Этот больной мир (джен)

Сегодня самым важным местом в доме Клиффордов была комната Геры. Служанки бегали туда каждые пять минут. Приносили, уносили. Дверь неизменно плотно закрывалась, а из-за нее доносились приглушенные голоса женщин. Он говорили наперебой. Иногда их прерывал тихий, напряженный голос девушки.

Афродиту и Афину жутко злило такое внимание в старшей сестре. Геру они ненавидели. В доме никто не любил Геру. Отец вечно выговаривал ей за что-то. Брат делал замечания. Сестры насмехались над ней. Да, Афина и Афродита всеми силами старались довести ее до слез. Но раз за разом добивались лишь того, что она сдержанно кивала им и уходила к себе в комнату, где проводила большую часть времени. Она была не такой как все Клиффорды, поэтому ее не любили. И все равно сегодня отец приказал всем служанкам одеть Геру так, чтобы она была самой красивой. И ее сестры чуть не сгорали от злости и зависти. А Гера с удовольствием отдала бы им все свои красивые платья и отправила всех служанок, если бы не суровый тон отца.

Одна из служанок вплыла в комнату с новой порцией украшений, которые до этого пылились в большой шкатулке фамильных украшений. Складывать все найденные украшения уже было некуда — ими завалили весь стол. На кровать женщины стопкой бросили платья, которые перебирали не меньше часа и, наконец, остановились на одном. Потом на другом. И в итоге Гера стояла в центре комнаты в платье-футляре изумрудного цвета. Служанки то и дело прикладывали к ней то серьги, то бусы, то колье, браслеты, кольца и множество самых разных украшений, от которых у Геры уже рябило в глазах.

Вся эта круговерть порядком ей надоела. Хотелось уже поскорее закончить со сборами и поехать. Куда угодно. Хоть на край света, хоть в гости к Йоркам, хоть на прием к королеве. Ей было уже все равно. Еще недавно она, все так же стоя посреди комнаты, была в одном белье и думала, что не хочет, боится ехать к Йоркам. Находила много причин для страха. Теперь же ей хотелось лишь одного — одной волшебной кнопкой убрать мельтешащих служанок, остановить время. Лечь на кровать и с облегчением вздохнуть, потому что платье сидела на ней так плотно, что дышать можно было только небольшими порциями воздуха.

— Что вы думаете, мисс? — угодливо произнесла пухленькая девушка. Ей на вид не дашь больше двадцати. Всю жизнь ей придется пробыть служанкой, если какой-нибудь богач не заметит ее. Но такое случалось крайне редко. Гера не считала внимание богача везением. Иногда она сама хотела стать служанкой, чтобы не быть скованной нормами приличия и семейными обязательствами и традициями.

— О чем? — устало вздохнула Гера. Она уже не понимала, куда и какие украшения ей вешают.

— Серьги, мисс, — девушка убрала прядь коротких волос Геры за ухо, открывая вид на серьги с изумрудами. — Мне кажется, они неплохо подходят.

— Мне кажется, что мне все равно, — голос Геры звучал тускло и безразлично. — Давай оставим их. Подбери колье и кольца. Только быстрее.

— Конечно, мисс! — девушка кивнула другим служанкам и бросилась к столику искать подходящее колье. В это время к Гере подошли служанки с обувью, как куклу, усадили ее на мягкий стул и стали обувать.

В обычные дни она занималась этим сама. Так служанки обували и одевали только ее сестер. Но этот день рождественских каникул был особенным. Именно в этот день Гера должна быть лучше своих сестер. Именно на нее должны смотреть Йорки. Гера ненавидела быть в центре внимания.

И еще она предпочла бы не знать, почему ей надо находиться в центре внимания. Она и не должна знать. Виновата сама. Пару дней назад она не могла заснуть и в первом часу ночи вышла из комнаты в библиотеку. Гера думала, все уже спят. Однако из кабинета отца лился свет. Гера не подслушивала. Просто у мистера Клиффорда очень громкий голос. И этим голосом он произнес ее имя. Поэтому она и замерла у его двери. И ушла оттуда только спустя час с единственной мыслью: «Как это забыть?» Она никогда и не подумала бы, что отцу могла прийти в голову такая гадкая мысль. После она даже не смогла спокойно спать и ждала день поездки к Йоркам как Судный день.

— Зеленые или черные, мисс? — спросила пожилая служанка Эбби. Одна из самых опытных служанок в доме, она могла понять желание хозяек без слов. Гера одарила ее и ботинки безразличным взглядом. — Конечно, мисс. Оставим черные. Они и смотрятся хорошо, и повыше ножку прикрывают, а у Вас шубка коротенькая. Конечно, оставим черные. Вот и Лиззи вам колье подобрала, — молоденькая пухленькая Лиззи застегнула украшение на шее Геры. — Вот и чудненько. Надевайте колечко. Сейчас позову Кэти, займемся вашими волосами.

— Эбби, — чуть не плача позвала Гера. — Можно быстрее?

— Ну что вы, мисс, — служанка промокнула Гере глаза платком. — Конечно, мы постараемся. Не расстраивайтесь. Сейчас. Где Кэти? — две девушки бросились в коридор искать Кэти. — Волосы у вас короткие, мы их быстренько в порядок приведем. Не терпится к кузенам поехать. Понимаю. Сейчас, мисс. Вы будете самая красивая! Хоть сегодня замуж выдавай.

От этой фразы Гере захотелось разрыдаться в голос. Она осторожно промокнула глаза и глубоко вздохнула. Сегодня ее замуж никто не выдаст. Этого она очень боялась, потому что мистер Клиффорд мог придумать что угодно. Даже выдать замуж свою старшую дочь сегодня же. Без предупреждения. А Гера не хотела замуж. До безудержных слез, до бессильного крика в пустой комнате, до истерик с разбитыми старинными вазами в коридоре не хотела.

В зеркале Гера не узнала себя. Она действительно была красива. Ей сделали макияж: накрасили ресницы, подвели глаза, присыпали веки тенями, смазали острые скулы румянами, подобрали удивительно стойкую помаду, зная ее привычку кусать губы от волнения. Серьги с изумрудами немного оттягивали мочку ушей, колье, поблескивая, лежало на груди. Но выражение лица перечеркивало всю красоту. Покрасневшие глаза смотрели с отчаянием, губы сжались и подрагивали, будто девушка собиралась заплакать.

Она крепко сжала зубы, сцепила пальцы в замок и стала разговаривать сама с собой. Мысленные разговоры помогали успокоиться. От лица неизвестного человека Гера внушала себе, что все не так страшно. Выход можно найти из любой ситуации, даже из самой безвыходной.

В комнату постучали. Дверь приоткрылась, и заглянул лакей, прикрыв глаза рукой.

— Мистер Клиффорд интересуется, скоро ли вы закончите?

— Скоро, — отрезала Гера. Дверь поспешно захлопнулась. — Эбби?

— Сейчас-сейчас, мисс. Последние штрихи, — женщины колдовали расческами и заколками.

Когда образ был закончен, служанки замерли и посмотрели на госпожу. Они явно были довольны своей работой. Сделали из Геры не девушку, а елку. На ней все было зеленое. Зеленое платье. Зеленые украшения. Зеленый ободок. Зеленые кружевные перчатки. Не юная графиня, а рождественская елка. Гера с удовольствием бы сбросила все это и накинула домашний халат.

— Спасибо, — кивнула она. — Идите.

Женщины только схватились наводить порядок, как сразу поспешили удалиться. Гера повернулась к зеркалу и судорожно вздохнула, подавляя рвущиеся наружу слезы. Вид беспорядка в комнате наводил на нее грусть. Бездумно она переставляла баночки и тюбики в ровные ряды, аккуратно складывала кольца в коробочки, сцепляла серьги. Работа рук помогала отвлечься. Гера даже забыла, что надо торопиться.

Не забыли этого остальные обитатели дома.

— Ты идешь? — Афродита бесцеремонно распахнула дверь и с капризным выражением уставилась на Геру. — Сколько можно сидеть перед зеркалом?

— Я забыла положить пудру, — холодно ответила Гера. — Иди. Я найду ее и спущусь.

— Хорошо, поторопись, иначе мы уедем без тебя, — дверь со щелчком захлопнулась. Афродита громко докладывала своей двойняшке, как ей надоела старшая сестра.

Действительно пора было идти. На улице стояли две готовые кареты, громко травили байки кучера. А Гера бродила по комнате и приводила все в порядок, пребывая в странном трансе. Ей было все равно. Казалось, важнее повесить желтое платье на плечики, чем бежать вниз, чтобы не нарваться на гнев отца.

Еще через несколько минут в комнату снова постучали. Потом постучали еще.

— Да, войдите, — эхом откликнулась Гера. Она знала, кто пришел.

В комнату осторожно ступила мать. Высокая, стройная, красивая, но со скромным, немного испуганным лицом. Свои большие зеленые глаза Гера явно унаследовала от нее. Так же как высокие острые скулы и блестящие каштановые волосы. Гера была единственным ребенком Клиффордов, похожим на мать, а не на отца.

— Гера, пойдем, — промолвила миссис Клиффорд. — Твой отец сказал, если ты не выйдешь сейчас, он сам придет за тобой. Давай не будем вызывать его гнев. Идем скорее. Нельзя заставлять родственников ждать.

