Любовь, что движет солнце и светила (гет)

Северус, тяжело раненый, лежал в Больничном крыле Хотя большинство пострадавших переправили в Мунго, но в Хогвартсе остались те, кому могла повредить дорога, а также жители Хогсмида и раненые существа — кентавры, домовики. Даже с учетом приехавших из Мунго специалистов рук не хватало. Лили тут же нашлась работа.

Когда все возможное было сделано, Лили присела рядом с Северусом. От яда и потери крови он еще не пришел в себя, и Лили с ужасом подумала, что могла потерять и его. Северус лежал на спине, прямой, руки вдоль тела, белое постельное белье, белое лицо в обрамлении черных волос, заострившийся нос гордо торчал вверх, словно утверждая победу над спрямленностью смерти. Она взяла руку Северуса, необычно мягкую, безвольную, повернула и уткнулась губами в ладонь. «Живи. Живи, дорогой друг. Ты столько вытерпел, столько перенес, и теперь должен жить. Не сдавайся, не расслабляйся, борись.

Ты утверждал, что после войны ничего хорошего уже не будет — это неправда. Теперь все будет исключительно хорошо — мы живы, Гарри жив, ты жив, теперь все должно быть хорошо. Мы должны научиться жить без войны — я помню, это тяжело. Но теперь это окончательно, и мы научимся быть счастливыми».

* * *

Северуса оправдали еще до его выхода из больницы. Он категорически не хотел оставаться учителем в Хогвартсе — не хотел преподавать ни зельеварение, ни ЗОТС — он вообще не мог и не хотел возвращаться, планировал реализовать давнишнюю мечту — погрузиться в науку, зарабатывая изготовлением сложных зелий по индивидуальным заказам.

Минерва, назначенная новым директором, долго его уговаривала, но, наконец, отступила, пообещав вернуться к разговору через несколько лет.

Стоило Северусу прийти в себя, как Лили снова стала находить на своем крыльце цветы. Каждую среду и субботу. То ли магия Северуса была неизобретательна, то ли вследствие упадка сил после ранения, но разнообразием эти букеты не отличались — ромашки да незабудки.

* * *

Северус сделал Лили предложение в первый же свой визит после выздоровления. Они беседовали о восстановлении Хогвартса — Северус, хоть и не собирался возвращаться, очень интересовался восстановлением замка и охотно давал советы.

В камине, создавая уют, гудел огонь.

После очередной паузы в разговоре Северус неожиданно произнес:

— Лили, выходи за меня замуж.

— Что?! Я правильно расслышала — ты делаешь мне предложение? — это было настолько неожиданно, что Лили удивилась.

— Конечно. Я люблю тебя, и теперь, когда война кончилась, я не вижу препятствий.

— Северус, прости, это несколько неожиданно.

— Разве?

— Извини, но все эти годы я воспринимала тебя только как близкого и надежного друга. Мне нужно время, чтобы посмотреть на тебя по-иному. Да и вообще, Сев, я как-то не планировала выскочить замуж сразу после войны.

— Ты красивая женщина, и ты свободна.

— Ну и что? А еще — мать Избранного и вдова героя. И желающие приобщиться к славе Гарри и Джеймса и въехать на ней если не в политику, то в светскую хронику, слетятся как мухи на мед. Я это уже проходила после первой войны, — Лили начинал раздражать этот разговор.

— Но тогда ты была связана защитой крови. А теперь...

— А теперь я наконец-то свободна, — перебила Лили. — Северус, мне нужно время. Я была матерью, была вдовой. Я просто забыла, что это такое — быть свободной женщиной. Да я и не знала этого никогда — ведь мы с Джеймсом поженились сразу после школы. Я… я не знаю, как тебе ответить. Мне нужно время. Мне нужно время привыкнуть к новой жизни, к свободе. Я шестнадцать лет запрещала себе даже думать о любви, страсти. Мне кажется — я забыла, что это такое. Я должна вспомнить, как это — быть женщиной.

