессия.

Однако ничего не произошло. За завтраком Снейп, как всегда, с брезгливым выражением лица, поглощал кашу. Причём ел так, будто овсянку приправили гноем бобонтюбера.

Теперь сомнения переросли в полную уверенность: Снейп не читает моих писем. И, тем более, не хранит их перевязанными розовой ленточкой.

Писать я не перестала, только в совятню больше не ходила: почтальоном стал камин в гостиной Гриффиндора, а получателем — огонь.

* * *

Между сдачей последнего ТРИТОНа и выпускным вечером была ровно одна неделя. В это время пятикурсники сдавали СОВ.

Делать было нечего, и я, наверное, так и сгинула бы в библиотеке над толстенными фолиантами, превратившись в привидение заучки Грейнджер, если бы не мои друзья.

После экзаменационных стрессов почти все семикурсники очнулись от спячки. Кроме меня, продолжавшей находиться в анабиозе.

Гарри, Рон, Джинни, Луна, Невилл, да и многие другие, стали тормошить меня всеми, доступными им способами. Превратив мою жизнь в ад.

Где бы я ни укрывалась, обязательно кто-то меня находил. Прятаться было бесполезно.

* * *

Многие из моих сокурсниц получили от директора Макгонагалл разрешение аппарировать на Диагон-аллею, чтобы выбрать наряды на выпускной бал.

Когда Джинни поставила в известность, что разрешение получено и на меня, я стала прятаться с особой тщательностью.

Но безуспешно: Джинни и Луна при помощи Винки нашли меня в укромном уголке возле озера.

Джинни подпёрла руками бока, на манер Молли, а Луна что-то мечтательно разглядывала у меня над головой. Должно быть, опять мозгошмыгов выискивала.

— Ты только посмотри, Луна, — горячилась Джинни. — На кого стала похожа наша Гермиона?

Луна так же продолжала смотреть «сквозь пространство».

— Невежливо говорить о присутствующих в третьем лице, — я безуспешно пыталась остановить Джинни.

— Гермиона, ты скажешь, наконец, что случилось? По ком траур? Может, ты больна? — наседала на меня Джинни.

— У меня всё хорошо, — бодро ответила я. — Просто мне не хочется к мадам Малкин.

— Как это не хочется? А вечерние наряды? На выпускной бал ты пойдёшь в школьной мантии?

— Да какая разница, — я так устала с ней спорить. — Не хочу я идти на выпускной.

— Да ты с ума сошла. Важнейшее событие — вручение диплома, а ты не хочешь пойти. Да что это с тобой?

— Со мной всё хорошо, — с нажимом ответила я.

Луна подсела ближе и начала бросать в воду плоские камешки. Не поворачивая головы, она сказала:

— Гермиона влюбилась. Безответно, — и запустила новый камень.

От удивления я опешила. Луна, конечно же, девочка странная, но поди потом, докажи, что её предположение — бред.

— С чего ты взяла? — возмутилась я.

— Все признаки налицо: замученный вид, бледность кожных покровов, покрасневшие глаза, крайняя худоба.

— Ну и что?

— Это признаки депрессии. А раз ТРИТОНы прошли, а депрессия — нет, то это точно любовь!

Если бы это говорил кто-то другой, я смогла бы перевести всё на шутку и убедить в обратном. Но переубедить Полумну Лавгуд мог, пожалуй, только её слегка чокнутый отец.

Но я всё равно расстроилась. Даже зная наверняка, что это не любовь.

— Гермиона, — подсела ко мне Джинни. — Но тогда тем более ты должна поехать к мадам Малкин. Она подберёт тебе умопомрачительный наряд и объект твоей тоски никуда не денется. А то посмотри на себя: ты с каждым днём всё больше и больше становишься похожа на Снейпа — такая же бледная и худая.

Вероятно, это была шутка — Джинни заливисто смеялась. А для меня произнесённое вслух «Снейп», стало своеобразным толчком: слёзы набежали и обрушились настоящей лавиной.

Девчонки тут же принялись меня утешать. Джинни с раскаянием в голосе уговаривала меня:

— Гермиона, ну прости меня, прости! Я не хотела сравнивать тебя с этим сальноволосым уродом. Ты у нас красавица, а я — дура, которой не мешало бы трансфигурировать язык в камень.

Луна молча гладила меня по голове, но от её проницательного взгляда мне было не по себе.

