Breaking Green (гет)

«Брось, Лили, всё наладится». Он видел большие испуганные глаза Лили, полные слёз, что могли вот-вот хлынуть. То выражение во взгляде — затравленное, словно у зверька в клетке, обвиняющее Северуса в предательстве. Её бледное лицо, с пролегшими под глазами синяками и плотно сжатыми губами. Это было последнее, что помнил Северус, перед тем как Лили стремительно выбежала из Слизеринской гостиной. Он окликал ее, но подруга не остановилась, задев плечом кого-то с третьего курса.

Северус понимал такое поведение, опасался этого. Лили Эванс здесь не рады, да и сама она, кажется, успела пожалеть о своём желании учиться на Слизерине. Но назад дороги уже нет. Целый день Северус не видел Лили ни в гостиной, ни вблизи подземелий. Подняться наверх Северус не решался, хотя вполне возможно было, что подруга была там.

«Она изгой тут, — думал Северус, сидя в своей комнате, — Как и я».

Прикрыв глаза, он позволил воспоминаниям нахлынуть на него, словно потокам воды. Захлебнуться в них, чтобы всё самое плохое вновь заполнило его сознание, подобно тому, как вода попадает в нос, заполняет легкие и рот, лишая хоть малейшей возможности сделать глоток воздуха. Плохие воспоминания утягивают за собой на дно, словно тяжелый груз, от которого невозможно избавиться.

− Магия?! — взревел Тобиас, когда у Северуса случился первый выброс стихийной магии. — Какая, к дьяволу, магия?!

− Этот, — трясущимся пальцем Тобиас указал на сидевшего в углу Северуса, — заморыш не может быть моим сыном!

Вздрогнув, Северус открыл глаза. Он все так же сидел в своей комнате в слизеринском общежитии. Бешено бьющееся сердце буквально выпрыгивало из груди, в ушах гудело. Но все хорошо, он в Хогвартсе, цел и невредим… А его мать осталась дома, одна, отец ушел от них в скором времени, бросив на произвол судьбы без денег. Северус мотнул головой, отгоняя вновь воскресшие в памяти воспоминания. Сейчас нужно найти Лили и успокоить её, а личные проблемы могут и подождать.

* * *

Питеру никогда особо не нравились солисты музыкальных групп, он почти не смотрел телевизор и не знал ни одного актёра, не увлекался политикой и историей и посему не делал из значимых фигур идеалов. Он всегда с интересом смотрел на других, пытался оценивать, но никто не запоминался ему надолго. Он не гордился своим отцом, потому что тот пил раз в три дня так, что мать думала выгнать его из дома, а мама — хоть он и старался всеми силами переубедить себя и сменить мнение — была женщиной слабохарактерной.

У Питера в жизни не было идеалов, пока он не встретил Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. Они стремительно ворвались в его мысли, как только он впервые увидел их, таких свободолюбивых и крутых, и лишь по счастливой случайности оказался с ними в одной компании. Питер не помнил себя от радости и восторга. Первое же его письмо домой было только с парой предложений о факультете и Хогвартсе в целом, остаток же листа был мелким кривоватым почерком исписан рассказами о Сириусе и Джеймсе.

Не прошло и дня, как они стали для него всем. Оба из знатных родов, самоуверенные, смелые, весёлые, умные… Питер мог думать и говорить о них часами, но молчал, лишь полным щенячьей привязанности взглядом взирая на новых кумиров. Он пропускал через себя приятную дрожь каждый раз, когда Джеймс задорно подмигивал ему, когда видел, что он смотрит, ему нравилось, как гордо вздёргивал подбородок Сириус.

Питер ни разу не задумался о том, что ведёт себя странно. После их первого дня обучения и четвёртого дня пребывания в школе Римус, чьи умственные способности в равной мере восхищали Питера, отозвал его в сторону.

− Ты ведь понимаешь, да? — будучи ещё совсем ребёнком Римус уже был способен мыслить по-взрослому и видеть то, что другим не дано.

− Что?

− Ты таскаешься за ними, поддерживаешь каждое их слово, в рот им смотришь. Ты... думаешь, это нормально? — Римус абсолютно не понимал Питера. Смотря на него, такого счастливого, готового на все ради Джеймса и Сириуса, буквально пускающего слюни при виде них двоих, Римус невольно испытывал легкое отвращение к Питеру.

