Сон в зимнюю ночь (гет)

* * *

Общие воспоминания у них были еще те. Встрясок было предостаточно, но все же грех жаловаться. Девчонка на самом деле его любила, да еще как. И он любил ее, это все было прекрасно видно. Была только одна проблема — он ее любил. Тогда, в прошлом. Теперь же он поцеловал ее ради эксперимента; не сказать, что ему не понравилось, но чуда не случилось, воспоминания не вернулись и принцесса принц так и не проснулся. Но откуда тогда нахлынула эта волна непонятной нежности к ней? В любом случае, вопрос оставался открытым — продолжить игру и притвориться по уши влюбленным в свою молодую и красивую жену, или все же дать ей понять, что она для него не более чем сиделка. Она, конечно, расстроится и попытается снова влюбить его в себя. Что ж, оба варианта были интересными. Скучать ему точно не придется.

Северус, Северус, что же с тобой стало? Все и так считают тебе подлецом и мерзавцем, неужели ты и правда хочешь быть таковым?

— Ну как? — доверчивые, полные надежды глаза.

— Мне жаль.

Лучше уж так. Честнее. Она не заслуживает обмана.

— Ничего не поделаешь, мы все вернем, все наладится. Или… — она вдруг отвела глаза, а потом с отчаянием посмотрела него, — или тебе это уже не надо?

— Я не знаю, Гермиона. Наверное, надо. Но сейчас ты для меня совершенно чужой человек.

— Чужой человек... Ты прав, конечно. Время покажет. Пойдем, — она развернулась и направилась в подвал, в лабораторию. — Надо с чего-то начинать.

* * *

Они экспериментировали несколько дней и ни на шаг не продвинулись в поисках антидота. За все это время Снейп так и не смог вспомнить ничего из ранее забытого. Они почти не разговаривали во время работы, да и что тут было сказать?

Гермиона два раза побывала в Мунго — снова разговаривала с профессором Брауном и обменивалась наработками с зельеварами Мунго. Пока ничего.

Когда она вернулась домой, Северуса не было, зато на столе лежала лаконичная записка: «Скоро буду. Не волнуйся».

«Не волнуйся» — сколько раз она слышала от него эти слова, и сколько раз после них происходило что-нибудь страшное.

* * *

После «посиделок» с профессором Гермиона отправилась к мадам Помфри. Книги книгами, но и практику еще никто не отменял, правда, в больничном крыле на этот раз было тихо, даже никакой мало-мальской порчи. Когда мадам Помфри отправилась в теплицы Спраут за каким-то там редкостным растением от бессонницы, Гермиона снова потихоньку достала карточку Снейпа и нашла там самую последнюю запись. Перечитав всю имевшуюся информацию по этой теме, она все еще не понимала, как эта странная связь могла появиться между ними. Она по-прежнему пугала Гермиону, но уже не так сильно. В какой-то мере Гермиона была даже рада, что это случилось — она смогла хоть немного понять этого невыносимо странного человека. Как же ей хотелось помочь ему! И ей двигал далеко не практический интерес. Хотелось помочь ему как человеку, который открывался ей в совсем ином свете. Кто знал, что он может быть таким? А как он помог ей вырваться из того страшного сна, вызванного орхидеей Драко! Сна… Она резко встала со стула — вот оно! Сон! Может, это их объединило? Хотя нет, свой сон она увидела немного позже болезни профессора. Тогда что же, что?..

После занятий с мадам Помфри она отправилась на ужин, к тому моменту Гарри и Рон уже, очевидно, поели и ушли в гостиную Гриффиндора. В зале оставалось только с дюжину учеников, включая Малфоя. И, что примечательно, он был один, без своих извечных паладинов. Выглядел он не очень. Что ж, у всех свои проблемы: возможно, Снейп поговорил с ним насчет цветка. Вот с кем профессор собирался «разобраться», а вовсе не с ней. Вот глупая. Ну и пусть. Драко небольшая промывка мозгов не повредит, а тем более от декана, которого даже Малфой уважает и побаивается.

— Грейнджер, надо поговорить.

Гермиона заметно вздрогнула, она задумалась и уж точно не ожидала, что Малфой явится к ней собственной персоной, да еще назовет ее в виде исключения по фамилии, а не очередным «остроумным» прозвищем.

— О чем?

