Вечное сияние чистого чувства (гет)

Однажды сделал он из блестящей белой слоновой кости статую девушки необычайной красоты. Как живая стояла эта статуя в мастерской художника. Казалось, она дышит; казалось, что вот-вот она начнет двигаться, пойдет и заговорит. Целыми часами любовался художник своим произведением и полюбил наконец созданную им самим статую.

Н.А. Кун. «Мифы Древней Греции»

* * *

С недавних пор жизнь Гермионы стала необычной.

Сравнивать ей было не с чем, но она чувствовала, что все совсем не так, как раньше. Все абсолютно по-другому. Просто потому, что тогда рядом не было Люциуса. А сейчас он рядом и влияет на все, что происходит с нею, меняет ее жизнь, совершенствует ее саму. Хотя… Разве можно изменить Гермиону? Вряд ли, ее можно только создать. С нуля.

Они с Люциусом словно рисовали ее портрет на чистом холсте, работали над деталями, продумывали каждую мелочь. Или писали несуществующую книгу с биографией Джин Браун — с каждым днем в ней было все больше глав, и благодаря этому Гермиона чувствовала себя все более уверенно. Она могла при необходимости открыть нужную страницу и прочесть там все о себе. Или же взглянуть на холст и увидеть новую себя со стороны. Можно было даже придумать что-то на ходу. Ее жизнь медленно налаживалась.

Гермиону смущало одно лишь понимание того, что это все — иллюзия. Искусно созданная, почти идеальная, но все же иллюзия. Она будто жила в доме без крыши — в любой момент мог пойти дождь, дождь из забытой реальности, и он грозил залить весь ее выдуманный мир, не оставив ни одного мнимого воспоминания в утешение. Но самое главное — в глубине души Гермиона хотела, чтобы этот дождь обрушился на нее и помог все вспомнить. Ведь было бы куда проще наконец-то жить своей, настоящей жизнью! Знать, чего ждать от завтрашнего дня, а не томиться в неведении. Прошлое необходимо для того, чтобы планировать будущее, как ни странно.

Гермионе был очень симпатичен Люциус, даже более того. Но как она могла всерьез задумываться о своих чувствах к кому бы то ни было, если в памяти не сохранилось ни одного увлечения из прошлой жизни? Возможно, она любит кого-то другого. «Любила. В прошедшем времени», — Гермиона всегда поправляла ход своих мыслей, когда они касались этой темы. Конечно, она ведь совершенно определенно не может любить того, кого не помнит, это звучит абсурдно. И в то же время казалось вполне разумным любить того, кто всегда рядом, кто поддерживает ее. Любить того, кто оказался так добр к ней, когда это было необходимо.

Еще Гермиона часто думала о том, почему же она вдруг оказалась в мэноре в тот странный вечер. Она редко делилась своими соображениями с Люциусом, но мысли ее возвращались к этой теме не раз и не два за день. После приема у целителя Осборна Гермиона почти перестала надеяться, что воспоминания вернутся к ней сами по себе. Маловероятно, что ее амнезия — временное явление. При этом слова целителя о расщеплении сознания казались вполне разумными, по крайней мере, других объяснений не имелось вовсе, и приходилось довольствоваться этим. Оставалось лишь смириться с утратой части своей жизни. Но это вовсе не мешало Гермионе ждать, что рано или поздно кто-нибудь из ее прошлой жизни найдется и разъяснит все — скажет, кто она, сколько ей лет, как ее зовут, кто ее родители… Эти мелочи становятся намного важнее, если вдруг стираются из памяти.

Но как можно приблизить разгадку своей личности? Ответ на этот вопрос нашелся довольно быстро. Гермиона решила, что если часто появляться в людных местах, то когда-нибудь ее узнают. Ведь были же у нее родственники, друзья, знакомые? Не могло не быть! А британский акцент явно говорил, что она из здешних мест. Надо просто подождать, но при этом не сидеть безвылазно в поместье.

Поэтому Гермиона практически ежедневно убеждала Люциуса, что им необходимо прогуляться по Косой Аллее. И он никогда не отказывал ей.