Петтигрю тогда смутился, ведь ему это в голову не приходило. Но из спален тогда в гостиную выскочил Джеймс, и разумные размышления мигом улетучились. Он тогда не ответил, да и не собирался отвечать. Ведь Джеймс с Сириусом − неоспоримые идеалы, пусть им и всего по одиннадцать. Питер мог бы быть таким, они же ровесники, но у него не было ни одной той черты, что позволили бы ему подняться на такие высоты.

− Пит, — лениво позвал Сириус со своей постели, — принеси мне воды. На столе.

Из всех, возможно, только Римус заметил, что во фразе не прозвучало слова «пожалуйста». Но всего миг спустя после своеобразной просьбы стакан был в руке у Сириуса: Питер был готов выполнить любую прихоть, лишь бы только быть полезным.

− Расскажи, какая у тебя семья? — предложил Сириус всё тем же тоном, отпивая воды. –Классная, наверное?

− Не очень, — смутился Питер. — Они… я, я… мы с родителями не очень много общаемся, — тут ему пришлось отвернуться, чтобы скрыть проступивший на щеках румянец.

− Что, бьют, что ли? — хохотнул Сириус, а Джеймс с соседней кровати издал смешок.

Римус неодобрительно покашлял, посмев вмешаться в разговор и впервые пойдя поперёк новым друзьям. Смех тут же поутих. Практически с первого дня все решили, что Римус Люпин — имя их совести.

− Нет, — почти шёпотом возразил Питер, сам улыбаясь не такой уж и удачной шутке. — Они хорошие.

− Хорошие, значит… — протянул Сириус. — Про моих тоже все думают, что они хорошие. Только вот маменька держит в ежовых рукавицах не только меня, но и Регулуса, и отца. Хотя отец и сам хорош. Короче, мой дом больше похож на тюрьму, причём строгого режима. Ну, как Азкабан.

Питер, затаив дыхание, внимательно слушал его, ловя каждое слово, забывая дышать, чтобы не прослушать самого интересного. Оказывается, у Сириуса всё не настолько великолепное, как он думал. Это не умалило его привязанности — наоборот, лишь добавило остроты.

Питер не хотел ходить туда, куда не ступала нога друзей. Поняв, что Сириус всем сердцем ненавидит библиотеки, он решил, что никогда не пойдёт в это место. А то, что Джеймс предпочитает находиться на стадионе и наблюдать за летающими на метлах студентами, Питер сразу приписал и себе в любимые занятия. Ему нравилось быть рядом, слушать шутки, выполнять просьбы, просто смотреть.

Питер Петтигрю не был тряпкой. Он сам сделал себя ею.

* * *

− Просыпайтесь, мальчики! — встретил всех утром ласковый голос, спародированный с тонкого голоска гриффиндорской старосты — очень симпатичной, к слову.

− Блэк, чего ты вскочил в такую рань? — недовольно пробурчал Джеймс, пытаясь взобраться на кровать, с которой наполовину сполз во сне. — Вчера мы тебя вдвоём добудиться не могли, а сейчас ты лишаешь меня драгоценных десяти… десяти, да?.. Да, десяти минут, за которые я мог увидеть самый лучший сон в своей жизни.

− Ты слишком разговорчив для того, кто хочет спать, — пожал плечами Сириус и продолжил возбуждённо скакать по комнате, тормоша всех.

Римус закрыл голову подушкой, действительно стараясь подарить себе драгоценные минуты сна. Но почувствовал на лице чужое горячее дыхание и распахнул глаза, встретившись с удивлённым взглядом синих глаз.

− Ты чего, правда, что ли, спать собрался? — насмешливо спросил Сириус.

− Да, — буркнул Люпин, нахмурившись.

− Это ты зря, — заметил Блэк.

Римус со вздохом оставил полюбившуюся за пару ночей подушку, опустил босые ступни на холодный пол и встал. Сириус одобрительно кивнул, а Джеймс, кажется, захрапел по новой. Римус протёр глаза большими пальцами, тихонько застонал — учиться ему нравилось, но если бы уроки ещё начинались в полдень, он был бы счастлив. Перед глазами все расплылось, и заплясали разноцветные круги. А перед внутренним взором замелькали всполохи воспоминаний: вот он читает книжку, забравшись с ногами в кресло, мама приносит ему тёплое молоко с печеньем, а отец гордо улыбается, но прячет это за утренней газетой…

− Римус! — позвал его мамин голос, немного искаженный и пропадающий. — Римус!

− Эй! Римус! Ты в порядке? Эй!