Лили встала, подошла к камину, переставила на нем какие-то безделушки. Потом обернулась, посмотрела грустно, но твердо:

— Пойми, я не могу сейчас ответить ни «да», ни «нет». Мне надо разобраться в себе. Подожди, пожалуйста. Мерлин, я просто не представляю сейчас себя чьей бы то ни было женой.

— Даже Джеймса? — уточнил Северус, чтобы не спросить прямее и грубее: «А любовницей?»

Лили молча смотрела на свадебную фотографию. Она бы все отдала, лишь бы Джеймс был с ней. Но появись он сейчас — им бы пришлось заново учиться жить вместе.

— Лили, извини, это было грубо и глупо, — Северус рискнул накрыть кисть Лили своею. Они очень редко касались друг друга.

— Да нет, разумный вопрос, — Лили встряхнула головой, словно отгоняя что-то, и, повернув кисть, сжала его руку. — Если я хочу идти дальше, мне пора наконец признать, что Джеймс мертв и уже никогда не вернется. Мое сердце целиком и полностью занято им, и в нем пока еще ни для кого нет места. Наверное, когда-нибудь это изменится.

— Я буду ждать. Я всегда буду тебя ждать. В моем сердце тоже нет места ни для кого другого. Надеюсь, что ты дашь мне ответ до появления следующего Темного Лорда. — Северус поднес руку Лили сперва к губам, а потом к сердцу.

— Что-то мы с тобой слишком сентиментальны и мелодраматичны сегодня, — Лили аккуратно высвободила руку, — уже поздно, а у меня завтра много работы.

* * *

Впервые возвращение мужа в ее жизнь, возвращение незримое, но не менее реальное, Лили ощутила через год после его гибели. И с тех пор знала, что он рядом, что он поддерживает и охраняет их с Гарри, хотя Джим вроде бы и не вмешивался в их жизнь и даже снился ей крайне редко. Она разговаривала с ним, рассказывала обо всем происходившем, но никому не говорила о его присутствии — иногда она и сама в него не верила.

Иногда ей казалось, что только ее требовательная любовь удерживает Джеймса в этом мире, и Лили понимала — такое существование в междумирье неправильно и болезненно для мужа.

Теперь же, когда Пророчество исполнилось, и Гарри ничего не угрожало, пришла пора расставания. И, хотя кровь Джеймса охраняла Гарри, но удерживала его в этом мире она и отпустить тоже должна была она — одна, без сына. Освободить и его и себя от призрачных уз, мешающих им идти дальше.

Это было страшно. Страшно окончательно остаться одной, оторваться от так долго согревавших ее воспоминаний. Лили боялась забыть мужа, забыть ласковые сильные руки, вечнообветренные губы, насмешливые глаза. Но это было необходимо: ей — жить дальше, а ему — упокоиться с миром.

Последний раз она была на могиле Джеймса восемь лет назад с Гарри, перед его первым курсом. Лили казалось, что она может дольше хранить воспоминания о живом Джеймсе не посещая могилу.

* * *

Лили не знала, существуют ли какие-нибудь специальные ритуалы, все же Джим не был призраком, а, скорее, ощущаемым воспоминанием. Поэтому она просто положилась на интуицию.

Она аппарировала в Годрикову лощину спокойным летним вечером. Этот день не был какой-то особой для них датой. Просто у нее в кои-то веки нашлось свободное время, и Лили почувствовала — пора.

Подвал развалин дома Поттеров был до сих пор защищен чарами, и все в нем осталось таким же, как и семнадцать лет назад. Собирая необходимое, она подумала, что надо бы восстановить дом. Гарри, когда женится, вполне мог бы жить с семьей здесь, место хорошее — не настолько уединенное, как их нынешнее жилье.

Придя на могилу, Лили поставила и зажгла свечу, и, расстелив мантию, присела.

— Я пришла отпустить тебя, Джим. Спасибо, что был со мной и Гарри все это время. Мне так плохо и одиноко без тебя в этой жизни, и твое незримое присутствие спасало меня.

— Я принесла молоко — я выливаю его и отпускаю тебя, — и Лили опрокинула подготовленный кувшин, молоко полилось, подкрашивая могильную траву.

