Один человек и один город (гет)

«Да-да, леди и джентльмены, какой бы чудовищной и невообразимой ни представлялась вам изложенная идея, не спешите давать свой ответ немедленно! Именно поэтому голосование по проекту назначено на столь отдаленную дату: нельзя торопливо и бездумно отказываться от того, что, возможно, станет новой, знаменательной и, не побоюсь этого слова, замечательной вехой в истории развития человеческой цивилизации.

Оно уже внутри нас, будущее. Неотвратимое и непреклонное. Каждый человек на планете… О, простите, за исключением незначительных групп, не прошедших вакцинацию в силу различных непреодолимых причин. Да, я помню о их существовании, господин представитель. Но при всем моем уважении, права вето они лишены. Да, я учту это в своем выступлении, не беспокойтесь. Итак… Надеялись сбить меня с волны? Шучу, шучу.

Вспомните, как обстоит дело с идентификацией личности в настоящее время. Из рук вон плохо. При современном развитии технологий репродуцирования тканей полагаться на отпечатки пальцев, сетчатку глаза или анализ внутренних жидкостей довольно неблагоразумно. Не говоря уже об изображении в документах. Стоит слегка изменить прическу, даже не цвет волос, и любой человек, а особенно женщина преображается до неузнаваемости. Отсюда и возникают ограничения, которые не устраивают прежде всего активных, творческих членов общества.

Подумайте, насколько упростится ситуация, если будет введена система идентификации по биомагнитной матрице, в просторечии именуемой «Молли». Исчезнет проблема визуального наблюдения — на тех объектах и в тех местах, где оно жизненно необходимо. Никто не станет воровать чужие удостоверения личности, потому что они попросту перестанут существовать. А наши прекрасные дамы получат возможность меняться так, как того пожелают, хоть ежечасно!

Да, я отдаю себе отчет в том, что и у этой технологии могут возникнуть проблемы в применении. Но как уверяют эксперты… Страницы с двухсотой по двести семидесятую, взгляните, пожалуйста. Риск минимален. Особенно в сравнении с традиционными способами.

Что вы говорите? Наступает эпоха тотальной слежки? Отнюдь. Экранировать сигнал магнитного радара не так уж и сложно. И разумеется, в ваше личное пространство никто не станет вторгаться. Но общественные места должны быть открыты для всех и потому безопасны, а общественные службы смогут избавиться от многих бюрократических операций в своей деятельности.

К тому же, господа… Время перемен и в самом деле пришло. Мир не спрашивал нашего мнения. И судя по всему, никогда не станет спрашивать. Может быть потому, что мы слишком редко приходим к единогласию в таких важных вопросах?

(Из стенограммы выступления на заседании Конгресса ООН сэра Кеннета Фицпатрика, председателя комиссии по правам человека)

* * *

— Охрана!

Я не ошибся. Покушение состоялось. Не угадал только, с какой стороны последует удар. Мне почему-то думалось, что семья воспользуется «домашними» средствами, а вместо того специалиста пригласили со стороны.

— Охрана!

Нет, так они шаги точно не ускорят.

— На помощь!

Кто смог бы заподозрить убийцу в этом тщедушном создании? А кстати… Где оно?

Кусты на месте. Примятая трава перед ними — тоже. Но мутный силуэт исчез, как будто его и не существовало. Надо было срываться с места сразу же, как мир прекратил мерцать, тогда у меня оставался бы приличный шанс догнать злоумы…

И я бы бросился за ним? Рисковал бы жизнью, которую сейчас сохранил только каким-то чудом?

— Да хоть кто-нибудь меня слышит?!

Плечу заметно полегчало: должно быть, Хэнк смог восстановить равновесие без поддержки. Или…

— Эй!

Нет, колени все-таки подкосились. Осел вниз. Наверное, основной удар пришелся на моего друга, и получается, что он закрыл меня собой. Защитил от… А что это вообще было?

— Ты ранен?

Его ладони зарыты в траву. Свет здесь плохой, не то что вблизи главных аллей, но даже в рассеянных сумерках заметны свежие пятна на прежде безукоризненной белой рубашке. Темные.

Неужели кровь?!

Нет. Пальцы чувствуют влагу, но больше похоже на пот или что-то в этом роде. Вот только разве кто-то потеет жидкостью цвета карамели?

— Хэнк, я должен знать, что с…

— Кто здесь кричал?

Ага, вот и охрана. Как всегда, запоздавшая к раздаче.

— Я кричал. Вы хорошо следите за периметром?

— Сеньор?