− Ч-что? В чём дело? — не понял Римус. Голова кружилась, а висок касался чего-то холодного и твердого.

− Ну, — промямлил Джеймс, почесав затылок. — Ты только что потерял сознание.

Только сейчас оно осознал, что лежит на полу, а рядом сидят соседи по комнате, только один, Фрэнк, — если ему не изменяла память, — беспокойно мерял комнату шагами, глядя на потолок. Римус с болью вспомнил, что всего лишь за пару дней до начала учебного года случилось злосчастное полнолуние, а волк в нём не был готов успокоиться ещё с неделю.

Сириус положил руку ему на плечо, придерживая.

− Ты в порядке, друг?

"Друг"… Слово теплом разливалось по телу и заглушало боль. Раньше его никто так не называл. Может, только отец, да и то в шутку. У него не было друзей, с которыми он мог бы играть на улице, бегать и резвиться. Дети соседей лишь боязливо смотрели на него, когда он проходил мимо, с несколькими пластырями на лице, болезненной бледностью, еле переставляя ослабевшие ноги и держась за руку матери, которая всё старалась подбодрить его. "Друг". Сразу появилось чувство защищенности, чувство, что тебя не бросят в беде, что вовремя подставят плечо и утешат. И сразу улетучились все страхи, казалось, что одиночество никогда больше не приберет его к своим рукам. Джеймс задорно улыбнулся и помог Римусу встать с пола.

− Да, я… да.

Хоть Римус и недолго знал Поттера и Блэка, но успел понять, что сосуществовать вместе в тишине они не могут априори. Однако это утро было молчаливым, тягучим и тоскливым, к тому же было совершенно неуютно постоянно ощущать на себе обеспокоенные взгляды.

− Может, не пойдёшь на урок? — предложил Сириус, пожав плечами. Словно прогул уроков в первый же день был в порядке вещей.

− Глупости! — спохватился Римус, округлив глаза. — Мне намного лучше и… Зельеварение же!

− Со слизеринцами, — буркнул Сириус, наверняка вспоминая своего брата.

Гриффиндорцы, сидящие рядом и краем уха ненароком подслушивая все разговоры вокруг себя, тихонько засмеялись. По рассказам профессор Слизнорт был очень даже неплохим дружелюбным и добродушным человеком, который, однако, частенько зацикливался на желанном и был полностью поглощён своим предметом. Многие признавались, что он хорошо знал своё дело, а СОВ и ЖАБА по зельеварению все сдавали на приличный балл.

Ни Сириус, ни Джеймс ни на шаг не отходили от Римуса, и ему бы впору было уже начать раздражаться, однако характер и манеры не позволяли ему. На самом деле он был благодарен им за внимание и чрезвычайно рад, что хоть кому-то не всё равно… но боялся, что каким-то образом они могут догадаться о его тайне.

− Я сяду с тобой, — тоном, не терпящим ни возражений, ни чего-либо ещё, сказал Джеймс.

Римус пожал плечами — хоть кто-то добровольно согласился скрасить его одиночество, и ему не придётся сидеть одному на задней парте. Заодно он сможет помочь им с особо сложными вопросами и заданиями — наверняка, они смогут сблизиться. Римус строил грандиозные планы, выстраивал доводы — но потом сердито обрывал себя, осознавая, что близких друзей у него не будет никогда.

Джеймс, как и сказал, сел с ним, Сириус примостился с ещё одним их соседом — Питером Петтигрю — за партой в соседнем ряду, сразу за своим братом. Восторгу Питера не было предела. Регулус уже успел кинуть на брата пару презрительных взглядов и сообщить, что ненавидит его. Но вскоре в класс вошел толстый и лысеющий профессор Слизнорт, который протерев лысину зеленым платком, обратился к классу.

− Дорогие мои! — с широкой улыбкой начал профессор Слизнорт без лишних предисловий. — Думаю, каждый из вас уже ознакомился с первыми главами учебника, — из класса раздалось неприкрытое фырканье, а кто-то согласно закивал. — Поэтому самые лёгкие зелья мы с вами пропустим и возьмём кое-что более стоящее. Я бы не хотел тратить урок на бесполезный опрос — никто из вас ничего ведь не запомнил, мне ли не знать! — хохотнул профессор.

− Это точно, — хором сказали Джеймс и Сириус, даже не сделав попытки понизить голос.

− Вот-вот, молодые люди, — рассмеялся Слизнорт. — Итак!

Римус включил внимание, приготовившись слушать.