Их запросто можно было принять за влюбленную пару, гуляющую без цели — чтобы развеяться и скрасить досуг. Они болтали, смеялись, при этом Гермиона постоянно всматривалась в незнакомые лица встречных прохожих — но все напрасно. Она никого не узнавала, ее — тоже. Зато Люциус представил ее многим своим знакомым, казалось, он в дружеских отношениях с доброй половиной магической Британии!

В середине дня они заходили в кафе, чтобы перекусить и отдохнуть, а позже заглядывали во всевозможные магазины, коими была переполнена улица для волшебников. Чаще всего их внимания удостаивался книжный магазин «Флориш и Блоттс», но как-то раз Люциус оставил солидного размера мешочек галлеонов и у мадам Малкин — он сумел убедить Гермиону в том, что ей необходим новый гардероб, ведь старого у нее попросту не было. Они провели не один час, рассматривая десятки самых разных моделей одежды, и Гермиону это даже увлекло. Более того, она заметила, что и Люциус не без удовольствия помогал ей определиться с выбором очередного платья, или мантии, или туфель, или даже ночной сорочки (которая должна была заменить ей привычную мужскую рубашку).

Их прогулки не прошли зря, но так и не принесли той пользы, которую ждала от них Гермиона. Август уже подходил к концу, а она так и не продвинулась в своих попытках узнать что-то о себе. Наоборот, скорее делала все возможное для создания новой жизни, для появления новых знакомых, для того, чтобы стать другим, не существовавшим до недавних пор человеком. Человеком, который чисто теоретически мог бы занять важное место в жизни некоего аристократа. Новое имя, новая биография, новые знакомые, новый гардероб, новое место жительства — чего еще ей недостает для полноценной жизни? Пожалуй, полный комплект. Разве что даты рождения не хватало…

— Люциус, а сколько тебе лет? — как-то спросила Гермиона, устроившись рядом с ним да диване в гостиной.

— Двадцать три, — просто ответил тот, даже не отрывая взгляда от страниц «Пророка».

— А мне?

— Восемнадцать, — ни на секунду не задумавшись, отозвался Люциус, все так же читая газету.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что ты недавно окончила Шармбатон, не забывай, — он все же отложил «Пророк» в сторону и обратил на нее свой взгляд.

— Ну, раз тебе все известно… Скажи, когда мой день рождения?

— Первого августа, — сказав это, он задумался. — Да, пусть будет первого августа. Не возражаешь?

— Нет, мне нравится, хотя до него еще почти год… А у тебя когда?

— Четвертого апреля.

— М-м-м… — Гермиона с ногами забралась на диван, ловко выхватила газету, которую читал Люциус, и начала перелистывать страницы. Она не читала, а рассматривала колдографии, ища знакомые лица. — Значит, тебе через полгода двадцать четыре. Ох, вы слишком стары, мистер Малфой! — звонко рассмеявшись, заявила она. Разумеется, Люциус вовсе не казался ей старым. Но разве можно было отказать себе в удовольствии понаблюдать за его реакцией?

— Ты так думаешь? — выгнув бровь, спросил он, изобразив угрозу, но в глазах явно были видны смешинки.

— Не уверена…

Гермиона вообще мало в чем была уверена, но по-прежнему не забрасывала попытки вернуть свои воспоминания, а вместе с ними и веру в себя. К примеру, пару дней назад она попросила у Люциуса пергамент и перо с чернилами, чтобы записывать туда все важное — сны, наблюдения, факты и размышления. Тот, конечно, любезно предоставил ей все письменные принадлежности, хотя при этом не забыл вставить саркастический комментарий по поводу того, что он вроде бы совершенно не похож на домового эльфа, к которому и следовало бы обратиться с подобной просьбой.

— Ты поссорилась с Пипом и не желаешь с ним разговаривать? Признайся, он тебе небезразличен, и ты хочешь, чтобы он соскучился по твоему вниманию? Еще немного, и я начну ревновать, Джин, — говорил он, ухмыляясь.