Конечно, кому же понравится, когда сомневаются в его профессиональной пригодности? Теперь этот парень запишет меня в личные враги. На крайний случай, в недруги. Но мне все равно, что вдруг подумает какой-то цепной пес.

— Девица. Невысокая, щуплая. Одета, как побирушка. Она не могла просто так выйти за ворота. Возможно, вовсе не выходила с территории.

— И что же с ней не так?

Ну ты еще скрести руки на груди! Не слишком ли много важности для человека в униформе?

— Она только что совершила покушение.

На меня смотрят безразлично и одновременно торжествующе, а потом медленно, смакуя каждое слово, спрашивают:

— И на кого же, сеньор?

Что он себе позволяет? Пользуется тем, что рядом больше никого нет? Зря. Отсутствие свидетелей не помешает мне добиться любого дисциплинарного взыскания. Вплоть до увольнения. Достаточно будет одного только слова. Но раз уж сейчас перевес сил не в мою пользу… Продолжим бессмысленные переговоры. В ожидании лучшего.

— На меня и моего друга.

— Сдается мне, на вас обоих покушалась вовсе не девица, а лишняя пара бокалов. И ваш приятель, в отличии от вас, не пытается это скрывать.

— Ему нужен врач. Срочно!

— Ну да, ну да…

Плюнуть и отправиться на поиски самому? Нет. Хэнка нельзя оставлять вместе с…

— Что тут стряслось?

Ну наконец-то!

— Петер, где тебя носило так долго?

Меланхоличная незыблемость черт сменилась ничуть не более подвижной, но явной угрозой. Не значит ли это, что мое первое предположение насчет исполнителя тоже недалеко ушло от истины? И сейчас, когда он увидел, что попытка не удалась, можно предположить…

Да какая разница?! Важнее совсем другое.

— Хэнку нужна помощь. И чем скорее, тем лучше!

— Какому еще Хэнку?

Он наклонился, словно пробуя заглянуть моему другу в лицо, потом поднял взгляд на меня.

— И собственно, откуда вы знаете, как меня зовут?

Я мог поверить в спектакль, разыгранный кем угодно, но не вечно невозмутимым и по-настоящему далеким от мирских развлечений телохранителем. Должно было случиться светопреставление, чтобы Петер Фойг вдруг поддался искушению пошутить. Тем более, над собственным хозяином. Ну, почти хозяином.

— Петер, хватит дурить. Ему на самом деле нужна помощь.

— Кому?

Он выпрямился и теперь смотрел сверху вниз, что при росте в два с лишним метра было не так уж и сложно делать. Даже рядом со мной.

— Алехандро. Или его ты тоже вдруг не узнал?

— Тоже?

Петер повторил это слово с хорошо ощутимым значением. Примерно так должен звучать, наверное, предупредительный выстрел.

— Сенатор и так не похвалит тебя. Сам знаешь, за что. Хочешь усугубить ситуацию?

Короткий жест рукой, и понятливый охранник отступил в темноту. Достаточно далеко, чтобы не слышать или делать вид, что не слышит наш разговор.

— Какое отношение вы имеете к сеньору Линкольну?

Ну вот, уже даже чужих ушей рядом не осталось, а он все еще продолжает упорствовать в своем… Заблуждении? Упрямстве? Нелепом чувстве юмора?

— Петер. Это не смешно. Мне плевать, какой у тебя приказ на мой счет, но это не значит, что кто-то еще должен пострадать. Согласен?

— Вы что-то путаете, сеньор. Я не получал никаких приказов касательно вашей персоны. Должно быть…

Он презрительно приподнял уголок рта. Левый.

— Кажется, понимаю. Это была хорошая попытка. Можешь считать, она удалась. А теперь уходите по-тихому, пока я не позвонил начальнику охраны. Он вряд ли будет снисходителен к парочке безбилетников.

— Петер, повторяю: это не…

— То, что ты от кого-то узнал мое имя и место моей работы, не дает тебе ровным счетом никаких преимуществ, парень. Я просто не хочу скандала. А он непременно последует, если выяснится, что на закрытую вечеринку проникли те, кого там не ждали.

А громила терпелив. Даже странно. Никогда бы не заподозрил в телохранителе сенатора столько выдержки по отношению к… Безбилетникам, так ведь было сказано?

— Я не нуждаюсь в специальных приглашениях. Меня вносят во все списки, какие только могут быть составлены.

— Вот как? — Он пробежал кончиками пальцев по планшету. — И как же «вас» в них называют?