* * *

В результате я оказалась в Лондоне.

Девчонки в салоне мадам Малкин дурачились изо всех сил, попутно вызывая улыбку не только у меня, но и у хозяйки заведения. Они мерили причудливые наряды, и дефилировали друг перед другом.

Вскоре мадам Малкин надоело такое непочтительное отношение к её «шедеврам», и она быстро подобрала всем платья и аксессуары.

Надо мной она раздумывала какое-то время, и выбор пал на два платья: тёмно-зелёное и чёрное. Тут вмешалась Луна.

— Мы берём чёрное и всё, что к нему нужно, — сказала она странно высоким голосом. И тихо добавила мне на ухо: — Это платье понравится ему больше.

Кому «ему», я так и не поняла. Интересно, она выбрала платье в соответствии со вкусом таинственного «его», в которого я должна быть, по её мнению, влюблена, или в чёрном мне действительно лучше?

Пока я раздумывала над словами Луны, мадам Малкин предъявила счета.

Оплатив их, мы отправились назад, в Хогвартс.

* * *

После поездки в Лондон мне стало стыдно за моё поведение.

То, что друзья по-настоящему думают и заботятся обо мне, оказалось приятной новостью. Но если они думают то же, что и Луна... Итак, «влюблённая заучкаГрейнджер». Какой ужас!

Хорошо, что Гарри так не считал (он-то знал истинную причину моей депрессии), а Рону было не до этого: он вовсю крутил роман с Ромильдой Вейн.

Поэтому, поразмыслив хорошенько, я запрятала свои обиды и неудачи куда подальше. Разберусь с ними позже, а пока у меня оставалось лишь три дня беззаботной жизни — три дня до выпускного бала.

Хотя, как оказалось, не такой уж и беззаботной.

В отличие от СОВ, оценки по ТРИТОНам мы получали сразу же после экзамена. Хотя официально сертификаты с оценками нам должны были выдать только на выпускном, вместе с дипломами.

Неожиданно, ещё до вручения дипломов, меня засыпали предложениями о работе.

Несколько отделов Министерства. Аврорат. Госпиталь Святого Мунго. Ежедневный пророк. Это был ещё не полный список работодателей, заманивающих целевыми направлениями на учёбу в магические школы: авроров, целителей, журналистов.

Раньше я хотела быть аврором. Но теперь... даже и не знаю.

Но больше всего меня взволновало письмо от Минервы Макгонагалл. Она предложила получить степень Мастера трансфигурации под её руководством.

* * *

Последний день в Хогвартсе был очень суетным. Все готовились к выпускному балу, который должен был начаться после ужина в Большом зале.

Суетились не только выпускники, но и шестикурсники, которые в этом году также получили приглашения на бал.

Я старалась быть спокойной и делать меньше лишних телодвижений, но послеобеденная горячка охватила и меня.

Я не пыталась выглядеть, как голливудская кинозвезда. Хотелось, просто, чтобы платье сидело хорошо, волосы не торчали во все стороны, как прутья «Молнии», и лицо приобрело хоть какие-то краски.

С платьем было всё в порядке. С волосами тоже я сумела разобраться: средство «Простоблеск» исправило недостатки. А вот с лицом были проблемы. За месяц недоедания и недосыпа я превратилась в копию вампира Сангвини: бледное лицо и круги, подчёркивающие глубоко ввалившиеся глаза.

Я разглядывала в зеркале себя и раздумывала, как бы не попасть на бал, когда рядом с моим отражением появилось хорошенькое личико Джинни.

Мы составляли такой контраст, что Джинни даже испугалась. Потом испуг сменился задумчивостью, и страшно стало мне: я представила, через какие муки придётся пройти, пока она не останется довольна результатом.

Но всё оказалось не так страшно. А главное — быстро. Джинни намазала моё лицо каким-то жирным зельем, потом — заклинание очистки, и...

Я, конечно же не превратилась в румяную красавицу, но круги под глазами посветлели, а кожа стала выглядеть более привлекательной и здоровой.

Джинни сменила Ромильда. Она протянула мне баночку с блеском для губ.

— Возьми, Гермиона, — сказала она. — Это волшебный блеск. На губах он приобретёт тот оттенок, который больше всего подходит к твоему наряду.

Чтобы все от меня, наконец, отвязались, я послушно накрасила губы.