— Пойдем, мама, — Гера взяла в руки черный клатч и уже взялась за дверную ручку, когда мать заговорила снова.

— Ты взяла пудру? Твоя сестра Афродита сказала, ты искала пудру, — миссис Клиффорд оглядела столик перед зеркалом. — Если не взяла, я дам тебе свою.

— Спасибо, мама. Идем? — она спросила с тайной, бессмысленной надеждой, что мать скажет остаться, никуда не идти. Разрешит лечь на кровать и отправится к Йоркам без нее.

— Идем, — мать была безжалостна. Она хотела, чтобы дочь осталась, но боялась гнева мужа. Энтони Клиффорд был серьезным человеком, который предпочитал, чтобы все шло так, как он запланировал.

Внизу их ждали одетые сестры, брат и мистер Клиффорд, который нервно постукивал тростью по плиточному полу. Месяц назад и он подхватил новую моду лондонской аристократии — трость. Ее считал своим долгом иметь каждый мало-мальски обеспеченный человек. Мистер Клиффорд заказал себе дубовую, черную, лакированную с серебряным набалдашником в виде грифона, символа могущества и власти. Грифон присутствовал и на фамильном гербе. Гера считала, что эта птица внушает страх.

— Ты выглядишь изумительно, — сказал ей на ухо брат, забрав у лакея ее шубу, и помог сестре одеться. — Улыбнись.

Гера растянула губы в улыбке.

— Гера, — глубокий низкий голос отца заставил девушку мгновенно забыть обо всем, — я понимаю, ты женщина, пусть и юная, но это вовсе не значит, что нужно пренебрегать своим титулом. В первую очередь ты графиня Клиффорд, только потом женщина. Изволь помнить об этом сегодня и далее. Ты поняла меня?

— Да, папа. Я поняла, — Гера кивнула, стиснув зубы. В мыслях она, громко крича, срывала с себя платье, украшения и спрашивала, зачем все это, если она в первую очередь графиня, а не женщина. Можно было закутать ее в полотно с фамильным гербом и отправить к Йоркам. Они, несомненно, были бы рады видеть ее. В любом виде.

Внешне же она оставалась спокойна. Шла под руку с братом, чтобы не поскользнуться на почищенной дорожке. Впереди отец вел мать.

Обычно Гера ездила в одной карете с сестрами. Во второй ехали родители и брат. Эти поездки были для Геры привычным делом: сестры посылали в ее сторону надменные взгляды, но не произносили ни слова, поэтому Гера смотрела в окно и погружалась в свои мысли. Очень удобно.

В этот раз Гера очень удивилась, когда брат подвел ее к карете, где обычно ездил вместе с родителями, и подал ей руку, помогая подняться внутрь. Отец в это же время под недовольные стоны двойняшек подвел жену ко второй карете, а потом вернулся и сел напротив Геры. Ей не хватало духу спрашивать, однако она чувствовала — предстоит нелегкая поездка.

* * *

Гилберт по-хозяйски распахнул дверь в свою комнату, медленно прошествовал от двери и упал на кровать. Перевернулся на спину и устроился поудобнее. Под внимательными взглядами друзей вытянул рубашку из брюк, расстегнул манжеты и закатал рукава, поднял воротник, распустил волосы. Приподнялся на локтях и с довольным оскалом уставился на друзей в ответ.

— Ну что, леди и джентльмены, — начал он. — Сегодня нам предстоит встреча с одним стариканом и его овечкой. Вы готовы?

Из-под кровати высунулась Ребекка.

— Ты имеешь в виду Клиффордов?

— Именно, дорогая моя, — парень опустил на нее взгляд, хотел продолжить, как вдруг заметил у подруги в руках журнал. — Ну-ка, отдай. Не для тебя.

— Как не стыдно, Гилберт? — она хихикнула, журнал вернула на место и просто раскинулась на полу, забросив ноги на кровать.

После завтрака весь квартет собрался в комнате Гилберта, чтобы устроить военный совет. За завтраком до них донеслись не самые веселые вести с полей. Мистер Йорк, собираясь вместе с Альбионом в клуб, получил записку. В записке, как потом выяснилось, сообщалось о приезде Клиффордов.

Клиффорды приезжали в гости каждые рождественские каникулы. Гилберт терпеть не мог эти визиты. В этот раз ему представилась чудесная возможность разбавить этот убийственно скучный ежегодный прием. С ним были его друзья, которые всегда рады помочь. И Гилберт не мог упустить возможности. Он отправил друзей в комнату, а сам отправился выяснять подробности, известные лишь группе разведки — отцу и брату.

Выяснилось не много: Клиффорды приедут к пяти часам, останутся на чай и ужин, приедут они всей семьей. Самое главное Гилберт узнал более привычным для себя способом. Когда вышел из отцовского кабинета и плотно закрыл дверь, он бесшумно переступил на месте и устроился у щели между дверью и косяком, откуда сложно было что-то услышать. Но для таких профессиональных шпионов, как Гилберт, не было ничего невозможного. Он с раннего детства подслушивал у этой двери, она стала ему как родная. Это всегда было самым удобным и безопасным способом узнать то, что не доверяют детям. Даже в семье Йорков, где царило доверие, некоторые вещи от детей не скрывали, а просто не говорили.

— Каков план, генерал? — спросил Хьюго. Несколько дней в графском доме привели его в порядок. На первый взгляд Хьюго выглядел вполне прилично. Но сзади волосы у него стояли торчком, на воротнике мятой рубашки высыхало чайное пятно, а носки блестящих, вычищенных ботинок были сбиты.

— Я собрал вас здесь, чтобы выслушать ваши предложения, — высокопарно высказался Гилберт. Он перебирал стопку писем, которые скопились там с Рождества. Столько людей ждало ответа, когда графу было просто лень взяться за перо. Ирма предлагала выступить на ярмарке, Заки и Лохи звали на какой-то подпольный концерт, Карл Фрей расспрашивал о том, как Гилберт проводит каникулы. Глен Гейнор прислала подарок и пару строк с поздравлениями. Письма от Евы Пул, Наоми Мортимер и Харриет Гарланд заставили его самодовольно ухмыльнуться — не только Хьюго писали поклонницы. Литтлхен тоже прислала подарок и какой-то роман на пять листов. Он не представлял, о чем та писала в письме, потому что, не читая, порвал его на мелкие кусочки и высыпал конфетти на друзей.

Хьюго как раз в этот момент что-то говорил.

— …в конце концов ты ведь знаешь эту семейку лучше, чем… Эй! — клочки бумаги осыпали его светлые волосы и погонами легли на плечи. — Ты вообще слушаешь, генерал? Я для кого рассказываю?

— Для них, — безразлично пожал плечами Гилберт, усмехаясь во весь рот.

— Вот баран, а! — Хьюго бросился на друга и успел съездить ему в челюсть прежде, чем был повален на пол. — Помогите! — завопил он, когда Гилберт шутливо принялся его душить.

— Прекратите, ну, — Грег наблюдал за друзьями со стороны, являя собой чистый разум компании, который обычно помогал им не впадать в полную дурь.

— Что? Прекратить? — спросила Ребекка, которую уже тоже включили в драку. На ней лежал Хьюго с довольной улыбкой и щекотал, его самого сзади атаковал Гилберт, желая повторить удушающий захват.

— Ну нет, Механик! Сейчас этот Сквозняк за все поплатится! — Гил, наконец, снова ухватил друга за шею. — Бить меня вздумал, да?

Хьюго весело хохотал, пытаясь высвободиться и хорошенько двинуть Йорку по его графской башке.

— И я буду бить! — Ребекка, пока парни, сцепившись на полу, силились встать, вооружилась подушкой и теперь бросилась в атаку. С размаху заехала Хьюго по лицу, потом по графской заднице и помчалась в сторону Грегори, который еще не был втянут в это безумие.

И вскоре они образовали настоящий клубок на полу. Из подушки полезли перья, когда Ребекка и Хьюго потянули ее в разные стороны. Гилберт, пытаясь атаковать Грега, запутался в собственных волосах и получил локтем под дых от него. Ребекка восторженно визжала, поднятая Грегом к потолку, и приземлилась прямо на пол, чтобы заехать пяткой по самому больному месту Хьюго. Тот сложился пополам и встретился лбом с Грегори, которого уронил на пол и пытался задушить Гилберт.

— Может, хватит, — прохрипел Хупер в безрезультатных попытках высвободиться из захвата Гилберта. — А то я уже хочу двинуть тебе так, чтобы сломать как минимум челюсть.

— А ты попробуй! — азартно откликнулся Гил, отпустил друга и с кулаками наготове встал в стойку.

— Ну, раз вы просите, граф, — Грег выпрямился в полный рост, став сразу на пол головы выше Гилберта, что совсем не умерило его пыл. И парни резко сцепились, готовые драться уже всерьез.

— Эй! — Хьюго втиснулся между ними, чувствуя, как рвется его воротник, когда Гилберт оттаскивал его в сторону. — Прекратите! — ему было тяжело дотянуться до Грега, поэтому он с силой отправил Гила в полет до кровати, где он ударился головой и с таким видом, будто делает одолжение, поднял руки.

Грег нервно смеялся и тяжело дышал.