— О том… что было. Ничего личного, ты же понимаешь. Сначала да, я собирался подшутить…

— Так значит, подшутить?

— Именно подшутить. Но потом, когда все зашло слишком далеко, я уже не мог остановиться, всё эта поганая гордость. А тут еще тетка.

— Поганая гордость?

— Грейнджер, ты что, оглохла?

— Кто ты и что ты сделал с Драко Малфоем?

— Снейп расписал мне в красках, что могло с тобой случиться. Я не так себе все представлял. Он потребовал, чтобы я перед тобой извинился.

— Потребовал?

— Ты издеваешься? Да, потребовал. Вот он я, извиняюсь. Прости.

— Так значит, Снейп потребовал… Все с тобой понятно, Драко. Сам-то, конечно, никак. А еще про поганую гордость говорил. Это профессор велел тебе так сказать?

— Нет, — сердито, уверенно, честно.

Все страньше и страньше.

— Можешь передать Снейпу, что ты прощен. Не хочу, чтобы он тратил свое время на бесполезные разговоры с тобой.

— Грейнджер…

Она его уже не слушала. Зачем?

После этой знаменательной беседы Гермиона отправилась в библиотеку — до отбоя было еще немного времени, и успела бы написать два эссе. Уж лучше в библиотеке, чем в гостиной Гриффиндора, бывшей когда-то такой уютной для нее.

Мадам Пинс бродила между стеллажами, расставляя по местам книги, перекладывая старые подшивки газет и журналов. Гермиона тихонько прошмыгнула в тихий дальний уголок. Она очень устала, но, если ее никто не будет отвлекать, то она справится быстрее и сможет, наконец, отправиться спать.

* * *

Когда она проснулась, то долго не могла понять, где находится, и не могла найти свою палочку. А потом она внезапно услышала тихий скрежет, резкое дыхание, и появились они — Стражи Ворот. Они были совсем близко. Кругом была пустота и тишина, только она и Стражники. Она так и не нашла свою палочку. Что ей оставалось? Ноги словно сами понесли ее; Гермиона побежала. Хотя можно ли было от них убежать? Но собаки просто преследовали ее, гнали куда-то, хотя уже давно могли бы настичь несколькими большими прыжками. А потом она увидела тот самый горящий дом. А в одном из окон был Драко; он отчаянно пытался разбить стекло, но оно не поддавалось. Возле самой двери стоял Северус. Воздух колебался в жарком мареве огня. Стены не было! Сейчас он войдет в дом! Собаки резко остановились, а у Гермионы словно открылось… нет, даже не второе дыхание. Она никогда не бегала так быстро. Но ведь это же сон, а сном при большом желании можно управлять!

— Профессор, нет!

Отчаянно. Испуганно. Умоляющее.

Ей было нестерпимо жарко, сердце готово было выскочить из груди, не хватало воздуха, но все это не имело значения по сравнению с тем, что профессор, ее профессор, собирался войти в полыхающий дом. И что-то говорило ей, что в этом случае не имело значения, сон это или нет.

Услышал. Обернулся. Нахмурился и… шагнул к ней. Она выдохнула с облегчением: слава Мерлину! Все будет хорошо. И опять эти слова — «все будет хорошо».

Вздрогнув, Гермиона проснулась. На этот раз уже по-настоящему. Она недоуменно огляделась по сторонам — явно не в своей спальне. Ну конечно, она заснула в библиотеке, а мадам Пинс, очевидно, не заметив ее с самого начала, не очень старательно обошла библиотеку, прежде чем ее закрыть. Гермиона сильно сомневалась, что ей удастся выбраться самой — в библиотеке хранилось много ценных и опасных книг, не говоря уж о Запретной секции, тут навряд ли сработает обычная Аллохомора. Но, тем не менее, она попыталась. Не сработало. Она даже обрадовалась этому: ну и ладно, когда еще выпадет шанс безнаказанно покопаться в запрещенных книгах.

* * *

— Северус? — Сказать, что Нарцисса была удивлена, значило не сказать ничего. — Что-то случилось?

— И тебе добрый вечер, Нарцисса.

Она только укоризненно посмотрела на него:

— Прости, ты же знаешь, я беспокоюсь.

— Не стоит. Я по делу. Ненадолго. Люциус дома?

— Да, позвать?

— Нет, я именно к тебе.

Он пересказал ей события последних нескольких дней, а потом задал вопрос напрямик:

— Какое вы с Люциусом имеете к этому отношение?