Если это и впрямь планировалось, как шутка, то она затянулась. И чем дальше, тем большим дураком из нас двоих выгляжу именно я. Особенно называя свое имя тому, кто знает его уже много лет.

— Франсуа Дюпон.

Новый взмах пальцами. Еще один. И еще. На самом же деле проверяет.

— Ничего похожего, парень. Ни в сегодняшней программе, ни в предыдущих. Хочешь, посмотри сам.

Подсуетились и стерли? Ну а как же! Если меня сегодня планировалось прикончить, следы непременно нужно замести. Нет, вычищенные списки — это как раз не удивительно. А что насчет…

— Алехандро дель Арриба там есть?

— Я не буду спрашивать, откуда тебе известно и это имя… Да, есть.

— Отлично! Он может получить помощь, которая ему нужна?

— Разумеется. Если попросит или…

— Так помоги ему!

— Парень, тебе лучше уйти. Пока не нажил серьезных неприятностей. Семья Арриба не любит таких шутников, как ты.

— Я не шучу! Неужели ты сам не видишь?!

Хэнк все еще упирается ладонями в землю, скорчившись так, будто собирается опорожнить желудок. Приходится подхватить его под руки, чтобы поднять.

— Или ты скажешь, что с ним все хорошо?

Петер посмотрел еще раз. Внимательно. Потом повернул лицо ко мне.

— С этим чернявым, может, и не все в порядке, но твоя крыша явно прохудилась.

Чернявым? Что еще за…

Я готов был вылить на телохранителя очередную волну ярости и отчаяния, но в этот момент уткнулся взглядом в затылок Хэнка, безвольно висящего у меня на руках. Темный затылок с короткими завитками.

— Не знаю, перепил ты со своим дружком или накурился не того, но бог с вами. Уходите. Будем считать, что все случившееся — чья-то оплошность. О которой никто не собирается сообщать начальству. Понимаешь?

Темный затылок. А ниже? Что я увижу там?

Наверное, так страшно мне не было никогда, хотя всего-то требовалось продолжать смотреть, постепенно спускаясь с черных, словно обугленных локонов к шее, видневшейся над рубашечным воротом. К коже, что была лишь немногим светлее начищенных до блеска ботинок охранника.

* * *

— Парни ошиблись адресом, только и всего. Пусть идут.

— А если они что-то успели стащить у гостей?

— Разве те, кто приходит сюда, берут с собой ценности? Пара часов, может, бумажник унесли. Не больше. Карманы у них не оттопыривались, по крайней мере, так что, если и утащили какую-нибудь мелочь, пусть будет наградой за дерзость.

Они еще продолжали разговаривать, Петер и охранники на воротах, когда мы добрались до поворота в тихий переулок. Я и… И кто-то, кто должен был быть Хэнком.

Каменная скамья подвернулась как нельзя кстати. Моя вынужденная ноша не шибко помогала мне, но послушно повторяла движения, и беспрекословно опустилась на место для сидения. Улицы Вилла Лимбо освещаются по ночам достаточно ярко, фонарями на солнечных батареях, позволяющими вполне сносно ориентироваться в обстановке и ясно видеть черты твоего спутника, поэтому стоило лишь сделать шаг назад, открывая дорогу свету, чтобы убедиться либо в собственном сумасшествии, либо в том, что с ума сошел весь мир вокруг.

Он был примерно того же роста, тех же пропорций, что и раньше, только перекошен со стороны на сторону, как будто кто-то вдруг взял и потянул за ниточки, сплетенные из мышечных волокон. И даже с лицом случилось что-то похожее: черты поплыли, сместившись где на пару миллиметров, а где на целый дюйм. Как у жертвы сильного огня, плавящего плоть, словно свечной воск…

Да собственно, он и выглядел обгоревшим. Человек, сидящий сейчас передо мной. Обугленным. Только одежда почему-то не пострадала, хотя и насквозь пропиталась влагой, похожей на сукровицу. Но разве можно остаться в живых, потеряв столько внутренней жидкости?

— Хэнк?

Он смотрел, дышал, скорее всего, слышал меня, правда, ни о каком сознании речи не шло. Кукла, и все тут. Но я почему-то продолжал спрашивать:

— Это же ты, Хэнк? Это все еще ты?

Одежда точно была его. Вся до ниточки. До подметок туфель. К тому же он не отходил от меня все то время, верно? Ладонь лежала на моем плече, это я помню совершенно ясно. И потом только вцепилась крепче, когда… Когда «что-то» закончилось.