— Идиоты, — Ребекка уселась на полу, обняв подушку. — Хотели с Клиффордами воевать, а воюете друг с другом.

— Это Нортон начал, — Гилберт лег на кровать и с размаху приложился об изголовье второй раз. Там должна была быть подушка, но ее сжимала в объятиях Ребекка.

— Давайте серьезно, — попросила девочка. Бывало и такое, что ей надоедали все мальчишеские перепалки и сваливание вины друг на друга. Она почти не сомневалась, что Хьюго сейчас, наоборот, перебросит вину обратно на Гилберта.

— Ладно, — Грег обвел друзей взглядом,— Гилберт, что мы имеем?

— В задаче дано, Механик: время, равное пяти часам вечера, время пребывания гостей в доме, равное чаепитию и ужину, количество вещества, вернее, народа, равное всей семье Энтони Клиффорда. В формуле, приложенной к задаче, содержится неизвестная величина — дело, с которым мистер Клиффорд едет к моим родителям. Надо найти эту величину, а так же хороший способ подстроить что-нибудь старшему Клиффорду и его сыну.

— Не так много данных, придется пораскинуть мозгами, — ответил Грегори.

— Принести пистолет? — хохотнул Хьюго, пребывавший в хорошем настроении, хотя еще утром был погружен в свои мысли и отвечал на вопросы невпопад.

— Не смешно, Хью, — отмахнулся Грегори. Он действительно призадумался. Обычно он не фонтанировал идеями всяческих проказ, однако иногда его посещало желание проявить себя таким же хулиганом, как Хьюго и Гилберт. Те умели хулиганить ради смеха. Грегори же в приюте научили только по-настоящему жестоким пакостям. Во втором классе они вместе с одноклассниками украли из кабинета учительницы кошелек и все деньги изорвали в мелкие кусочки. В третьем классе ему самому подложили в рюкзак бутылку дешевого эля, за что он получил суровое наказание — месяц чистил туалеты, а потом отомстил и еще месяц чистил туалеты, но уже вместе с обидчиками. А в пятом классе они подожгли кухню в приюте и около месяца все дети, в том числе и он, побирались на улице, потому что поварам негде было готовить.

Летом, возвращаясь из Академии на каникулы, Грегори опять приобретал жизненный опыт с приютскими детьми, которые за весь учебный год учились чему-то новому. Так он научился курить и подсыпать другим в сигареты всякую взрывающуюся дрянь вроде пороха. Подкладывать осколки его тоже научили. Это особый вид пакости. Разбиваешь прозрачную бутылку, берешь осколок не больше полдюйма, достаточно острый и незаметно бросаешь его в еду врага, что в приютской столовой было очень просто сделать. Один мальчик после такого едва остался в живых, но даже воспитателей это не волновало.

— Пока Механик генерирует гениальную мысль, я готов выслушать тебя, мой быстрый друг, — Гилберт прохаживался по комнате, бросая взгляды то на Хьюго, то на Ребекку.

— Ну, строить козни таким большим шишкам, как Клиффорд, я не умею. Могу только двойняшек заболтать, — Хьюго пребывал в растерянности. Ему предложили слишком сложную задачку. Сделать гадость клерку с соседней улицы — раз плюнуть. Устроить веселье мужику из парламента — нет, Хьюго слишком занят пакостями для клерков, позовите кого-нибудь другого.

— Никакой помощи, — вздохнул Гилберт. — Мы скучно живем, а вы даже не хотите это исправить! Как я мог подружиться с такими занудами?! — с драматизмом Гилберт закатил глаза, а потом покачал головой и обреченно уставился в окно.

В затылок ему прилетела подушка. Он обернулся и встретился с возмущенным взглядом Ребекки. Уперев руки в бока, девушка встала и, казалось, готова была порвать графа на кусочки его древнего происхождения.

— Это ты нас занудами назвал?! Выкручивайся сам тогда. Достал уже, — она подняла подушку, взбила ее и положила на кровать. — Всегда на нас сваливаешь все. Если тебе надо, Гилберт, сделай это сам, приложи хоть немного усилий. Твоя лень переходит уже все границы.

У двери Ребекка обернулась и пнула в сторону мальчишек журнал.

— И убери уже эту порнографию, мне за тебя стыдно! — дверь хлопнула, проводив девушку.

— Ну и вали! — крикнул ей вслед Гилберт, подбирая журнал. — Хью, смотри, какие сиськи.

— Да иди ты! — Нортон отобрал журнал у друга и ударил его им по голове. — Она обиделась. Надо что-то сделать. И вообще, я с ней согласен. Ты совсем обленился. Вот теперь подумай, как попросить у нее прощения и как подстроить что-нибудь Клиффорду. А мы с Грегом пойдем прогуляемся. Пойдем, Механик?

Он рассеянно поднял голову, выныривая из своей задумчивости.

— Что? Нет, Хью, — взгляд Грегори все еще оставался отсутствующим. — Я не хочу, прости.

— Ладно, — с саркастической благодарностью пожал плечами Хьюго.

Хьюго отправился прогуляться. С самого утра ему стало понятно, что обитателям дома нет до него никакого дела. Он прошел мимо комнаты Ребекки, где та беседовала с Крисом. Последнее время те часто общались.

За все эти каникулы радость ему приносила лишь миссис Йорк. Эта женщина хранила в себе столько любви, что ее хватало на пятерых детей, мужа и еще оставалось на гостей. Она поддержала Хьюго, когда он рассказал, что его маму отправили в Африку. И сейчас он подумывал пойти к ней в поисках поддержки. Его останавливал лишь скорый приезд Клиффордов. Миссис Йорк, наверное, готовится их встречать.

Стоило Хьюго выйти на улицу, как ледяной ветер обхватил его, и уши онемели от холода. Вместо привычного капюшона он натянул на уши шапку, которую перед отъездом связала мама. Теплую полосатую шапку с пушистым помпоном. Когда Хьюго надевал ее, ему казалось, это не шапка греет его, а любовь, с которой мама вязала ее.

Выйдя на широкую улицу, Хьюго огляделся. Он еще плохо ориентировался в этом квартале. Знал, где находятся магазины, клубы, салоны, но туда идти не собирался. Гилберт недавно показал им бордель. Тогда впервые в своей жизни Хьюго увидел проститутку. Высокая, с пышными формами, одетая в шубку и высокие сапоги, девушка курила на крыльце. Она подмигнула мальчикам и поманила их пальцем, кокетливо, ускользнув внутрь. Хьюго чуть было не пошел за ней. Его остановила табличка на двери, возвещавшая, что если вам нет шестнадцати лет, то вас не пустят.

Мимо поворота к борделю проехала карета, и прошёл Хьюго. Совершенно бесцельно он шел в каком-то направлении. Прохожие вызывали невольную зависть. Богатые семьи, счастливые дети, у которых есть мать и отец. Парни немногим старше его, зато уже ведущие под руку роскошно одетых девушек. Такие девушки вряд ли обратят внимание на сына простого адвоката, зарабатывающего копейки на мелких процессах.

Подул пронизывающий до костей ледяной ветер. Машинально Хьюго сунул руки в карманы, он никогда не носил перчаток. Сжав кулаки, Хьюго ощутил, как пальцами смял бумагу. Быстро вынул помятый клочок бумаги. Это было письмо от отца. Как всегда, короткое и лаконичное. Нет писем от матери, дома все хорошо, пара вопросов о каникулах и об учебе. Третье или четвертое письмо подряд от отца, на которое Хьюго так и не ответил.

Он чувствовал, что отдаляется от отца, от дома и ничего не мог с этим поделать. Пока там не было матери, Хьюго не желал возвращаться. Никогда у них с отцом не было доверительных отношений, только сплошные требования и попытки соответствовать стандартам. За соответствие — поощрение. Последний раз, когда Хьюго удалось угодить отцу, тот задобрил его новой формой. Дорогой. Отдал за нее большую часть заработанных денег. А Хьюго все равно не получил от этого никакого удовлетворения. Подарок был похож не на одобрение, не на благодарность со стороны отца, а на кусочек мяса цирковой собачке, правильно выполнившей команду.

Снова смяв листок, Хьюго полез шарить по своим карманам в поисках денег. Хотя бы пару пенсов, чтобы хватило на три строчки в телеграмме. Выгреб из кармана брюк горсть мелочи и удовлетворенно пересчитал — должно хватить. Осталось только понять, где тут у богачей находится почта. Есть ли она вообще здесь, если у каждого дома есть парочка почтовиков?

— Извините, вы не подскажете мне, где находится почта? — Хьюго лихо подскочил к мужчине, походившему на слугу.

— Вниз по улице, — ворчливо ответил мужчина. — Там свернешь налево. Третье здание. Маленькое такое. Сначала не заметишь.

— Спасибо, — улыбнулся Хьюго.

— Иди уже, — и мужчина поспешил прочь, всем своим видом показывая, как ему надоели жизнерадостные мальчишки. У Хьюго от такого отношения аж все хорошее настроение мигом испарилось. Он только настроился зацепиться за что-нибудь в разговоре и поболтать с человеком, как его послали. Разговоры действовали на Хьюго лучше любого успокоительного и расслабляющего. Только не такие, в которых собеседник настроен неблагожелательно.