И правда, девчонки отстали, а я спокойно оделась. Вскользь взглянув в зеркало, я с раздражением увидела, что блеск на губах захотел стать ярко-алым. И попытки стереть его потерпели фиаско — сегодня мне предстояло выглядеть, как женщина-вамп.

Но Джинни и Ромильде, очевидно, понравился мой внешний вид: они довольно цокали языками и вертели меня, разглядывая со всех сторон.

Наконец-то, к семи вечера, мы спустились в Большой зал.

* * *

Всё было, как обычно: прощальная речь директора, пожелания выпускникам и праздничный ужин. По окончанию трапезы в зале остались только преподаватели, выпускники и шестикурсники.

Дипломы и сертификаты с оценками по ТРИТОНам вручала лично Макгонагалл. Для каждого выпускника она нашла тёплые слова, вспомнила какой-либо курьёзный случай. Особенно досталось Гарри, Невиллу и мне. Было очень приятно, особенно когда директор зачитала мои оценки по ТРИТОНам. Но когда я мельком взглянула на Снейпа, мне стало неловко и даже стыдно.

Потом был бал с живой музыкой — группой «Ведуньи», исполняющей различные ультрамодные композиции. Медленные танцы сменялись быстрыми: веселье набирало обороты.

Танцевали все: и преподаватели, и студенты, и даже директор. Только двое не участвовали в общем веселье — я и Снейп. Но если меня друзья уговорили на пару танцев, то Снейп сидел с такой отпугивающей физиономией, что его обходили стороной.

Он затаился в углу, словно нахохлившийся сыч. Я, спрятавшись за колонну, тайком наблюдала за ним. Мне было интересно, когда он, всё-таки, не выдержит и сбежит.

А потом... потом вмешалась Луна. Причём самым невинным способом.

* * *

Я наблюдала за танцующими, изредка бросая взгляды на хмуро-брезгливого Снейпа, когда услышала:

— Пригласи его.

Я обернуласьтак резко, что в шее что-то хрустнуло. Потирая ноющее место, я костерила на чём свет стоит Полоумную Лавгуд, способную появиться не в то время, не в том месте и всё испортить.

— О чём это ты? — с подозрением спросила я.

Луна, как обычно, смотрела вдаль. Её фирменный взгляд «сквозь пространство и время» раньше меня забавлял, а теперь начинал пугать.

— Пригласи его потанцевать, — как ни в чём не бывало, бесстрастно ответила она.

— Кого — его?

Луна, перестав созерцать неведомые нам, смертным, дали, рассеянно на меня взглянула.

— Мне обязательно произносить его имя вслух?

Я смутилась, не зная, что и сказать.

— Иди, он ждёт. Хоть и боится этого, — Луна развернулась и... исчезла в темноте.

Я потеряла дар речи. В голове воцарился хаос: я не знала, что и думать. Вариантов было несколько: открывшийся у Полумны третий глаз или попадание пальцем в небо.

Не знаю, имела ли Луна в виду Снейпа, но сомнения в моей душе она зародила. Я честно попыталась прогнать из головы мысль: «А что, вот сейчас соберусь и приглашу Снейпа на танец!»

Но прошло, как минимум, три медленных композиции, пока я решилась.

Когда я подошла к Снейпу, мне показалось, что даже музыка заиграла тише. Он окинул меня хмурым взглядом, а я, глядя «сквозь него», как можно более спокойно произнесла:

— Разрешите пригласить вас на танец, Северус.

Да, я сделала это! И даже протянула ему руку слегка небрежным жестом. И рука моя, что немаловажно, не задрожала!

— Хамите, Грейнджер? — Снейп сузил глаза.

— Вовсе нет. Вы больше не мой преподаватель, а я — не ваша студентка. И вот ещё что. Пока вы тут ломаетесь, половина зала смотрит на нас. Конечно, если вы хотите привлечь излишнее внимание... — сделала я паузу, а потом добавила: — Северус.

Он что-то прорычал, схватил меня за руку и потянул на середину зала. Я едва успела подумать, что этот человек просто боится выглядеть трусом, когда заиграла музыка.

Даже такой плохой танцор, как я, и то заметила, что Снейп двигается во время танца, будто совсем недавно проглотил ветку Дракучей ивы. Между нашими телами было колоссальное расстояние. Снейп держал дистанцию. Неужели он опасался заразиться от меня опасной хворью? Может, гриффиндорской тупостью?