* * *

Гермиона почти не надеялась найти что-нибудь подходящее: если Дамблдор, Снейп и мадам Помфри не смогли ничего найти об их связи, то куда уж ей… Но фирменное грейнджерское упрямство не позволило ей сдаться так просто. К утру список просмотренных книг побил все возможные рекорды, но, как это часто бывает, удача улыбнулась, когда терпение было уже на исходе.

Пахнувшая сыростью и пылью (нетипичная для мадам Пинс халатность!) книга под немудреным названием «О природе снов» наконец-то пролила свет на происходящее. Во-первых, сны со Стражами были не предзнаменованием несчастий, как того опасалась Гермиона, а следствием пережитого глубокого стресса. Существование самих Стражей книга категорически отрицала. Зато Гермиона нашла главу, где было описано, как можно было избавиться от подобных кошмаров. Собственно, ничего сложного, несколько довольно простых ингредиентов, набор заклинаний, ну и, конечно, полное душевное спокойствие.

Только… это все было странно. Неужели Снейп не пытался избавиться от кошмаров? Неужели он не нашел эту книгу? По привычке оглянувшись в поисках мадам Пинс, Гермиона прошептала заклинание, помогающее определить, когда объект использовался в последний раз. Больше десяти лет назад, точнее определить было нельзя, да и бессмысленно. Неужели Снейп мог, но просто не хотел избавляться от своего кошмара? «Чистилище» — кажется, он сказал именно так. Если так, то его чистилище было пострашнее любого ада. Видеть ночь за ночью жертв своих преступлений, вольных и невольных, их искаженные жаром и болью лица, видеть этих жутких собак, отдавать им раз за разом свои эмоции и чувства… Сколько уже можно? Почему он видит только эту сторону? Почему он не вспоминает тех, кого ему удалось спасти, таких наверняка тоже было немало. Это ведь война, а на войне не обходится без жертв.

Она уже взмахнула палочкой, намереваясь перенести текст из книги на свой пергамент, как дверь в библиотеку, скрипнув, отворилась, огонек на кончике палочки бесшумно поплыл между рядов. Явно рано для мадам Пинс. Гермиона, стараясь издавать как можно меньше шума, наобум впихнула книгу на полку, укрылась Дезиллюминационным заклятием и Заклятием Ненаходимости и нырнула под ближайший стол. Неясная фигура остановилась, огонек погас, раздался легкий свист рассекаемого палочкой воздуха, но ничего не произошло: скрывающие чары Гермионы устояли. Видимо, вошедший меньше всего ожидал увидеть здесь кого-нибудь в этот час и использовал поисковое заклинание только для очистки совести. Огонек появился снова, и он приближался. Человек явно знал, что и где искать. Гермиона еле сдержала резкий вздох, когда Некто начал перебирать книги на той же полке, что и она ранее. Судя по участившемуся дыханию человека, книга никак не желала находиться. Гермиона, как ни старалась, не могла идентифицировать человека. Свет Люмоса не падал на его лицо, к тому же закрытое капюшоном, фигура скрадывалась просторной мантией, непрошенный гость не издал ни единого звука. Походка, рост были неразличимы из-за жуткой обманчивой игры слабенького света и жадной обволакивающей темноты. Да что же это такое! Сердце Гермионы колотилась так, что она не могла поверить, что ее еще не обнаружили.

Наконец человек нашел то, что искал — это была та самая книга, в которой Гермиона нашла ответы! Миг — и книга расцвела нестерпимо ярким, пылающим цветком. Еще через секунду на ковер упал жирный серый пепел, а через мгновение не стало и его. Как Гермиона удержалась, чтобы не вскрикнуть, она и сама не знала. Только когда двери снова скрипнули, и она осталась в библиотеке одна, Гермиона смогла выдохнуть. Ей было страшно и неимоверно холодно. А еще она была уверена, что если бы этот человек обнаружил свидетельницу, то больше ее никто и никогда бы не увидел. Но книга, почему именно эта самая книга, и почему именно сейчас?

* * *

Благо, следующее за бессонной ночью утро было субботним. Гермионе пришлось еще раз укрыться Дезиллюминационным, когда пришла мадам Пинс. А потом она сразу направилась к профессору, стараясь ни на миг не подвергать свои действия сомнению — иначе у нее просто не хватило бы смелости рассказать ему обо всем. Она не исключала вариант, что это мог быть сам профессор. Кто знает, какие у него мотивы. Человеческая душа — потемки, а если это душа самого Снейпа… Но игра определенно стоила свеч.