— Иди уже, — недовольно передразнил Хьюго и повернулся, чтобы отправиться вниз по улице.

Как только настроение упало до нуля, стали происходить различные неприятные вещи. Так всегда бывает: испортится настроение, так на каждом шагу еще будет происходить что-нибудь, что испортит его еще больше. Сначала Хьюго поскользнулся и больно шлепнулся на бок, проехав половину улицы. Потом задумался о чем-то постороннем и повернул немного раньше, чем следовало. Угодил лицом в сугроб. Запнулся о бордюр. Поднял руку, чтобы почесать лоб, и обнаружил, что потерял шапку. Пришлось вернуться туда, где упал. Натянул шапку и упал еще раз на задницу.

— Да блять! — не выдержал он и выругался на всю улицу. Не обращая внимания на возмущенные возгласы прохожих, с невозмутимым видом встал, яростно отряхнулся и тяжело пошел по указанному пути.

Почту Хьюго заметил не сразу. Он три раза прошелся мимо третьего дома. Большого, четырехэтажного, многоквартирного. Только потом в глаза мальчику бросилась небольшая пристройка в тени самого дома. Туда вела вычищенная дорожка. У входа сидела большая ухоженная собака, она подозрительно обнюхала Хьюго, а когда поняла, что он не враг, доверительно лизнула его в нос.

Хьюго пришлось ненадолго задержаться, чтобы подарить собаке ласку. Эти чудесные животные будили в нем радость. Большие глаза смотрели с такими доверием и преданностью, что невозможно было не потрепать собаку по голове, не почесать за ухом. Она проводила Хьюго до входа и, явно красуясь, села у двери. Будто говорила: «Я тебя подожду».

Почта оказалась наполнена людьми. После нескольких дней жизни в элитном районе всех здешних людей Хьюго мог определить как слуг. В большинстве своем женщины. Они стояли в очереди, чтобы отправить посылку или купить конверты и открытки. У окошка для отправки телеграммы очереди не было.

— Добрый день, — Хьюго широко улыбнулся молодой блондинке, готовой набрать текст телеграммы. — В Африку телеграмму отправите?

— Да, — ответила она, невольно улыбнувшись в ответ. — Подождите секунду, — блондинка нырнула под стол и тут же вынырнула с листком бумаги. — Вам срочную?

— Нет, — Хьюго хотел бы отправить срочную телеграмму, но у него не хватило бы денег. — Обычную, пожалуйста. Пишите? — он с лукавой улыбкой заглянул в окошко. — Мама. Напиши хоть строчку в ответ.

— Все?

— Да, — он продиктовал адрес и заплатил половину из того, что у него было. На остатки купил открытку, отстояв в огромной очереди. Открытку Хьюго подписал отцу, извинился, что не приехал на каникулы и пригласил проводить его в день отъезда в Академию.

Когда Хьюго вышел на улицу, уже начинало смеркаться. Странно, как зимой быстро пролетал весь день. Еще недавно они завтракали, а потом дрались в комнате Гилберта. А сейчас Хьюго все еще обижается на Гилберта и не особенно хочет возвращаться в дом Йорков.

Он плелся по улице, поглядывая на часы в каком-то неизвестном ему здании. Время близилось в пяти. Скоро должны были приехать Клиффорды. Гилберт убьет его, если он не придет вовремя. И сразу после этой мысли в Хьюго проснулся внутренний Гилберт, который всегда действует так, как ему запретили из чистой вредности. Этот внутренний Гилберт заставил Хьюго развернуться на девяносто градусов и отправиться домой самым длинным путем: через мост, где проходила ярмарка.

В ночной темноте ярмарка горела огнями. Шумел народ. Торговля и развлечения только начинались. Как и положено, ночью разгоралось самое веселье. Хьюго втиснулся в ряды между людьми и пошел вдоль прилавков, где было посвободнее. У лотка с фигурками он остановился. Перед ним стояла вся команда футболистов, за которых он болел с самого детства. Одиннадцать проработанных до мельчайших подробностей фигурок, которые стоили невероятно дорого. У него даже слезы на глаза навернулись.

— Хьюго! — послышался радостный возглас рядом. Потом в его объятия влетела девушка. — Ты как здесь? Ты же говорил, что останешься в Академии. С папой со своим не хотел встречаться…

Элинор замолчала и посмотрела на него.

— Привет, Нора, — он потянулся поцеловать ее.

— Тут мои родители, дурак, будь осторожнее. Мой папа очень строгий!

— Ясно, — Хьюго на всякий случай отстранился. — А я своего отца и не видел. Меня Гил пригласил к себе. Мы с ребятами и поехали. Живем здесь недалеко в доме Йорков. Не упускаем возможность иногда почувствовать себя богатыми и знаменитыми. Сегодня вот должны приехать Клиффорды.

— Это семья Геры? — Элинор выглядела удивленной, словно не знала о родственных связях Геры и Гилберта.

— Да.

— Здорово! — восхищенно ответила девочка, не дав Хьюго продолжить. — А ты много таких знаменитостей видел? Какие они?

— Не знаю, Нора, — отмахнулся он. — Обычные люди, только нос задирают высоко. Ты лучше послушай, куда нас Гил водил…

— Да ладно тебе, Хью, — Элинор обхватила его руки своими руками в колючих перчатках. — Они же такие богатые… Красивые, знаменитые, все о них говорят. Они должны быть особенными!

— Они особенные, наверное. Нора, я не особо с ними общался, — Хьюго за руки притянул ее ближе к себе. — Я же говорю тебе — послушай. Гил нас водил в один клуб. Там тоже люди. Они богаты, но еще не знамениты. Вот они интересные. Ты бы послушала, что они говорят. Когда мы там были, выступал один человек…

— Что за человек? — Элинор быстро нашла глазами родителей в толпе и отметила, что они еще долго будут бродить и можно еще поболтать с Хью.

— Он рассказывал, что возможно сделать так, чтобы никто не болел, — в глазах Хьюго загорелся тот же огонек, что и в тот день, когда они слушали выступление Санатора. — Только представь себе: все здоровы. Не существует даже простуды. Ни рака, ни туберкулеза, ни эболы.

— Да, это классно, — кивнула Элинор. — А ты не думал, что на самом-то деле это только мечты.

— Нет, не думал. У Санатора все распланировано. Пусть не сразу. На это потребуется несколько десятков лет, но это возможно. Уже сейчас где-то в подпольных лабораториях, как он сказал, ищут лекарство от эболы.

— Было бы неплохо, если бы его нашли, — Элинор порывисто обняла его и тут же отстранилась, боясь, что отец увидит. — Тогда твоя мама вернется. Что она пишет?

— Не знаю, — плечи Хьюго резко опустились и все воодушевление пропало. — Я не получал от нее писем с начала зимы. Сегодня сходил на почту, отправил телеграмму. Да и то — обычную. Денег на срочную не хватило. Теперь пока она туда дня четыре, пока обратно неделю. Как каникулы закончатся, так ответ и получу. Если вообще получу, — Хьюго расстроено потер лоб и отвернулся, уворачиваясь от обеспокоенного взгляда Элинор.

— Получишь, вот увидишь, — она ободряюще сжала его ладони. — Просто почта там плохо работает…

— Элинор!

— Я иду, пап! — крикнула девочка в ответ и затараторила Хьюго. — Я пойду. Ты напиши мне завтра. Я хочу до конца каникул сходить в тот клуб. Вдруг удастся послушать Санатора.

— Ладно… — не успел он договорить, как Элинор, быстро оглядевшись, поцеловала его и убежала к родителям. Хьюго оглянулся на прилавок, где недавно стояли футболисты. Пусто. Пока он разговаривал с Элинор, раскупили все одиннадцать штук. Иногда Хьюго даже не знал, что он любит больше: девчонок или футбол.

* * *

После долго приветствия гости, наконец, разделились. Взрослые, а с ними и Эвридика с Дельтой, остались в гостиной пить чай. А детей, по традиции, отправили в Цветочный зал. Гилберта трясло от негодования. Дети. Мистер Клиффорд сказал это с такой снисходительностью. Через год он станет совершеннолетним, а этот богатый ублюдок смеет называть его ребенком. Как же он ненавидел этого старикана! Если бы представилась возможность, он бы обязательно ей воспользовался и основательно подпортил Клиффорду его сладкую жизнь.

И вместе этого Гилберт был вынужден торчать в Цветочном зале, как ребенок, с двумя курицами. Правда, куриц было всего две, а друзей больше. И чего-то все же не хватало. Хьюго загулял. Даже Ребекка остыла через час, а Нортон, по словам дворецкого, ушел гулять. И не появлялся до сих пор.

Чай закончился. И Гилберт с кислым видом очень некультурно жевал пирожное. Крошки сыпались ему на брюки, а нос измазался в креме. Все свои силы он пустил на то, чтобы вызвать негодующий взгляд Афины и Афродиты. Гера пропадала где-то между книжными полками, поэтому Гилберт и забыл про нее.

— Где этот Сквозняк гуляет? — раздраженно бросил Гилберт.

— Вернется он, успокойся, — Грегори невозмутимо сидел, положив руки на стол, и смотрел перед собой. Не копался в своих мыслях, не разглядывал двойняшек или друзей. Просто сидел.