Во время танца я не смотрела на своего партнёра. Зато хорошо видела удивленные лица присутствующих.

Рон стоял с открытым ртом, Гарри довольно улыбался, Джинни застыла в изумлении, а Луна... Луна выставила вперёд большой палец, в знак одобрения.

Несмотря на свой бравый вид, я сильно переволновалась, поэтому вздохнула с облегчением, когда танец подошёл к концу.

Снейп поклонился, развернулся на каблуках и, неестественно выпрямившись, пошёл прочь из зала. Я выждала секунд тридцать, и, удостоверившись, что мои друзья из-за волнения упустили меня из вида, отправилась в погоню.

Покинув Большой зал, я посеменила за Снейпом (зауженное книзу платье и высокий каблук мешал развить достаточную скорость).

Он шёл, не оборачиваясь, в направлении подземелий, а мне, чтобы успеть за ним, пришлось приподнять подол, снять туфли и бежать.

Но догнала его только у картины Мерлина и Морганы.

Снейп церемонно раскланялся, я повторила все его движения. Дверь открылась. Я очень спешила, чтобы не отстать от Снейпа, но успела заметить, как подмигнул мне Мерлин.

Я заскочила вслед за Снейпом в открытую дверь, которая захлопнулась за моей спиной.

Снейп застыл возле камина. Я не видела выражения его лица, но чувствовала — с ним не всё в порядке.

Я осторожно прокашлялась, чтобы привлечь его внимание. Снейп медленно обернулся.

Он долго смотрел на меня, ничего не говоря.

— Северус, — робко начала я.

— Не припоминаю, чтобы разрешал называть себя по имени.

— Я писала вам, что отныне буду называть вас Северусом, — мне хотелось, чтобы голос звучал ровно, но он дрожал. — И моей вины нет в том, что вы уничтожали письма, не прочитав.

— Уничтожал?

Я смутилась.

— Да. Наверное, бросали в камин?

Он молча полез в стол и достал толстенный фолиант. Открыв его посредине, он приглашающе махнул мне, чтобы я приблизилась.

На ватных ногах я подошла к столу и увидела стопку пергаментов. Розовой ленточки, конечно же, не было, но я узнала их — это были мои письма.

«Он не сжигал их».

Я тупо уставилась на письма, не зная, что и сказать.

— Зачем вам это, Грейнджер?

— Что — это?

— Письма, откровения, «Северус». Скажите, чего вы добиваетесь?

Я задумалась и снова смутилась. Действительно, зачем взрослому мужчине дружба и восхищение какой-то девчонки, ему нужны совсем другие отношения. Те, на которые я не способна пойти. Или пока не способна?

Во рту стало сухо и горько.

— У вас есть что-нибудь попить? — слова непривычно глухо вырывались из пересохшего горла.

— Огневиски, коньяк, эльфийское вино. К сожалению, я не держу у себя усладэль — возраст не тот, — сардонически усмехнулся Снейп.

— Я бы выпила чаю или просто воды.

Снейп позвал незнакомого мне эльфа и что-то тихо ему проговорил.

— Присаживайтесь, — он устало махнул рукой в сторону единственного кресла.

Я робко присела, а Снейп наколдовал другое — напротив.

Эльф быстро выполнил заказ. Не прошло больше двух минут, как на столе появились чашки с дымящимся напитком, сэндвичи и эклеры.

Чай был вкусным и сладким. Думаю, я могла бы полжизни просидеть вот так с этим загадочным мужчиной, попивая чай. И не так уж важно, что тот молчит и хмурится.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — Снейп рассматривал меня в упор, как будто видел впервые.

— Если вы читали мои письма, то почему спрашиваете?

— Вам нужна дружба? Со мной? С бывшим пожирателем и убийцей? Не понимаю, что вами движет.

— А может, мне хочется, чтобы вы были хоть чуть-чуть менее одиноки и пусть не на много, но более счастливы.

— Да что вы знаете о счастье и одиночестве, дитя?

— Одиночество — это тоска и безысходность. Я не хотела бы быть одинокой. Никто не хочет, и вы в том числе, даже если с пеной у рта будете доказывать обратное! — я так разволновалась, что начала яростно жестикулировать. — Мне интересно с вами. Вы выдающийся человек и небезразличны мне.

Я чуть не прикусила язык, когда произнесла «небезразличны». Как никогда, мне не хотелось быть двусмысленной.

Снейп облизал губы и подался вперёд.