Когда она спускалась в подземелья, на той же самой памятной лестнице ей встретился Малфой.

— Грейнджер, что принесло тебя сюда с утра пораньше?

— Могу спросить тебя о том же.

Малфой хмуро посмотрел на нее, а потом просто, без всяких экивоков, ответил:

— Отрабатываю наказание, что ж еще? По какой еще причине можно вставать в шесть утра в субботу?

— У Снейпа? — Вот это было полной неожиданностью.

— Профессора Снейпа, Грейнджер. — И опять ни грамма типичного малфоевского сарказма. — Нет, у Филча. Только одному старому кошатнику не спится в это время. Доброго утра.

Он начал подниматься по лестнице.

С Драко определенно что-то происходило. Она упускала что-то важное, что-то… совсем рядом…

Опомнившаяся Гермиона поспешила к Снейпу. Хоть бы он уже не спал.

Профессор сидел в кресле, просматривая вчерашний Пророк. Он был в своем сюртуке и почему-то в черных домашних тапках. Этот факт поразил Гермиону даже больше, чем сегодняшний почти адекватный Драко, исправивший ее при упоминании профессора Снейпа. Это выглядело, словно… словно он снял броню перед ней, выглянул из-за своей крепости, старой, прочной и привычной. Она впервые осознала, что он тоже обычный человек, со своими слабостями, а отнюдь не холодная бездушная статуя. Он мог болеть, быть слабым, несправедливым, рассерженным. Но он все равно оставался профессором Снейпом, строгим, знающим преподавателем, титулованным Мастером Зельеварения. Только вот они все забывали, что профессор был еще и просто человеком — Северусом Снейпом, без его титулов и званий.

За время их общения многое поменялось в ее восприятии, но это стало последней каплей. Бессонная ночь, жуткое видение, все напряжение последних месяцев, а теперь эти тапки, делающие его… беззащитным. Беззащитный профессор Снейп. Оксюморон. Это звучал дико и абсолютно невероятно. Это словно огненно-рыжий Гарри и черный Рон в очках и со шрамом, словно гроза в морозный день. Она посмотрела ему прямо в глаза, не специально, так получилось. Внезапно все ее мысли, чувства, страхи вдруг тяжелым грузом опустились ей на плечи, как будто она была Атлантом, державшим своды Хогвартса. Она покачнулась, тяжело оперлась о дверь, прикрыла глаза трясущейся рукой. Следующие события практически выпали у нее из памяти. Она начала осознавать себя только через несколько минут, держа в руках большую благоухающую чашку; на плечах у нее лежал плед. А Снейп стоял напротив, опершись о стол. Он, без сомнений, уже успел увидеть все произошедшее. В кои-то веки Гермиона была рада легилименции — хоть не придется все рассказывать. Где-то на краю сознания промелькнула мысль, что было совсем не так больно и неприятно, как обычно.

— Вот значит как, мисс Грейнджер. Я должен извиниться перед вами. Я обязан был предвидеть, что мои видения могут проецироваться вашим сознанием и запустить свою собственную цепочку снов.

— Это неважно, — ее голос прозвучал достаточно уверенно, слава Мерлину, а то она стала похожа на кисейную барышню, чуть что падающую в обморок. — Профессор Снейп, книга! Кому она могла понадобиться, и можно ли как-то ее восстановить?

— Вы и правда считаете, что видеть чужие кошмары нормально?

— Я не…

— Я помогу вам избавиться от кошмара и без помощи книги.

— Да не в этом дело. Мой сон — это мелочи… А как же вы сами? — вот тут голос предательски сорвался, и слова прозвучали жалко.

— Мелочи, — он хмыкнул, — а я как-нибудь, мисс Грейнджер. Спасибо, но беспокоиться не стоит. Я разберусь и без помощи гриффиндорских выскочек.

Комната вдруг потеряла свою четкость, стало жарко. Она потрясла головой, моргнула: на секунду стало легче, но потом все опять расплылось. Она слышала, как Снейп пробормотал пару слов на латыни, что-то негромко треснуло, блеснула вспышка.