— Когда? — Гилберт не отставал. Ему было не по душе, что кого-то не хватает. Хоть он и раздражался из-за постоянной болтовни Хьюго, ему не нравилось, что тот сейчас гуляет где-то. Когда нет Хьюго, все взгляды девчонок достаются Гилберту, отчего тому становится неловко. А когда Гилберту неловко, он раздражается все больше, начинает вести себя как последняя свинья и повышать голос.

— Не знаю, Гил, прекрати крошиться, — Ребекку тоже уже потряхивало от нервов. Чтобы успокоить себя и отвлечь Гилберта, он подошла к нему сзади и зарылась пальцами в его длинные волосы, которые он на нервах распустил и оставил лежать на плечах.

— Да, Гил, милый, будь аккуратнее, — с улыбкой вклинился в разговор Кристофер. — Ты ведь не хочешь заставлять матушку Ребекку бегать за слюнявчиком, — ядовитые шуточки в стиле Гилберта у Кристофера получались добрыми и не обидными. Гилберт нервно улыбнулся ему, но Крис смотрел на Ребекку. Весело и укоризненно смотрел на Ребекку. Она улыбнулась и показала ему язык.

— А где Гера? — понизив голос, спросил Грегори.

— Бродит где-то там, — отмахнулся Гилберт.

— Может быть, позовем ее к нам? — Грег искренне надеялся, что двойняшки его не слышат.

— Да делайте что хотите, только верните сюда еще Нортона! — Гилберт ударил ладонью по столу, тяжело поднялся и ушел к окну. На его место юркнула Ребекка.

— Сейчас позову, — кивнул Кристофер.

Гилберт, постукивая по подоконнику пальцами, наблюдал, как брат подошел к Гере. Они заговорили. Гера отстранилась, покачав головой. Щеки ее чуть зарделись. Кажется, она не хотела присоединяться к их компании, но Кристофер настаивал. Размахивал руками, улыбался, склонив голову набок, брал за руку. Согласия ему удалось добиться только после того, как он достал сушеную розу из древней вазы, взял в зубы и, опустившись на колено, протянул девочке руку. Когда нет Хьюго, его неплохо замещал Кристофер. Вернее даже не так, где Хьюго точно бы отказали, Кристоферу точно не откажут.

Младший Йорк провел гостью к их столу и позвонил в колокольчик над камином.

— Да, попроси еще чаю, — кивнул Гилберт и бросил взгляд, полный отвращения, на Афину и Афродиту. Те чинно, мелкими глоточками попивали свой чай и ложечками ели крем на пирожных.

Гера присела за стол рядом с Кристофером и нарочно далеко от Грегори. Но тот все равно спросил у нее, как проходят каникулы. И Гера ответила, несмотря на многозначительное покашливание одной из сестер.

— Мне Виола писала, что ты совсем из дома не выходишь, — обеспокоенно говорил Грег. — У тебя нет проблем? В семье все в порядке?

— Все хорошо, Грегори, — едва заметно улыбнулась Гера и снова стала холодна и сдержанна. — Я не люблю зимние каникулы. Отец всегда дома и все становится строже. Мы никуда не ездим вместе. Только к родственникам, поэтому я сижу дома. Но ты не волнуйся, я не скучаю.

—ьЧем ты занимаешься весь день в четырех стенах?

— Читаю, — она пожала плечами. — У нас дома не так много научных книг, но в глубине библиотеки я нашла труды Дарвина. Мне удалось тайком пронести их в свою комнату. Часто мне становится страшно, когда я представляю, что будет, когда отец найдет их.

— Сделай тайник, — пожал плечами Грег и улыбнулся. — Не будет же граф копаться в вещах своей дочери.

— Не будет, — согласилась Гера, печально прикрыв глаза и глубоко вздохнув.

Подперев голову кулаком, Гилберт наблюдал за ними. Каждой твари по паре, пронеслось в его голове. А ему и Нортона не досталось. Ребекка с Крисом обсуждала нечто очень интересное, если судить по энергичным жестам. Они рисовали пальцами в воздухе и кивали друг другу. Рядом, сидя друг напротив друга, с невозмутимыми лицами разговаривали Гера и Грегори.

В очередной раз тяжело вздохнув, Гилберт сел за стол и попытался подключиться к какому-нибудь разговору. Выяснилось, что Кристофер и Ребекка говорят о каком-то предстоящем празднике и на его вопросы отвечать не собираются. Гера рассказывала Грегу, что она вычитала в книгах Дарвина. Здесь еще можно было что-то почерпнуть, поэтому Гилберт налил себе чаю и стал слушать.

Голос у Геры от природы был тихий, и рассказывать она не умела. Часто, слушая ее ответы на уроках Гилберт умирал от скуки, хотя она рассказывала о сложных и, в общем-то, интересных вещах. Во время рассказа она запиналась, задумывалась или начинала очень-очень тихо бормотать себе что-то под нос, а потом снова возвращалась к рассказу. Для Гилберта это было настоящей пыткой. Он снова начал хлюпать чаем и крошить пирожные. За один вечер он съел столько сладкого, сколько кондитерская Логанов не производит за год.

Внезапно в дверях раздался смешок. Гилберт резко оглянулся и подскочил с места. Подбежав к Нортону, он схватил его за грудки и приблизил свое лицо к нему.

— Ты где был, идиот?

— Не твое дело, граф, — улыбнулся он во все зубы и отпихнул друга. — Девушки, вы скучали по мне? — Хьюго, как и Кристофер недавно, вынул из вазы две сушеные розы и направился к двойняшкам, с поклоном вручив им цветы. Девочки кокетливо ему улыбнулись и без лишних раздумий приняли розы.

— Не скучаете по мне на каникулах? — спросил он, отдавая все свое внимание гостьям, будто никого больше в Цветочном зале не существовало. Гилберт подумал, что вечером, когда Клиффорды уедут, хорошо приложит Нортона по голове за такие выкрутасы.

— У меня вот даже и времени-то скучать нет. Постоянно в движении. Гуляем, ходим в клубы, играем. Сегодня столько дел было запланировано, но, как только узнал о вашем приезде, сразу все стал перепланировать. Едва успел. Был на ярмарке. Не выезжали? Нет? Зря. Пропускаете все веселье. Хорошая музыка, дорогие красивые вещи, приятные люди — мне понравилось все. Проходил мимо ювелирного лотка, увидел серьги. Сразу подумал, что они отлично подойдут к твои прекрасным глазам… — он замялся. Сестры не были похожи, но Хьюго все равно умудрялся их путать. — Красавица, — в итоге он выкрутился. — А кого видел, ни за что не поверите! Никаких предположений? Жаль. Французский виконт Луар собственной персоной! ...

Афина и Афродита заворожено слушали его, широко распахнув глаза. Хьюго тараторил. Похоже, он сам не следил, о чем говорит. Говорил — как дышал. Для него это такая же потребность, как будто если он не будет говорить, то у него язык к небу прилипнет и он задохнется. Начиная говорить, Хьюго как будто загорался. Понемногу, как костер в лесу: сначала бросал на пробу пару словечек, а потом с каждой произнесенной фразой разгорался все сильнее. И превращался в настоящий лесной пожар, сносящий все на своем пути.

— Попугай, — буркнул Гилберт себе под нос.

— Это его призвание, — пожал плечами Грегори. — Помнишь, как он в клубе слушал. Мне кажется, однажды и его так же будут слушать.

— Он не доживет, — насупившись, проговорил Гилберт. — До совершеннолетия дожить не успеет, как я его прирежу. С каждым разом этот Сквозняк все больше выводит меня из себя. Съездить бы ему в челюсть.

— Да ладно тебе, — пожал плечами Грег.

— Жаль, тут свидетели есть… — сказал Гилберт и вернулся к сидящим за столом. Ему в глаза случайно бросилось, как Кристофер накрыл своей рукой руку Ребекки. Спокойно так, будто это в порядке вещей. Почему Гилберт вечно пропускает такие вещи? Кто-то сходится, кто-то расходится, а эти события проплывают мимо него, хотя ничего не должно пройти мимо Гилберта Йорка, у которого всюду есть свои информаторы.

— Прошу прощения, — в комнату вошел дворецкий. Гилберт, сдвинув брови, иронично посмотрел на него чрезвычайно многозначительным взглядом. — Мистер Йорк пригласил вас, мистер Йорк, — он почтительно кивнул Гилберту, — и вас, мисс Клиффорд, — кивок достался и девушке, — выпить бокал коллекционного красного вина. Ваши родители желают поговорить с вами и ждут вас в кабинете мистера Йорка.

— Спасибо, Том, — кивнул Гилберт. — Не надо нас провожать, мы дойдем сами, — он посмотрел на девушку, но так лишь опустила голову, поджав губы, словно знала что-то, чего не знал Гилберт.

Проходя мимо Нортона и его подружек, Гилберт бросил полный злорадного удовольствия взгляд на их компанию. Когда в комнате появился дворецкий, двойняшки резко отпрянули от Хьюго, словно тот за одну секунду стал прокаженными. Но стоило дворецкому удалиться, как те снова придвинулись к нему и положили ладони ему на плечи. Какое лицемерие. Гилберт покачал головой, догоняя Геру.

— Что они задумали? — спросил Гилберт, не предполагая, что Гера может знать ответ.