— Вам, что это даст вам?

Я не долго думала, перед тем, как ответить.

— Многое. Считайте это моей идеей фикс, наваждением, но я хочу быть ближе к вам. Даже если дистанцию установите вы. Что такое счастье? Достаточно знать, что мои родные и друзья здоровы, и вполне довольны жизнью. Мне хочется, на вопрос: «Как дела, Северус?», услышать: «Хорошо, спасибо, Гермиона». Я была бы счастлива, увидеть на своём дне рождения вас среди самых близких друзей, и иметь возможность поздравить Северуса Снейпа с праздником. Или просто зайти без предупреждения в гости, и увидеть, что вы рады мне.

Он так быстро встал, что я немного испугалась. Снейп подошёл к камину. Он стоял, повернувшись ко мне спиной, поэтому я не видела выражения его лица.

Вдруг мне пригрезилось, что сейчас Снейп развернётся, выхватит палочку, одним движением трансфигурирует меня в... мерзкого уродца и поместит в баночку с формалином. Потом я займу почётное место в кабинете зельеварения рядом с такими же «красавчиками». Только подпись будет, не «Пучеглазый змееносец», и не «Королевский выползень», а «Грейнджер. Которая достала».

Но ничего подобного не произошло. Снейп хаотично, по-броуновски, начал двигаться по комнате. Остановившись, он заговорил.

— До чего же вы упрямы, Грейнджер!

— Гермиона.

— Что?

— Меня зовут Гермиона.

Он усмехнулся. И сказал, обращаясь к камину.

— Меня всегда интересовало, почему на гербе Гриффиндора красуется лев. Более органично там смотрелся бы осёл. Упрямый, весело ржущий осёл. Тогда я бы не сомневался, что вы — истинная гриффиндорка.

Я представила мой герб в интерпретации Снейпа и рассмеялась.

Он вздохнул и сел. Его губы кривились в подобии улыбки.

— Вы не очень сердитесь? — тихо спросила я.

Он пожал плечами.

— Какая разница? Ведь вас это не остановит?

— Нет, Северус, — покачала я головой, — не остановит.

— И что дальше? Завтра вы уедете и забудете обо мне.

— Даже если бы я и уехала, то не забыла бы. Не дождётесь. Но я, кстати, не собираюсь уезжать.

После услышанного, Снейп вопросительно изогнул брови.

— Решили осчастливить Хогвартс и остаться на второй год?

Я рассмеялась.

— Нет. Я иду в ученицы к директору Макгонагалл. Если всё будет хорошо, то через год начну преподавать трансфигурацию.

Снейп жадно меня слушал. А затем, словно очнувшись, он опустил глаза. Снейпа так сильно перекосило, что я со страхом ожидала: сейчас его лицевые мышцы заклинит.

Мне полагалось испугаться, но я ликовала — на мимическом языке Северуса Снейпа это означало глубокое волнение.

— Надо поздравить Минерву с достойной заменой, — пробормотал он.

— Я не уеду, Северус. А если и уеду, то ненадолго. И не брошу вас, — как Лили, хотелось мне добавить. Но я благоразумно промолчала, так как боялась затоптать слабые ростки только-только зародившейся дружбы.

— Я уже понял — от вас не избавиться, — ответил Снейп с притворным ужасом.

Мне стало легко и весело.

— Тогда я пойду, Северус?

— Идите, Гермиона. Только осторожнее проходите по подземельям.

— Но я вернусь, Северус, очень скоро.

— Хорошо, приходите.

Я неловко встала, и Снейп тут же поднялся. Возле двери я подхватила валявшиеся там туфли, улыбнулась напоследок и вышла.

Обувшись, я уже собралась было идти, когда заметила нечто странное. Странной была картина. На ней были не два волшебника, а три. Кроме Мерлина и Морганы там находился Дамблдор.

Я остановилась, чтобы поприветствовать покойного директора. Но он обратился первым.

— Доброй ночи, мисс Грейнджер. Я вижу, у вас всё получилось?

— И вам доброй ночи, профессор Дамблдор.

— Альбус. Зовите меня Альбусом.

— Хорошо, Альбус.

— Рассказывайте, Гермиона, у вас всё хорошо? Как Северус?

— Всё хорошо, Альбус. И, думаю, у Северуса также будет всё хорошо.

— Какая же вы умница, Гермиона!

— Нет, просто я упрямая.