Мы были рядом. Мы касались друг друга. Его не могли подменить: я не падал в обморок, да и поблизости не могло оказаться ни одной живой души, кроме той полоумной девицы, а она не сумела бы оттащить Хэнка в кусты. Надорвалась бы, в лучшем случае. Одежда, опять же. Не сомневаюсь, что можно пошить на заказ такой же комплект. При достаточном количестве денег все можно устроить. Но зачем, вот вопрос. Только чтобы поменять кого-то с кем-то местами? Допустим. Однако надо быть полным дураком, чтобы решить, будто костюм делает человека, в то время, когда все остальное…

— Ты слышишь меня, Хэнк?

Должен слышать. Даже если не понимает, что за звуки влетают в уши. Коматозники и те не теряют слух, а мой друг далеко не в коме. Мой…

— Хэнк, скажи хоть что-нибудь. Пожалуйста.

Потрескавшиеся губы неохотно вздрогнули:

— Темно… Совсем темно…

Я раздвинул пальцами веки. На первый взгляд, с глазами все в порядке. Но если был огонь или вспышка, все могло случиться. Остается надеяться, что это лишь временное помутнение зрения. Хотя…

А на что я вообще собрался надеяться? И что, в конце концов, произошло?!

— Только не засыпай, Хэнк. Хорошо?

— Не буду…

Голос похож. Чуть хрипит, но похож. Да и остальное. Веса стало меньше, но при такой потере жидкости иначе и быть не могло. Содержимое карманов проверить? На всякий случай?

Ничего неожиданного. Хотя и ожидаемого тоже. Ни кредитки, ни прочих мелочей, по которым можно установить личность. Только горсть монет: Хэнк всегда берет с собой немного, подавать милостыню, если представится случай. Значит, это все-таки он?

Чего я хочу сейчас больше, просто взять и поверить в то, что мой друг по-прежнему рядом, или продолжить сомневаться? Ни то, ни другое. Я хочу для начала найти место со всеми необходимыми удобствами и заполучить врача. Он и мне не помешает, уверен.

— Пойдем. Надо добраться до проезжих улиц и поймать такси.

— Надо добраться… — повторили за мной, безо всякого выражения, но хотя бы не возражая.

Трудно вести, поддерживая, человека, который дико хромает и примерно через шаг практически повисает на тебе тяжестью всего тела. Может, попробовать взгромоздить на спину? Я уже приступаю к выполнению намеченного плана, прислоняя Хэнка к стене дома и поворачиваясь, но вокруг вдруг становится слишком светло для ночного города.

— Чем занимаетесь, сеньоры?

Полиция не дремлет. И даже не спит. Но разве в патрульной машине не должно быть двух офицеров? Или расходы снова урезали? Помню, сенатор недавно мельком упоминал, что муниципальные службы сильно потратились на подведение линии водопровода к первым кварталам Нижнего города, и вплоть до отчета о расходовании средств принято решение урезать расходы, в том числе и на…

Сенатор. Сеньор Джозеф Линкольн, так удачно сбежавший от разговора со мной. Он знал, что случится или подозревал какие-то особые события в «Каса Конференсиа». Был предупрежден и вовремя умчался прочь, оставив Петера проконтролировать происходящее. А тот не нашел ничего лучше, чем… Выставить меня вон.

Не заявить в полицию. Не приказать охране задержать человека, чье имя якобы не внесено в списки гостей или прислуги. Просто выдворить, да еще настаивая на том, чтобы мы с Хэнком убрались быстро и тихо. Он действовал так, словно медлить было нельзя. Словно, задержись мы еще на несколько минут, нам угрожала бы опасность. Новая или все та же.

Та, что вполне может продолжать находиться поблизости.

— Сеньоры гуляют, офицер. Это запрещено?

— Отчего же? По ночам воздух свеж… Особенно для тех, кому он вдруг понадобится.

Принял нас за собутыльников, решивших развеяться? Замечательно.

— Моему другу не слишком хорошо.

— Вижу, — луч фонарика уперся в лицо Хэнка.

— Но он справится.

— Если ему помогут… — задумчиво резюмировал полицейский. — Или уже помогли?

— Не устоял на ногах. Бывает?

— Бывает.

Сделал вид, что согласился. Ну хоть так. Только видно, что ему до смерти хочется заглянуть в карманы нам обоим.

— Значит, помощь не требуется?

— Не стоит беспокоиться, офицер.

— И все же, если не возражаете, — он потянул из машины сканер. — Для вашей же безопасности.

— Конечно, какие могут быть возражения!