— Я принесла мед — тот самый, бортевой, с горчинкой, помнишь? Бедный Сириус, он тогда сумел к нашей свадьбе разыскать и достать дикий мед в Запретном лесу. У Бродяги весь нос был искусан, в шкуре пчелы запутались, — а уж как он сумел добраться до улья, я до сих пор не представляю. Мы тогда оставили с тобой часть прямо в сотах, хотели съесть на наш первый юбилей. Давай съедим теперь, в знак нашего прощания.

Лили развернула упакованный в пергамент сверток, отломила и съела кусок сот с тягучим, темным медом, а остальное положила на могилу.

— Я принесла тебе траву. Вот никогда не задумывалась, что именно предпочитает Сохатый, но около нашего дома — пастбище, я нарвала травы оттуда, надеюсь, тебе понравится, — и Лили положила прямо на медовые соты пучок зеленой травы.

— Я принесла вино, то самое, из погреба твоего отца. Помнишь, похоронив отца, после поминок ты забрался в винный погреб и притащил в Хогвартс гору самых старых и дорогих бутылок. Я помню, что вам оно тогда не понравилось, но вы тщательно вылакали почти все — несколько бутылок спас и спрятал Рем. В следующий раз ты достал его только на свадьбу, оставив всего одну бутылку до нашей золотой годовщины. Вот она. Я выливаю вино и отпускаю тебя.

Вылив вино на траву и мед, Лили подожгла сложенное. Бездымный синий огонь быстро охватил приношение.

— Прощай любимый, прости, что так долго удерживала тебя. Не знаю, встретимся ли мы за Завесой, или ты не сможешь меня дождаться. Я любила тебя, люблю и буду любить, как бы ни сложилась моя жизнь. Но я отпускаю тебя — покойся с миром, любимый.

Полыхнув разноцветными искрами, огонь погас, не оставив даже пепла. Лили казалось, что из ее сердца извлекли долго сидевшую занозу. Боль, с которой она сжилась, к которой привыкла так, что и не ощущала ее, ушла, оставив после себя пустоту.

«Надо обязательно собраться и помянуть Джеймса — ни я, ни Сириус с Ремом, ни тем более Гарри ни разу поминки как следует не справили. Пусть с опозданием, но им тоже надо попрощаться. А поскольку время ушло, стоит сперва отремонтировать дом в Годриковой лощине и все сделать здесь. Если постараться, можно успеть на годовщину, к Хеллоуину» — с такими мыслями Лили вернулась домой и начала планировать ремонт.

* * *

Впервые за свою жизнь Лили оказалась свободной. Свободной от обязательств, учебы или работы.

Гарри вырос, за последний — военный — год, он стал еще более независимым и взрослым. Она смогла остаться ему другом, хотя видела, что и Гермиона, и Рон, и тем более Джинни в чем-то гораздо ближе ему, чем они с Сириусом и Ремусом.

Гарри иногда раздражала ее забота, и Лили сдерживала себя — он достаточно взрослый мальчик, и не стоит напоминать ему про шарф или теплые носки.

Она с радостью окунулась в послевоенную суету. Включилась в восстановление Хогвартса, и тут очень пригодилось ее знание и понимание чар. А опыт, приобретенный в разработке вариации Фиделиуса, оказался незаменимым при обновлении хогвартской защиты.

Почти сразу Кингсли привлек ее в комиссию по реабилитации магглорожденных. В обязанности комиссии входило не только возмещение причиненного магглорожденным за время правления Пожирателей ущерба — возврат отнятого имущества, расчет компенсаций пострадавшим и тому подобное. На неё также возложили задачу разработки законов, которые помогали бы большей интеграции магглорожденных и их родственников в жизнь магического мира.

Приходилось изучать горы книг и статей, знакомиться с решением проблемы в других странах, рыться в старых постановлениях Визенгамота, до хрипоты спорить с чистокровными магами, в упор не видевшими одних проблем и придающими непомерно большое значение другим.

Работы был непочатый край, но к сентябрю Хогвартс уже был готов принять учеников. К зиме значительная часть эмигрировавших вернулась в Британию, отгремели суды над Пожирателями Смерти.