— Не знаю, — она пожала плечами и опустила голову, пряча глаза. Гилберт даже остановился на мгновение. Ему точно показалось, что Гера как-то горько вздохнула, словно знала что-то, чего не знал он. Что-то о том, зачем их позвали в кабинет отца.

— Точно не знаешь? — он снова догнал ее и попытался приноровиться к ее мелким быстрым шажкам.

— Точно, Гилберт, — ответила Гера, посмотрев ему в глаза. — Я не знаю.

И она развернулась, уверенно шагая по коридору. Гилберт нервно усмехнулся — она пыталась врать ему. Ему, человеку, у которого за плечами стаж вранья, равный годам жизни. А пятнадцать лет для такого дела не мало. Гера точно знала, но по какой-то причине не желала рассказать Гилберту.

— Нет, подожди! — он поймал ее за запястье и развернул к себе. — Ты знаешь. Рассказывай.

— Это не то, что ты хотел бы знать, — Гера отвела взгляд.

— Это я сам могу решить, — непроизвольно он сильнее сжал ее руку, отчего Гера только моргнула, но ничем не показала, что ей больно. — Говори, Гера. Только не надо врать.

— Хорошо, — ответила девушка. — Отпусти меня, пожалуйста, я никуда не собираюсь убегать, — Гил разжал пальцы.

Гера размяла руку, немного помялась, глубоко вздохнула и сказала со странной интонацией в голосе, которую Гилберт бы опознал, как страх или подавляемой сопротивление:

— Мой отец хочет, чтобы я вышла за тебя замуж.

Сначала Гилберту показалось, что у него в ушах зазвенело, и он услышал не то. Потом посмотрел Гере в глаза и понял, что все услышал правильно. Внутри все заполыхало от негодования. Этот мерзкий старикан, вечно кричащий на свою страну о своем статусе и тычущий всем в лицо своим титулом, решил все за него. С чего он вообще взял, что Гилберту нужна жена?!

— Кто он такой, черт возьми! — злобно нахмурившись, спросил Гилберт пустоту перед собой. Он отвернулся от Геры и стоял, сжимая и разжимая кулаки. Ему жутко хотелось ворваться в кабинет отца и без лишних слов забрать у старшего Клиффорда его дурацкую трость и засунуть ему ее поглубже. Но сначала можно хорошо двинуть ему этой тростью по надменной роже.

Устроить свадьбу двоюродных кузенов. Как мерзко. Ему бы еще предложили переспать с тетушкой Омегой.

— Ты, надеюсь, не хочешь за меня замуж? — он с опаской заглянул ей в глаза.

— Нет, — она покачала головой.

— Отлично. Я тоже не горю желанием. Пойду, сообщу им об этом, — Гилберт только собрался направиться в кабинет отца. Сделал несколько шагов. И Гера окликнула его.

— Не говори им ничего, — попросила она вдруг. — Отец думает, что я ничего не знаю. Мы не должны ничего знать. Не говори им ничего, пока они сами не скажут.

— Почему я должен молчать?! — возмутился Гилберт. Его негодование достигало апогея.

— Ты подставишь меня. Отец сразу догадается, что я подслушала и рассказала тебе.

— Ладно, идем, — Гилберт глубоко вздохнули и заставил себя успокоиться и немного потерпеть. Совсем немного. Мистер Клиффорд не любит лить воду в разговоре, как и его отец. Скорее всего, им сразу выложат все планы. Тогда Гилберт и позволит всему своему негодованию вырваться наружу, потому что внутри у него и так уже все горело, пылало и кипело.

Атмосфера в кабинете мистера Йорка резко контрастировала с настроением Гилберта. Мужчины лениво разошлись по всей комнате. Мистер Йорк позволил своей жене сесть за свой стол, а сам стоял позади нее. У окна стояли Райан и Альбион. Мистер Клиффорд и его жена сидели на диване. Похоже, до того как Гилберт громко постучал и вместе с Герой вошел в кабинет, Альбион рассказывал всем присутствующим какие-то новости. Он резко замолк на полуслове и с настороженной улыбкой посмотрел на брата.

— Проходите, — мистер Йорк пригласил Геру сесть в кресло. Гилберт предпочел стоять посреди кабинета и сверлить всех по очереди взглядом.

— Нам обещали бокал вина, — коротко напомнил он.

— Том сейчас принесет, — ответил ему отец.

Сразу после этих слов без стука отворилась дверь, и вошел Том с подносом, на котором стояли бокалы. Дворецкий позволил всем взять вино, опустил поднос и молча вышел. Отцы семейств переглянулись, в воздухе повисло напряжение от их безмолвной борьбы. Спустя какое-то мгновение мистер Клиффорд уступил.

— Гера, — мистер Йорк почтительно кивнул девушке, с лица которой сошла вся краска. — Гилберт, вы уже взрослые люди. Через год вы станете совершеннолетними, и вам нужно будет задуматься над своим будущим. Это не так просто…

— Давай по существу, — отрезал Гилберт, заслужив укоризненный взгляд Клиффорда. В ответ на этот взгляд парень только едва заметно оскалился. Если в его семье не принято перечить старшим, то в семье Йорков более свободные порядки, и Гилберт не собирался скрывать это от кого-либо. Лицемерить — не его стиль. Хотя вся светская жизнь — сплошное лицемерие.

— Юным господам просто не терпится вернуться в компанию друзей, Энтони. Не думаю, что их нужно за это осуждать, — сказал мистер Йорк. — Итак, Гера и Гилберт, — Гила ужасно раздражало, что из-за идиотского этикета отец называет его имя вторым. — Каждому человеку нужен надежный спутник в жизни. Под спутником жизни имеют в виду не брата или сестру, не друга, а мужа или жену. Брат или сестра могут предать, друзья уходят и приходят. Однако брак — это навсегда, — несмотря на всю свою продвинутость, мистер Йорк все еще был ярым противником разводов семейных пар. — В связи с этим, Энтони, то есть мистер Клиффорд выступил с предложением. Он предлагает тебе взять в жены его дочь Геру.

— Нет, — отец хотел сказать что-то еще, но Гилберт категорично оборвал его. Его тон был таким, что сразу становилось понятно — спорить с ним бесполезно.

— Почему же, Гилберт? --мистер Йорк поднялся с дивана. — Гера замечательная девушка. Тихая, скромная, понимающая. Лучшей пары не найти. Она сможет стать надежной поддержкой. И вряд ли когда-нибудь станет тебе перчить, — последнюю фразу мистер Клиффорд произнес с легким намеком, который Гилберт понял, но пропустил мимо ушей.

— Потому что я не хочу жениться, — отрезал он, отпивая из бокала значительную часть, будто там была простая вода.

— Это произойдет не сейчас, а через год, когда вы с Герой будете совершеннолетними, — возразил мистер Клиффорд. — За год многое может измениться, вы пока просто находитесь в таком возрасте, что не осознаете этого.

— Вы не поняли, — с поразительным спокойствием ответил Гилберт. Он говорил с чувством, с толком, с расстановкой. Убийственно спокойно. Но каждое слово было плевком в лицо этому старикану. — Я не собираюсь жениться по чьей-либо указке. Я женюсь тогда, когда сам этого захочу. И вас даже в списках приглашенных на мою свадьбу не будет.

Он проигнорировал тихое предупредительное мамино «Гилберт!» и уставился на Клиффорда, выставив подбородок.

— Мы не собираемся категорично заставлять вас жениться, — наконец, снова вступил в разговор мистер Йорк. Он почувствовал, что если не вмешается, то сын может сорваться. — Вам нужно время. Вы пообщаетесь, познакомитесь поближе. Все-таки Энтони не учел того, что раньше вы тесно не контактировали. Думаю, вам нужно время.

— Да, — спешно согласился мистер Клиффорд. — Месяца будет достаточно.

— Нет, Энтони, — мистер Йорк произнес это обычным тоном, но так, что Клиффорд мигом забыл о своем желании скорее выдать дочь замуж. — До конца учебного года. Вас никто не заставляет обязательно соглашаться. Вы попробуете узнать друг друга получше. Летом, в конце июня, дадите ответ. Как ты смотришь на это, Гера? — девушка подняла голову, словно выходя из транса.

— Если Гилберт не против, — тихо сказала она. — Я тоже.

— Я все еще против, — Гилберт залпом допил свое вино и, поставив пустой бокал на стол, скрестил руки груди, упрямо выставив вперед подборок.

— Позвольте мне сказать несколько слов брату, — внезапно сказал Альбион и, не дожидаясь разрешения, вывел брата из кабинета в коридор.

Альбион говорил очень много. О долге, об этикете, об обязанностях. Кажется, ему самому была противна идея жениться на кузине. Он уверял Гилберта. Просил. Объяснял. Приводил примеры. Рассказывал случаи. Еще раз объяснял. Несколько раз. Одно и тоже. Разными словами.

Гилберт его почти не слушал. Но понемногу успокаивался, хотя в глубине души остался неприятных осадок, который когда-нибудь всплывет и сделает всем так плохо, как умеет делать только Гилберт Йорк. Последствия его взрывов можно устранять месяцами. Но последствия такого грандиозного возмущения будут витать в домах обеих семей десятками лет. И Гилберт ни за что не пожалеет.