Люциус еще в первые дни пребывания Гермионы в имении решил «назначить» Пипа ее личным домовиком, раз уж они так поладили изначально. Его даже забавляла сложившаяся ситуация.

— Ты, как всегда, удивительно проницателен, Люциус, — смеясь, отвечала ему Гермиона. — Но ты не думал, что все как раз наоборот, и я стараюсь лишний раз провести время в твоем обществе?

— А это так? — он усмехнулся.

— А вот не скажу! — дурачась, она показала Люциусу язык.

— В таком случае, я все же начну ревновать тебя к эльфам…

На самом деле Гермионе было неловко тревожить домовиков, тогда как обращаться с различными просьбами к хозяину поместья она считала вполне разумным. «Бедные эльфы и так постоянно трудятся, — размышляла она, — а Люциус лишь несколько часов в день проводит в кабинете за бумагами». Откуда ей было знать, что он не желал тратить время, которое мог провести в приятной компании полюбившейся ему Джин, на скучную работу. Очевидно, что огромного запаса галлеонов из сейфов семьи Малфой хватит еще не одному поколению волшебников этого рода. К тому же, Люциус был абсолютно уверен, что успеет еще не раз приумножить этот капитал. Но в будущем. А пока ему хотелось наслаждаться настоящим. Но, как уже было сказано, об этом Гермиона даже не подозревала, а потому расходовала его время по собственному усмотрению.

Вечером того же дня Гермиона воспользовалась и пергаментом, и чернилами, делая записи. Она сидела за письменным столом в своей комнате и старательно формулировала мысли. Откуда-то взялась уверенность, что если она справится с этим «заданием», которое сама себе дала, то в качестве награды к ней вернется парочка воспоминаний. В общем, Гермиона подошла к делу со всей ответственностью. Она уже успела отметить, что в момент аппарации при ней не было никаких магических артефактов, в том числе и волшебной палочки. Естественно, документы тоже отсутствовали. Можно сказать, Гермиона оказалась в Малфой-мэноре с пустыми руками в прямом смысле этого слова. И с пустой головой — в переносном.

Однажды вечером они с Люциусом сидели в библиотеке и вместе изучали одну мудреную книгу, в которой как раз говорилось о сбоях при аппарации, о расщеплении и о других неприятностях, возникающих при перемещении в пространстве. В талмуде с пожелтевшими страницами было сказано, что при некоторых видах расщепления различные артефакты не переносятся вместе с их обладателями. Так стало ясно, почему при Гермионе не было палочки. А это изначально казалось очень странным — ведь всем известно, что каждый уважающий себя волшебник всегда носит этот незаменимый предмет с собой. Кроме того, палочка была необходима для аппарации.

Это открытие мало чем помогло Гермионе в анализе случившегося, но, тем не менее, дало пищу для размышлений. Она подумала, что вполне могла быть замужем — там, в прошлой жизни. Ведь обручальные кольца — это тоже артефакты, как и волшебные палочки, и мантии-невидимки, и любые другие зачарованные предметы. Но она решила не озвучивать эту догадку, преследуя при этом свои цели.

* * *

Прошел уже почти месяц со дня знакомства Люциуса и Гермионы. И оба они так привыкли друг к другу, что не могли представить, как жили до этого. Ну, Гермиона не могла представить это еще и потому, что Люциус был во всех ее воспоминаниях, а события из жизни без участия этого мужчины никак не хотели возвращаться в голову.

За все эти дни Гермиона так ничего о себе и не вспомнила, в том числе и того, что она на самом деле Гермиона, а вовсе не Джин. Да и о ней тоже никто не вспоминал, раз не предпринимал никаких попыток отыскать ее.

Люциус обращался к своим знакомым из Министерства Магии, чтобы разузнать, не поступали ли заявления о пропаже девушки, по описанию похожей на Джин. Но, увы, никто об исчезнувшей не справлялся. Либо кто-то очень хорошо скрывал свое беспокойство, что маловероятно.