С чего это ему вдруг приспичило проверять наши личности? Здесь не тот район, чтобы болтались случайные прохожие, а мы выглядим так, как будто только что вышли из ближайшего дома. Или этот человек вовсе не полицейский, а подручный той малявки, посланный завершить начатое? А сперва, конечно, хочет удостовериться, что на сей раз никакого промаха не случится?

— Вы позволите?

Холодная скользкая лента обвила мое запястье. Ну вот, сейчас все на самом деле закончится…

— Вот дерьмо! Надо будет написать заявление о замене. Но вчера хоть просто барахлил, а сегодня совсем скис. Простите, сеньор, неполадки с оборудованием.

— Какие еще неполадки?

Вместо ответа мне показали экран с короткой надписью: «Информация отсутствует».

Захотелось вдохнуть, глубоко-глубоко, а потом выдохнуть. И только минуту спустя задать себе вопрос: сколько средств и усилий понадобилось тому же Петеру, чтобы стереть матрицу моей «Молли» из центральной полицейской базы идентификационных данных?

— Простите за беспокойство, сеньоры.

— Ничего, офицер. Техника часто подводит.

— Хорошей прогулки!

Волна воздуха вырвалась из-под полицейского «камаро», оттолкнулась от стены, к которой я прислонил Хэнка, и обняла меня. На очень короткое мгновение покоя.

— Все, передохнули, пора двигаться дальше.

Новое пятно света, не такое яркое, как несколько минут назад.

— Такси!

— Сеньоры желают покататься?

Сеньоры желали. По крайней мере, один: Хэнк оставался безучастным к окружающей его действительности, но, слава Господу, был, как любят выражаться врачи, «стабилен». Только немного более горячий, чем положено здоровому человеку.

— Здесь не принимают кредитки, — поспешно сообщили мне, увидев краешек карты.

Ну да, я мог бы догадаться. Это же старая машина, еще с топливным двигателем, хотя очистка хорошая, запаха в салоне почти нет. На такие не ставят платежные коммуникаторы. Подключиться не к чему.

— Я сейчас. Подождите немного.

Банкомат нашелся быстро, вопреки предположениям. Вообще-то, в Вилла Лимбо практически не приняты наличные расчеты, все пользуются кредитками. Все, с кем мне доводилось общаться прежде. Это намного удобнее, чем таскать с собой кучу монет и бумажек. Хотя, как говорят, в краях севернее, чем наш, переводами денег в виртуальном пространстве занимаются намного реже. Потому что слишком велики риски потерять все из-за примитивной и привычной магнитной бури.

Ящик, подключенный к банковским информационным сетям, всегда утоплен в стену дома. Для пущей надежности. Хорошо еще, самому не приходится по пояс залезать в эту каменную нишу, чтобы добраться до слабо светящегося экрана с одним и тем же сообщением на все случаи жизни.

«Вставьте ваше карту в приемное устройство».

Как пожелаешь, жестянка.

«Подтвердите доступ».

Сканер всегда холодный, даже днем, по самому пеклу, а уж ночью…

«Сбой процесса. Повторите подтверждение».

Это еще что за ерунда?

«Сбой процесса. Повторите…»

Не может быть. Запястье не повреждено, никаких посторонних покрытий на коже нет, внутри… Выпитое не считается. Чтобы попробовать сбить с толку банкомат, нужно выпить намного больше, чем удалось мне за прошедший вечер. Да и то не факт, что получится. Не должно получиться, как утверждают техники, настраивающие системы опознавания.

«Сбой процесса. Количество разрешенных попыток израсходовано. Пожалуйста, обратитесь к нам позже».

Сбой, значит? И у полицейского сканер отказался меня идентифицировать. Либо магнитные бури добрались и до наших краев, либо…

Нет. Я себя чувствую прекрасно. Нормально. Обычно. Голова не болит, зрение не притупляется, мышечных спазмов не происходит. Все со мной в порядке. А со всем остальным?

— Какие-то трудности, сеньор?

Ага. Непредвиденные и ужасающие. Добраться до имения не получится. Поискать таксиста, который согласится получить плату по месту назначения?

— Если передумали, я…

— Не передумал.

Горсть мелочи, позаимствованная из карманов Хэнка, тускло сверкнула на моей ладони в свете фонаря. Да, негусто. Но должно хватить.

— Довезешь нас до кайе Оста?

Монеты перекочевали от одного хозяина к другому. Таксист бережно ссыпал их в кассу, разделяя по достоинству.

— Прошу на борт, сеньоры!

* * *