— Так я и думал, — он протянул ей платок. — Вытрите слезы, мисс Грейнджер, поверьте, они вас нисколько не красят, даже наоборот, — в голосе прекрасно чувствовалась ухмылка. — Ваша излишняя эмоциональность является результатом нашей связи. Мне надо было раньше подумать об этом. Пора прекращать бегать по кругу.

Ей было неясно, что именно пора прекращать — ее непонятную слезливость или их встречи.

— Мисс Грейнджер, да успокойтесь вы наконец. Это пройдет, как только мы разрушим связь. Я уже достаточно восстановил свое здоровье и уверен, что смогу обойтись без вашей поддержки.

Он говорил не о том. Какая к Мерлину связь, если у нее на руках был шанс вернуть все в норму, избавить его от кошмаров, но кто-то так внезапно помешал. Разве в первую очередь было важно не это?

Гермиона была уверена, что она не произнесла это вслух, но Снейп, тем не менее, ответил:

— Это не вашего ума дело, Грейнджер. — Гермиона снова отметила это опускание приставки «мисс». — У вас было бы гораздо меньше неприятностей, если бы вы смогли хоть иногда удержаться и не совать своей излишне длинный нос куда не следует. И еще — не нужно всех пытаться облагодетельствовать — далеко не всем нужна ваша помощь.

Он резко вышел из комнаты и вернулся буквально через минуту:

— Принимайте по пять капель утром и по три вечером. Ко мне не приходите. Должно помочь — это новая разработка, я закончил состав совсем недавно.

Она молчала.

— Ну что еще? Он абсолютно безопасен.

Гермиона покачала головой.

— Идите уже, а то Поттер и Уизли, не обнаружив вас за завтраком, отправятся на ваши поиски и нарвутся на очередного василиска или, что еще хуже, на мадам инспектора.

Он не очень-то вежливо подтолкнул ее к двери.

— И забудьте о книге. Она все равно бы ничем не помогла.

Дверь за ее спиной захлопнулась. Вот и все.

Стоп! «Ничем бы не помогла»… Почему он так в этом уверен?!

* * *

Зелье действительно действовало. По крайней мере, на нее. Она хорошо себя чувствовала, кошмары отступили. За последующие несколько недель Гермиона снова вошла в привычный размеренный ритм жизни, насколько он, конечно, мог быть таковым, учитывая сумасбродства Министерства и растущее недовольство соучеников тем, что происходило в школе с молчаливого одобрения Министра. Зато Гермиона могла больше времени посвящать занятиям колдомедицине.

Она исподтишка наблюдала за профессором. Вроде бы на нем никак не сказалось то, что они так резко перестали проводить вместе положенные четыре часа. Может, он только стал чуть бледнее и еще худее, только куда уж больше... Что ж, он все же смог наконец-то разорвать эту связь.

И на что она надеялась, дурочка?

* * *

В эту субботу Гермиона снова была у мадам Помфри — они с Невиллом сортировали зелья и делали запросы на необходимые лекарства. Невилл уже несколько раз сопровождал ее в Больничное Крыло. Его упорство поражало: он перечитал множество книг по самым различными разделам колдомедицины, посвящал каждую свободную минуту занятиям. Наука давалась ему непросто, но его настойчивость и упрямство с успехом это компенсировали. Что ж, по крайней мере, его общество было не таким утомительно, как Гарри и Рона.

Они оба вздрогнули, когда распахнулись двери, ведущие в соседний кабинет, и раздались тревожные голоса и гулкие быстрые шаги. Непривычно громкие слова мадам Помфри и вполголоса отвечающий ей Дамблдор звучали тревожно.

Гермиона выбежала из кладовки и уловила последние слова директора.

— … еще раз не справится.

А потом она увидел его. Кошмар повторялся. Только на этот раз не было крови, не было страшных ожогов и травм. Было только лицо человека, о котором Гермиона думала каждую свободную минуту, лицо умиротворенное и спокойное.

— Он еще жив, — тихо сказал Дамблдор. Слово «еще» резануло слух.

Дни потекли за днями. Профессор не приходил в сознание. Никто не знал наверняка, что с ним случилось. Как поняла Гермиона из подслушанных разговоров, ему нельзя было отменять «посиделки» с Гермионой — с его стороны связь нисколько не ослабла. А Гермиона винила во всем себя: как она могла так просто согласиться тогда? Ничего не выяснить, просто взять и уйти. Как могла так спокойно игнорировать то, что он явно стал выглядеть хуже? И еще — почему за все это время ни Дамблдор, ни мадам Помфри не поинтересовались у нее, как они справляются? Неужели их это совсем не волновало? Конечно, они наверняка говорили обо всем со Снейпом, но мадам Помфри видела ее почти каждый день и — ни одного вопроса о том, как чувствует себя сама Гермиона или профессор.