Гермионе временами казалось, что до недавних пор она и вовсе не существовала, что она — лишь проекция чьего-то сознания, а потому и нет воспоминаний о личности. Она делилась этими мыслями с всегда понимающим ее Люциусом, но тот всячески опровергал данную теорию. Наверное, чтобы успокоить Гермиону, ведь он вряд ли что-то мог потерять, если эта гипотеза подтвердилась бы. Да, они сблизились за время знакомства, но все равно оставалась вероятность, что его гостья в один прекрасный — или ужасный? — момент все о себе вспомнит, и тогда красавец-аристократ, возможно, уже не будет для нее так важен. Но эти мысли терзали только Люциуса, Гермиона же просто хотела определенности, настоящей определенности, а не вымыслов и домыслов, которых в ее жизни стало слишком много.

— Твои воспоминания не вернуть, Джин, ты же помнишь, что сказал целитель Осборн. Они пропали, — говорил он во время их очередной беседы.

— Зато мое бывшее окружение никуда не пропало. Кто-то же должен меня помнить? — она не желала так лекго сдаваться.

— Чем тебя не устраиваю я в качестве окружения? — Люциус посмотрел на нее пронзительным взглядом и немного сощурился. Это обезоруживало.

— Ты… ты…

Конечно же, он полностью устраивал ее, причем в любом качестве, и они оба это понимали. Гермиона уткнулась лицом в плечо Люциуса, и тот обнял ее своими сильными руками. От его близости ей всегда становилось спокойнее. Его неповторимый запах, сильные руки, завораживающий голос — как она раньше жила без всего этого?..

«Чем тебя не устраиваю я в качестве окружения?» — повторила про себя Гермиона. Ох, вряд ли кого-нибудь могло бы удовлетворить окружение, состоящее из одного человека... Даже если этот человек был Люциусом Малфоем.

Поэтому Люциус решил ввести Гермиону в высший свет, познакомить ее со своим кругом. Для этого он давал в мэноре прием по поводу первого дня осени — кому из элиты нужен действительный повод для того, чтобы собраться и в очередной раз продемонстрировать всем свои наряды, богатство и знатность, а заодно перемыть друг другу косточки?

Гермиону очень взволновала новость о предстоящем событии. Еще бы, ведь за последний месяц она ни с кем тесно не общалась, кроме Люциуса.

— Как ты думаешь, мне понравятся твои друзья? — спросила она у Люциуса в день приема, не скрывая переживаний. Гермиону очень волновал этот вопрос, но еще больше ее беспокоило то, понравится ли она этим холеным аристократам.

— Я вполне терпимо отношусь к своим… друзьям, ведь сам волей-неволей отношусь к их кругу. Думаю, ты составишь менее лестное мнение, зато более объективное. Будет интересно выслушать твой вердикт.

— Так тебе не нравится собственное окружение? Не думал его сменить?

— Я как раз работаю над этим.

Последней фразой Люциус практически прямо сказал, что наслаждается общением с Гермионой, что она ему куда милее, чем его нынешние друзья. Но она в первую очередь услышала, что не вписывается в его привычное окружение. И никак не могла решить — хорошо это или плохо? Все было слишком запутанно, как всегда.

Да, Гермиона, не была своим человеком в высшем обществе, но и сам Люциус вряд ли привлек бы ее внимание, встреться они где-нибудь случайно. Увидев его, она, возможно, оценила бы явную мужскую красоту, но на этом бы все закончилось. Они никогда не стали бы ни близкими друзьями, ни чем-то большим. Но все изменил случай: Гермиона, вопреки привычному ходу времени, появилась в незнакомом поместье, беспомощная и ничего не помнящая о себе. А Люциус оказался рядом — сильный и все обо всем знающий. У нее не было ни единого шанса не обратить на него внимание.

Она должна постараться, необходимо сделать все возможное для того, чтобы прийтись по вкусу «магической элите», которая вскоре соберется в мэноре.

* * *

— Я выгляжу нелепо! — воскликнула Гермиона, осматривая себя в зеркале. Она так не считала, просто ей было непривычно видеть себя в изящном вечернем платье, на высоких каблуках, с замысловатой прической и изысканным макияжем… Она себя не узнавала.