− Бодроперцовое зелье. На самом деле, это что-то нечто вроде противопростудной микстуры. Довольно-таки быстро согревает изнутри того, кто принял данное зелье. Ну, знаете ли, будто бы пьёте горячий чай после зимней прогулки, надышавшись морозным воздухом. Имеет небольшое побочное действие: из носа и ушей пациента часа три идёт лёгкий дым. Но мы ведь этого не допустим, к тому же многие из вас будут заниматься этим впервые, и, естественно, я готов помочь вам в любой момент.

Римус посмотрел на Блэков, таких похожих внешне, но таких разных внутри. Сириус со скучающим выражением лица старательно выписывал на парте какое-то наверняка неприличное слово. Рубашка расстегнута на пору пуговиц, галстук болтается на шее, словно растянутый шарф, волосы небрежно уложены и кое-где торчат в разные стороны. Регулус же, напротив, сидел, едва ли не открыв рот, и вслушивался в каждое слово своего декана. Рубашка буквально сияет, словно свежевыпавший снег, галстук туго обхватывает шею, волосы подстрижены и убраны, словно у аристократов. Хотя, почему словно?

− Хватит, — буркнул Сириус, пнув ногой стул брата.

Регулус не обернулся, но Римус видел, как скривилось его лицо и плотно сжались губы. Наверное, когда-нибудь он услышит их историю и поймёт, отчего же младший брат не скучает по Сириусу и настолько сильно презирает его. Сириус закатил глаза, издал протяжный стон, показывая своё "уважение" не только слепому щенячьему счастью брата от любимого предмета, но и всему факультету в целом. Регулусу же, наверное, было стыдно за поведение Сириуса, потому что он придвинул стул ближе к парте и снова стал ловить каждое слово Слизнорта.

− Раз все всё поняли, тогда приступайте! — провозгласил профессор, хлопнув в ладоши.

В течении времени, отпущенного на варку Бодроперцового, Слизнорт всё расхаживал между рядов, помогая ученикам в правильной подборке ингредиентов, их количестве и качестве. Каждый старался сделать все правильно. Точнее, все, кроме Сириуса с Питером, которые вовсю веселились, не скрывая громкого смеха. В итоге из их котла потекло… что-то. Слизнорт рад этому не был, но баллы с факультета не снял.

− Мы закончили!

Римус с удивлением посмотрел на часы — всего двадцать минут с тех пор, как им было отпущено время. Его зелье было готово только на две трети и, даже если бы Джеймс хоть что-то делал, ещё не было бы готово. Он посмотрел на парту, с которой раздался знакомый звонкий голос. Ему безумно хотелось сказать потом Лили, что, видимо, не зря она вчитывалась в каждую строчку учебника по Зельеварению до первого урока, но он знал, что не скажет ни слова — кто он такой, чтобы заговаривать со слизеринкой, да и вообще с человеком, более достойным учёбы здесь.

− Тс-с-с! — зашипел Северус, одёргивая её. И слизеринцы, и гриффиндорцы уже смотрели на их парту, где в котле кипело Бодроперцовое.

− Ты чего? — искренне удивилась Лили. — Мы же всё правильно сделали…

− Не надо лишний раз привлекать к себе внимание, ясно? — грубо одернул ее Северус. — Уж тебе ли не знать, какая у тебя репутация на факультете! — жёстко добавил он, но заметив, как дрогнули губы подруги, накрыл её ладонь своей и уже мягче продолжил: — Лили, я знаю, что ты умная, ты ведь много читала перед школой. Но остальные пока что не готовы воспринимать тебя, посиди пока что в тени, так ведь будет лучше — они привыкнут к тебе.

Она вздохнула и понимающе кивнула, грустно посмотрев на котел. За соседней партой, как заметила Лили, негодовал один из Блэков. Бледное лицо его покрылось гневным румянцем, а ледяные серые глаза метали молнии. "Грязнокровка!" — одними губами проговорил Блэк, заставив глаза Лили вновь наполниться слезами.

Слизнорт тем временем с любопытством разглядывал их зелье, которое, без сомнения, было до последней капли правильным, что и подтверждало его довольное выражение лица.

− Отлично! Слизерин, десять баллов!

Северус ободряюще сжал ладошку подруги — хороший знак: может, ей удастся завоевать доверие слизеринцев, зарабатывая баллы факультету. Хотя можно ли за всем этим скрыть происхождение? Ведь клеймо грязнокровки напрочно привязалось к ней.