Что происходит? Что она упускает из виду?

Она все еще никак не могла простить себя за халатность. Обиделась она, смотрите! Принцесса! За дверь ее вытолкали — в первый раз, что ли? Какая же она идиотка! От бессилия хотелось лезть на стены. Только вот все было бесполезно.

Теперь она проводила с ним гораздо больше четырех часов в день, и ни мадам Помфри, ни профессор Дамблдор не пытались отговорить ее. Она разговаривала с ним вполголоса, рассказывала какие-то незначительные школьные происшествия, передразнивала своих соучеников. А еще к нему часто заходил Малфой. Что рассказывал профессору он, Гермиона не знала, но это каким-то образом примирило ее с Драко. Как-то незаметно она простила ему выходку с цветком. Она просто не могла больше на него злиться — у них было общее горе на двоих, и надо было как-то справляться. В том, что это было горе и для Драко, она не сомневалась, слишком неподдельно расстроен он был, оставаясь наедине с профессором, слишком старательно и не слишком успешно пытался спрятать свои чувства, слишком часто приходил в Больничное Крыло.

Она теперь часто ночевала в вотчине мадам Помфри. Это было совсем необязательно, да и медсестра ворчала про необходимость здорового сна. Но в Больничном Крыле так хорошо училось и думалось, здесь было так спокойно и тихо, не было обычного библиотечного гула, не было шума и взрывов смеха гриффиндорской гостиной. Гермиона давно уже поняла, что «отбилась» от своих однокурсников. Она понимала, что это неправильно, что так не должно быть, но однажды она осознала, что даже их крепкая когда-то дружба с Гарри и Роном сошла на нет. Они не ссорились, просто… просто им не о чем стало больше говорить. Ей было скучно с ними, они больше не понимали ее. Весь ее мир сконцентрировался вокруг одного человека.

Сначала она ненавидела его за то, что прогнал, не выслушал, не понял ее попыток и желания помочь ему; потом была горечь и обида; потом пришло раскаяние. Что-то творилось с ней, что-то неправильное, затягивая ее все глубже и глубже. Это ведь не она вчера ни за что ни про что наорала на Рона, когда он принес ей бутербродов в Больничное Крыло, аргументируя поступок тем, что она не появлялась в Большом зале уже второй день. Это ведь не она сказал Гарри, что если бы не он, всем было бы гораздо проще жить. Это ведь уж точно не она сказала Невиллу, поддерживавшему ее все это время, что он напрасно тратит время, ничто не вернет ему родителей. И это ведь совсем не она сказала Драко, ставшему теперь гораздо понятнее и роднее, что что бы он ни сделал, он навсегда останется тварью. Это просто не могла быть она!

Морок спал внезапно, когда она нечаянно услышала, как Дамблдор говорил Снейпу (на что надеялся директор — понять было сложно):

— Сколько можно упрямиться, Северус? Что и кому ты пытаешься доказать? Я знаю, да и ты знаешь — ты ничего не мог сделать. Никто не мог. Прекращай бегать по кругу.

Гермиона вздрогнула: эти же слова сказал Снейп при их последнем разговоре.

— Ты застрял на полдороге. Пора проснуться или… двигаться дальше. Но посмотри, что происходит с Гермионой. Ты ведь понимаешь, что, пусть это и не твоя вина, но мы в ответе за нее. Она тоже умирает, Северус. Если ты уйдешь, то утянешь ее за собой. Ты обязан жить — если не для того, чтобы исправить ошибки и покончить с Волдемортом, то ради нее. Мы в ответе, Северус, помни. И я тоже в ответе перед тобой. Это все война. Ты столько пережил, переживешь и это. Осталось уже недолго, Том сам подталкивает себя к пропасти. Еще немного. Потерпи. Ради меня. Ради себя. Ради этой девочки, которая смотрит на тебя обожающими глазами. Не подводи хотя бы ее. В ее жизни было и так слишком много разочарований.