— Ты выглядишь великолепно, — Люциуса, казалось, нельзя было смутить никакими заявлениями. — Как и должна выглядеть моя давняя подруга из Франции.

— Я похожа на Джин Браун?

— Ты и есть Джин Браун, милая. — Уверенный тон Люциуса имел благоприятное воздействие на душевное состояние Гермионы, и она успокоилась.

— Certes [1]. Мне не следует об этом забывать.

— Только не пытайся опять изображать французский акцент. Ты вечно о нем забываешь, и создается впечатление, что у тебя раздвоение личности, и одно из твоих «я» — коренная англичанка, ни разу не бывавшая во Франции, — усмехнулся Люциус.

— Но ты не можешь отрицать, что когда я о нем помню и контролирую свою речь, никто и не думает сомневаться в естественности моего акцента, — Гермиона действительно считала, что преуспела в этой своей игре во французскую леди.

— Possible [2]. Но тебе не стоит пытаться быть той, кем ты не являешься, Джин.

— Мерлин! Ты что, издеваешься? Кем я, по-твоему, являюсь?

Гермиона в очередной раз посмотрела на отражающуюся в зеркале роскошную девушку в облегающем платье из изумрудного шелка. Карие глаза блестят, на алых губах играет легкая улыбка, но взгляд немного растерянный. «Кто же я такая?» — спрашивала она себя, но ответа на этот вопрос не знала, как и на многие другие.

— У тебя есть уникальная возможность быть той, кем хочешь. Все мнения о тебе сложатся только сегодня вечером, — пытался приободрить ее Люциус.

— Именно это меня и пугает…

* * *

Вечер был в самом разгаре. Гости веселились, и Гермиона чувствовала себя весьма непринужденно, особенно рядом с Люциусом. А он почти всегда был поблизости, знакомил ее со всеми, беседовал с товарищами и с их женами — одиноких женщин на приеме не наблюдалось. И это обстоятельство радовало Гермиону.

— Знакомься, Джин, это моя давняя знакомая Беллатрикс Блэк, то есть уже Лестрейндж. И, собственно, ее муж Родольфус, — Люциус слегка коснулся губами пальцев прекрасной черноволосой ведьмы и пожал руку ее мужу. — А это Вирджиния Браун, моя подруга из Франции, она сейчас гостит в мэноре, чем оказывает мне большую честь.

— Приятно познакомиться, — отозвалась Гермиона, очаровательно улыбнувшись.

За прошедшую часть вечера она успела произнести эту фразу столько раз, что и не сосчитать. Да и зачем считать — она и половины имен новых «друзей» не запомнила. Но женщину по фамилии Блэк Гермиона помнила еще с того времени, как Люциус упомянул ее в одном из первых их разговоров. Черные глаза и черная фамилия. Еще и волосы черные, как крылья ворона — кто бы мог подумать.

Гермиона уже успела покружиться в вальсе с добрым десятком мужчин, все-таки ее новый яркий образ не мог не привлечь внимания представителей противоположного пола. Но больше всего ей понравилось танцевать с Люциусом. Как всегда — его запах, его руки, его взгляд. У Гермионы даже слегка кружилась голова от такой близости с ним. Или это все шампанское? Возможно, все вместе.

Но временами Люциус отходил от Гермионы для очередного делового разговора, оставляя ее в одиночестве. Точнее, в компании множества людей, но она чувствовала себя немного одиноко, когда его не было рядом. И тогда ее одолевали бесчисленные гости, в основном мужчины с приглашениями на танец.

— Мисс Браун? — Люциус едва успел отлучиться, как возле Гермионы появился мужчина, имени которого она не могла вспомнить. Чертова память! — Скучаете?

— Вовсе нет, — сдержанно ответила она. — Если только слегка.

— Признаться, я очарован вашей красотой. Разве можно оставлять такую девушку одну? Люциус очень неосмотрителен… — мужчина явно пытался заигрывать с нею.

