Сейчас или никогда (гет)

Свое первое наказание я получил в ноябре. Ума не приложу, как мне удавалось избегать этого прежде, но факт остается фактом: слизеринцы, отпинав ногами, грубо меня подхватили и поволокли, полубессознательного, к Кэрроу.

— Кто у нас здесь? — протянул он, когда я кулем свалился на пол, и поддел меня острым мыском туфли. Слизеринцы, довольно переглянувшись, вышли. — Кузен Лонгботтома? Что за семейство, а? И вроде чистокровные. Хотя... — Кэрроу брезгливо нахмурился, — черт его знает, сколько в тебе намешано крови. Может, и грязная есть? — Он присел возле меня и схватил за волосы. — Есть в тебе магловская кровь, мальчишка?

— Даже если и так... я от нее не откажусь, — хрипло ответил я, сплевывая на грязные плиты кровь.

— Ах, Амикус, он так привязан к семье! — приторным голосом пропела Алекто. — Круцио!

Ничего. Ни страха, ни боли. Я будто со стороны наблюдал за тем, как мое тело корчится на полу кабинета, и молчал.

— Сильный мальчишка. Избит, еле дышит, но молчит. Все-таки чистая кровь видна сразу. Будь он грязнокровкой, давно бы ползал на коленях и умолял прекратить.

Я сипло рассмеялся, и легкие тут же сотряс приступ кашля. Кровь заливалась в горло, и я с трудом перевернулся, чтобы не задохнуться.

— Не хватало еще, чтобы он сдох здесь. Алекто, приведи его в чувство. Закончим пока с физическим наказанием.

Легкие прочистились почти мгновенно, и я сел на полу, пытаясь отдышаться.

— Не рассиживайся, вставай! — коротко приказала Алекто и добавила: — Детки ждут.

Наказание было предсказуемым, но я все равно ощутил себя так, будто на меня вылили ушат ледяной воды. Медленно поднялся и четко произнес:

— Я не стану никого пытать.

— Тебя никто не спрашивает. Не хочешь, чтобы пытали тебя, пытай сам.

— Я. Не стану. Никого. Пытать, — повторил я.

— Амикус, мне кажется, или мальчишка только что попросил меня применить к нему Непростительное?

— Даже не попросил, а взмолился, — усмехнулся Кэрроу. — Развлекайся, сестренка, — и, опустившись в кресло, расслабленно откинулся на спинку.

* * *

В гостиной Гриффиндора я оказался далеко за полночь. После пытки сначала кое-как добрался до Выручай-комнаты, взывая ко всем известным силам, лишь бы там не оказалось Джинни. Силы меня услышали: Выручай-комната была пуста, так что я провел там какое-то время, заживляя бадьяном раны. И, прихрамывая и держась за поясницу, ежеминутно останавливаясь, пошел к факультетской гостиной.

— Колин, где тебя носило?! — воскликнула Джинни, едва закрылся портрет. Она стояла напротив меня с растрепанными волосами и активно жестикулировала, а глаза казались огромными из-за залегших теней. — Ты понимаешь, что все волновались?!

— Я был в Выручай-комнате, — невозмутимо отозвался я, медленно, чтобы не выдать последствий пытки, обходя ее и опускаясь в кресло. — Проявлял фотографии.

— Тебя не было в Выручай-комнате, — прошипела она. — Ты понимаешь, насколько опасно сейчас бродить по замку одному? Что слизеринцы, что Кэрроу с нетерпением ждут момента, чтобы им попался кто-то один! Чтобы бить и пытать! Ты это понимаешь?

— Ты же видишь, что все в порядке, — прежним голосом продолжил я.

— Я вижу! Вижу, что просто так не находила себе места и уже хотела собирать ОД, чтобы вытаскивать тебя из лап Кэрроу!

— Я вовремя, — усмехнулся я, но, увидев яростный взгляд, добавил: — Все обошлось. Я, целый и невредимый, сижу в кресле в нашей гостиной.

— Тебе же не может быть все равно, — прошептала Джинни, обнимая себя за плечи и ежась. — Не может...

Внутри все перевернулось, и я, стиснув зубы и превозмогая боль, встал и подошел к Джинни.

— Мне не все равно, Джинни, — мягко произнес я, приподнимая ее подбородок. — Конечно, мне не все равно, и ты понимаешь, что говоришь это лишь потому, что злишься. Извини, что заставил тебя волноваться. Я должен был дать знать, что все в порядке.

— Должен был, — кивнула она. — Мерлин, как я волновалась! — и внезапно обхватила меня за шею. Я не успел к этому подготовиться, с шумом втянул воздух сквозь зубы, и Джин мгновенно отстранилась: — Что? Колин, в чем дело?

Я молчал, потому что знал: если сейчас открою рот, первым звуком, который издам, будет стон боли. В глазах Джинни мелькнуло понимание, она побледнела и прижала руки ко рту.

— Они пытали тебя? Тебя?! Не молчи, отвечай!

— Немного, — нехотя выдавил я.

— Немного?! Да ты... Господи, Колин, как... — Она развернула кресло и отрывисто скомандовала: — Сядь.

— Джин, все в порядке, правда.

— Я сказала, сядь! — В ее голосе зазвучал металл, и я подчинился.

Холодные пальцы пробежались по моей голове, по лицу и рукам, исследуя каждый дюйм кожи. Наконец она отстранилась и растерянно произнесла:

— Ничего...

— Бадьян, — пояснил я под внимательным взглядом, и Джинни покачала головой.

— Тебе нужно в больничное крыло. Бадьян не заживляет внутренние повреждения.

— Ничего, пройдет. К Рождеству-то уж точно.

— Ты неисправим, — слабо улыбнулась Джинни и присела на подлокотник, осторожно обхватив меня за шею. — Я же говорила, нам нельзя передвигаться по одному.

— И, тем не менее, я жив и относительно невредим. И даже способен шутить, — подмигнул я и обнял Джинни за талию. Она соскользнула с подлокотника, уместившись на свободном краешке кресла, и заглянула мне в глаза:

— Пожалуйста, не делай так больше.

Как? Не ходить по Хогвартсу ночами? Мерлин, если для того, чтобы ты была так близко, мне нужно подвергаться пыткам Кэрроу, я готов повторить их хоть сейчас!

Ее глаза приблизились к моим, и в горле мгновенно пересохло. Джинни Уизли...

Не отдавая отчета в своих действиях, я подался вперед и коснулся губами ее губ. Ждал чего угодно: что Джинни упрется ладонями в мою грудь, что она соскочит с кресла и убежит в спальню... Но никак не того, что ее губы раскроются навстречу моим, а пальцы запутаются в волосах.

В голове — фейерверк, взрыв эмоций. Руки блуждают по спине, обнимая так крепко, что я всерьез боюсь — врастут в Джинни. Но она лишь крепче вжимается в меня, не прерывая поцелуй, еле дыша, даря ощущение жизни.

Джинни отстраняется и еще раз невесомо касается моих губ. Чувствую себя так, будто меня только что лишили главной точки опоры, и не могу выпустить ее из своих рук. Она ведет ладонью по моей щеке, потом улыбается чуть дрожащими губами, и я вижу слезы в ее глазах.

— Люблю, — вырывается у меня.

Джинни целует меня в лоб, тихо шепчет:

— Спокойной ночи, Колин, — выскальзывает из объятий и скрывается за дверью в спальни девочек.

— Спокойной ночи, — а мой голос в тишине гостиной кажется криком.