Она едва успела укрыться за шкафом, чтобы не столкнуться с директором. Ей показалось, что в его глазах блестели слезы. Значит, ему все не все равно, что будет с Северусом. От этой мысли стало гораздо легче. И только потом ее настиг весь смысл сказанных директором слов. Она тоже умирает. Но даже это было не самым страшным. Так значит, Северус оставляетее.

Гермиона уже давно забыла, когда профессор Снейп стал для нее большим, чем просто преподаватель. Что именно повлияло на это, сказать сложно. И когда все это произошло? Когда она впервые увидела его, изломанного, на багровых простынях? Или когда увидела его пытающимся войти в полыхающий дом? Или когда он вернул ее из кошмара? А может — когда она увидела его рядом с собой в зеркале желаний в том призрачном сне, который казался теперь едва ли не реальнее всего остального на свете? Разве можно заметить тот миг, когда зима переходит в весну, когда стихает ветер, или когда в чашке чая растворяется сахар? Все произошло постепенно, не вдруг.

Она просто не может позволить ему оставить ее здесь одну. Только не так, не сейчас. Не ее. Она, уже совсем не осознавая, что делает, шагнула к нему, взяла за руку, нацелила на их руки палочку «Ава…»

Резкая пощечина отбросила ее к стене. Гермиона на секунду потеряла сознание, потом для полноты ощущений ее облили водой, потом кто-то бережно поднял ее, прижал к себе, несмотря на мокрую одежду, и положил на диван.

Он приоткрыла глаза:

— Малфой…

— Грейнджер?

— Я не…

— Все будет хорошо, лежи тихо.

— Драко, что с Северусом?

— С ним все гораздо лучше, чем с вами, мисс Грейнджер. Устроили здесь Ромео и Джульетту на новый лад.

Она резко распахнула глаза — на диване рядом с ней сидел Снейп, бледный, осунувшийся, но уже не в том отрешенном кататоническом состоянии, в котором он находился последние две недели. Он почти лениво махнул палочкой, высушивая одежду, и одновременно магией укутывая ее в плед. В который уже раз… Потом он взял ее руки в свои:

— Ну ты и глупая, мисс Грейнджер. Такая умная и такая глупая.

* * *

Будучи колдомедиком, Гермиона знала, что иногда нужно сделать больно, чтобы потом стало хорошо. Чтобы это «потом» вообще было.

Им больше не надо было проводить по четыре часа вместе, но так как профессор Снейп взял на себя труд быть научным руководителем Гермионы в подготовке к вступительным экзаменам в Мунго, то вечерние «посиделки» продолжились. Правда, как правило, в лаборатории или за огромными фолиантами в библиотеке. Главное было не в этом, а в том, что никто из них больше не видел страшных снов.

Было еще кое-что, что омрачало ее тихое счастье: Гермиона так и не узнала, кто был этот человек в библиотеке, а Северус категорически отказывался говорить на эту тему.

* * *

Сначала Гермиона пыталась сохранять спокойствие — ну мало ли, захотелось человеку пройтись.

«Ага, он же как раз именно тот человек, который так любит прогулки на свежем воздухе, а тем более — в Тупике Прядильщиков».

Какая же она идиотка, что не догадалась наложить на него какие-нибудь следящие чары.

«Ага, именно идиотка. Он бы твои чары через секунду почувствовал, через две — снял их, а через три порвал бы тебя как Венгерская Хвосторога… хм… мантию Гарри Поттера».

Через несколько часов, ближе к полуночи, Гермиона уже готова была буквально лезть на стенку от беспокойства. Она не могла усидеть на месте — только опускалась в кресло, как сразу вскакивала и, незаметно для себя подражая Северусу, принималась мерить комнату шагами.

— Не наделай глупостей, пожалуйста, пожалуйста… Не бросай меня снова… Возвращайся, ты ведь знаешь, что я не смогу без тебя снова…

* * *

— Какое вы с Люциусом имеете к этому отношение?

Нарцисса молчала. Она не опустила взгляд, просто немного побледнела и… вдруг стала похожа на маленькую несчастную девочку. Это так не вязалось с ее привычным холодным образом.

— Прости.

Шепот, легкое движение губ и отчаяние в глазах.

— Прости. У меня не было выбора.

— Вот так просто? Не ты ли сама убеждала меня, что выбор есть всегда.

— Выбор есть всегда, но иногда возможные варианты просто неприемлемы.