— Что? — опешила Гермиона. Кажется, он намекает на то, что она и Люциус… Нет, нет, это ведь не так! — Эм-м… Люциус просто отошел на пару минут по важному делу.

— Что может быть важнее вас, мисс Браун?

— Можно просто Джин. А вы?..

— Александр. Александр Крам [3]. Понимаю, столько новых знакомств, вы, должно быть, в смятении.

— Слегка, — Гермиона улыбнулась.

— Что же… я бы хотел помочь вам справиться со смятением. Может, потанцуем?

«И как это должно помочь мне справиться со смятением?» — подумала Гермиона, а вслух сказала:

— С удовольствием.

Когда она вернулась после танца на прежнее место, Люциус уже ждал ее там. Лицо его было неуместно серьезным.

— Учти, он женат, — слова эти были произнесены тихо, но отчетливо. — У него сын недавно родился.

— Ты о ком? — не сразу поняла Гермиона. — Об Александре?

— Разумеется, о ком же еще? По-моему, ты слишком увлеклась танцем с ним.

— Нет, это ты увлекся своими деловыми разговорами, — она даже слегка обиделась из-за реакции Люциуса. Но он что… ревнует ее? Это было забавно.

— Нельзя увлечься деловыми разговорами, Джин. На то они и деловые! — Люциус продолжал гнуть свою линию.

— Ты слишком хмурый, — она широко улыбнулась. — Пошли лучше танцевать!..

Несложно было заставить Люциуса забыть об Александре Краме, через пару минут он уже кружил Гермиону в вальсе, и всю его напускную серьезность как рукой сняло.

Ближе к концу вечера Гермиона стояла у колонны и ждала, когда же Люциус в очередной раз освободится — уж очень ей не хотелось опять изображать заинтересованность в пустой светской беседе. «К чему обсуждать погоду? Она ведь от этого все равно не изменится!» — думала она про себя, бегло осматривая гостей. И тогда к ней подошла Беллатрикс, лицо которой почему-то выражало крайнюю недоброжелательность. Чем же Гермиона могла не угодить ей? Они ведь знакомы всего пару часов.

— Вирджиния, верно? — холодно спросила она.

— Да, можете называть меня Джин, — Гермиона выдавила из себя неуверенную улыбку. Однако ответной не дождалась.

— Ты имеешь виды на Люциуса, милочка, — жестко отчеканила Беллатрикс, и это был вовсе не вопрос. — Но я хочу, чтобы ты знала, что он занят.

— Что?.. Я вовсе не… я не… — Гермиона не могла сказать ничего путного, находясь под пристальным взглядом черных глаз. Неужели между ней и Люциусом что-то есть? Но он же говорил… И Беллатрикс ведь замужем… Как же сложно во всем разобраться!

— Ты прекрасно поняла, о чем я. Люциус помолвлен с моей сестрой, и я не позволю тебе все испортить.

— Мисс Блэк, я не…

— Я Лестрейндж, а не Блэк. И я не мисс. Я вышла замуж и сменила фамилию, Джин. И если ты тоже к этому стремишься, то я бы посоветовала выбрать любую фамилию, только не Малфой. Потому что эту будет носить моя сестра Нарцисса, можешь быть уверена, — Беллатрикс говорила обманчиво спокойным голосом, но в каждом произнесенном слове чувствовалась угроза.

— Я вовсе не собираюсь ни за кого замуж! — не выдержала Гермиона. — Мы с Люциусом просто друзья… Слышите? Друзья!

Выкрикнув последнее слово, она развернулась и с позором убежала. «Черт бы побрал это высшее общество и этот прием!» — думала Гермиона. Сейчас она хотела вернуть все обратно. Перенестись в тот мир, где они с Люциусом были только вдвоем, без всех этих людей. Без Беллатрикс и, что куда важнее, без Нарциссы.

_____________________________________

[1] конечно (фр.)

[2] возможно (фр.)

[3] Понятия не имею, как звали отца Виктора Крама, но пусть он будет Александром.