— Ты понял меня, Гил? — постукивая своей тростью по полу — Альбион тоже подхватил эту моду, — брат смотрел Гилберту в глаза. — Ты согласишься?

— Да, — протянул Гилберт, что прозвучало больше как «Соглашусь, только отстань!»

Братья вернулись в кабинет, и Гилберт с порога заявил.

— Я согласен. В июне я дам свой ответ.

Все заулыбались. Никто даже не обратил внимание, что Гилберт говорит только про себя, не упоминая Геру, словно она не имела никакого отношения к делу. Ему было действительно по-настоящему наплевать, хочет ли она за него замуж, не хочет ли. Его ответ был уже готов, и он готов был идти до конца в отстаивании своих интересов, но жениться не собирался ни за что. Пусть наказывают его, пусть лишают денег, наследства, пусть запрещают выходить из дома. Пусть делают, что хотят, Гилберт не женится. Ни за что.

Все, что следовало после, Гилберт просто стоически терпел. Терпел добрые улыбки матери. Спокойно отвечал на наставления отца. Встречался взглядами с Альбионом и Райаном. Пытался сдержать едкие реплики, когда с ним заговаривал мистер Клиффорд. Немного разбавило его недовольство вино, которое принес Том и незаметно похлопал Гила по плечу.

Они выпили. И снова посыпались наставления. Поздравлять никто не спешил, зато все хотели внести свой вклад в воспитание детей. Гилберт не слушал, его единственной мыслью было поскорее сбежать оттуда. Его единственным желанием было выпить больше вина. Он бросил взгляд на Геру. Девушка сидела подле матери, опустив голову. До невозможности тихая и скучная девчонка, подумал Гилберт. Только бы не влюбилась. И он снова залпом выпил вино. Из пятого по счету бокала.

Их отпустили, когда Гилберт в седьмой раз потянулся к бутылке и, пошатнувшись, едва не выронил бокал. Альбион заметил, что Гилберт и Гера, возможно, хотят вернуться к друзьям. Послав брату благодарный взгляд, Гилберт пропустил Геру вперед и вышел сам.

— Только не думай, что изменю свое решение, — сразу отметил Гилберт, когда дверь закрылась.

— Конечно, что может тебя переубедить, — Гера пожала плечами.

— Ничего, — он расплылся в самодовольной усмешке. — Ты не мой типаж.

Гера посмотрела ему вслед, следя за каждым его движением. Гилберт был похож на дикого кота в своей грации. Вскинув руку, он зачесал волосы пальцами. Повел плечами, расправляя их. Уверенно ступая, шел вперед. От него невозможно было оторвать взгляд, если только не встречаться с его глазами, потому что смотрел Гилберт угрожающе на любого, кого не считал своим другом. Стоило Гилберту, не оборачиваясь, исчезнуть за поворотом, Гера со вздохом направилась в противоположную сторону, к выходу.

* * *

Позади дома находился небольшой парк. Летом, весь в цвету, он радовал глаз и позволял скрыться от чужих глаз. Гера иногда сбегала туда в детстве, когда они приезжали к Йоркам погостить надолго. Там ее никто не находил, поэтому она могла, наслаждаясь одиночеством, сидеть по деревом и разговаривать сама с собой. Однажды об этом прознали ее сестры и долго называли ее сумасшедшей, потому что Гера не любит общаться с людьми. Тогда ее это очень обижало.

А сейчас она уже смирилась с тем, что в одиночестве ей проще разобраться со своими мыслями. Когда рядом никого нет, ей спокойней, и она чувствует себя такой, какая она есть, а не такой, какой должна быть.

Плотный наст скрипел под ногами, дул ледяной ветер. Зимой парк нагонял тоску. Гера представила, как Гилберт с друзьями гуляет здесь. Ей показалось, что в их присутствии парк не кажется заброшенным и далеким ото всех. Гилберт умел украшать все, когда был с друзьями. Он улыбался только рядом с ними. Так открыто, искренне. Его дежурные улыбки всем остальным меркли с той улыбкой, что он посылал друзьям.

Гилберт был лидером в своей компании. Он был лидером везде. Несмотря на деловитость Ребекки, общительность Хьюго, лидером был Гилберт. Именно он умел направлять, отдавать распоряжения, заправлять целым мероприятием. Всем своим видом Гилберт являл решительность, коей не хватало самой Гере.

Если и существует в мире человек, являющийся полной противоположностью Гере, то это и есть Гилберт. Там, где она будет скромно молчать, Гилберт выскажет все. Там, где Гера поддастся, Гилберт будет сопротивляться до последнего. Там, где ей будет сложно сделать выбор, он не будет колебаться. Там, где она в страхе отвернется, Гилберт храбро пойдет вперед. Это все было просто прекрасно, если бы не одно «но». Там, где Гере хорошо и спокойно, Гилберту совершенно скучно.

Одна маленькая деталь останавливала Геру, когда она собиралась улыбнуться Гилберту и заговорить с ним. Она прекрасно понимала: они разные люди. Настолько разные, что рядом с ними небо и земля — одно и тоже, а север и юг находятся в одной стороне.

— Почему все это происходит именно со мной? — спросила Гера у самой себя. Со свистом ветер бросил ей в лицо сноп снежинок, больно заколовших щеки. Даже погода над ней издевается.

Вдруг, словно чтобы продолжить насмехаться, сознание подкинуло воспоминание о том, как она восприняла новость о замужестве. Едва дойдя до комнаты в ту ночь, Гера опустилась на кровать и в шоке просидела без движения несколько часов. Еще утром, когда они собирались к Йоркам, Гера не хотела замуж. Ни за кого угодно, ни даже за самого Гилберта Йорка. Еще утром ей хотелось сказать так же решительно, как это сделал Гилберт в кабинете отца, категоричное нет. Она не хотела замуж. Не хотела отношений ни с кем. Просто не представляла, как кто-то разорвет ее одиночество.

И уже вечером этого дня она печально брела по парку, думая о том самом Гилберте Йорке, за которого ни под каким предлогом не собиралась замуж.

— Нет, — сказала Гера вслух, вдруг остановившись. — Нет. Нет. Нет, — и вздохнула. — Не получается.

У нее получалось говорить нет. И все же ее «нет» звучало просто. Ее «нет» можно было возразить. Когда же Гилберт говорил «нет» возразить ничего было нельзя. Гилберт говорил «нет» всем. Он умел это делать. А вот Гера не могла сказать «нет» отцу или брату. Прекрасно понимая последствия, она не решалась им отказывать.

Подумать только, что было бы, если бы она сказала нет, когда им с Гилбертом объявили об их помолвке. Отец бы надавил. Брат бы помог. На Гилберта, конечно, тоже надавил брат. Но тот согласился лишь для вида. Гера бы согласилась по-настоящему. От осознания этого факта девушка почувствовала неприятное жжение ненависти к себе. Чувство, с которым Гера была знакома с детства. Еще с детства Гера ненавидела себя за все. Любовь к себе была ей незнакома. И в этом она тоже отличалась от самовлюбленного Гилберта.

— Как перестать думать? — подняв голову, Гера. — Как хорошо тем, кто не умеет думать. Как они счастливы…

Курицы! Противные, смазливые, безмозглые курицы! Их бы посадить на насест — через час было бы столько яиц! И перьев, потому что они своим кудахтаньем довели бы всех петухов. Да что там петухи, хозяева курятника к вечеру бы не выдержали этих куриц и сварили бы из них суп!

Хьюго остановился перед зеркалом в прихожей и яростно потер волосы на голове, отчего те встали колючим ежиком. Двойняшки так гладили его по голове, что теперь он выглядел прилизанным пай-мальчиком. Смотреть на такого противно. Только вернувшееся было в норму, настроение испарилось на глазах. Улетучилось в высшие слои атмосферы и отправилось в открытый космос.

Вместо настроения осталось жгучее желание хорошенько пнуть по мячу из одного конца поля, чтобы он пролетел до другого конца. И сесть на стриженый газон, марая в траве футбольные шорты. Сложить руки на груди. И рычать на каждого, кто осмелится подойти ближе, чем на метр. Ни с кем не разговаривать. После кудахтанья двойняшек ему казалось, что он теперь в любом разговоре даже вместо своего голоса будет слышать их.

Резкий порыв ветра ударил его в спину, заставив ускорить шаг. Раздраженно поправив шапку, Хьюго зашагал в сторону парка за домом. Тяжелыми шагами он заставлял снег скрипеть и немного по-садистски наслаждался этим скрипом. Так и хотелось сделать что-то. Пнуть снег. Ударить кулаком в стену. Нет. Пнуть мяч.

Хьюго остановился посреди дороги. Наклонился, будто собрался побежать, и сконцентрировался. Представил перед собой футбольный мяч. Потрепанный. Черно-белый. Мяч. Которым они в Академии играли во время матчей. Который он на каждом матче раз за разом загонял в ворота. Представил. Глубоко вдохнул. Разбежался. И пнул по воображаемому мячу. Поскользнулся, но ловко извернулся и удержался на ногах. Мысленно похвалил себя за такой успех: и воображаемый гол червякам забил, и не упал. Даже настроение поднялось на пару делений от минусовой части шкалы.

Шагая по аллее, подкидывая снег носками сапогов, Хьюго услышал голос, доносимый ветром откуда-то из глубины парка. От любопытства он зашагал быстрее, чтобы посмотреть, кого это вынесло на улицу, когда в доме полно гостей, еды и все сидят кучками.

Голос затих. Хьюго пришлось напрячься, чтобы понять, с какой стороны он его слышал. В парке снова стало тихо, как будто никого и не было. Хьюго уже подумал, ему показалось. Однако он был уверен, что слышал задумчивый голос, каким люди разговаривают сами с собой. Хьюго тоже был склонен к таким порывам болтливости. Иногда, когда ему не доставало собеседника, он начинал говорить сам собой и считал, что лучшего собеседника в мире не существует. Не перебивает, всегда понимает и не обвиняет в надоедливости.

Впереди стояла девушка. Низкого роста, как и Хьюго. В шубке, обмотанная шарфом, на ногах были черные сапожки. Только по этим сапожкам Хьюго и узнал Геру. Она надела шапку и сильно закуталась в шарф, что были видны только большие серые глаза. Выглядела она грустной.

— Эй, Гера! — окликнул он ее. — Что-то случилось?

— Нет, просто вышла подышать свежим воздухом, — ответила она и повернулась в сторону деревьев.

— Такой ветрище задувает, какой воздух, ты что! Простудишься еще! — он встал рядом с ней, подставляя себя порывам ветра. — Точно все в порядке? Выглядишь грустно.

— Все в порядке, Хьюго. Просто немного мечтаю, — она вдруг повернулась к нему и осторожно спросила. — А ты почему тут? Твои друзья в доме.

С секунду Хьюго колебался. Взвешивал все «за» и «против». Мысленно забил несколько голов. А потом так же мысленно махнул рукой и решился. В конце концов, кто он такой для Геры, она выслушает и забудет, а ему хоть немного легче станет. Он не хотел жаловаться, но слишком уж много всего накопилось за последнее время.

— Мне не до них сейчас, — сказал Хьюго. — Сегодня утром Гил немного обнаглел. Ну, это с ним случается иногда. Примерно два раза в день. Обычно утром и вечером. Мы все уже привыкли, но сегодня он меня достал. Ты знаешь, насколько это царская личность? Только приказы способен отдавать, а делать за него все мы должны, — он прошелся немного вперед и вернулся обратно. — У меня и без него заморочек много. Ты же знаешь, что у меня мама в Африке? — Гера утвердительно кивнула и с беспокойством взглянула на него. — От нее нет писем с начала декабря. Ни писем, ни телеграмм. Я отправлял письмо, но оно вернулось обратно безо всяких объяснений. Сегодня, пока обижался на Гила, сходил на почту. Кое-как здесь ее нашел, вы что, совсем туда не ходите? Ну, да неважно. Я отправил телеграмму. Но денег не хватило на срочную. У меня заканчивается стипендия, скоро не смогу и письмо маме отправить. На остатки мелочи отправил отцу открытку.

Он замолк, сунув руки в карманы. Гера стояла рядом с подавленным видом. Ей казалось, что она влезла туда, куда ей не следовала влезать, но было уже поздно. Понятно было, что Хьюго требуется поддержка, а друзьям не до этого. Не понятно, то ли друзья такие плохие, то ли у Хьюго просто не хочет их в это втягивать. Скорее, второе, потому что даже одна Ребекка не походила на безразличного человека, к тому же именно она лучше всего общалась с Хью из их компании. Гера сама не понимала, откуда она знала такие подробности.

— Почему ты не поехал к отцу на каникулы? Может быть, он что-то знает о происходящем в Африке. Его должны информировать как мужа твоей матери.

— Может, и должны, — с каким-то отчаянием пожал плечами Хьюго. — Да мне без разницы как-то. Мы никогда не общались с ним нормально. Он только и делает, что требует от меня постоянно великих свершений. Хьюго, поступи в Академию. Хьюго, закончи семестр с отличными оценками. Хьюго, выиграй все матчи в году. Я везде должен быть лучшим. Достало. А отдыхать я должен? Нет. Пока ты мой сын, ты должен целыми днями торчать на тренировках, в библиотеке, на уроках и забыть о друзьях и развлечениях. И девушка твоя тебе мешает. Когда он узнал, что я с Элинор встречаюсь, сказал расстаться с ней, потому что она не будет давать мне учиться. Кого он хочет из меня сделать, если сам ничего особенного не добился? Ну, закончил он Академию и что? Работает мелким судьей, получает жалкие пенни и раз в год тратит оставшиеся деньги на что-нибудь дорогое. Потом снова копит весь год. И постоянно выговаривает мне о деньгах и богатстве. Как он радовался, когда я подружился с Гилом! А как выговаривал мне за дружбу с Грегом! Не понимаю, как мама с ним сошлась. Мне он жутко надоел.

С удрученным видом Хьюго остановился в паре шагов от Геры. Он сам не заметил, как начал возбужденно расхаживать рядом с ней, пока говорил. Сейчас он не решался поднять на нее взгляд. Было ужасно стыдно за то, что выговорил ей все это. Это только его дело, но стоило ему начать говорить, как остановиться было уже невозможно. Он всегда ругал себя за это, а потом снова начинал болтать. Иногда он не переставал, пока кто-нибудь не затыкал его. И ладно бы просто поболтать — это он любил. Другое дело — жаловаться. Не мужское дело, жалуются девчонки.

— Гера, — произнес Хьюго. — Ты не бери в голову, ладно. Мои проблемы — сам разберусь. Прости, что выговорил тебе все. Забудь, пожалуйста. Извини. Я пойду.

Он потянулся смущенно провести рукой по волосам, наткнулся на капюшон и, развернувшись, поспешил уйти обратно, в сторону дома.

В душе у Геры царило смятение. Ей было действительно все равно, какие проблемы в жизни у Хьюго. Каждый сам должен справляться со своими проблемами. Геру больше волновало то, что Хьюго рассказал про Гилберта.

Конечно, она догадывалась о его эгоизме, но никогда не подозревала о таком. Невольно она представила себе Гилберта, восседающего на троне на возвышении и отдающего приказания. Корона была ему к лицу, но власть портила его, однозначно. Существует на свете вообще достаточно мало людей, которых не портит власть. Однако избалованность Гилберта можно было списать на воспитание. В такой семье, где царит любовь и понимание, где каждый ребенок любимый… Каким был бы Гилберт, если бы был Клиффордом? Нет, он не был бы тихим и забитым, как Гера. Он был бы еще хуже, чем сейчас. Гера поняла это с ужасом. Как и поняла в этот же момент, что Гилберт не перестал ей нравиться. Наоборот, она лишь стала восхищаться его свободолюбием.

— Как же так? — спросила Гера себя.

* * *

Уезжали они уже ночью. Под светом звезд мужчины стояли на пороге дома и ожидали, когда наговорятся женщины. Миссис Йорк никак не могла оставить двойняшек в покое. Вместе с ней над чем-то звонко смеялись Эвридика и Дельта. Никто из них не обращал внимания на Геру, которая витала в своих облаках.

— Дамы, — с доброй усмешкой окликнул их мистер Йорк. — Как будто в последний раз видитесь. Будет еще время наговориться.

— Подожди, папа, — тряхнув кудрями, Дельта приобняла троих сестер Клиффорд за плечи и доверительно что-то зашептала. Гера не слушала. Наверняка это были какие-то советы о моде и мальчиках. Ни то, ни другое Геру не интересовало. Вот если бы Дельта посоветовала, как разобраться в себе и в окружающих, Гера бы много заплатила за такой совет.

— Все, — не выдержал мистер Клиффорд. — Пора.

Миссис Клиффорд сразу подтянулась и посмотрела на дочерей.

— Рады были видеть вас сегодня у нас в гостях, — заговорил мистер Йорк. — Особенно тебя, Гера. Я надеюсь, ты сделаешь правильный выбор, — это прозвучало не так угрожающе, как если бы ей сказал это отец. Мистер Йорк сказал «правильный выбор», имея в виду действительно правильный выбор, каким бы он ни был, а не «правильный выбор» как то, что нужно было ему.

— Я постараюсь, сэр, — покорно кивнула она и улыбнулась. Не годами выдрессированной в ней улыбкой, а искренней и доброй, какой улыбалась только друзьям. Мистер Йорк вызывал у нее симпатию. Как оказалось, этот мужчина только производил впечатление строго аристократа наподобие ее отца. На самом деле он был приятным человеком с относительно мягким характером.

— До встречи, Гера, — Эвридика и Дельта подошли, чтобы обнять ее. Ничего особенного, они всегда так прощались, но каждый раз этот жест с их стороны согревал Геру своим теплом.

Она напоследок оглядела всех Йорков, что вышли попрощаться. Потом подняла взгляд наверх. В одном из окон горел свет. У окна стояли Гилберт и Грегори, смотря друг на друга. Возможно, они о чем-то говорили. Но вдруг оба одновременно посмотрели вниз и Гера поймала взгляды обоих. Гилберт посмотрел лениво и безразлично. Грегори — с беспокойством и участием.

Что это значило, Гера не очень поняла. Устало прикрыла в глаза и села в карету к сестрам, которые готовились обсудить с ней новость о ее помолвке. Кажется, она их не очень порадовала.